Глава 24. 7-я бригада в действии

Я не капризный пассажир, но пока наш маленький «Аустер» качался и кренился над арабскими позициями, горячее июльское солнце превратило его кабину в турецкую баню. Я почти дошел до ностальгии по высадке в день Д, которую ненавидел. Дискомфорт усиливался от того, что пилот, обладающий непонятным чувством юмора, понимал просьбу лететь пониже (чтобы лучше было видно), слишком буквально. Мало радовали и его неуместные шутки, что мой  лишний вес мешает, когда требуется поднять самолет повыше. В холмистой Галилее это требовалось довольно часто.

Пенистый серебристый туман окутал  вершины высоких холмов, пока летчик  старался набрать высоту в горячей разреженной атмосфере. Мы пересекли всю Галилею, ловя четкие виды покрытой снежной шапкой горы Хермон позади сирийской границы, пышной зелени вокруг Хульских болот и Галилейского моря. Между Иорданской долиной и береговой равниной лежат галилейские холмы – по большей части неплодородные и негостеприимные, с редкой растительностью, местами покрывающей голые, обветренные склоны. Холмы скалистые и крутые, все более высокие к северу, куда мы летели. Узкие долины заполнены серебристо-зеленой листвой  оливковых деревьев. Несколько дорог. Те, что я видел идут по долинам с двух сторон окруженные горами, ухабистые, грязные колеи, связывающие деревни на вершинах холмов. Округа заселена неплотно, кое-где сохранились  следы  десяти тысяч галилейских деревень с двумя миллионами обитателей, которые описывал Иосиф во времена римского завоевания.

С воздуха легко оценить стратегическую ситуацию. Евреи контролируют узкую, плотно населенную береговую равнину от Хайфской бухты до ливанской границы, арабы же заняли холмы и горы в глубине страны. Топография явно в пользу арабов. Холмы кажутся почти неприступными. Тогда как с них, с высот, расположенных над береговой равниной, арабская «Армия освобождения» Фавзи эль-Каюкджи, состоящая из палестинцев, иракцев, сирийцев и множества других добровольцев, угрожала порту Акко и Хайфско-Аккской дороге, главной коммуникационной линии Израиля.

Кроме этого арабы удерживали один выступ и на самой равнине. Примерно в четырех тысячах  ярдов к востоку от дороги солдаты Каюкджи заняли насыпь Тель-Киссан – место многих древних поселений. Эти доисторические поселенцы выбрали хорошее место – насыпь доминировала над важной частью равнины и располагалась по обе стороны важной дороги в холмах. В руках Каюкджи Тель-Киссан был угрозой нашим позициям и одновременно служил аванпостом, защищающим основные места концентрации арабов. Пролетая над ним, я долго и внимательно рассматривал оборонительные позиции на насыпи – турецкие зигзагообразные окопы образца Первой мировой войны – и  обрадовался, что окопы вырыты только на обращенной к нам западной стороне, тогда как на восточной, тыловой, никаких следов оборонительных позиций не было. Я решил, что Тель-Киссан должен быть взят и, более того, он может быть взят достаточно легко, если зайти с тыла под покровом ночи.

Иегуда Вербер сильно возражал против моего приказа. Когда 7-я бригада прибыла на север, его 71-й пехотный батальон должен был расположиться в Акко для защиты города от атак  арабов, о которых предупреждали донесения разведки. Атаки должны были последовать сразу после прекращения перемирия. Теперь я говорил ему, что надо вывести солдат из окопов и атаковать Тель-Киссан! Иегуда напомнил мне, что когда я принял бригаду, до перехода на север, он недвусмысленно предупреждал, что батальон совершенно не боеспособен, на него нельзя рассчитывать в бою до пополнения и переформирования. Пока же он не получил ничего и весь «батальон» насчитывает одну стрелковую роту вместо трех или четырех.

Я хорошо понимал эти чувства, зная, что он до сих пор не оправился от пережитого под Латруном,. Его пессимистические утверждения были еще убедительнее, поскольку исходили от такого впечатляющего человека. Иегуда был саброй, но двухсотфунтовое тело, рыжие волосы  и голубые глаза делали его больше похожим на гигантского викинга. Глядя на него, угрюмо стоящего передо мной, я вспомнил, что сам чувствовал, когда получил приказ вести «роту» из 35 человек в Хохвальд. Но я знал, что он и его солдаты не вернут свое хладнокровие и уверенность, если оставить их, деморализованных, сидеть в обороне без дела. Поэтому настоял, чтобы он провел атаку, выразив убежденность, что все пройдет без потерь. «Если вы подойдете с тыла, под прикрытием темноты, то  возьмете Тель-Киссан одним взводом, и арабы побегут, спасая свои жизни!»  Иегуда служил офицером в еврейской бригаде, в гражданской жизни он был юристом. Мои объяснения должны были подбодрить его. После некоторых возражений он убедился, что атака может получиться и согласился лично ее возглавить.

После того, как он увел своих солдат в темноту, я провел несколько бессоных часов в ожидании донесений. Успех был необходим для подъема морального духа всей бригады, неудача была бы прелюдией к целой цепи провалов. Солдаты стали бы фаталистами. Наконец пришло донесение. Полный успех! В темноте Иегуда во главе своих солдат прошел длинный и трудный путь за вражескими позициями. Они появились на насыпи с тыла внезапно и окопы были оставлены почти без сопротивления. Достигнутая столь отважно и умело победа произвела замечательное  электризующее воздействие на моральное состояние бригады. К солдатам мгновенно вернулась уверенность, теперь ничто не могло нас остановить.

С захватом Тель-Киссана мы получили полный контроль над береговой равниной и возможность нападать на арабские позиции в холмах. Теперь, когда бригада показала свой наступательный потенциал, я чувствовал, что нам надо развивать успех и идти в бой как можно скорее. Нам была уготована оборонительная роль, но я хотел перехватить инициативу у врага и вывести его из равновесия.

Боевой дух воспарил, и солдаты жаждали дела. Я видел, что они поняли все. Тель-Киссан был захвачен до рассвета того дня, когда закончилось перемирие. На следующий день батальон Иегуды продолжал захват арабских деревень Ар Рувейс и Ад Дамун у подножия гряды на краю равнины. В тоже самое время 21-й  батальон Ареле Ярива (Рабиновича), временно приданный бригаде, захватил две другие маленькие деревни дальше на север, выпрямив наши позиции и впервые дав нам надежный плацдарм  в холмах вдоль нашего фронта.  Эти операции перерезали дорожные ветки к десяти другим арабским деревням, растянув и истощив вражеские пути сообщения по всей западной Галилее. Наше наступление также означало, что мы находимся на расстоянии нанесения удара по арабским городам Шафа Амр, Таршиха, Тарбиха и Магдалкрам, одновременно была снята арабская угроза городу Акко, так как с потерей позиций у подножия гряды и дороги, связывающей их, войска Каюкджи сочли крайне трудным атаковать город.

Наш успех был не единственным успехом израильских военных сразу после того, как слишком самоуверенные арабы не согласились на продление перемирия. Объединенные одной задачей войска под командой Моше Даяна захватили аэропорт Лида. Наступающие с юга египтяне были отброшены назад, и израильские силы расширили иерусалимский коридор, захватив несколько арабских деревень. Гордость за наши победы,  вместе с  хорошими новостями с других фронтов подняла настроение в бригаде еще больше, стала заметна атмосфера оптимизма и ожиданий.

Благодаря первой успешной операции, мы заработали столь нужную по многим причинам передышку. Мужественный, но истощенный 71-й батальон Иегуды Вербера отошел на базу, передав свои позиции местным милицейским силам, призванным в армию на постоянную службу. Остальные позиции удерживалась 21-м батальоном, понесшим большие потери в неудачной акции возле Дженина. Но им умело командовал Ареле Ярив, один из способнейших израильских офицеров, в настоящее время министр Кабинета. Командиром  одной из рот был Дов Ярмонович, исключительно хороший солдат, отважный и вдохновляющий лидер, руководивший большинством батальонных операций. Солдаты, в основном сабры, оказались способны быстро преодолеть предшествовавший упадок сил.       

Получив передышку столь трудным путем, мы начали интенсивную учебу и переформирование. Я ездил из батальона в батальон, инспектируя, помогая, ободряя. 72-й батальон столкнулся с особой проблемой: почти уничтоженный в предыдущих боях, он бездействовал, когда я принял бригаду. Вскоре командование им принял Джекки Нурселла, болезненный, обманчиво тихий американец, проживший в Палестине много лет. Джекки не участвовал в предыдущих боях батальона, но служил с палестинцами в Еврейской бригаде британской армии, накопив ценный опыт, который вскоре удачно применил. Батальон отправили в резерв, в лагерь, раньше принадлежавший британской армии, к северу от Акко. Там мы начали интенсивную учебную программу, дополненную отдельными боевыми вылазками, изнуряющими врага. Очень быстро 72-й батальон вновь вернул себе чувство уверенности.

Третьей боевой единицей бригады был 79-й танковый батальон (позже известный как 73-й), под  командой Хаима Ласкова. Когда я принимал бригаду, батальон был в относительно хорошей форме.

79-й был высокого мнения о себе до того, как был выбит из захваченой им Латрунской  крепости. В течение первых нескольких дней после этого солдаты были мрачными и сердитыми. Но несмотря на это 79-й произвел на меня впечатление хорошо обученной и хорошо управляемой боевой единицы, и я с нетерпением ждал возможности поработать с его командиром Хаимом Ласковым и его заместителем Барухом Эрецом, раньше жившим в Южной Африке.

Через несколько дней после выхода из Эйн Шемера на наши северные позиции, мне сообщили, что Хаима Ласкова должны перевести с должности командира 79-го  батальона на несколько неопределенную должность внештатного военного губернатора западной Галилеи с передачей находящихся под моим командованием людей под его юрисдикцию.  Мотивы этого назначения мне неясны по сей день. Для меня ничего не изменилось, я по-прежнему получал приказы непосредственно от Моше Кармеля, командующего Северным округом. Подокруг Ласкова был в том же Северном округе, следовательно он находился тоже под юрисдикцией Кармеля. 7-я же бригада по-прежнему была под моим непосредственным командованием.

В то же время Джо Вейнер (прежде старшина канадской артиллерии, служивший со мной в минометных подразделениях) был назначен командиром 79-го батальона  вместо Хаима Ласкова. Однако, фактически батальон продолжал функционировать под эффективным руководством Баруха Эреца, служившего в батальоне с момента его создания.

Во время короткой передышки, пока подразделения учились, я организовал углубленные курсы для бригадных офицеров и сержантов с целью улучшения профессиональные навыков и знаний.  Кроме очевидной прямой выгоды для бригады, эти курсы помогали нам в решении военной задачи несколько непривычной природы. В то время война в Израиле приобрела романтические черты поприща, где молодые люди с добрыми намерениями могут сыграть героические роли в собственном реальном военном фильме. Эта привлекательность породила беспокоящее нас «нашествие фальшивых офицеров».   
 
В потоке волонтеров, льющемся в Израиль со всего света, было некоторое число самозванцев, прикидывавшихся опытными офицерами стран, из которых они прибыли. Часто подобные заявления было трудно проверить и многие из них исправно  направлялись в мою бригаду. В результате мы столкнулись с задачей разоблачения подобных героев. Я разработал для этого быстрый, но верный тест. Наш офицерский углубленный курс обучения включал уроки боевых искусств без оружия, которые вел опытный инструктор, бывший офицер американской морской пехоты. Я устраивал новичкам поединок с этим  преподавателем, и он мгновенно определял был ли его противник на самом деле пехотным офицером. Основания для такой проверки были просты: чтобы быть пехотным офицером, нужно быть сильным. Отказ вызывал сомнения в том, что человек  служил в пехотном подразделении. Этот тест выявлял 90% самозванцев.  Остальных выпалывал бывший полковой старшина из  Black Watch*, строевик с луженой глоткой, который гонял офицера на плацу. Каждый, кто запинался, выполняя его команды, немедленно попадал под подозрение. Человек, не умеющий маршировать или не схватывающий  на лету новые строевые приемы не похож на офицера регулярной армии.

Оба теста были необходимы как показывает следующий эпизод.

Однажды в бригаду пришел человек, представившийся полковником одной из южноамериканских армий, заявивший, что имеет приказ доложить мне, о своем назначении командиром батальона. Я был меньше впечатлен его данными, чем люди на базе, и отказался дать ему эту должность, пока он не пройдет нашу офицерскую школу и тесты. Отказавшись  посещать занятия, он в гневе уехал в штаб дивизии. Я думал, что больше не услышу о нем, но ошибся. Через несколько дней со мной поговорил начальник оперативного управления Северного командования «Мотке» Маклефф. Маклефф хотел, чтобы несколько моих солдат выделили в специальный штурмовой батальон, подчиняющийся  непосредственно Северному командованию и не входящий ни в какую бригаду. Командиром этого батальона должен был стать не кто иной, как самозванный южноамериканец! Я убедительно возразил, и Маклефф вскоре оставил эту мысль.

Теперь я начал планировать наступательную операцию бригады, не собираясь отводить имеющемуся составу пассивную оборонительную роль, согласно которой мы просто должны были удерживать береговую равнину и захваченные у подножия гряды укрепления. Пришло время предпринять наступление на войска Каюкджи в холмах. Моя аэрорекогносцировка дала некоторое представление о трудностях, с которыми мы можем столкнуться, если попытаемся втиснуться в холмы, которые относительно непроходимы и легко обороняемы.

Были не только трудности рельефа, население было в огромной степени арабоговорящим и не могло считаться дружелюбным. Большинство жителей были арабы, некоторые -  мусульмане, остальные - христиане, преимущественно марониты**. Кроме того, была еще одна важная группа, проживающая в этой местности, – друзы. Некоторые жили в друзских деревнях, некоторые - в смешанных, арабо-друзских.

Поскольку они играли важную роль в операциях бригады следует немного рассказать о них в этом плане. Друзы – арабоговорящий народ, живущий в Сирии, Ливане и Палестине. У них свое монотеистическое вероучение без храмов и духовенства, их догматы – строго охраняемая тайна, хотя хорошо известно, что друзы считают религиозным долгом заботу о безопасности своих собратьев. Это неудивительно, учитывая опасную ситуацию, в которой находится эта маленькая община на Ближнем Востоке. Хотя друзы имеют много общего с арабами – язык, культура, традиции – имеются и значительные различия между ними.  Арабо-друзские отношения часто неприязненны. Столетиями выживающие как нацменьшинство, друзы приобрели два выглядящих противоречащими друг другу качества: конформизм и воинственность. Они имеют репутацию уживающихся с любой властью и в то же время крепких высококлассных воинов.

Когда я принял командование в этом районе, их военные способности дали мне большую пищу для размышлений. Я помнил, что из-за восстания друзов в двадцатые годы  французская армия чуть не ушла из Сирии. Запросив информацию о друзах, был приятно удивлен, легко ее получив. В моем штабе было два человека годами общавшиеся с друзами: Хаим Авербах, офицер спецслужб, и Мордехай Шекевиц, представитель Сохнута. Оба хорошо знали друзов, но имели разные мнения о них. Мордехай был уверен, что ввиду многолетней вражды с арабами, они могли бы перейти на нашу сторону и вступить в израильскую армию. Хаим считал, что определенные группы поддерживают нас, но колебался относительно полного им доверия. Предыдущий опыт не подтверждал ни то, ни другое. Пока большинство друзов оставались нейтральными, но были несколько отрядов, действующих на арабской стороне и друзом был ни больше, ни меньше как адъютант Каюкджи.

Мордехай настоятельно уговаривал меня встретиться с друзскими лидерами и попытаться найти у них какое-то понимание, тогда как Хаим был твердо настроен против этого. План был несомненно соблазнительный, поскольку заручившись их поддержкой или хотя бы доброжелательным нейтралитетом, мы безмерно улучшали свое тактическое и стратегическое положение. В любом случае мы ничего не теряли от такой попытки. Возможно «ничего» в данном случае преувеличение, поскольку любой пошедший на такую встречу подвергался большому личному риску. О том, чтобы друзы пришли к нам не было и речи – мы должны идти к ним. Наши представители должны были доверить свою безопасность друзам, так как их деревни находились в районе, контролируемом врагом. Всегда была вероятность, что кто-то из друзов польстится ради хорошего отношения арабов выдать им несколько захваченных израильских офицеров.

Дело осложнялось еще и глубокой личной неприязнью между Хаимом и Мордехаем. Эти два человека были близко связаны по работе некоторое время и продолжали вместе работать в бригаде, но вместо того, чтобы благодаря этому сблизиться, люто возненавидели друг друга. Вражда вызвала аналогичную антипатию между друзскими друзьями и сторонниками каждого из них. Мордехаевы друзы не любили хаимовых  и наоборот.

Но сильнее осложняло ситуацию то, что идея переговоров с друзами встретила возражение с неожиданной стороны: Шай – израильская разведка, несомненно извещенная Хаимом, их представителем в бригаде, дала мне строгие указания не иметь  никаких дел с друзами. Шай предупредил, что друзам нельзя доверять, что многие из них завербованы арабской стороной. Эти приказы, конечно же не были беспочвенными, они основывались на фактах и оценках. Тем не менее, меня удивило упорное противодействие Шай, которое поставило меня перед дилеммой. Если я пойду на переговоры с друзами, то не подчинюсь приказу. В то же время я видел какую огромную выгоду мы получим в случае успеха. Это была игра: большой риск, но и большая ставка. Я взвесил все аспекты со всей возможной тщательностью, но перспективы были столь искушающи, что решение нетрудно было предвидеть. Я решил начать переговоры и попросил Мордехая подготовить встречу.

Наступил день встречи. Мы дождались ночи и в назначенный час, когда глаза привыкли к темноте, отправились. Нас было четверо: Хаим Ласков, который  (с полномочиями окружного командира)  работал вместе со мной над контактами с друзами, Мордехай Шекевиц, Хаим Ауэрбах (очень колеблющийся из-за нарушения приказа его начальников из Шай и встречи с друзьями Мордехая) и я сам. Миссия держалась в полной тайне. Сейчас в абсолютном молчании мы проскользнули через наши позиции. Около блокирующих дорогу валунов нас ждала группа друзов. С ними в качестве молчаливого эскорта мы и пошли на ощупь каменистой тропой по направлению к месту встречи.      

По мере удаления от наших порядков напряжение росло. Вооруженные не более, чем пистолетами, мы углублялись во враждебную территорию в сопровождении вооруженных незнакомцев. С трудом передвигаясь в темноте между скалами и оливковыми плантациями, в которых могла скрываться засада, мы знали, что в любой момент можем быть атакованы в упор без малейшего шанса на защиту. Мы двигались в абсолютном молчании, напрягая глаза и уши в поисках признаков опасности.

Когда мы приблизились к месту назначения, в моей голове зароились мысли. Справедлив ли был Шай, говоря о вероломстве друзов? Как они примут нас? Будучи в их деревне мы оказывались загнанными в угол и полагались только на их милосердие. Если они решат сотрудничать с нами – хорошо и замечательно. Но если они наше предложение не примут, то могут соблазниться завершить свой отказ захватом нас в плен или даже убийством.   
Правда есть традиция восточного гостеприимства, согласно которой хозяин отвечает за безопасность и благополучие своей гостей. Но время военное, случиться может все...  По правилам игры, пока мы не сядем и не преломим вместе хлеб мы еще не гости.

А вот и место назначения, достаточно большая деревня. Эскорт вел нас между  затемненных домов, сгруппированных близко друг к другу. На пути никто не встретился, друзы явно, как и мы, заинтересованы в сохранении тайны встречи и приняли меры предосторожности. Проводники остановились возле большого дома и провели нас внутрь.

Я все еще побаивался за исход этого рискованного дела, входя во впечатляющий дверной проем, но к этому времени с покорностью воспринимал происходящее и любопытство превзошло тревогу. Выпрямившись, я огляделся. Большая комната освещалась единственной прерывисто мерцающей керосиновой лампой. В ее слабом свете я мог разглядеть несколько неясных фигур. Без сомнения это были уважаемые друзы из этой и других деревень, возглавляемые другом Мордехая шейхом Марзуком. Но прежде, чем я был им представлен, какой-то статный благородный человек с приятными чертами лица уже пожимал мне руку. Мордехай объяснил, что это очень видный духовный лидер друзов из близлежащей деревни,  приглашенный местными жителями для консультаций и благословений. После вежливого официального знакомства и неизбежных чашек черного кофе (напоминание  о моих переговорах при покупке земли в прошедшие 30-е годы)  мы сразу приступили к делу. Переговоры шли непросто из-за языковых трудностей. Каждое предложение надо было переводить с иврита на арабский или наоборот и хотя Мордехай хорошо с этим справлялся, процедура была затяжной. Поскольку мой иврит все еще был далек от совершенства, а по-английски говорить не хотелось, я отставал еще больше, чем мои партнеры.

Вначале беседа изобиловала недоговоренностями и имела оттенки подозрительности и напряжения. Лидер друзов начал с множества уточняющих вопросов. Он говорил медленно и осторожно. Когда он останавливался, Мордехай переводил его слова на иврит, затем мой ответ -  на арабский.

Пока шел медленный обмен репликами, делегаты и сановники сидели неподвижно, их глаза застывали на говорящем. Даже в мерцающем свете единственной лампы было ясно, что большое внимание уделяется каждому слову и нюансу. Очевидно решение еще не было принято. Сначала им нужно было точно знать чего хотят евреи и что они могут предложить взамен. Все их поведение было напряженным и нерешительным, поскольку принятое решение могло погубить и деревни, и людей.

Я сосредоточился на их духовном лидере, поскольку знал, что его мнение имеет огромный вес.  Его вид не был враждебным, но не был и особенно дружелюбным.  Беседа была вроде поединка, в котором каждая сторона прощупывала и испытывала другую, выясняя мысли и намерения. Вдруг его тон изменился, когда он резко произнёс что-то, явно похожее на вопрос. Мордехай перевел: «Шейх приглашает нас послать солдат и оккупировать друзские деревни»! Я чувствовал, что это очень важный момент – нас тестируют. От моей реакции  зависел исход встречи. Было нелегко найти правильный ответ. По правде говоря, у нас не имелось достаточно солдат, чтобы даже рассматривать этот вариант. Естественно я не хотел показывать нашу слабость, возможно именно ее он и хотел обнаружить. Быстро подумав, я сказал, что было бы неразумно размещать израильских солдат в деревнях. Жители окажутся во фронтовой полосе, женщины и дети в опасной ситуации. Пока Мордехай переводил, я видел выражение глубокого удовлетворения на лицах друзских лидеров.  Ясно, что ответ им очень понравился. В этот момент лед был сломан, и я почувствовал, что их доверие завоевано. До этого я был уверен в поддержке двух делегатов, теперь чувствовал, что все с нами.

Что касается меня, встреча вызвала доверие к друзам. Действительно, после этой ночи они стали верными и ценными союзниками. Их помощь была непосредственным и решающим преимуществом в завоевании Шафа-Амра.

^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^
*Black Watch - элитный шотландский полк. Можно перевести как "Черная стража" или что-то вроде этого. Прим. перев.

**Христиане, так же как и греки-католики, представляющие собой нечто вроде католической унии, но составляют ее, в основном, арабы ливанского происхождения. Богослужения обычно ведутся на сирийском и арабском языках и иногда отдельные молитвы читаются на латыни как дань уважения Риму. Прим. перев.

^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^

Глава 25 На Назарет http://www.proza.ru/2010/02/21/65