Каин - первый смертный богоборец

КАИН - ПЕРВЫЙ СМЕРТНЫЙ БОГОБОРЕЦ

Картина Мариотто Альбертинелли "Жертвоприношение Каина и Авеля" 1510 г.

«КАИН». ПРОИЗВЕДЕНИЕ ДЖОРДЖА ГОРДОНА БАЙРОНА;
Перевод Ивана Бунина;
Домыслы  Алексея АЛЕЙНИКОВА

«…все, что есть на земле, лишится жизни»  Бытие 6:17.
«…и нет противящегося Тебе» Есфирь 4:16.
«Миф о грехопадении есть миф о величии человека» Н.Бердяев.

1.БЛИЗ РАЯ

Мистерия Байрона начинается с указания места действия: «Местность близ рая».
Уже в этих трёх словах заключена суть трагедии, которую автор намерен был рассказать читателям.
Это каково же, жить «близ рая»?! 
Не где-то там за морями, откуда рай не виден и не являет собою зримый и недоступный соблазн и упрёк на все времена, а рядом.
Можно подойти достаточно близко, чтобы увидеть херувимов -
«…тех, что потрясают
 Горящими мечами пред вратами,
 Вокруг которых часто я скитаюсь,
 Чтоб на свое законное наследье
 На райский сад взглянуть хотя мельком».

Я – это Каин, первый сын Адама и Евы, для которого Эдем – манящий, но навечно недоступный, источник невесёлых размышлений о счастье, утраченном ещё его родителями.
Счастье, думает он,  рядом – за этими мечами, которые никогда не будут вложены в ножны.
А потому, что рядом, что за тридевять земель – большой разницы нет. Разве лишь в том она, что хуже, когда рядом. Близок локоть, да не укусишь. Близёхонько наследство, да не попользуешься.
О своём «законном наследье» Каин говорит с горьким сарказмом, зная, что вступить в наследство ему никогда не доведётся.
Очевидно, Эдем даже издали выглядит достаточно приманчиво, а потому с мыслью, что попасть туда уже не суждено, смириться непросто.
И эта неспособность смириться с неизбежным отличает его от всех других членов их небольшого семейства.
Немного их пока на земле – человеков: Адам, Ева, брат Авель и сёстры Ада и Селла. Ну и сам Каин.
Рассказ начинается с описания того, как все, кроме Каина, творят ежеутреннюю молитву, воздавая Богу положенные почести и хвалу.
В молитвах они говорят всякое разное, приятное, надо полагать, Иегове, а чаще всего повторяют: «хвала тебе и слава!».
И хотя отлучённость от рая довлеет над всеми, только в молитве Селлы прорывается что-то, похожее на несмелую и непрямую укоризну.
«Иегова! Ты, кто, все благословляя,
 Все сотворив и все любя, дозволил
 Войти в Эдем и погубить нас змию,
 Храни нас впредь! Хвала тебе и слава!»

Хвала Селлы несколько с подтекстом: вот ведь, «всё любя», а таки позволил «Войти в Эдем и погубить нас змию».
От Селлы, наверно, это и пошло гулять среди женщин: умение так порой похвалить, что если бы не хвалили, оно бы, пожалуй, и лучше было.
И ещё одно сразу становится заметно: никто, молясь, не называет Бога милостивым и милосердным.
Похоже, что эти качества первым людям земли не были очевидны, и Иегова не торопился их продемонстрировать.
Скорее наоборот: совсем немилосердно было за единственное прегрешение и ослушание не только лишить их рая навечно, но ещё и поселить их рядышком с Эдемом, чтобы видели, чего лишились, и сожалели безутешно о грехе своём во все дни жизни своей.
Твёрд и непоколебим Иегова в гневе своём на посмевших его ослушаться и съевших запретный плод. Этого он людям никогда не простит.
Гораздо позднее, во времена Моисея, он будет уже намного милосерднее и начнёт многократно миловать полюбившихся ему израильтян, которые несчётное количество раз демонстрировали и нетвёрдость в вере, и склонность к систематическому нарушению его заветов. Но это когда ещё будет.
Пока же он непреклонен и немилосерден.
Оттого, вероятно, и не называют его молящиеся «Отец милосердия и Бог всякого утешения» 2-е послание к Коринфянам 1:3.

Каин, единственный,  вообще не молится.
«Адам. Мой первенец, а что же ты молчишь?...
Каин. Мне не о чем молиться.
Адам. И не за что быть благодарным?
Каин. Нет.
Адам. Но ты живешь?
Каин. Чтоб умереть?»

Из этого короткого диалога многое можно сказать о Каине.
Он явно не такой, как все.
Это смелый человек. Он не возносит Господу хвалы, чем рискует вызвать неудовольствие Всемогущего. И всё же идёт на это.
«Мне не о чем молиться» и не за что быть благодарным - опять-таки смелое, даже дерзкое заявление, чреватое гневом Бога.
Более того, жить, «Чтоб умереть» его совершенно не устраивает, и он об этом открыто заявляет. Такого «счастья», полученного от Бога, ему мало.
Ева чутким материнским сердцем чувствует: быть беде.
«Ева. О, горе!
Плод древа запрещенного созрел».

У Адама вырывается, нет, не упрёк, скорее недоумение:
«Зачем, о боже, дал ты древо знанья?»
А и в самом деле, зачем? Дал и предоставил к нему свободный доступ, то есть сотворил не что иное, как искушение. Выходит, что первым искусителем был не Змий, а Иегова. Для Всевышнего это всего лишь «древо знанья», а для человека – соблазн и искушение знанием, которому поддаются с тех пор все пытливые человеческие умы. Грехом это, правда, теперь уже не считается.
Да и какой же это, в самом деле, грех – стремление к знаниям? Кем были бы без него Адам с Евой, не вкуси они пресловутого яблока, кем бы они были без знаний? Животными, блаженно вкушавшими в раю всякие прочие яблоки и груши, выраставшие там сами собой. Жили бы на всём готовеньком, да славили бы Бога. Чем ещё они могли бы там заниматься, не зная даже, что они наги?               
О таком рае и сожалеть-то, пожалуй, не стоило бы, если бы там ещё одно деревце не росло – древо вечной жизни.
Вот о нём-то и тоскует Каин, тоскуя о бессмертии.

«Каин. Зачем ты не вкусил от древа жизни?», - вопрошает-упрекает он Адама.
 
Адам, заботливый отец, наученный горьким опытом, своим и Евы, наставляет Каина в богопослушании:

«О, Каин! Не богохульствуй: это речи Змия.
Каин. Что ж, Змий не лгал! Дало же древо знанье,
Другое - жизнь дало бы. Жизнь есть благо,
И знание есть благо. Как же может
Быть злом добро?»

Зачем выросли эти деревья? Не для Бога же, который и так всеведущ и бессмертен. Зачем несли они в своих плодах знание и бессмертие, если пользоваться ими запрещено?
Этого Каин не понимал и потому не принимал.

Но не только в молитвах проходили дни первых людей, но и в трудах.
Странно, но Байрон разделяет заблуждение, что в Эдеме они не знали, что такое труд, а здесь пришлось узнать.

«Адам. Молитва наша кончена, идемте
К своим трудам урочным, не тяжелым,
Но все ж необходимым: нивы щедро
Нам воздают за малый труд».

Трудом добывать хлеб свой насущный – это наказание, заслуженное родителями, и Каин не понимает: он-то здесь причём? Почему наказание падает и на его безвинную пока голову? В этом явная для него несправедливость.

«Каин. И это жизнь!
Трудись, трудись! Но почему я должен
Трудиться? Потому, что мой отец
Утратил рай. Но в чем же я виновен?
В те дни я не рожден был, - не стремился
Рожденным быть, - родившись, не люблю
Того, что мне дало мое рожденье».

Естественно, он задавал эти вопросы своим родителям. Но что они могли ему ответить?!

«У них на все вопросы
Один ответ: "Его святая воля,
А он есть благ". Всесилен, так и благ?
Зачем же благость эта наказует
Меня за грех родителей?»

«Всесилен, так и благ?» - это серьёзный вопрос.
В чём благость? – В силе? – Нет. В силе - страх испытать на себе кару гнева сильного, не обязательно правого. Мы теперь твёрдо знаем: не в силе бог, а в правде. Потому Каин и не ощущает благость всемогущего, всесильного Бога.               
Она должна быть также в Справедливости. Но разве справедливо, что он страдает за грехи родителей? Нет. Вот и появляются сомнения в справедливости и благости Бога.

2.ЯВЛЕНИЕ ЛЮЦИФЕРА

«Загородил полнеба гений, 
Не по тебе его ступени, 
Но даже под его стопой 
Ты должен стать самим собой»
А.Тарковский

Увидев Люцифера, «повелителя духов», как тот сам себя отрекомендовал, Каин испытывает перед ним непонятный страх и замечает:

«…скорбь кажется мне частью 
Его души».

Но это же можно сказать и о Каине. Значит этим души их родственны.

Люцифер признаётся:

«Я знаю мысли смертных 
И сострадаю смертным».

Не всем. Но вот мысли Каина ему интересны потому, что

«…это мысли всех   
Достойных мысли; это говорит в вас   
Бессмертие».

Названо кодовое слово. Это у Каина «пунктик», поскольку смерть ему по непонятной ещё причине ненавистна, хотя и неведома пока.

«Я ничего не вижу, что могло бы
Смерть сделать ненавистною мне, кроме
Врожденной нам привязанности к жизни,
Презренной, но ничем не победимой:
Живя, я проклинаю час рожденья
И презираю самого себя».

Но Люцифер намекает на какое-то, доступное Каину бессмертие.

«Прах твой умрет, а ты вовек пребудешь».

А о себе говорит две важные вещи: он

«Тот, кто дерзал с твоим творцом равняться
И кто тебя таким не сотворил бы».

Выходит кому-то возможно с творцом «равняться», значит состязаться, не соглашаться и не погибнуть в пламени его гнева.
А кроме того, намёк: «тебя таким не сотворил бы», означает лишь: сотворил бы лучшим.
Это Каину должно быть по душе. Хотя состязаться с Богом он не помышляет, но не соглашаться с ним мысленно – это для него обычное дело.
А то, что ему ненавистна его смертность, мы уже знаем.

Люцифер объясняет Каину, в чём родственность их душ: среди себе подобных они особенные, они не боятся того, кто остальным внушает непреодолимый страх:

«Их устрашает участь
Быть в мире тем, чем мы с тобою стали:
Ты - меж людей, я - меж бессмертных духов».

Но кем же они стали? – Богоборцами. Люцифер уже давно и активно, а Каин только в мыслях своих, но дозревает уже и до явного неповиновения. Кому? – Люцифер объясняет:  «всесильному тирану». Следовательно, они, каждый в свей сфере существования, тираноборцы, сподвижники в борьбе, тогда как Иегова навечно и бесконечно одинок: «Он одинок, тиран бессмертный».
И при всём его могуществе он даже менее счастлив, чем те, над кем он осуществляет свою власть тирана.

«Мы, духи, с вами, смертными, мы можем
Хоть сострадать друг другу; мы, терзаясь,
Мучения друг другу облегчаем
Сочувствием: оно весь мир связует;
Но он! в своем величии несчастный,
В несчастии не знающий отрады,
Он лишь творит, чтоб без конца творить!»

Сочувствие «весь мир связует» - это очень важная мысль. По поводу чего сочувствие? А по тому поводу, что все смертные и «бестелесные» духи – дети единой беды: зависимости от произвола всемогущего Иеговы.
Всесилие и вытекающая из него вседозволенность – родители произвола.
Если осуществляющий произвол ни перед кем не подотчётен, то произвол становится неизбежной составляющей деятельности тирана.
Произвол непредсказуем, внезапен и порой смертельно опасен для тех, на кого он обрушивается гневом, а иногда являет собою благость, проявленную без явного повода.
Эта постоянная зависимость от прихоти верховного владыки, неочевидность связи причин и следствий превращает жизнь смертных и духов, также подвластных Господу, в вечно тревожное и напряжённое ожидание неизвестно чего.
Точно знать, что случится, невозможно. Остаётся лишь надеяться, что «Его святая воля» на этот раз обернётся благом, а не испепеляющим гневом.
Иегова, правда, иногда изъявляет «святую волю» довольно недвусмысленно: сих плодов не вкушайте. Но не поясняет почему. И в этом вечный соблазн и искушение, если нарушающий запрет не видит в своём деянии «состава преступления».
Возможно, его видит Бог, но объяснять смертным не станет, не снизойдёт. Значит вечная участь смертных и духов – слепая, рабская покорность во всех без исключения случаях. Оттого и полно Писание этих постоянных самоуничижений: «Моисей, раб Твой…», «Давид, раб Твой…» и т.д.
Иегове, однако, это нравится. Чем больше неприкрытой и неумеренной лести и восхвалений слышит он из уст молящегося, тем больше гнусностей готов ему простить. Чем иначе можно объяснить, что царь Давид, например, помимо славных подвигов совершивший также и немало злодеяний, от которых в ужас приходит праведное сердце, пользовался у Бога неизменным покровительством.
Общая участь людей – смириться и смиренно страдать, если выпало, не изнуряя себя вопросом: заслужено это страдание или нет.
Все, кто рядом с Каином, смирились и покорно влачат удел безропотного подчинения всесильному Иегове. И это удел будущих бессчетных поколений верующих.
Но по странной прихоти уж неизвестно как переплетающихся обстоятельств иногда в душах смертных и духов против такого порядка дел рождается протест.               
Он может быть разным по степени осознанности и готовности к внешним проявлениям, это уже зависит от конкретных обстоятельств, но тенденция со временем стала очевидна и гораздо позже описываемых Байроном событий названа богоборчеством.

Итак, встретились Люцифер и Каин – два богоборца, и Каину многое стало яснее от слов некогда «падшего ангела».

«Ты говоришь о том, что хоть неясно,
Но уж давно в моем уме носилось».

Главное, чем занят ум Каина, это осознание не дающего ему покоя противоречия между мизерностью его реального существования и мощью его мысли, отрицающей такую жизнь.

«Живя, я проклинаю час рожденья
И презираю самого себя…
…я томлюсь
В трудах и думах; чувствую, что в мире
Ничтожен я, меж тем как мысль моя
Сильна, как бог!»

А ещё он одинок среди себе подобных смертных, он для них некое отклонение от нормы, что тоже не может его радовать.

«…я еще не встретил
Ни в ком себе сочувствия! Тем лучше:
Я с духами в сообщество вступлю.
Люцифер. Ты этого сообщества достоин».

Достоин чем? Что может объединить в одном сообществе смертного и повелителя духов? – Недовольство и неприятие той жизни, которая вполне устраивает Иегову.
Люцифер, если бы это от него зависело, смертных сделал бы Богами:

«Я б создал
Богами вас».

И тогда землю населяли бы боги - гордые, бессмертные, разные, могущественные и независимые друг от друга.
Невозможно даже представить, что бы это была за жизнь. Но уж, всяко, это было бы поинтереснее той пресной рутины следующих друг за другом льстиво-хвалебных молебствий Господу и праведных трудов ради хлеба насущного.
Иегова один желает быть Богом, ни с кем не деля ни власти, ни могущества.
И не потому он изгнал из рая Еву и Адама -

«Существ, душой невинных, любопытных
В своей святой невинности»

- что они приобщились к знанию, а потому, что сделав этот шаг, они на шаг приблизились к Богу. Обретение бессмертия было бы вторым шагом, чего допустить ревнивый к власти тиран уже никак не мог.

«…он лишил вас рая,
Чтоб вы от древа жизни не вкусили
И не были, как боги".

Но что же остаётся делать раз Господь всемогущ и перестроить жизнь на иных началах уже невозможно?
Люцифер подсказывает: можно сопротивляться в сфере духа, которая и есть истинное высшее царство.               
Тиран всевластен в сфере презренного праха, но дух остаётся свободным и выбирает властителя, не спрашивая Иегову.
А потому, жить нужно:

«Сопротивляясь. Угасить
Ничто не может духа…
…он создан,
Чтоб царствовать».

Царствовать в сфере духа! 
Что собственно это значит? И что это за сфера такая?
Это сфера или царство, которое обладатель его всегда имеет при себе, носит с собой повсюду, но никто не знает точно, как это происходит и даже где именно оно находится.
У каждого есть своё духовное царство, и он в нём царь – верховный владыка.
Уж каково оно, это другой вопрос. Может там духовный Лихтенштейн какой-нибудь или Монако, но это не важно. А то важно, что оно может вмещать в себя и всю Вселенную.
Тот, кто это понял, к такому «царству» и будет стремиться. Что такому рай-Эдем – убогая приманка для нищих духом.

«…чему
Завидовать в пределах тесных рая
Владыке беспредельного пространства?»

- спрашивает Люцифер Каина, открывая ему тем самым убогость его мечты о рае, как о «наследственном владенье».
Царство духа неотделимо от человека и недоступно для грубого в него проникновения извне. Это, как назовут позже, «территория внутренней свободы». Сфера духа любого человека - это всегда тайна для окружающих. И даже когда владыка этой тайны говорит о ней другим: вот она какая, то совсем не обязательно, что такая она и есть. Проверить это очень сложно, это всегда будет на уровне лишь предположений, и в этом гарантия того, что степень закрытости, независимости царства духа всегда будет очень высока.
Тираны хотели бы и здесь царствовать, как в обычных земных, из праха слепленных своих владениях, но дух избегает насильственной узды.
Добровольную, однако, может принять, когда встречается со сферой духа значительно превосходящей его собственную.
Для этого нужно обладать способностью реально оценивать свой дух и даже признавать его незначительность.
Нужно обладать потребностью совершенствовать своё духовное царство, в том числе и с помощью временного или даже постоянного подчинения «царю со стороны» - духовному Учителю.
Решение в таком случае может принимать лишь менее совершенный "царь", добровольно признавший своё несовершенство. Насилие здесь бессильно.
За волосы к истине не притащишь.

Относительно Люцифера и Каина гадать не приходится, кто из них кому мог бы быть Учителем духовности.
В частности, Люцифер всё знает о смерти, а Каин ничего.
Откуда ему знать? Ещё никто из смертных не умер.
Но смерти все боятся.
               
«Она нам всем, виновным и невинным,
Как зло была объявлена».

А зло, да ещё неведомое зло, всегда страшит, и Каин в этом честно признаётся.

«Смерть мне внушает трепет…
Я смерть узнал еще так мало,
Но уж страшусь... того, чего не знаю».

На это Люцифер, не без гордости, надо полагать, заявляет:

«А я, познавший все, уж не страшусь
Ни перед чем. Вот истинное знанье».

Для Каина «истинное знанье» и отсутствие страха перед смертью – цели весьма заманчивые. И он обращается за помощью к Люциферу.

«Каин. Наставь меня.
Люцифер. С условием.
Каин. Каким?
Люцифер. Пади и поклонись мне, как владыке…
… немало тех, что сердцем
Чтут власть мою, - их будут сонмы; будь же
Из первых – ты».

Условие Люцифера звучит несколько странно.
Он ведь заявил уже, что тираноборец, а тут вдруг требование именно для тирана характерное: «Пади и поклонись мне, как владыке…».
Но, скорее всего, это лишь проверка: достоин ли Каин его наставлений, достаточно ли он твёрд в своих тираноборческих устремлениях.
Каин горд, смел и независим. Он и Иегове не поклоняется и согласиться на условие Люцифера не торопится: «Я не хочу сгибаться ни пред кем».

Люцифер решает более не настаивать и удовольствоваться тем, что есть.
Это тоже немало.

«Но не поклонник бога - мой поклонник…
Ты все же мой: непоклоненье богу
Есть поклоненье мне».

Этот вывод Люцифера - явная натяжка. Каин никому не хочет поклоняться. Наставления Люцифера он готов выслушать и обдумать. Но "сгибаться-поклоняться" он не станет и перед духовным Учителем, которого видит в Люцифере. Менять Бога на Люцифера это для него, как бы сейчас сказали, менять шило на мыло. Гордым и достойным представляется поэтому его ответ: "Я не хочу сгибаться ни пред кем".
Здесь впервые проявляется то, что впоследствии преданный Богу клан его верных слуг - священников - назовёт "гордыней". Нужно, однако разделять гордыню и гордость. Обоснованная гордость вполне допустима. У Каина именно Гордость и Достоинство - качества очень даже желательные в человеке. Их нужно только приветствовать и культивировать, воспитывать сызмальства, ибо что такое есть человек без них? - ЧЕЛ-ОВЕК.
Гордыня же - это лишь необоснованное самомнение, завышенная самооценка, которые конечно же, заслуживают осуждения.

3. АДА

Появляется Ада – сестра и любящая Каина женщина, мать его детей, и любящее сердце её, после короткого диалога с Люцифером, ощущает неясную тревогу:

«Не ходи
За этим духом, Каин!»

В словах Люцифера ей слышится угроза той жизни, к которой она уже привыкла, в них сходство с тем, что она уже слышала от Каина – недовольство выпавшим ему уделом, а это чревато Божьим гневом.
Но тщетны её попытки «образумить» Каина.
               
«Примирись
С своей судьбой, как мы с ней примирились
Люби меня, как я тебя люблю…               
Нет, не ходи за ним
За этим духом: это дух - нам чуждый».

Но чем же? – Тем, что, как и Змий, соблазняет

«…наши
Мятущиеся души нашей жадной,
Неутоленной мыслью», - то есть знанием истины.

Но что же в этом знании плохого? Почему пребывание в неведении, свойственное животным, должно быть предпочтительнее? Для чего же и существует истина, как не для того, чтобы стремиться её постичь?
Знание – это благо, утверждает Люцифер. И разве он не прав, защищая Змия?

«…он истиной прельстил вас,
А истина, по существу, есть благо».

Но у Ады свои резоны: благо не в истине, самой по себе, раз знание её так негативно сказалось на жизни смертных.

«Но истина несет нам только беды:
Изгнание из нашего приюта,
Тяжелый труд, душевный гнет и страх,
Томление о прошлом и надежды
На то, что не вернется».

Ей непонятно, что не истина в этом виновата, которая, несомненно, есть благо, а тот, кому пришлось не по вкусу то, что люди не захотели быть просто несведущими животными, а потянулись к знаниям.
Гнев Бога – вот истинная причина их бед. Причина же гнева – тиранические наклонности Господа, желающего быть единственным обладателем истины, всей, в полном объёме.
Истина же, доступная смертным, пока наделила их лишь знанием всемогущества Иеговы и ничтожности их возможностей что-то этому противопоставить.
Из этого знания нужно сделать вывод и выбор: между рабской покорностью и неопределённостью участи свободного человека, который, скорее всего, погибнет в пламени божьего гнева, но погибнет свободным.
Люцифер говорит об этом выборе: или «свободные муки» или «...бряцание на арфах и низкое восхваление Иеговы»

«За то, что он, Иегова, всемогущ
И не любовь внушает им, а ужас».

Всемогущество и ужас – вот на чём держится «бряцание на арфах». Адам «…почитает бога лишь из страха», а не любви к нему.

Но у Ады своя логика, та самая пресловутая «женская»:

«Ада. Кто всемогущ, тот и всеблаг.
Люцифер. Таким ли 
Он был в раю?»
               
Ясное дело, что нет. Да Но Ада не желает ясности там, где это чревато новыми бедами ей, Каину и их детям. А потому она пускает в ход приём, до совершенства отшлифованный последующими поколениями мужчин и женщин.
Там, где в споре нельзя победить доказательной логикой, можно одержать победу бездоказательными обвинениями. Ну и чуток кокетства не помешает:

«Ада. …ты прекрасней,
Чем демон змий, но так же лжив.
Люцифер. Правдив».

Да, правдив. Но доказать это Аде, из страха перед Иеговой не желающей впускать доказательства в своё сознание, невозможно.
От истины и логики она уходит в эмоциональную область таких понятных «женских наворотов»:

«Бессмертному, стоящему пред нами,
Я не могу ответить, не могу
Проклясть его; я с сладостной боязнью
Любуюсь им - и не могу бежать:
В его глазах - таинственная прелесть,
И я не в силах взора отвести
От этих глаз; в груди трепещет сердце,
Мне страшно с ним, но он влечет меня,
Влечет к себе все ближе... Каин! Каин!
Спаси меня!»

Очень важен последовавший за этим диспут, если можно назвать это диспутом,
о любви. Тут Ада чувствует себя уверенней. Первое слово за ней:

«Я слышала, что нежны - серафимы,
А мудры - херувимы. Дух, ты - мудрый,
Ты - херувим, тебе любовь чужда».

Прекрасный пример всё той же «женской» логики: «Я слышала…», и этого достаточно для категорического вывода: «тебе любовь чужда».
Да было бы кого любить! – возражает Люцифер.

«Когда любовь от знанья гибнет, - кем же
Быть должен тот, кого, узнав, не любишь?»

Вот она – самая суть проблемы: соотношение любви и знания.
Недостаточное знание или нежелание его лежит в основе любви, считает Люцифер.

«Что любовь
Несовместима с знанием, мы видим:
Пример - судьба Адама. Выбирайте
Меж знаньем и любовью, - ведь другого
Нет выбора. Адам уже избрал:
Он почитает бога лишь из страха».

Отсутствие знания означает духовную слепоту, когда видишь, но не понимаешь что и компенсируешь непонимание любовью.               
Потребность любить – врождённое свойство человека. Но что, кого и как любить – это уже каждый сам для себя решает.
Потребность требует удовлетворения и, достигая высшей степени томления по объекту любви, способствует неадекватному восприятию этого самого объекта.
Чем выше градус неудовлетворённой потребности, тем вероятнее, что полюбишь то, что хочешь полюбить и найти в человеке, а не то, что в нём на самом деле есть.
Глаза любви слепы, утверждает арабская пословица, и мало кто из тех, кто немного пожил на свете, сомневается в том, что так оно и есть.
Но вот поостыли страсти и замещаются понемногу реальным знанием о том, кого любишь.
И часто на этом любовь кончается. То есть знание убивает любовь.
Это и утверждает Люцифер, говоря: «Выбирайте   Меж знаньем и любовью».
Любить Иегову можно, не зная, что он тиран – всемогущий, всевластный и непредсказуемый в своих деяниях, немилостивый и немилосердный, ревниво пресекающий все попытки посягнуть на его божественную сущность, уникальные возможности и власть.
Но, узнав это, его можно только бояться.
Адам «почитает бога лишь из страха», и любовью это никак не назовёшь.
Что ж, выбирайте, смертные, между знанием Бога и любовью к нему.
Но любовь эта будет слепой, ничтожной любовью раба к могущественному господину.
А знание – дерзким, гордым и свободным неприятием удела, навязанного тираном.
Но за этим почти неизбежно должны последовать карающие санкции, а потому
то, что Ада советует Каину избрать, предугадать нетрудно: «О Каин! Избери любовь».
Но для Каина это означало бы покорное рабское смирение.

«Я не нуждаюсь в том, что унижает
Во мне мой дух».
 
Лишь одну любовь готов признать и избрать Каин – любовь к Аде.
«А мать, отец?» - спрашивает Ада.
Нет, их он не любит. К ним у него серьёзные претензии. Мало того, что сами они страдают и маются на свете, будучи изгнаны из рая, они ещё и детей нарожали «Для новых, горших мук».
Именно из-за детей, обреченных так же, как и он, идти «путём греха и скорби… К неведомому – смерти» он непреклонен.

«Мои едва лепечущие крошки!
Будь я уверен в счастье их, я мог бы
Почти простить...».

Следует здесь заметить, что Каин или Байрон, таким изображающий Каина, несколько непоследователен.
Да, Адам и Ева, как зачастую и нынешние безответственные родители, завели потомство, не особо озабочиваясь вопросом, для счастья или скорби рождают они детей, не могущих повлиять на их решение.
Но ведь и Каин с Адой повинны в том же.
Даже более своих родителей, поскольку были уже осведомленнее о скорбях, неизбежно связанных с жизнью за пределами Эдема.               
А раз так, то вряд ли Каин имеет право корить родителей за то, к чему и сам причастен и что явно не одобряет, судя по его же словам:

«Ведь быть отцом созданий, обреченных
На жизнь среди страданий и на гибель,
Не все ль равно, что смерть плодить и в мире
Распространять злодейство?»

Но, как заметил в одной из телепередач Виктор Ерофеев, писатель имеет право на противоречивость.
Пожалуй, что да, имеет, в известных пределах…
Важно заметить, что знание, которым соблазняет Каина Люцифер, не может уврачевать его скорбь, его больную душу.

«Древо знанья
Нас обмануло: грех свершен, но все ли
Познали мы о жизни и о смерти?
Мы знаем лишь одно: что мы несчастны».

Но, возможно, это потому, что знание Каина пока несовершенно.
И снова Люцифер искушает его:

«Если жаждешь знанья,
Иди за мною - жажда утолится».

Каин идёт за Люцифером, не колеблясь.

4. В БЕЗДНАХ ПРОСТРАНСТВА

«Когда своею краткой волей в бой 
Вступить ты хочешь с Волей Мировой» К.Бальмонт.

Каким-то неизвестным нам способом вскоре Каин уже не идёт за ним, а летит в «бездне пространства», а Люцифер объявляет себя «владыкой этой бездны».
Невозможно понять, как это может быть, но из этого следует, что не везде «владыка» Иегова.
Не станем разбираться в этой и многих прочих странностях, не согласующихся с догмой о всемогуществе Всевышнего, а сосредоточим внимание на основных идеях повествования, ради которых и пишутся подобные мистерии.

Каину несколько боязно передвигаться таким непривычным способом, но Люцифер успокаивает его: «Доверься мне, владыке этой бездны».
Довериться духу? – Не этому его учили до сих пор наставления отца и матери. Только Иегове нужно верить. При этом верить твёрдо, неколебимо, не подтачивая устои веры сомнениями.
С сарказмом и нескрываемой насмешкой говорит об этом Люцифер.

«Сомненье - гибель, вера - жизнь. Таков
Устав того, кто именует бесом
Меня пред сонмом ангелов, они же
Передают названье это тварям,
Которым непонятно то, что выше
Их жалких чувств, которые трепещут
Велений господина и считают
Добром иль злом все, что прикажет он».
               
Не может быть самостоятельных идей, мыслей и мнений у рабов Иеговы.
Мнения рабов – это мнения их господина, принимаемые бездумно и беспрекословно. Таким слугам знания и вправду не нужны. Зря они съели запретный плод и навлекли на себя гнев Бога.
Люцифер, «владыка духов», не таков: он сам не раб и не нуждается в рабстве других, включая Каина.

«Лети со мной, как равный,
Над бездною пространства, - я открою
Тебе живую летопись миров
Прошедших, настоящих и грядущих».

Это и будет целью их необычного путешествия, во время которого Каин должен будет удовлетворить свою жажду знаний.

«Ты увидишь
За тесной гранью маленького мира,
Где ты рожден, несметные миры».

Летая по безднам эфира, Каин поражается количеством миров, их непредставимыми размерами и разнообразием.
Удивления Каина по этому поводу перемежаются философскими комментариями и наставлениями Люцифера. Все эти миры, так же, как и мир земной

«…на смерть обречены
И все живут, все страждут».

Но как же всё это громадное разнообразие всевозможных форм существования может быть постигнуто разумом? – Никак. В особенности разумом смертного существа, обременённого телесностью, уводящей от познания в глубь своих потребностей, властно довлеющих над жизнью человека.

«…дух твой скован от рожденья
Тяжелой, грубой плотью, если он,
Столь гордый тем, что знает, жаждет новых,
Все новых, высших знаний, а меж тем
Не победит ничтожнейших, грубейших,
Мерзейших нужд и высшею отрадой
Считает только сладостный и грязный,
Без меры истомляющий обман,
Влекущий к созиданию лишь новых
Несметных душ, несметных тел, с рожденья
Приговоренных к смерти…»

«…все, что есть на земле, лишится жизни»  Бытие 6:17.
«...человек умирает и распадается» Книга Иова 14:10.

Эта «приговорённость к смерти» представляется Каину главным злом, довлеющим над человеком. Вместе с плодами познания родителям следовало отведать и плодов бессмертия, или не есть ни тех, ни других, считает Каин.
Смертность – главная причина ничтожества людей и невозможности утолить столь свойственную многим жажду знаний.
Не так всё плохо, утверждает Люцифер:
 
«Ты не можешь
Весь умереть: есть нечто,
что бессмертно».   
               
И в другом месте:

«Но ты живешь и будешь жить: не думай,
Что прах земной, что плоть твоя есть сущность.
Прах твой умрет, а ты вовек пребудешь».

Вот это и Каину, и любому пытливому человеку очень важно знать: что в нём такое есть, относящееся к бессмертию, не умирающее вместе с его телесной оболочкой, остающееся в мире после того, как человек вместе с его гордыми желаниями и прочим разделит «юдоль червей»?
Ответ Люцифера удивительно и, на первый взгляд, разочаровывающе прост, но, тем не менее, верен.
Байрон, вкладывающий его в уста Люцифера, предстаёт здесь незаурядным философом.
ЧЕЛОВЕК БЕССМЕРТЕН, ПОСКОЛЬКУ СТРАДАЕТ.
Интересным здесь представляется соотношение таких понятий, как страдание, скорбь и печаль. Ведь не зря же существуют три эти слова, три понятия.
Байрон утверждает, что страдают все: и Иегова, и Люцифер. Весь мир находится в неразъёмных объятиях страдания и в развитии своём движется им.
Люцифер всё же не полностью уравнивает себя со смертным Каином. Не пристало ему, бессмертному, владыке бездн эфира, повелителю сонма духов становиться с ним на один уровень страдания, к которому он уже как бы и попривык. Его страдание обрело более возвышенную форму: «Я печален».
И это говорит Люцифер, «познавший всё».
Можно сказать по этому поводу, что страдает познающий /"кто умножает познания, умножает скорбь" Екклесиаст/, а «познавший всё» обречён на печаль или скорбь, как степень печали всё ещё с примесью страстей. Не зря ещё при первой встрече Каин заметил о Люцифере: «…скорбь кажется мне частью  Его души».
Печаль – это очищенная от страстей, совершенная форма страдания и скорби.
Печаль – это скорбь мудреца, мудрая скорбь, не растрачивающая себя на затемняющие разум страсти.
Но человеку, обременённому, а может и осчастливленному телесностью, избавиться от страстей, страданий и скорбей, почти невозможно. Разве лишь где-то там, неподалёку от последней черты…
Да и неизвестно, стоит ли.
Человек естественный – единая обитель разума и чувств, постоянно борющихся друг с другом пока жив человек.
«Я откидываюсь от разума к страсти, я опрокидываюсь от страстей в разум» К.Бальмонт.
В каждом человеке соотношение чувственного, телесного и духовного начал различно, что и определяет его уникальность, неповторимость.
Чем был бы человек без страданий и страстей?! Чем было бы без них искусство?! 

«Страстей безумных и мятежных 
Как упоителен язык!» А.С.Пушкин.

Упоительный язык человеческих чувств, расшифрованный нам языком искусства, – стоит ли отказываться от этого источника страдания, но и источника высокой радости одновременно?
«Ты желаешь, ты жаждешь, ты любишь, потому только ты и хвалишь жизнь!», - утверждал Ницше.
Каждый имеет право для себя решить, к чему стремиться: к просветлённой печали или соблазнительным и сладостным страстям, исполненным страданий.

Некоторые осознанно и целеустремлённо стремятся к нирване – состоянию душевной безмятежности, чистого просветления, в котором эмоциональным бурям, туманящим сознание, уже нет места.
Доводилось читать и слышать, что некоторым даже удавалось такого состояния достичь. Что ж, они реализовали своё право выбора из широкого спектра возможностей жизнеупотребления.
Но доказать, что это единственно правильный выбор невозможно.
Возможно, это такая же крайность, как и чья-то зацикленность на потребностях плоти.    
Всякие крайности крайностями и остаются. Ими забита книга рекордов Гиннеса, которую можно было бы также назвать книгой рекордов бесполезного человеческого тщеславия.
Пеле или Марадонна стали бы, возможно, доказывать, что лучшее, чем могут заниматься люди – это играть в футбол. Да только немногие им поверят.
Человек в его неразрывном единстве телесного и духовного очень пластичен, и каждый из людей неповторим.
Этой неповторимостью мир прекрасен и интересен. А потому пусть каждый достойно несёт свой груз страданий и страстей – свой «удел под солнцем».
Крайности – удел фанатов, которые вправе ими быть и ценны уже тем, что расширяют наши представления о возможностях человека.

Итак, страдание, скорбь  и печаль вечны и неизбывны, как бы мир тебе порой ни улыбался.
«И как ни сладок мир подлунный, печать печали на челе» Б.Окуджава.
Но Люцифер, этот философ-богобрец, понимал страдание и печаль не только как человеческую психофизилогическую реакцию на неустроенность бытия, а гораздо шире.
Для него страдание – это и источник и стимул развития, точнее – изменения мира, целью которого является уменьшение страдания, неустроенности, несовершенства мира.
Именно изменения, а не развития, по мнению Байрона, которое он озвучивает устами Люцифера. Развитие предполагает некую направленность изменений в сторону лучшего качества. Но лучшее для одного – худшее для другого. А где существует субъективность оценок, там о развитии говорить трудно.
Но и при всём субъективизме невозможно отрицать, что

«…многое великое погибло,
Чтоб место дать ничтожному».

Состояние страдания стимулирует деятельность, поскольку основой страдания является чувство боли, физической или  духовной, а боль порождает желание от неё избавиться.
«Жить больно» - это гениальное в своей простоте и самое верное определение жизни принадлежит Джеку Лондону. Жить всегда было и будет «больно».
«Если, проснувшись, вы обнаружили, что у вас ничего не болит, знайте, что вас уже нет среди живых» М.Павич. Хазарский словарь.
Страдание, печаль, как результат вечного несовершенства мира, тоже вечно, неустранимо из мира, можно сказать, имманентно ему.
Для страдания, печали всегда найдётся повод.
Всегда найдётся, образно говоря, «мальчуган», который, как в сказке-притче О.Уайльда «Счастливый Принц», будет плакать оттого, что ему не дали луну.

Бессмертные духи и даже Иегова страдают наряду со смертными, в том смысле, что и им нет покоя. И они, если и не страдают, то опечалены несовершенствами мира.
Совершенство недостижимо. Мир, если это реальный мир, а не сказочный дворец Счастливого Принца «Sans Souci», придуманный О.Уайльдом, всегда будет полон скорби и страданий.
Между Иеговой и Люцифером, между ратями, которые они возглавляют, вечная борьба и нескончаемые споры, суть которых непостижима смертными.
Каин, однако, пытается постичь и это. Он прямо спрашивает Люцифера о причине этой непрекращающейся борьбы:
               
«Как может враждовать
Бессмертный с бесконечным, превращая
Весь мир в обитель скорби? И за что?
Люцифер. За власть».

Каину эта борьба за власть непонятна.
И Иегова, и Люцифер бессмертны, а бездна пространства с многочисленными и разнообразными мирами бесконечна. Почему же им тесно в этой бесконечности?
Над чем им обоим хочется властвовать безраздельно? – Над правом единолично решать, что делать с миром и что называть добром и злом, отвечает Люцифер.
Для обоих властителей мир несовершенен и подлежит изменению, исправлению, а если это не удастся, то разрушению и созданию чего-то нового.
Но никогда им не удастся договориться, как нужно изменять, разрушать и строить новые миры.
Это видно даже на примере человека. Иегова создал людей смертными, а Люцифер, по крайней мере, так он утверждает, создал бы их богами.
Иегова – тиран, а Люцифер ненавидит рабство. И так во всём, включая и вопрос, кто является источником зла.

«Каин. Но зло творит - один из вас.
Люцифер. Который?».

Это не вопрос Истины. Это вопрос победы. Победитель решает, что есть зло, и навязывает своё решение и собственному воинству, и побеждённым.
Так утверждает Люцифер, и так оно ведётся в мире до наших дней.

«Он победил, и тот, кто побежден им,
Тот назван злом; но благ ли победивший?
Когда бы мне досталася победа,
Злом был бы он».

Такой способ доказательства и утверждения «истины» убедителен для рабов, но малодейственен для одержимых духом беспристрастного поиска Истины.
А потому и победа – это победа временная, не окончательная. Победитель властвует пока сила на его стороне. И даже в течение всего этого срока его власть оспаривается и регулярно подвергается испытанию на прочность. Абсолютной власть никогда не бывает.

«Там – внизу – побежденные точат мечи,
Наверху – победитель усталый» С.Г.Скиталец.

Люцифер и его рати и есть как раз те побеждённые, которые постоянно «точат мечи» для новых сражений с Иеговой, чьё владычество они не признают.

«Он победитель мой - но не владыка,
Весь мир пред ним трепещет, - но не я:
Я с ним в борьбе, как был в борьбе и прежде,
На небесах. И не устану вечно
Бороться с ним, и на весах борьбы
За миром мир, светило за светилом,
Вселенная за новою вселенной
Должна дрожать, пока не прекратится
Великая нещадная борьба,               
Доколе не погибнет Адонаи
Иль враг его! Но разве это будет?»

Хороший вопрос. 
Даже если чисто умозрительно допустить, что победитель и побеждённый, Иегова и Люцифер, поменяются местами, то разве будет это означать прекращение извечной борьбы двух начал? Очевидно, нет, ибо это означало бы победу энтропии над процессами изменения и развития мира.
Таким образом, борьба разных и вечных начал мира и сама вечна. А значит, вечны и сопутствующие ей страдания, скорбь и печаль.
Страдая и скорбя, человек участвует в вечных «бессмертных» процессах изменения мира. При этом и знания о мире совершенствуются и пополняются.
Внося в бессмертную эстафету познания свою крупицу знаний, человек становится бессмертным, в тем большей степени, чем значимее его доля в познании Истины.
«И в смерти будешь жить, как остов мощных зданий!» К.Бальмонт.
Официальное признание или непризнание заслуг в этой области не имеет значения, поскольку часто зависит от причин, не имеющих к бессмертию и Истине никакого отношения.
СТРАДАЯ И ПОЗНАВАЯ МИР ЧЕЛОВЕК БЕССМЕРТЕН.
Это и пытался объяснить Каину Люцифер.

Рассуждая на эту тему, нелишне будет упомянуть и о том, что среди суфийских мистиков 13-го века распространённым было мнение, что древо познания и древо жизни /бессмертия/ - это одно и то же древо.
Познание делает человека бессмертным, и с этим легко можно согласиться. Второе дерево становится как бы и ненужным, что достаточно логично, но не согласуется с Ветхим Заветом.
Суфийский поэт-философ Джалаладдин Руми /1207-1273/ рассмотрел этот вопрос в притче «Древо Бессмертия».
Некий царь, услышав «Что есть в стране индусов Древо Жизни», отправляет на его поиски одного из своих мудрецов, «Чтоб чудный плод доставить во дворец».
Годы прошли в бесплодных поисках, пока посланный не наткнулся на шейха-мудреца, объяснившего ему его ошибку:

«…в сущность не вникал ты,
Меж тем в сказаньях, притчах всех широт
О Древе Знанья говорит народ…
Хотя немногие наелись всласть.
Бессмертье и нетленье – только часть
Его даров».

Следовательно, плоды познания являются одновременно и плодами бессмертия.
Байрон, однако, в своей мистерии не выходил за рамки библейского толкования этого вопроса.

Заканчивая путешествие по звёздным высям, Люцифер даёт Каину последний и очень важный завет.
Стремясь к знанию, нужно стремиться к независимости от мнений и предпочтений тирана, то есть к Истине, к способности видеть её собственными глазами и постигать собственным разумом. Только такое знание ведёт к бессмертию.
               
«Один лишь добрый дар
Дало вам древо знания - ваш разум:
Так пусть он не трепещет грозных слов
Тирана, принуждающего верить
Наперекор и чувству и рассудку.
Терпи и мысли - созидай в себе
Мир внутренний, чтоб внешнего не видеть:
Сломи в себе земное естество
И приобщись духовному началу!»

Завет этот, хотя по версии Байрона и от Люцифера исходящий, не утратил своего значения  и в наши дни.

5. ФИЛОСОФ, ПОБЕЖДЁННЫЙ СТРАСТЯМИ

Каин возвращается на землю, к Аде, в тот мир, где царствует «человеческое, слишком человеческое».

Ещё блуждая по безмерностям вселенной, Каин признаётся Люциферу, что всем виданным красотам предпочитает красоту своей сестры и жены Ады.

«Все, все - ничто пред красотою Ады.
Чтоб созерцать ее, я отвращаю
Глаза свои от неба и земли».

Это говорит в нём его телесность, которой лишён Люцифер, хорошо понимающий, как скоротечны чувства смертных.

«Ты любишь,
Пленяясь красотой ее, как Ева
Пленилась райским яблоком когда-то;
Но красота поблекнет - и любовь
Угаснет, как и всякое желанье…
Мне жаль тебя: ты любишь то, что гибнет.
Каин. Как мне - тебя: ты ничего не любишь».

Каждый из них по-своему прав.

И вот Каин снова с любимой Адой, которая замечает, что путешествие не принесло Каину облегчения.

«Тот гордый дух, с которым ты ходил,
Тебя еще сильнее опечалил».

Как может, она пытается его успокоить, отвлечь от скорбных мыслей:

«Что пользы
Весь век Эдем оплакивать? Ужели
Нельзя создать другого?
Каин. Где?
Ада. Где хочешь:
Раз ты со мной - я счастлива без рая».

Замечательные слова, сказанные от чистого, любящего сердца.               
Но разве могут они успокоить того, кто, как и Люцифер,

«…видел
Деяния бессмертных, созерцал
Угасшие светила и, взирая
На вечное, участвовал, казалось,
И сам в его величии; теперь
Я снова - прах и снова понимаю,
Что я - ничто: дух истину сказал мне».

Возможно, прекрасной Аде и удалось бы отвлечь Каина, хотя бы ненадолго, от его грустных дум.
Кто хоть сколько-нибудь знает женщин, знает и то, сколь безграничны, порой, их способности уводить мужчину от печали.
Но в глаза Каину попадаются алтари, воздвигнутые Авелем.

«Ада. Он хочет
Совершить с тобою жертву».

Каин возмущён. Почему кто-то, пусть даже и брат, что-то решает за него.

«А кто ему сказал, что я согласен
Делить его корыстные молитвы,
В которых вовсе нет благоговенья,
А есть лишь страх? Мне алтаря не нужно…».

Приносить жертвы Иегове означает выразить ему тем самым признательность и благодарность. Но за что?

«Быть благодарным
За то, что я во прахе пресмыкаюсь…
И я за это должен
Ханжою быть и делать вид, что очень
Доволен мукой? Каяться - но в чем?
В грехе отца? Но этот грех давно уж
Искуплен тем, что претерпели мы,
И выше всякой меры искупится
Веками мук, предсказанных в проклятье».

Но Авель настойчив, и Каин уступает его просьбам совершить совместное жертвоприношение.
Авель молится коленопреклонённо и смиренно.
Каин колен не преклоняет. Чуть ли не каждое слово его молитвы – вызов.

«Дух, для меня неведомый! Всесильный
И всеблагой - для тех, кто забывает
Зло дел твоих!» и т.п.

Не удивительно, что Иегова разгневался и налетевшим вихрем разрушил его алтарь.
Теперь уже Каин гневается и порывается сокрушить алтарь Авеля.
Авель пытается этому помешать.
               
«Каин. Так его отрада
Чад алтарей, дымящихся от крови,
Страдания блеющих маток, муки
Их детищ, умиравших под твоим
Ножом благочестивым! Прочь с дороги!».

«Бог мне дороже жизни», - восклицает Авель, верный слуга Господа, и гибнет в пламени гнева своего брата.

Свершилось. Смерть заполучила от смертных свою первую жертву.
Осознав содеянное, Каин искренне раскаивается, но сделанного не воротишь.
На смену гневу приходит отчаяние.

«Каин. Да, смерть!
И это я, который ненавидел
Так страстно смерть, что даже мысль о смерти
Всю жизнь мне отравила, - это я
Смерть в мир призвал, чтоб собственного брата
Толкнуть в ее холодные объятья!»

Ева проклинает Каина за содеянное.
Адам делает это по-своему: «Я не кляну. Его проклятье - совесть».
Но неизвестно ещё, что хуже.
Каин, проклятый близкими, отмеченный печатью ангела господня, дабы никто не посмел его убить, чтобы продлились дни горьких мучений его на земле, в сопровождении верной Ады и детей уходит на восток.

Бремя собственной телесности и родное дитя её – гнев победили богоборца-философа Каина.
О смерти он так говорил Люциферу:

«Дух! я знаю
О смерти только то, что смерть ужасна,
Что смерть - наш общий горестный удел».

Знать это и стать самому источником этого ужаса, поддавшись гневу, не управившись со своими страстями – это, конечно, недостойно философа, которому следовало бы лучше владеть собой.
Это тот самый случай, когда «страсть повергла в пучину».
Бестелесному Люциферу легко было советовать: «Сломи в себе земное естество».
У Каина не получилось.
Все достоинства его, как независимого, гордого и смелого мыслителя, дерзнувшего противостоять даже всемогущему Богу, не могут оправдать Каина и смыть с него невинную кровь. 
Авель перед Каином неповинен. В любом случае не настолько, чтобы быть убитым.
Смерть Авеля глубоко символична и таит в себе истоки пессимистического мировоззрения. Со всей остротой она поставила пред человеческой мыслью серьёзнейший вопрос: что в человеке сильнее – плоть или разум, животное или духовное начало?               
Возможны и производные от этого вопроса:
- если сильнее плоть, то навсегда ли она сильнее в человеке?
- может ли разум обуздать плоть?
- может ли обузданная плоть взбунтоваться и снова выйти из-под контроля разума?

Однозначных ответов мы до сих пор не знаем. Возможно, их и не может быть.
Каждый человек – арена битвы противоположных начал и исход битвы в каждом отдельном случае труднопредсказуем и может быть основанием лишь для вероятностных суждений.
Но, придя к такому нерадостному выводу, мы можем утешить себя хотя бы тем, что в этой неопределённости и высокой непредсказуемости поведения отдельной личности кроется бесконечное разнообразие мира, стимулирующее наш интерес к жизни и наше активное к ней отношение.

*****

БИБЛИЯ ОБ ИЗГНАНИИ АДАМА ИЗ РАЯ

Сам библейский текст довольно скупо рассказывает об этом навеки печальном событии, имевшем роковые последствия для потомков Адама и Евы.

«И взял Господь Бог человека, [которого создал,] и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» Бытие 2:15.

Следует заметить, что комментаторы практически обходят молчанием тот факт, что и в раю человек обязан был трудиться - «возделывать и хранить» Эдемский сад.
У Джона Мильтона имеется лишь констатация, что "...обширный Райский Сад  Значительно их силы превышал". "Потерянный рай".
Кто когда-нибудь пытался что-то «возделывать» в саду, должен помнить, что это далеко не развлечение, а серьёзное и трудоёмкое дело.
Но одно дело возделывать для себя. Тут можно ещё и поблажку себе какую-нибудь сделать. Но если трудишься по указанию Бога, это совсем другое дело. Тут полная отдача нужна, чтобы не вызвать неудовольствие Всевышнего.
Это к тому, что представления о жизни в раю, как об одном непрекращающемся удовольствии и исключительно приятном времяпрепровождении вряд ли правомочны. Соответственно, и ностальгия по беззаботным временам пребывания в раю вряд ли оправдана и объясняется известной склонностью человека идеализировать то, что безвозвратно оказывается в прошлом.
Однако, эта ностальгия о рае играет огромную роль при художественной разработке сюжетов на библейские темы. Это характерно и для мистерии Д.Байрона «Каин».

«И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла» Бытие 2:9.
«И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть,
а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» Бытие 2:16-17.
«И сказал змей жене: нет, не умрете,
но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» Бытие 3:4-5.
«И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.
И выслал его Господь Бог из сада Едемского…» Бытие 3:22-23.

Вот, начнёшь только чуть-чуть хотя бы задумываться над текстом, /а от бездумного чтения какой прок?!/, так и натыкаешься сразу на неразрешимые проблемы при попытке нарисовать в сознании непротиворечивую картину библейских событий.
Библейские тексты достаточно ясно свидетельствуют, что Иегова ревностно относился к своему статусу единственного вершителя судьбы вселенной.
Он постоянно внушал это своим пророкам, а те, в свою очередь, убеждали в этом и царей, и простых людей.
Чем же гарантировался этот статус? – Его всемогуществом, всезнанием и бессмертием. Только эти три качества и позволяли Господу творить вселенную и управлять её делами по собственному божественному замыслу.
Желание Иеговы быть единственным властителем созданного им мира понять не трудно. Между несколькими властителями могли возникнуть разногласия и конфликты, что нарушило бы мировую гармонию и т.д.
Но тогда зачем, спрашивается, нужно было взращивать два эти роковые дерева? Для кого предназначались их плоды? Господь и без них был всезнающ и бессмертен, а наличие таких дерев предполагало и возможность того, что кто-то, съев их плоды, приблизится к Господу по степени могущества.
Ответа на этот вопрос мы не знаем. Ход логических рассуждений здесь заканчивается и начинается «неисповедимость путей господних».
В мистерии Байрона «Каин» этот вопрос также неоднократно задаётся, но скорее риторически, чем в надежде найти ответ. Предлагаемый Байроном текст лишь намекает, что это необъяснимый каприз всемогущего тирана.
 
Итак, «человекам» дозволялось только «возделывать и хранить» плоды, «приятные на вид и хорошие для пищи», наряду с другими деревами, выросшими в Эдеме.
Но ведь это прямой искус для невинных, безгрешных и любопытных созданий, какими  были тогда Адам и Ева, ещё не знавшие молитвы: «…и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого» Евангелие от Матфея 6:13.
Выходит, что ввёл Господь первых людей в соблазн и от лукавого не избавил.
Не просили, вот и не избавил. А как можно просить о том, о чём не знаешь, что это такое? Выходит, намеренно подведены были Адам и Ева к первородному греху вплотную, поскольку должны были запретные плоды возделывать и охранять.

Что ещё интересно: Господь НЕ ЗАПРЕЩАЛ есть плоды с древа жизни. Об этом ни слова.
«…от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него». Только от «дерева познания добра и зла»!!!               
Если бы вместе с плодами древа жизни Адам и Ева вкусили бы бессмертия, а плодов познания не касались, Иегова и наказать бы их не мог, поскольку не запрещал им это. Уже позже он спохватился и выгнал чету из рая, дабы они «не стали жить вечно».
Как это можно объяснить? Хотя бы попытаться.
Невозможно представить, чтобы древо жизни относилось ко «всяким деревам в саду». Это дерево явно особенное – дарящее жизнь вечную. Так неужели Иегова не придавал значения тому, что Адам и Ева могли стать бессмертными? А если придавал, то почему сразу не запретил есть с него плоды, а лишь потом выгнал из Эдема, когда они уже познали добро и зло?
И почему, кстати, змий соблазнил Еву именно плодом познания, а не бессмертия?
На первый взгляд разгадать этот ребус невозможно.
Ну, можно сослаться, как это очень часто делают, когда заходят в тупик, на неисповедимость путей господних, и таким образом закрыть вопрос.
Но это совсем не интересно.

Попытаемся разобраться.
Что случилось бы, если бы первые люди стали бессмертны, но не познали добра и зла? Да ничего особенного. Появился бы новый вид бессмертных – телесные бессмертные. А бестелесных и так уже было полно: всякие ангелы-архангелы, серафимы-херувимы, духи добрые и злые, над которыми главный – Люцифер. И вот к этой разнообразной компании ещё бы парочка телесных бессмертных присоединилась. Ну и что? Всё равно Иегова всё держит под контролем. А бессмертные «человеки» без знаний о добре и зле – это лишь бессмертные животные, созданные по образу и подобию Всемогущего.
Возможно, в самом по себе бессмертии Иегова большой беды не видел.
Ну какая, например, беда в бессмертной курочке, которая вечно несла бы яйца для ежеутреннего омлета?
То, что бессмертные существовали в мире и до Адама, подтверждается и словами Бога: «…вот, Адам стал как один из Нас». Один из кого это «Нас»? Во всём Писании местоимения, написанные с заглавной буквы, относятся только к Богу-отцу и Богу-сыну. Поэтому «Нас» может относиться только к существам равным Богу хотя бы по параметру вечной жизни.
Само по себе это «Нас» представляет собой серьёзную проблему для толкователей Писания, поскольку явно указывает на множественность существ, с которыми Иегова отождествлял себя по каким-то существенным свойствам.
Как бы прямое указание мы здесь имеем на многобожие, которое, тем не менее, отрицается.
Но пусть над этой проблемой ломают головы специалисты - толкователи священных текстов. Мы же лишь ограничимся предположением, что существа, с которыми Господь объединял себя местоимением «Нас», должны быть, как минимум, бессмертны.
Итак, вполне допустимо предположение, что есть плоды с дерева жизни Адаму и Еве изначально не запрещалось. Они могли стать бессмертными, не вызвав гнева Господа и изгнания из рая. Телесные бессмертные вечно возделывали бы райские кущи, этим бы всё и кончилось.
Лишь плоды древа познания были под запретом, и совсем нелишне было бы понять почему.               
Возможно потому, что именно знание – основа реальной силы и могущества, необходимых для творения и преобразования сотворённой вселенной – основного занятия Господа.
Мало быть просто физически сильным человеком. Нужно ЗНАТЬ как и для чего можно этой силой воспользоваться с максимальной пользой.
Не зря Ф.Бэкон провозгласил: «Знание само по себе есть сила».
Сила без знания – это инструмент без работника.
Бессмертие без знания, на что его употребить, обрекало бы людей на вечное покорное хождение на поводке у Бога.
Но и знание без бессмертия лишалось значительной части своего могущества.
Что-то важное познавший смертный не может составить реальной конкуренции Богу, который знает ВСЁ и БЕССМЕРТЕН.
Жажда Бога в знании утолена – он ВСЕВЕДУЩ.
Жажда в знании человека утолена быть не может, в том числе и по причине его смертности.
 
«…и знания мои   
Во мне будили жажду новых знаний» Байрон. "Манфред".

Слишком короток век человека, чтобы жажда познания необъятного мира была утолена. И эта неутолённая жажда обрекает человека на вечное стремление к недостижимому счастью. Тот же Манфред в одноимённой драме Байрона приходит к пессимистическому выводу «Что в знании нет счастья, что наука   Обмен одних незнаний на другие».
Таким образом, лишь бессмертный и в бессмертии своём достигший всеведения Адам мог быть нежелателен Иегове, как возможная угроза его единоличному всевластию.
Если бы Адам был просто бессмертным существом, беды бы в этом не было.
Приобщился к знанию, нарушив божественный запрет, – это уже похуже. Это начало того, что чревато бунтом.
Но бессмертный и всеведущий Адам, да ещё и наделённый образом и подобием Бога – это уже недопустимо.
Необходимы срочные превентивные меры – ВОН ИЗ РАЯ!
Таковым он и предстаёт нам в Писании, Иегова, изгоняющий Адама и Еву из рая, -
Бог  бессмертный и всемогущий, одинокий и ревнивый страж своего всемогущества, которым он ни с кем делиться не намерен.

УБИЙСТВО АВЕЛЯ

«…Каин принес от плодов земли дар Господу,
и Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его,
а на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лице его»
Бытие 4:3-5.
«И сказал Каин Авелю, брату своему: [пойдем в поле]. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его» Бытие 4:8.

Из сопоставления библейского текста с текстом мистерии Байрона видно, что в трактовке событий поэт существенно отошёл от первоисточника.               
В Библии Каин, так же, как и Авель намеревался, без всякого понуждения со стороны Авеля, принять участие в жертвоприношении Иегове.
А у Байрона Каин, уже осознав себя богоборцем, не собирался этого делать и лишь уступил, в конце концов, настойчивым просьбам брата.

В Библии, и это очень важно заметить, Иегова без всякой видимой причины пренебрёг даром Каина и «призрел» дар Авеля. Естественно, что Каин «сильно огорчился», увидев в таком к нему пренебрежении незаслуженную и несправедливую обиду. Да и любой бы на его месте огорчился.
Таким образом, именно в непонятном предпочтении даров Авеля кроется причина трагедии. Ведь каждый из братьев дарил из того, чем владел, и непонятно, зачем Иегове нужно было «сильно огорчать» Каина из-за того, что по его же предопределению у Каина были только плоды земли, а Богу более пришлись по душе ароматы горящей плоти. Конечно, Каину обидеться нужно было на Бога, а не на брата, который невинен был в том, что Иегова предпочёл именно его дары.
Но на Боге обиду не выместишь, зато можно это сделать на брате, что и произошло.
Обиженный и, возможно, позавидовавший брату Каин заманил Авеля в поле, где и убил вполне сознательно. В библейском истолковании Каин лишён всякого романтического ореола.
Мелкий завистник, убивший чистого и ни в чём не повинного единокровного брата.
Но спровоцировал трагедию всё же Иегова, которому совсем не обязательно было беспричинно обижать Каина и подставлять Авеля вместо себя под гнев завистника.

У Байрона же всё сложнее. Его Каин – богоборец, осмелившийся противопоставить себя Богу-тирану, творящему произвол в отношении беззащитных перед его могуществом людей.
Поддавшись на уговоры брата, скорее для того, чтобы не огорчать его, а не для того, чтобы почтить Бога, Каин приносит свои дары на алтарь.
Иегова его дары не принимает, но вполне мотивированно, за нескрываемое нежелание подносителя «бряцать на арфе», то есть возносить ему хвалебные и льстивые молитвы.
Каин впадает в гнев, увидев в неприятии его даров склонность Иеговы к кровавым жертвам, а не к мирным плодам земли. В ярости он пытается разрушить жертвенник Авеля, чему тот воспротивился и был убит Каином, впавшим фактически в состояние аффекта. Никакого заманивания в поле и заранее продуманного плана убийства у байроновского Каина нет.

Но непреднамеренность убийства не обеляет Каина.
В гневе он убивает брата, вся вина которого лишь в том и состояла, что он верил в Иегову, в его всесилие и благость.
Этого слишком мало, чтобы заслужить смерть.
Каждый волен верить или не верить в кого-то или во что-то.
Проявленная Каином нетерпимость послужила дурным примером и оказалась заразительной.
За тысячелетия существования человечества смерть собрала обильную жатву во имя веры или неверия.
Когда это кровопролитие закончится, никто не знает.