Слово о книгах 3. О литературных течениях, творчестве и...

Слово о книгах 3. О литературных течениях, творчестве
и необычных произведениях

Литературу можно сравнить с текущей по ландшафту человеческой культуры рекой. Русло этой реки образуется мейнстримом – основным на данный момент направлением. (Например, в качестве такового сейчас выступает интеллектуальный триллер).
Но эта река не будет глубоководной и широкой, если её постоянно не подпитывать множеством вливающихся ручейков, а по берегам не будут стоять огромные валуны, из-под которых бьют живительные родники.
Столь образно мы изобразили необходимые составляющие любой полноценной литературы. Валуны-первоисточники – это произведения или все творчество авторов, которые основали целое направление, раскрыли нетронутый пласт, в который устремилось множество последователей. Высота их обычно столь значительна, что незримо или напрямую цитируясь, они присутствуют в мире литературы еще очень долгое время после своего появления. К таковым, несомненно, можно отнести, например, Библию, Гомера, «Гаргантюа и Пантагрюэль», Шекспира, ... Из современности - Германа Гессе, творчество Кафки, основателей драмы абсурда – Беккета и Ионеско, Умберто Эко, ...
Ручейки – это необходимые крайности, через текст которых порой очень трудно пробраться и, наверное, в большей степени адресованные собратьям по цеху, чем читателям. Но эти крайности становятся необходимым элементом мейнстрима, который на своем пути обволакивая их, ассимилирует в себя некоторые элементы. В качестве примера можно привести и поток сознания Джеймса Джойса, и творчество Велемира Хлебникова, А. Ремизова, Игоря Северянина, ...

Хотя сразу необходимо оговориться – принадлежность творителя к той или иной «полочке» - чистая условность. Творчество – процесс больше бессознательный.
По-моему, в «Алисе...» высказана совершенно гениальная мысль, когда ищешь что-нибудь нужное, обязательно попадается не то, что ищешь. Поэтому, чтобы найти необходимое, всегда надо искать что-нибудь другое.
Творчество – это вечное «другое». Можно написать план. В этом месте произойдет то-то, в этом – другое, но когда рука начинает водить ручкой по бумаге, почему-то получается совсем не то, что задумал.
Творчество – это пограничное состояние между явью и сном. Бодрствование наяву. И важно не выйти за границу этого сна, полностью отдаваясь течению мысли. Или образов.

«Чистый лист бумаги, чернила, перо внушают мне ужас. Мне кажется, что они составили заговор, желая помешать мне писать. Если удается их победить, «мотор» разогревается, заводится, и голова начинает работать. Но тут важно, чтобы я сам как можно меньше вмешивался в дело, оставался в полудреме. Стоит только задуматься о том, как же действует этот механизм, - и он выключается. А чтобы снова запустить его в ход, приходится ждать, пока он заработает сам, и не пытаться вынуждать его к этому хитростью.»
(Жан Кокто «О себе»)

Со временем уже сам перестаешь понимать, то ли ты управляешь созданными образами, или они действуют самостоятельно, по собственному разумению.
«Однажды Чжуану Чжоу приснилось, что он – бабочка. Он наслаждался от души и не сознавал, что он – Чжоу. Но вдруг он проснулся...
Проснувшись, Чжоу не мог понять: снилось ли Чжоу, что он – бабочка, или бабочке снится, что она – Чжоу...».
***

Творчество любого автора подобно восхождению на гору. Все любят обсуждать первую фазу этого процесса – достижения вершины, забывая о неизбежном последующем спуске. Но речь пойдет не о неотвратимости движения вниз, а о том, что за чаще всего непродолжительный отрезок времени пребывания наверху рождаются произведения значительно отличающиеся от того что было создано до и, если остался срок, будет создано после. Некоторые эту вершину достигают в самом начале пути, некоторым везет больше – Б-г дарует им это перед самой смертью.
Иногда даже кажется, что автор позаимствовал у кого-то как минимум основу, настолько сотворенное по глубине отличается от всего остального. Хотя, вполне вероятно просто выплескивается наружу подспудная работа основополагающего закона бытия - переход количества в качество, и множество деталей, намеков, мыслей, разбросанных по наброскам и ранее написанному, соединяется в единую картину в момент Великого Прозрения. Последнее, как говорил Сократ, наступает, когда один из коней нашей души выбивается из общего строя, и мы на мгновение задеваем высшие сферы, чтобы всю оставшуюся жизнь мучаться воспоминаниями об этом миге.
Концентрация мысли в таких произведениях переходит какую-то неосязаемую черту, и зачастую неоцененные сразу они живут долгой жизнью, периодически становясь востребованными той или иной эпохой.
Попробую перечислить некоторые из таких книг:
«Искушение Святого Антония» Гюстава Флобера;
«Дом, где разбиваются сердца» Бернарда Шоу (есть прекрасная интерпретация этой пьесы в фильме Сокурова);
«Смирительная рубашка» Джека Лондона;
«Синяя птица» Мориса Метерлинка;
«Двенадцатая ночь» У. Шекспира;
«Мастер и Маргарита» М. Булгакова.
Список можно продолжить, но не в этом суть. Где-то я читал, что типичная черта гениев – перепроизводство. Они и сами прекрасно понимают, что введут их в бессмертие 2-3 произведения, но, тем не менее, являют миру еще 30 томов «полуфабрикатов». Хотя, если смотреть на все это с расстояния столетий, «первые часто становятся последними» и один поворот Колеса Времени может привести, пусть собранной из тех же составляющих, но к совершенно иной картине.
Вспомнилась одна притча.

Жил в Древнем Риме, во времена императора Тиберия, один человек, и было у него два сына. Один стал воином и отправился служить на самую дальнюю окраину империи. Второй писал стихи, приводившие в восхищение весь Рим.
Однажды старику приснился сон, будто к нему явился небесный вестник и предрек ему, что слова одного из его сыновей будут известны во всем мире, и много сотен лет спустя люди будут повторять их. Старик заплакал от счастья: судьба была к нему щедра и милостива, ибо даровала высшую радость, какую только может испытать отец.
Вскоре он погиб – пытался спасти ребенка из-под тяжелой повозки, но сам попал под колеса. Поскольку жизнь он вел праведную, то прямо отправился на небеса, где повстречал вестника, явившегося ему во сне.
- Ты был хорошим и добрым человеком, - сказал тот ему. – Жизнь твоя была исполнена любви, а смерть – достоинства. Я могу выполнить любую твою просьбу.
- И жизнь была ко мне добра, - отвечал старик. – Когда ты явился мне во сне, я почувствовал, что все мои усилия были не напрасны. Ибо стихи моего сына будут переходить из поколения в поколение. Для себя мне просить нечего, но всякий отец гордился бы славой того, кого он пестовал, учил и наставлял. А потому мне бы хотелось услышать в далеком будущем слова моего сына.
Вестник прикоснулся к его плечу, и оба они в мгновение ока очутились в далеком будущем – в огромном городе, среди тысяч людей, говоривших на неведомом языке.
Старик опять прослезился от радости.
- Я знал, что стихи моего сына переживут века, - сквозь слезы сказал он. – Ответь мне, какие его строки повторяют все эти люди.

Вестник ласково усадил старика на скамейку и сам сел с ним рядом.
- Стихи, о которых ты говоришь, прославились на весь Рим, все любили их и наслаждались ими. Но кончилось царствование Тиберия, и их забыли. Люди повторяют слова другого твоего сына – того, что стал воином.
Старик воззрился на вестника с недоумением.
- Он служил в одной из далеких провинций, - продолжил тот. – И стал сотником. Он тоже был справедлив и добр. Как-то раз заболел один из его рабов – он был при смерти. Твой сын, услышав, что появился некий целитель, пустился на поиски этого человека. По пути он встретил людей, исцеленных Им, услышал Его учение и, хоть и был римским сотником, перешел в Его веру. И вот однажды утром предстал перед Ним и рассказал, что слуга его болен. И учитель – как называли этого человека – собрался идти за ним. Но сотник был человеком веры и поняв, кто стоит перед ним, произнес слова, которые не забудутся во веки веков:
«Не трудись, Господи, ибо я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой. Но скажи слово, и выздоровеет слуга мой».

P.S. Порядок следования статей:

«Слово о книгах 1. Зачем мы читаем книги?»
 http://www.proza.ru/2006/05/15-04
«Слово о книгах 2. Написанное «что» и написанное «как»
http://www.proza.ru/2006/05/15-223
«Слово о книгах 3. О литературных течениях, творчестве и необычных произведениях»
 http://www.proza.ru/2006/05/19-18

И своеобразное дополнение:
«О преобразовании «чужого» в «свое»
http://www.proza.ru/2006/05/22-13


Рецензии
Я не разделяю вашего мнения о том, что творчество Джеймса Джойса - это всего лишь небольшой ручеек. "Улисс" достоин быть валуном-первоисточником. Во-первых, я встречала аллюзии на роман, хоть и немногочисленные (но это потому, что почти никому не удается также умело пользоваться его главным средствои "потоком сознания", например, в скандальном романе Оксаны Забужко "Полевые исследования украинского секса" мы читаем "Україна - Хронос, який хрумає своїх діток з ручками й ніжками"(нужен перевод?), у Джойса мы читаем "Ирландия - это старая свинья, которая поедает своих поросят" (Ireland is an old sow that eats her farrow). Во-вторых, как я заметила, этот роман хорошо известен на Западе, даже простым людям, гораздно больше, чем у нас. Собственно говоря, причина в том, что роман был запрещен в СССР. В-третьих, я уверенна, что роман достаточно читабельный. Просто люди не умеют его читать. Я, кстати, усиленно занимаюсь ликбезом в этой сфере. Роман нужно читать с Комментарием, будь то оригинал или перевод, не важно. Могу сказать с гордостью, что я некоторым людям помогла по-новому взглянуть на роман.
У меня такое впечатление, что Вы смотрите на "Улисс", как на какое-то собрание стилей, жанров, тоесть сухих форм. А вы замечали сколько там боли?! Сколько чувства?! Тихой грусти... Ни одно произведение не влияло на меня так (эмоционально), как "Улисс".
Трудно читать? А разве бывают серьезные книги с глобальным смыслом, которые легко читать? Я не скрываю, что я читаю и интелектуальные триллеры, и женские романы, но они не меняют меня как личность. "Улиссу" это удалось... Я готова целовать страницы этого романа, и целую... Я готова посвятить жизнь его изучению, как того хотел Джойс.
Процитирую свою курсовую работу:
"Прочитав "Улисс", я поняла что это, на самом деле, роман века. Почему? Потому что после Джойса культура стала иной. После Джойса творить так, будто его не существовало, уже невозможно. Они открыли внутренние реальности, куда более глубокие, чем реальность внешняя. После них эстетическое наслаждение, если последнее слово здесь вообще применимо, уже не может быть обретено мимоходом. Надо трудиться вместе с художником, страдать, как и он, тогда – быть может…"

ПОЭТОМУ НЕ ГОВОРИТЕ, ЧТО ДЖОЙС - ЭТО РУЧЕЕК, НЕТ, ЭТО ОКЕАН!


Яна Дашковская   09.09.2006 01:14     Заявить о нарушении
Яна, день добрый!

Ваш «гнев» направлен несколько не по адресу. «Улисс» - входит в список моих любимых произведений, и я его, также как и вы, знаю достаточно близко к тексту. Более того, я читал не только перевод В. Хинкиса и С. Хоружего, но и опубликованный в 30-е годы в «Интернациональной литературе» (12 глав), который мне почему-то нравится гораздо больше. :)
Почему я не причислил роман к первоисточникам, хотя он, несомненно, оказал определенное влияние на последующий литературный процесс. Естественно, эта точка зрения субъективна, но, скорее всего, потому, что модернизм разрабатывал крайности и нужен был последующий синтез его форм, чтобы породить, в моей терминологии, «валуны».
Посмотрите мою статью «Автор жив! Пока». (http://www.proza.ru/2006/07/03-04) В ней я касаюсь этого вопроса в контексте дискуссии по статье Р. Барта «Смерть автора».

Алхел Манфелд   09.09.2006 12:32   Заявить о нарушении
И Вам добрый день.
Как по мне, то "Улисс" лучше всего читать в оригинале, чем я в данный момент своей жизни и занимаюсь. А по переводу Хинкиса и Хоружего я еще пройдусь, потому что пишу квалификационную работу как раз по переводу "Улисса".
Все-таки, Вы ставите "Улисс" на какое-то второстепенное место в литературе, с чем я никак не могу согласиться. Хотя роман, действительно, елитарный, не для всех.
Все зависит от вкуса читателя: мне, например, нравится разгадывать философские загадки, а не читать бесконечное описание социально-политической жизни, как например, у Золя.
«Автор жив! Пока».
Некоторые взгляды Барта я разделяю, особенно что касается гипертекста. Когда читаешь роман полный ссылок, аллюзий, реминисценций, возникается такое чувство, что ты подключен к глобальной сети. Возникает желание изучить все изнутри. К примеру, мой интерес к Шекспиру идет от Джойса. И к Библии тоже.
С другой стороны, понять произведения Джойса не зная автора и его биографии невозможно.
Мне очень понравилась цитата, приведенная в конце, потому что, как правило, так оно и есть. Генеальные писатели поднимаются выше всяких течений, даже если они сами писали манифесты.
В последнее время я чувствую, что стала рассматривать произведение, как коллекцию цитат. Если есть цитаты, которые мне понравились, вызвали какие-то эмоции, отразили мое душевное состояние, потому что "искусство зеркало, в котором каждый видит самого себя", я счастлива. Если я читаю произведение, и не вижу цитат, которые можно запомнить, выписать, я чувствую некоторое разочарование. Так было недавно, когда я прочитала "Посторонний" Камю... Идея сама по себе интересная, но... Даже не знаю, что это со мной.

Яна Дашковская   09.09.2006 15:53   Заявить о нарушении
День добрый, Яна!

Интересно, а «Поминки по Финнегану» вы тоже в оригинале читаете? :)

Относительно же прямых и скрытых цитат (гипертекста), есть опасность уподобиться одному математику, который каждый раз уходил из университетского кафе голодным, потому что вместо поглощения салата считал объем занимаемый нарезанными в нем овощами. Главное – вовремя остановить аналитическую работу своих мозгов, расслабиться и просто получать удовольствие.
Лично мне больше нравятся «первичные» цитаты, фразы которые можно превратить в афоризмы или точную формулировку определенной мысли.
Посмотрите «Не изданное 3. Мысли и образы А. Камю» или «Не изданное 2». Там с текстами этих авторов проделана такая предварительная обработка.

Алхел Манфелд   09.09.2006 17:43   Заявить о нарушении
До Finnegans Wake я еще не доросла, этот роман входит в мои планы на будущее. Его только в оригинале и можно читать.
"Первичные" цитаты мне тоже нравятся, хотя не всегда можно узнать первична она или нет. Сейчас я читаю ради цитат (и общего смысла тоже) произведения Фредерика Бегбедера. Если интересно, можете посмотреть некоторые результаты моего труда сюда:
http://www.proza.ru/2006/08/15-200

Мне интересно Ваше отношение к комментарию. Постмодернисты, как например, Эко против размещения комментария к их книгам, хотя, мне кажется, что читать "Маятник Фуко" без комментария невозможно.
И вообще любое серьезное произведение, не говоря уж о переводном, должно сопровождаться комментарием. Хотя бы для того, чтобы расширять кругозор читателя.

Прочитав о "Падении" Камю, мне захотелось прочитать это произведение самой. Эх, слишком много книг, слишком мало времни.... Цитаты специально не чиатала, сделаю свою выборку, потом сравним.

Яна Дашковская   09.09.2006 20:00   Заявить о нарушении
Эко, конечно, любит красиво выражаться: «Автору следовало бы умереть, закончив книгу. Чтобы не становиться на пути текста».
Специально заглянул в собрание сочинений. К «Имени розы», тем не менее, прилагаются 50 страниц его «Заметок на полях», которые очень похожи на тот же комментарий, не говоря уже о глоссарии.

Как издатель могу сразу сказать, что общая культура издания книги подразумевает не только вступительную статью об авторе, но и обязательный комментарий. Другой вопрос, что сейчас принято не выделять в тексте комментируемые слова, чтобы не разрушать его восприятие.

А относительно выписок могу опять же отослать к своей статье «О преобразовании «чужого» в «свое».

Алхел Манфелд   09.09.2006 21:36   Заявить о нарушении
На это произведение написано 8 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.