Изнасилование по-немецки

- Айн тикет нах Кассель, битте! – твержу я заранее подготовленную фразу, направляясь от расписания к окошку кассы на железнодорожном вокзале в Ганновере.
Кассирша с первого взгляда угадывает во мне восточную иностранку и, улыбаясь, что-то произносит в ответ. По всей видимости, это какой-то вопрос. Увы, невыспавшаяся и разбитая после двухдневной езды в автобусе, я не разбираю обращенную ко мне немецкую речь, и мне трудно понять, чего от меня хотят.
- Айн тикет нах Кассель, битте! – повторяю я в надежде, что она просто не расслышала. Протягиваю в окошечко сто марок.
Она снова повторяет тот же вопрос, смысл которого выше моего понимания. Самое скверное, что тебя спрашивают о каких-то простых и конкретных вещах типа: Вы хотите того или этого? - но тебе нечего ответить. Откуда мне знать, какие у них тут градации. Мне бы только уехать.
- Вас? – глупо переспрашиваю я и жадно, как с магнитофона, выслушиваю все тот же самый вопрос.
Все слова вроде бы понятны, но все равно я не понимаю, о чем речь. Может, она просит меня показать паспорт? Может, хочет знать, как меня зовут? Может, говорит, что недостаточно денег? Нет, что-то другое, но из той же серии! В отчаянье я прикладываю к стеклу блокнот, на котором я записала время отправления поезда и умоляющим голосом прошу:
- Дер цуг… Их мёхте нах Кассель!
Кассирша перестает улыбаться, поясняет, что ее не интересует время отправления поезда, и в четвертый раз задает свой вопрос. Потом переходит на английский. Но английского я не понимаю совсем!
Я начинаю оглядываться вокруг. Может, я уже опоздала на этот поезд? Или его отменили? Может, я не туда пришла? Может на Кассель надо в другую кассу? Однако других касс в зале нет, я совершенно одна, и помощи ждать не откуда. «Спокойствие, главное спокойствие, - говорю я себе, - надо просто сосредоточиться и внятно сказать ей, что я хочу уехать в Кассель первым же поездом. Как будет по-немецки первый? Эрстер. Их мёхте герне мит эрстер цуг нах Кассель фарен!» – произношу я мысленно, удивленная своему знанию немецкого. Искусственно улыбнувшись, я начинаю:
- Их мёхте… герне… мит эрстер…, - потом останавливаюсь: Правильно ли я употребила падеж? Может, надо сказать «эрстен». Господи, что за идиотизм! Почему так трудно сосредоточиться! К своему удивлению я вижу, что сказанное каким-то чудом подействовало и дело сдвинулось с мертвой точки. Взяв с меня девяносто марок, она пробивает на компьютере билет. Наконец-то!

Я подхватываю свой нелегкий багаж – два чемодана и сумку через плечо, не считая, конечно, маленькой дамской сумочки – и устремляюсь через переходы на свою платформу. Только бы не ошибиться! В ожидании поезда я рассматривать свой билет. На нем куча всякой информации, но нет ни времени отправления, ни вагона, ни места. Это меня мало волнует, потому что поезда проходят чуть ли не через каждый час, а до Касселя ехать всего часа полтора, не больше. И все-таки, о чем она меня спрашивала?

Приходит поезд - по всей видимости мой – я прохожу в вагон и делаю то, что делают остальные пассажиры, то есть, занимаю первое свободное место. Это современный скоростной экспресс, на котором я еще никогда в жизни не ездила. Внутри вагона два ряда купе на четыре человека, без перегородок и со столиками посередине. Я усаживаюсь у окна, напротив меня две немки, которые не обращают на меня никакого внимания. Наконец-то можно чуть-чуть расслабиться. Поезд идет быстро, буквально летит, но скорости совсем не чувствуется. За окном необъятные зеленеющие поля, а в России еще лежит снег. Кругом так красиво, просто не верится! Только бы меня встретили!

Глядя в окно, я снова мысленно перебираю разговор на вокзале. Ну, кто меня учил говорить «Вас?», когда переспрашиваешь! Ведь, правильно говорить: «Ви битте?»

Через полчаса в вагоне появляется контролер в форме:
- Ирен фаркартен, битте
Эту фразу в Германии должен знать каждый безбилетник. Фаркарте – это правильное название билета, но «тикет» они тоже хорошо понимают. Пассажиры протягивают ему свои фаркарты, он их смотрит, компостирует и постепенно приближается к моей персоне. Я держу наготове свою фаркарту, но сердце уже начинает усиленно стучать в ожидании второго контакта. Чую, что сейчас что-то произойдет.
Так и есть! Контролер не удовлетворен моей фаркартой. Что-то в ней не так. Может, я села не в тот поезд? Он что-то объясняет, показывает рукой на вагон и пассажиров, из чего я могу установить, что я не должна здесь находиться. Ну, конечно! Русская, да еще в таком шикарном поезде! Однако как они так быстро меня вычислили? У всех все в порядке, и только у меня одной что-то не так!
Взгляды пассажиров на какой-то миг устремляются в мою сторону. Я сильно краснею.
- Ви битте? – смущенно переспрашиваю я.
Он повторяет то же самое и настойчиво тычет пальцем в мою фаркарту. Слов не разобрать, но смысл тот, что мне здесь не место.
- Их хабе бецальт (я заплатила), - с великим трудом оправдываюсь я.
Он отвечает мне в том же духе, из чего следует, что вина моя только усугубляется, оттого что я заплатила. Я в недоумении. Потом он что-то добавляет, и я улавливаю слово «рехт» - право. Типа, предлагает мне пройти с ним туда, где я могу отстоять свои права.
- Йа, йа! – соглашаюсь я. Сейчас самое время вспомнить о правах человека. Главное, не дать высадить себя из поезда!
Я иду впереди него через три вагона со своими чемоданами и сумкой, которые от переполняющих меня чувств уже не кажутся такими тяжелыми, как раньше. Наконец, мы останавливаемся в вагоне, где относительно мало пассажиров. Контролер указывает мне на пустое купе, смотрит на часы и говорит что-то про «цен минутен». Наверное, чтобы я никуда не уходила отсюда, пока он не вернется через десять минут. Я соглашаюсь подождать здесь десять минут, и он уходит.
Осмотревшись в новом вагоне, я с ужасом вижу, что отдельные редкие пассажиры все полицейские. Где-то в учебнике немецкого я видела раньше эту форму. Только теперь до меня доходит ужасный смысл происходящего - я арестована! Какой-то полицейский, улыбнувшись, подмигивает мне, и я невинно стараюсь отвести свой взгляд в сторону.

Когда же будет изнасилование? – ждет не дождется читатель.
Понятное дело, что сейчас самый подходящий момент. Я совершенно одна, в чужой стране, в незнакомой обстановке, одна против десяти мужчин, которые имеют надо мной власть, и правосудие не на моей стороне. Если бы эти десять полицейских встали и по очереди изнасиловали меня, я бы не очень удивилась. Это, по крайней мере, было бы понятно и потому не так страшно! Но они просто сидели - кто-то разговаривал, кто-то читал газету, и никакого внимания ко мне. И я тоже сидела тут арестованная, и что-то неизвестное и страшное ждало меня впереди!

«Спокойствие, спокойствие, безвыходных ситуаций не бывает! - сказала я себе. – Как-нибудь выкручусь! Надо только взять себя в руки!» Как раз в это время мы проезжали какую-то станцию – вторую по счету от Ганновера – и я запомнила ее название. Тогда я вынула из чемодана и разложила перед собой карту Германии. Мы находились в двух шагах от Касселя! Следующая остановка могла бы быть целью моего путешествия, если бы не... Я заглянула в фар-план, который лежал на столике. Все так и есть: весь путь от Ганновера до Касселя занимает пятьдесят минут. Следующая станция моя. В сердце загорелась надежда: А что если выскочить в Касселе до того, как он вернется! Вдруг, он забыл про меня! Вдруг эти полицейские еще не знают, что я здесь делаю и кто я такая!
 Мне было жалко терять свои вещи, но как сделать, чтобы они не заметили приготовлений к выходу? Вдруг, они остановят меня, как только я возьму свои чемоданы?
Тогда я пошла на хитрость. Я взяла один чемодан и отнесла его к выходу в конец вагона в специальное отведенное для багажа место. Никто меня не схватил за руку. Потом я повторила то же самое с другим чемоданом и вернулась на свое место. Штирлиц все продумал до мелочей. Когда на подъезде к Касселю я встану со своей сумкой, все подумают, что я просто хочу отнести туда же и сумку. Если, конечно, не явится тот контролер!

Все прошло в точности по моему плану. Я схватила свои вещи и в один момент оказалась на платформе в Касселе. За мной не было никакой погони, и я поняла, что несколько переоценила опасность ситуации. На привокзальной площади меня уже встречали.
Впоследствии я показала одному немцу, который говорил по-русски, свою фаркарту:
- Вам это что-нибудь говорит?
- Еще бы! – воскликнул он. – Никогда не покупайте билет в первом классе! У нас в Германии принято, что называется «шпарен», или экономить. Если бы вы выбрали правильный поезд и взяли бы билет во втором классе, то потратили бы не девяносто, а тридцать марок. В первом классе ездят одни идиоты и полицейские. Причем последние, потому что за казенный счет.

Я поняла, чего добивались от меня та кассирша и тот контролер.
Одного я не могу понять. Если ты видишь, что я ни черта не понимаю по-немецки, зачем надо было меня пытать, в каком классе я хочу ехать? Почему нельзя было сразу дать мне билет во втором классе, видя, что я не полицейский и что приехала из бедной страны?
И почему, если ты видишь, что я полная дура и не имею ни какого представления о классах, нельзя было оставить меня в вагоне второго класса, там, где я сидела, тем более что ехать оставалось всего десять минут?