Как это делалось в процессе. Записки защитника. 3

       

       Скандал в «благородном» семействе

       На завтра, наконец, назначено первое заседание суда. По делу объединены два эпизода. Обвиняемых двенадцать. Адвокатов двенадцать, плюс я, тринадцатый, – защитник. Мой подзащитный проходит только по одному эпизоду (назовем его – первым). Ко второму эпизоду он не имеет никакого отношения. И только с материалами этого эпизода он и его адвокат были ознакомлены следователем по окончании предварительного расследования. С материалами расследования другого эпизода мой клиент (как и некоторые из обвиняемых) ознакомлен не был.

       Мне же казалось, что, приняв решение об объединении обеих эпизодов в одно дело, расследование по каждому из которых проводилось раздельно, нужно было ознакомить подсудимых со всеми материалами объединенного (т.е. единого теперь для всех подсудимых) дела. Следователи и суд этого не сделали, тем самым, нарушив право некоторых подсудимых (в их числе и моего клиента) на защиту.
       Наш адвокат, Галина Алексеевна, в принципе, разделяет мое мнение, однако предпринимать какие либо шаги к исправлению положения не собирается. И, тем не менее, что-то подсказывало мне, что сделать это необходимо. Договорились, что на первом заседании суда этот вопрос подниму я.

       И вот судья открывает заседание. Не ожидая оглашения обвинительного заключения, прошу слово. Заявляю о нарушении права моего клиента на защиту и прошу ознакомить подсудимого, его адвоката и защитника со всеми материалами объединенного дела. Судья в растерянности. Пытается нажимать, что наш подзащитный проходит лишь по одному эпизоду и остальные материалы нам читать незачем. Однако, после ссылки Галины Алексеевны на Конституцию, объявляет перерыв и уходит в совещательную комнату. Поразила реакция остальных адвокатов. Они недовольны затягиванием процесса, им некогда! Хотя это нарушение прав касалось и некоторых из их подзащитных.

       Вернувшись, судья объявляет постановление: – ходатайство защитника удовлетворить, предоставить подсудимому и защите все материалы дела для ознакомления (пять томов) на 30 минут. Конечно, это не отвечает положениям УПК, но, как говорится – «с паршивой овцы хоть шерсти клок». Читаем в совещательной комнате. Мое предчувствие оправдалось. В одном из томов дела по второму эпизоду обнаруживаем неизвестно как появившееся там показание обвиняемого Рябцева, якобы уличающее моего клиента. Как потом выяснилось в ходе судебного разбирательства, обвиняемый Рябцев и представления не имел о «своих» показаниях. Более того, суд пришел к выводу, что Рябцев вообще не участвовал в эпизоде, по которому обвинялся мой подзащитный. Ну, не может следователь без жульничества!

       Продолжение судебного заседания началось со скандала. Обнаружилась некоторая загадка.
       При оглашении обвинительного заключения по первому эпизоду, кто-то из адвокатов обратил внимание, что многие ссылки на листы дела в обвинительном заключении, читаемом судьей, не совпадают с нумерацией соответствующих материалов в записях, сделанных обвиняемыми и адвокатами при ознакомлении их с делом в следственном изоляторе. Поскольку для ознакомления все материалы предъявлялись обвиняемым и адвокатам в прошитом и пронумерованном виде, то, полагая, что причина такого несовпадения должна быть выяснена судом, адвокаты обратили на это внимание судьи. На что, получили грубую отповедь. – «Я не знаю, что вы там понаписали; у меня все правильно». И судебное слушание продолжилось, как ни в чем, не бывало. Возражать судье двенадцать адвокатов не осмелились. Промолчал и участвовавший в судебном заседании помощник районного прокурора. Больше в ходе суда этот вопрос не поднимался. Однако, с прицелом на будущее, в этой загадке хотелось разобраться. В чем дело? А ларчик открывался просто!

       Действительно, в утвержденных экземплярах обвинительного заключения, полученных обвиняемыми, было «все правильно» – ссылки на тома и листы дела исправлены от руки чернилами так, чтобы они совпадали с нумерацией соответствующих документов в томах дела, находящихся в суде.
       Однако вы помните, читатель, - у меня имелся утвержденный прокурором экземпляр обвинительного заключения, полученный почти сразу после утверждения. В этом экземпляре, который я впоследствии представил кассационной инстанции, ссылки на тома и листы дела полностью совпадали с теми, которые имелись в записях обвиняемых и адвокатов, сделанных при ознакомлении их в следственном изоляторе.

       Было очевидно, что в промежутке времени от утверждения обвинительного заключения прокурором до рассылки его из суда обвиняемым, совершено грубейшее нарушение закона. Тома дела подвергались расшивке, а их содержимое – «корректировке». Вследствие этого нумерация листов дела была изменена, что и потребовало внесения ее рукописных исправлений и исправлений ссылок. При этом исправления даже не посчитали нужным заверить. Не исключено, что целью манипуляций с делом являлось незаконное дополнение или изъятие материалов в нужном следствию и, возможно судье, направлению. Есть ли основания для такого предположения?

       Анализ прохождения материалов дела по цепочке следователь – прокурор – суд позволял сделать вывод, что расшивка и перекомпоновка томов произведены следователем в период нахождения дела в суде. В самом деле, - сегодня вечером прокурор утвердил обвинительное заключение, а назавтра оно с остальными материалами поступило в суд. Предположить, что манипуляции с делом произведены в период нахождения его в прокуратуре, невозможно. Но ведь невозможно расшить и перекомпоновать дело, находящееся в суде, без согласия судьи. Отсюда очевиден сговор следователя с судьей.

       Предполагая, что при рьяно обвинительном настрое судейства Филонова, который был виден невооруженным глазом, нам придется оспаривать приговор в кассационной инстанции, обнародовать это открытие в ходе суда мы с Галиной Алексеевной не стали, И, как показали последующие события, правильно сделали. Забегая вперед, скажу, что эти доводы защиты явились одним из оснований к отмене вынесенного приговора кассационной инстанцией.

       А суд тем временем через пень-колоду продолжался. Нарушается одно из главных условий судебного заседания, – его непрерывность. То заседания суда прерываются, потому что не являются потерпевшие, то отправляется в отпуск кто-либо из двенадцати адвокатов. От начала судебного заседания до вынесения приговора прошло 85 дней. За это время проведено 18 заседаний суда, средней продолжительностью около 3-х часов каждое. Это означает, что общая продолжительность судебного разбирательства составила всего 9 рабочих дней. Коэффициент полезного действия суда, пожалуй, меньше чем у старинного паровоза.

Продолжение в "Как это делалось в процессе. ч.4,5.