Житие протопопа Аввакума

Житие протопопа Аввакума - это первая в истории русской литературы автобиография-исповедь, в которой рассказ о злоключениях собственной жизни соединяется с гневным сатирическим обличением правящих верхов, с проповедью "истинной веры".
Созданное в 1672-1673 годах "Житие" по языку и стилю представляет собой настоящий шедевр древнерусской литературы. По мысли автора, оно должно было служить чисто практической цели - борьбе с церковным реформаторством патриарха Никона, против которого восстал мятежный протопоп.
Избирая для своего произведения столь необычную форму, Аввакум, конечно,  знал на что шел. Эму хорошо были известны распространенные на Руси жития различных святых, написанные по определенным правилам, основной целью которых было возвеличивание подвижников христианской веры, посмертно канонизированных церковью. Берясь за написание своего "Жития" протопоп Аввакум должен был неизбежно столкнуться с определенной литературной зависимостью от традиционной церковной агиографии. По традиции, составитель жития канонизированного святого в авторских отступлениях всё время униженно заигрывал с читателем, уверяя, что он недостоин описывать деяния столь выдающейся личности. Аввакум же приступил к составлению собственного жития сам, что в читательской среде могло быть воспринято негативно. Ему нужно было как-то морально оправдать свой поступок, найти серьезные доказательства необходимости создания собственного "Жития". Для этого Аввакум привлекает старца Епифания,  своего друга и духовного отца, который написал предисловие к его агиографу. В предисловии Епифаний оправдывает поступок Аввакума тем, что он сам потребовал от него этой литературной исповеди. "Многострадальный юзник темничий, горемыка, нужетерпец, исповедник Христов священнопротопоп Аввакум понужен бысть житие свое написати отцем его духовным иноком Епифанием, да не забьвению предано будет дело Божие. Аминь", - пишет Епифаний. Он называет Аввакума святым и объясняет написание "Жития" тем, что оно служит "делу Божию", то есть борьбе за утверждение старой веры.
Несмотря на то, что "Житие" является талантливым, высокохудожественным произведением, сам протопоп Аввакум писателем себя не считал. Взяться за перо его побудила необходимость - борьба с церковным противником патриархом Никоном и его реформаторской деятельностью. Отдавая дань традициям агиографической литературы, Аввакум упоминает о своем ничтожестве: "...Аз же есть человек грешник, блудник и хищник, тать и убийца, друг мытарем и грешникам, и всякому человеку лицемерец окаянный".
Вместе с тем, Аввакум считает себя "пророком" и даже евангелистом, что неоднократно подчеркивается в "Житии". Подобно первым христианским апостолам, он называет себя рабом и посланником Иисуса Xриста.
Новаторство «Жития» Аввакума особенно ярко отразилось в его языке и стиле. «Житие», по признанию самого автора, написано «природным русским языком», то есть просторечием, которое противопоставляется красноречию "вирш философских", или иными словами, риторическим стилям церковно-богословского характера. Вот как об этом пишет сам Аввакум в одном из вариантов "Жития": «Вы, господа ради, чтущие и слышащии не позазрите, просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык, виршами философскими не обык речи красить, понеже не словес красных Бог слушает, но дел наших хощет... того ради я и не брегу о красноречии, и не уничижаю своего языка русскаго...»
Аввакум невысоко оценивает стиль "плетения словес", характерный для книжной речи своего времени. Он отдает предпочтение живому разговорному языку простого народа.
Элементы просторечия встречаются в "Житии" на каждом шагу. Особенно выразительны они в лексике, фразеологии, в различных синтаксических построениях и в образной ткани произведения. Вот эпизод, в котором рассказывается, как Аввакума привезли в Братский острог:
"Посем привезли в Брацкой острог, и в тюрму кинули, соломки дали... Что собачка в селомке лежу: коли накормят, коли нет. Мышей много было, я их скуфьею бил, - и батошка не дадут дурачки! Всё на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много... А жена з детми верст з дватцеть былга сослана от меня. Баба ея Ксенья мучила зиму ту всю, - лаяла да укоряла".
Образность и характерная особенность языка протопопа Аввакума создаются здесь выразительными сравнениями типа: «что собачка в соломке лежу», а также непринужденностью и естественностью изложения, преобладанием общеупотребительной лексики.
Аввакум использует не только просторечные слова и выражения, такие, например, как: "на брюхе лежал", "дурачки", "блох да вшей много", но и просторечные значения общепринятых слов. "Лаять" употреблено здесь в значении ругать, а это способствует созданию образности и эмоциональной выразительности языка.
Наряду с этим, Аввакум использует ряд образно-изобразительных средств традиционной агиографической литературы. Олицетворением судьбы здесь является корабль, а человеческая жизнь сравнивается с плаванием.
Когда пришел Аввакум домой после исповеди девицы "многими грехами" обремененной, приснился ему сон, будто плывут по Волге два корабля, принадлежавших Лукину и Лаврентиеву - его духовным детям. И видит Аввакум третий корабль. Корабль этот "...не златом украшен, но разными красотами испещрен - красно, и бело, и сине, и черно, и пепелесо, - его же ум человеч не вместит красоты его и доброты. Юноша светел, на корме сидя, правит... И я вскричал: "Чей корабль?" И сидяи на нем отвещал: "Твой корабль. На, плавай на нем, коли докучаешь, и з женою, и з детми". И я вострепетах и седше разсуждаю: "Что се видимое? И что будет плавание?"
В тех случаях, когда Аввакум посылает угрозы в адрес последователей патриарха Никона, он использует только разговорно-бытовую речь, подкрепленную грубыми словами и выражениями.
"Дайте только срок, собаки, не уйдете от меня. Надеюсь на Христа, яко будете у меня в руках. Выдавлю я из вас сок-от".
Не гнушается автор и бранной лексики. Он использует такие выражения, как: "****ин сын", "вы****ки", "з говенною рожею" и тому подобное.
Просторечная фразеология представлена в "Житии" пословицами, поговорками, каламбурами: "Из моря напился, а крошкою подавился", "отольются медведю коровьи слезы", "любил протопоп со славными знатца, люби же и терпеть, горемыка, до конца", "бес-от веть не мужик: батога не боится".
Очень умело Аввакум воспроизводит разговорный язык, что наиболее характерно показано в эпизоде возвращения из сибирской ссылки.
"Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, - кольско гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на нее набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: "матушка-государыня, прости!" А протопопица кричит:  "что ты, батко, меня задавил?" Я пришел, - на меня, бедная, пеняет, говоря: "долго ли муки сея, протопоп, будет?" И я говорю: "Марковна, до самыя смерти!" Она же, вздохня, отвещала: "добро, Петрович, ино ещё побредем".
Аввакум употребляет просторечие в оригинальных сочетаниях с церковнославянизмами, которые поясняются бытовыми выражениями: "бысть же я в третий день приалчен, сиречь есть захотел", "зело древо уханно, еже есть вони исполнено благои".
Являясь по сути дела традиционалистом по своим политическим убеждениям, протопоп Аввакум подобно Ивану Грозному стремился к демократизации русского литературного языка. Он не видел разницы между книжным церковнославянским и живым русским разговорным языками и владел ими свободно. Для него это был один язык.
В "Житии" автор широко пользуется церковнославянизмами, умело вплетая их в разговорный, просторечный стиль своего произведения. Аввакум часто приводит выдержки из богословской литературы. Например, - когда излагает пророчества Ивана Неронова об эпидемии чумы, о войне с Польшей и о церковном расколе, Аввакум пишет:  "Таково-то попущено действовать антихристову духу, по Господню речению: "Аще возмогло ему прельстити и избранныея, и всяк мняися стояти да блюдется, да ся не падет"... Писанное внимай: "Се полагаю в Сионе камень претыканию и камень соблазну; вси бо не сходящиися с нами о нем претыкаются ели соблажняются". Это, по-видимому, не дословные цитаты, а вольное их переложение языком самого Аввакума.
Когда Аввакум ссылается на ветхозаветный рассказ о том, как Иов возроптал на Бога из-за своих страданий, то больше придерживается языка оригинала: "Изведыи мя ис чрева матери моея, кто даст судию между мною и Тобою, яко тако наказуеши мя; ни аз презрех сироты и вдовицы, от острога овец моих плещи нищих одевахуся".
Церковно-книжная фразеология выступает у Аввакума в новом значении. Например, черт превращён в щёголя-соблазнителя: "И бес блудной в души на нее седит, кудри... расчесывает, и ус расправляет посреди народа. Силно хорош, и плюнуть не на ково..."
Книжная фразеология часто сочетается с просторечными словами и словосочетаниями: "Логин же разжёгся ревностью божественного огня, Никона порицая, и чрез порог в алтарь в глаза Никону плевал".
Аввакум не гнушался в своей речи и диалектизмов, смело вводя их в текст "Жития". Он широко использует характерную для северорусских говоров эмоционально-усилительную частицу "от" и многое другое.
В стиле "Жития" протопопа Аввакума неторопливая сказовая форма переплетается с яркой проповедью, что и способствует тесному соединению церковно-книжных элементов языка с разговорно-просторечными и даже диалектными. Свой стиль Аввакум называл «вяканьем», в значении "беседа, разговор".
«Житие» состоит из ряда искусно нарисованных драматических сцен, построенных на острых конфликтах социального, религиозного или этического порядка. Драматические сцены соединены лирическими или публицистическими отступлениями. Аввакум либо скорбит, либо негодует, либо иронизирует над противниками; либо горячо сочувствует единоверцам и печалится об их судьбе.
Аввакум безжалостен к своим политическим противникам - патриарху Никону и его приверженцам. Используя иронию и гротеск, он создает их яркие сатирические образы. Во главу угла ставится лицемерие и коварство Никона, который перед избранием в патриархи ведет себя "яко лис, челом да здорово", а после того "друзей не стал и в крестовую пускать". По меткой характеристике Аввакума, Никон - это "плутишко", "носатый, брюхатый борзый кобель", "шиш антихристов", "волк", "пестрообразный зверь" и "адов пес".
Нелестно изображает Аввакум и представителей светской власти. Один из них избил протопопа в церкви. А дома «у руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань его крови, тогда руку мою испустил из зубов своих», - пишет Аввакум.
Сатирическое изображение своих врагов протопоп практикует и в других произведениях. В одном из сочинений он дает гротескный образ соратника Никона, рязанского архиепископа Иллариона: "В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя в карете на подушки, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожy на площаде, чтобы черницы-ворухиниянки любили".
Не останавливается Аввакум и перед обличением царя. Сосланный в Пустозерск, в своих посланиях он пренебрежительно называет монарха бедным и xудым царишкой.
«Житие» Аввакума - это мастерский рассказ, не связанный никакими условностями, записанный по законам устной речи. Рассказчик часто забегает вперед, возвращается к ранее рассказанным эпизодам. Точная хронологическая последовательность ему не важна.
Некоторые исследователи стиля произведения Аввакума усматривают в наиболее драматических ситуациях появление ритма, звуковых повторов, аллитераций и ассонансов, свойственных поэтической речи.
"У церкви за волосы дерут, и под бока толкают и за чепь торгают и в глаза плюют".
Или в таком, например, отрывке:
«Среди улицы били батожьем и топтали и бабы были с рычагами».
В заключении хочется добавить, что особенности стиля "Жития" и других произведений Аввакума наглядно свидетельствуют о неповторимой творческой индивидуальности этого талантливого писателя второй половины XVII века, ярко отразившего характерные черты переходной эпохи.
Совершив настоящий подвиг, почти всю жизнь боровшийся против несправедливости, клеймивший царских чиновников и своих религиозных оппонентов, протопоп Аввакум, несомненно, имел моральное право на создание собственного жития. Произведение Аввакума – первый шаг от литературы средневековья к русской литературе нового времени.

1992 г.