Марина Цветаева в американских переводах

Вестник Ленинградского государственного университтета имени А. С. Пушкина  Научный журнал № 5 (19) серия филология ,Санкт- Петербург,2008
Журнал входит в перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК РФ для публикации результатов докторских исследований

Свидетельство о регистрации :ПИ № ФС77-23714



Марина Цветаева в американских переводах Мэри Джейн Уайт 1988 г. (Miles devoted to Anna Akhmatova)  (стр. 180-190)


                The greatest poet in the twentieth century
                was a woman. ( И. Бродский)



Двадцать лет назад, в 1988 году, в США в издательстве Holy Cow! Press при поддержке The National Endowment for Arts in Washington, D.C. вышла книга под названием STARRY SKY to STARRY SKY (буквально Звёздное небо Звёздному небу). Издание содержало поэмы Мэри Джейн Уайт и выполненные ею переводы на английский язык 2-х циклов стихов Марины Ивановны Цветаевой «MILES», посвящённые Анне Ахматовой.
 
       Статистический анализ переводов Марины Цветаевой показал, что американской поэтессе были известны произведения Марины Ивановны периода 1917-1920 годов, которые в русских популярных изданиях представлены недостаточно, за исключением четырёх стихотворений от 7 февраля 1917 года, 23 мая 1920 года и двух четверостиший, написанных Цветаевой 14 августа 1918 года. Кроме того, обнаружилось, что ранние произведения1916 года, представленные в российских изданиях, американке не были известны.

Сложив все опубликованные стихи Цветаевой, посвящённые Анне Ахматовой, мы получили цифру 56. Пик интереса Марины к Ахматовой приходится на 1916 и 1918 годы, менее – на 1917 год и 1920. В 1919 году Марина посвятила Анне всего два стихотворения. Анна Ахматова лишь в 1940 году заметила Марину и отозвалась поздним стихом, названным в американском переводе “A late reply”. Мэри Джейн Уайт в 1978 году, будучи анонимным членом делегации от Iowa City, имела возможность задать несколько вопросов об Анне Ахматовой Иосифу Бродскому, который отметил её скромность при сравнении с Пушкиным и Цветаевой –« She used to say that In comparison with [Pushkin] and Tsvetaeva I am just a little cow. I am a cow,’ that’s what she used to say.” Рекомендуя российскую поэзию для чтения американцам, Иосиф Бродский тогда же в первую очередь назвал имена Ахматовой, Мандельштама и Цветаевой, добавив при этом, что величайшим поэтом 20–го века была женщина. И это была Марина Цветаева! - Well, if you are talking about the twentieth century, I’ll give you a list of poets. Akhmatova, Mandelstam, Tsvetaeva (and she is the greatest one, in my view. The greatest poet in the twentieth century was a woman).


По свидетельству самой Мэри Джейн Уайт, переводы сделаны ею на основе русскоязычного американского пятитомного издания под редакцией Александра Сумеркина (The translations are made under license from Russica Publishers, Inc., 799 Broadway, New York, N.Y., from their five-volume Russian lan¬guage edition of Tsvetaeva's work, edited by Alexander Sumerkin.). При составлении биографии поэтессы и комментариев Мэри Джейн Уайт использовала англоязычные издания Симона Карлинского, мемуары дочери Марины Цветаевой Ариадны, письма и литературные обзоры (Simon Karlinsky, Marina Tsvetaeva, The Woman, Her World, and Her Poetry (Cambridge: Cambridge University Press, 1985), p. 72. , Ariadna Efron, Stranizi Zosponianii («Strange Memories»), in Lev, 1979, p. 107. , Letter to George Ivask. , Joseph Brodsky, «Questions and Answers after Brodsky's Reading, 21 February 1978,» Iowa Review 9(4): 4-5.) Переводчице было известно, что Цветаева завершила рукопись своих стихов цикла, посвящённого Ахматовой, в декабре 1920 года и опубликовала её в двух московских изданиях 1921 и 1922 года. (In December of 1920 she com¬pleted the manuscript translated here, which was published then in Moscow in two editions, one in 1921, the second in 1922). Как считает автор и переводчица, именно эти публикации послужили началом долгой дружбы Цветаевой с Борисом Пастернаком, писавшим Марине в 1922 году после её отъезда из Москвы в Берлин следующие строки (в переводе на английский язык) : « Dear Marina Ivanovna! I have just been reading to my brother Vasha with trembling in my voice —“I know I will die when the light breaks! At which break,” — it was as if some strangeness had run like a wave up my throat, filling it to sob¬bing, so at last it burst open, and when I went on to try to read from the poem, “I will tell you about a great fraud,” I was, as Vasha himself was, hurled back, and then when I carried myself on to “Miles and miles and miles and dry bread,” the same thing happened again.

You are not a child, my dear, golden one, my incomparable poet, and I hope you understand what this means in our time to the cream of poets, both men and women, not just to those who belong to our trade union, and not just to the cream of imagists, but to the cream of our most un¬blemished talent, such as Mayakovsky and Akhmatova.»

Итак, в американском издании переводов Марины Цветаевой в исполнении Мэри Джейн Уайт слиты воедино имена талантливейших российских поэтов начала 20 века Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, Иосифа Бродского, Бориса Пастернака. Поистине к ним применима метафора переводчицы- STARRY SKY (Звёздное небо). Однако не менее талантлива сама переводчица Mary Jane White. Вот какие отзывы о ней содержатся в издании: “Mary Jane White’s poems have, in their own wonderful way, both stern composure and emotional daring; it’s no wonder, then, that she has turned her hand to translating Marina Tsvetaeva. Both parts of this book are treasures. Here’s a volume that can be read hard and savored long.” (William Matthews) , “Mary Jane White and Marina Tsvetaeva — co-conspirators in culture. Congratulations, Marina! . . . You’ve found your translator.” (John Glad, co-editor, Russian Poetry: The Modern Period).

Обратимся к личности переводчицы:
MARY JANE WHITE was born and raised in Charlotte, North Carolina. She has earned degrees from Reed College and The Uni¬versity of Iowa Writers Workshop and studied law at Duke Univer¬sity and The University of Iowa. Her poetry and translations have received many awards, most recently N.E.A. Fellowships, in 1979 for her poetry and in 1985 for her translations. Her work has ap¬peared in The American Poetry Review, The Iowa Review, Crazy Horse, and Russian Poetry: The Modern Period, an anthology of translations. She practices law at her home between Canoe Creek and the Sattre Store, north and east of Decorah, Iowa. (Starry sky to starry sky, Holy cow press-, 1988/-c. 93). Итак, выпускница университета штата Айова, юрист по образованию, лауреат многочисленных премий в области литературы и перевода, автор публикаций в изданиях The American Poetry Review, The Iowa Review, Crazy Horse, and Russian Poetry: The Modern Period и в антологии переводов.
В числе 15 крупных публикаций поэтессы в США находим издания переводов Марины Цветаевой, которые были осуществлены, по словам автора, с помощью нескольких русскоязычных авторов - Елены Сокол, Джона Глэда, Дэбры Эриксон и др.(My thanks also to Elena Sokol, John Glad, and Daniel Weissbort, who each encouraged and supported my interest in translating Russian poetry. Debra K. Erickson, then a Russian-language graduate student at The Uni¬versity of Iowa, read the translations and saved me from many early er¬rors. Special thanks are due Dr. Nicholas Luker of Nottingham, England; Dr. Simon Karlinsky of Berkeley, California; and Mr. Alexander Sumerkin of Russica Publishers, Inc.; who each read the translations with consummate care and saved me from late errors of understanding and un¬intentional departures from the original.) До издания Starry Sky Мэри Джейн Уайт публиковала переводы Цветаевой с некоторыми вариациями в The American Poetry Review (Part I of “Miles,” together with the Preface to Translation), в An International Anthology of Poetry and Prose, в Willow Springs: Part II of “Miles”.

Помимо переводов в книге представлены дополнительные материалы, связанные с биографией Цветаевой, перечень основных дат её жизни и творчества, библиография и портрет Марины 1917 года. Биография русской поэтессы на английском языке полезна исследователям метапоэтики, поскольку в ней имеются сведения о литературном окружении Цветаевой в разные годы и оценки её творчества известными литераторами России начала и первой половины века. Приведём выдержки из «Предисловия к переводам» в порядке их представления в тексте.

Об издании первой книги в 1910 году, посвящённой Вл. Найлендеру, с которым была помолвлена Марина в 15 лет:
Motherless, Tsvetaeva began her own life precociously, by en¬gaging herself at fifteen to Vladimir Nilender, a museum associate of her father’s and a man eight years her senior, and then by pub¬lishing her first book, secretly, at her own expense. In 1910 a scan¬dal involving Nilender’s friends caused Tsvetaeva’s father to lose his position as curator of the Rumiantsev Museum, and Tsvetaeva was ordered to break off her association with Nilender. Tsvetaeva pub¬lished her first book, as she has explained, “for reasons alien to lit¬erature, but related to poetry, as a substitute for a letter to a man with whom I was denied the possibility of communicating in any other way.” This collection, Evening Album, published in 1910 in an edition of five hundred copies, every one of which Tsvetaeva consigned to a single, obscure Moscow bookstore, drew reviews from no less than four noted Russian poet-critics, Bryusov, Gumi-lev, Shaginyan, and Voloshin, and quickly established her presence on the Moscow literary scene.

О встрече Марины с критиком М. Волошиным в Коктебеле в 1911 году:
The engagement to Nilender was not as durable as the success of the book, so Tsvetaeva took herself to the Crimea, to visit the Kok-tebel retreat of Voloshin, the critic most responsible for her new reputation.

О признании таланта Марины в Санкт- Петербурге и её тщетных надеждах на встречу с Ахматовой:
       A relatively happy period of family life, writing, and recognition predated the Russian Revolution, capped by a gala reading by Tsvetaeva in St. Petersburg in 1916. Tsvetaeva hoped that Akhma¬tova, her idolized, slightly senior rival, would attend, but she did not. Tsvetaeva attempted a correspondence with Akhmatova which fell off as heavily one-sided — Tsvetaeva’s unanswered adora¬tion. The double-cycle of poems, Miles, translated here, was writ¬ten between 1917 and 1920 and dedicated to Akhmatova, the greatly admired, but still unmet, literary “sister.”

 Об издании рукописи цикла стихов, посвящённых Ахматовой:
In December of that year she com¬pleted the manuscript translated here, which was published then in Moscow in two editions, one in 1921, the second in 1922.

О дружбе с Борисом Пастернаком и его письме к Марине в 1922:
This collection, her third, occasioned a lifelong friendship with Boris Pasternak, who wrote to her after she left Moscow in 1922 for exile in Berlin:
Dear Marina Ivanovna!
I have just been reading to my brother Vasha with trembling in my voice —“I know I will die when the light breaks! At which break,” — it was as if some strangeness had run like a wave up my throat, filling it to sob¬bing, so at last it burst open, and when I went on to try to read from the poem, “I will tell you about a great fraud,” I was, as Vasha himself was, hurled back, and then when I carried myself on to “Miles and miles and miles and dry bread,” the same thing happened again.
You are not a child, my dear, golden one, my incomparable poet, and 1 hope you understand what this means in our time to the cream of poets, both men and women, not just to those who belong to our trade union, and not just to the cream of imagists, but to the cream of our most un¬blemished talent, such as Mayakovsky and Akhmatova.

Об успехе Марины в Париже и Лондоне и переписке с Рильке:
She was welcomed and acclaimed by the Russian exile community and
gave well-attended readings in 1926 in both Paris and London. She also
began a correspondence with Rilke that year which continued until shortly
before his death.

О состоянии Марины, лишённой общения с коллегами и читателями в России, об отношении к Маяковскому:
In 1928 Tsvetaeva suffered a falling-out with her fellow exiles over the issue of the Soviet poet Mayakovsky, whom she praised, nonpolitically, for his “strength.” This left her doubly bereft, as she well realized by 1933 when she wrote:
I went abroad in 1922 and my reader remained in Russia where my poems no longer penetrated. . . . And thus, I am here without readers; in Russia, without books.

О падении популярности среди эмигрантской публики и попытках вернуться в Россию, о сохранении архива документов и произведений в Швейцарии:
Tsvetaeva, shunned since 1928 by the exile literary community, fell further victim to guilt by association. For eighteen months she struggled on in Paris. In 1939, urged by her son, she made plans to return to the Soviet Union. On the way Tsvetaeva stopped in Basle, Switzerland, to deposit the bulk of her papers and unpublished work.

Оценка американской переводчицей цикла стихов Марины Цветаевой, посвящённых Анне Ахматовой, и свидетельства И. Бродского:
The double cycle Miles, translated here, marks the beginning of Tsvetaeva’s mature work upon which her present narrow but high reputation rests. In 1978, years after Tsvetaeva’s death, as an anonymous member of an Iowa City audience I had the opportu¬nity to ask Russian-born poet Joseph Brodsky several questions about Anna Akhmatova—whose reputation remains wider than Tsvetaeva’s. Akhmatova and Brodsky were acquainted in Moscow when she was a very old woman and he a young man. He confessed that they had gossiped, as poets will do, about other poets, but that Akhmatova then “was awfully humble. She used to say that In comparison with [Pushkin] and Tsvetaeva I am just a little cow. I am a cow,’ that’s what she used to say.” 1 think now of what Tsvet¬aeva might have given to have been eavesdropping then!
Well, if you are talking about the twentieth century, I’ll give you a list of poets. Akhmatova, Mandelstam, Tsvetaeva (and she is the greatest one, in my view. The greatest poet in the twentieth century was a woman).

О встрече двух женщин- поэтов в 1939-1940 г(?) и стихотворении Ахматовой как отклике на эту встречу:
Tsvetaeva met Akhmatova during this period, briefly, for two days, in Moscow, perhaps in 1939, perhaps in 1940. Akhmatova has written a poem about their meeting, which is also translated here and appears after the translation of Miles. We know very little else about Tsvetaeva’s life after her return to the Soviet Union, only that she sought to support herself as a translator.

О последних днях Марины и возможных причинах её гибели в Елабуге:
On Au¬gust 31, 1941, ten days after their arrival in Elabuga, at age 48, after her appeals to literary functionaries for work were ignored, and, perhaps after a quarrel with her son, Tsvetaeva hanged herself in despair. She was buried there in Elabuga, in a mass grave.

Такова преамбула текстологического характера, которой мы хотели бы предварить непосредственный анализ текста переводов. Учитывая тот факт, что среди всех переводов только четырём стихотворениям были найдены соответствия на русском языке ( подарочное издание 2007 года и разделы четырёхтомного сборника метапоэтики, подготовленного в серии изданий семинара TEXTUS), мы посчитали необходимым прежде всего определиться с объёмом английских переводов стихов, относящихся к периоду 1917 – 1920 годов. Ниже даётся перечень стихотворений по их первым строчкам в порядке их расположения по датам написания в двух частях цикла:

Первая часть
       A world,begun in haze,a nomad camp 14 января 1917
       Soon as I close my burning eyelids 20 января 1917
 Dear friends,who’ve passed these nights with us! 29 января 1917
She caught my eye with her 19 мая 1917
       To kiss your brow- to wipe away anxiety 5 июня 1917
       From under the hooves Dirt flies up 25 июня 1917
       By conjure I would protect you from gold июнь 1917
       I will tell you –about a great fraud: 4 июня 1918
 My horse is a devouring fire 14 апреля 1918
Every line- a child of love 14 августа 1918
For my heart –hell and alter 14 августа 1918
So you remember, not just an hour 20 октября 1918
For you, I dissolve a handful of 3 ноября 1918
And on my brow –beware! Stars burn июль 1919
My path doesn’t run by any house of yours 14 мая 1920
My bearing is easy август 1920
I’ve kissed a beggar, a thief, a hunchback Москва, ноябрь 1920


Вторая часть
And the Lord said-Young flesh, Rise up! март 1917
Just live! I dropped my hands 20 июня 1917
My head thrown back, my eyes lowered март 1918
For the flesh –flesh, for the spirit –spirit 26 апреля 1918
No pretender –I came home апрель 1918
Here, my tender one, take these things 13 мая 1918
Against a black sky the tracing of a word 14 мая 1918
I bless the everyday labour 21 мая 1918
Tears, tears-living water! Май 1918
Hands, which are not needed 6 июля 1918
Like my right and left hand 10 июля 1918
A knight like an angel! 14 июля 1918
Prowess and virginity! –Their union 27 июля 1918
So, with your brow lifted июль 1918
What the others don’t need –bring to me 2 сентября 1918
I am happy to live correctly and simply 22 ноября 1919
Neither stanzas nor constellations will save me 20 мая 1920
Love! Love! Even in my convultions, even in my grave 28 ноября 1920
 I know I will die when the sky breaks Moscow , December 1920

Мы имеем возможность сравнить два четверостишия Марины Цветаевой с переводами на английский язык Мэри Джейн Уайт. И в русском оригинале, и в английском переводе – четверостишия объединены в одно стихотворение в восемь строк, дата написания - 14 августа 1918 года. Этот год был одним из первых в серии долгих лет разлуки с Сергеем Эфроном и друзьями по литературной деятельности. В биографическом предисловии к переводам Мэри Джейн Уайт приводит слова Симона Карлинского, описывающими состояние поэтессы в этот период: «In the most difficult time imaginable , she was trapped in Moscow…and for the first time in her life , was entirely on her own. She was twenty-five years old, very near-sighted, and utterly impractical». В другом месте автор предисловия так описывает отношение Цветаевой к Ахматовой в эти годы: «… verses were dedicated to Akhmatova, the greatly admired , but still unmet, literary “sister”».

       В тексте нижеследующего стихотворения нет прямого указания на посвящение Анне Ахматовой. Включение его в цикл Miles можно объяснить стремлением Марины Цветаевой поделиться своими поэтическими наблюдениями и ощущениями со старшей “подругой”, поэтом, женщиной и кумиром (вспомним эпитет the greatly admired). “Женские” метафоры Цветаевой, обращённые к женщине и матери Ахматовой, вполне объяснимы - у Цветаевой, к тому времени разлучённой с мужем С. Эфроном, оставались на руках пятилетняя дочь Ариадна- “дитя любви”- и годовалая малышка Ирина, которую в силу тяжёлого материального положения семьи Марина вынуждена была отдать в сиротский приют, где она вскоре умерла от истощения. У Анны Ахматовой тоже был маленький сын, Лев, и тоже не было рядом мужа- Николай Гумилев служил в Белой Гвардии. Общность судьбы требовала общения душ. Увы! Ахматова не отозвалась. Только в 1940-м году обратилась она к марине с Поздним стихотворением The late reply.

Английский перевод стихотворения Ахматовой, посвящённого Марине:

A LATE REPLY
Invisible one, my double, my mockingbird,
Who hides herself in the black bushes,
Who loses herself in a bedraggled starling,
Who gleams in lost crosses.
Who cries out from Marinkiny tower: —
Today I am come home, so
Distract me, my native fields,
From all that has happened to me.
The abyss that swallowed my loved ones,
My father’s home—plundered.
Today, you and I, Marina,
Walk the capital at midnight,
And after us, so many millions,
And no procession is more silent than this,
And all around us the funeral bells,
The wild moans of Moscow’s
Blizzards, filling our traces with snow.
Anna Akhmatova, 1940

Примечание:
думается, исследователям поэзии Анны Ахматовой и Марины Цветаевой было бы полезно изучить подробнее роль позднего стиха Анны Ахматовой в судьбе Марины, которая в 1941 году ушла в небытие, а её старшая высоко почитаемая женщина-кумир и поэт жила и писала свои стихи ещё много лет спустя после мрачной похоронной процессии и диких рыданий московской вьюги, заметающей “наши следы” снегом.
And no procession is more silent than this,
And all around us the funeral bells,
The wild moans of Moscow’s
Blizzards, filling our traces with snow.