Утомлённая

 УТОМЛЁННАЯ. Рассказ.

"Тебя я лаской огневою  И обожгу, и утомлю" М.Пойгин

*****   

Каждый раз при встрече она здорово меня распаляла.
Мы не были знакомы, но довольно часто я видел её среди отдыхающих.
Невозможно было её не заметить.
Впервые я встретил её на третий день пребывания в кемпинге, где дожидался звонка
от шефа, который, отправив жену с детьми в Сухуми, на бывшую сталинскую дачу,
развлекался неподалёку со своей очередной "моделью".
Нужно было ждать, когда ему это надоест, чтобы затем на новеньком шикарном мерсе
отвезти их в Москву. По месту, не желая ненужных глаз, шеф раскатывал сам. А я
был неподалёку для страховки.

- Отдыхай, парень, - сказал он, принимая ключи от мерседеса. – Неделька точно
твоя. А затем будь, как пионер, всегда готов, то есть абсолютно трезв и во
всеоружии. Это тебе бонус за московские перенапряги. В командировочных себя не
стесняй, но и не хами особо.
Всё, пока, через неделю в любой момент жди звонка. Далеко от цивилизации не
забирайся, чтобы такси всегда было поблизости.

Она была, что называется, мой тип.
Как писал Тао Юань-мин:
«Не обмолвился словом,
      а душа уже опьянела».
Женщина около тридцати, почти брюнетка, почти красотка и почти идеально сложена.
Несколько случайно услышанных фраз грамотным построением и интонационным
богатством выдавали умную женщину.
И голос у неё был почти волшебный.
Но ещё одно "почти" мешало немедленно с нею сблизиться.
Мы оба были почти, но всё же не совсем свободны.
При ней был спутник, которому на пару дней раньше повезло с ней встретиться.
И времени он даром не терял. Объективности ради нужно было признать, что
выглядел он неплохо, «но не орёл», и после двух-трёх её взглядов в мою сторону уже казалось, что теоретически у меня есть шансы.
Я тоже не одиночествовал, чему, её увидев, был совсем не рад.
Любуясь ею, когда удавалось, я не знал, что делать.

В автобусе, увозившем нас с пляжа, мы оказались на сидениях друг против друга,
и эта поездка была из тех, что запоминаются надолго.
Её спутник, разомлевший на пляже от солнца и тёплого пива, вскоре задремал,
и моя подружка, будто с ним сговорившись, тоже подрёмывала.
Но нам-то было не до сна.
Жадно, проникновенно я погрузил свой взгляд в её глаза.
И она их не отвела.
«Мы глазами встретились, и это нам понравилось», - вспомнились слова модной
тогда песенки.
Наши взгляды вначале осторожно и сдержанно, а затем всё более и более откровенно
и страстно как бы целовали друг друга невидимыми, но такими сладкими губами!
Не сказав ни слова, мы сказали друг другу всё.
Платья на ней было совсем немного и, скажу я вам, там было чем полюбоваться.
Не таясь, я перевел свой снимающий остатки одежды взгляд пониже шеи и мне
показалось даже, что её великолепная, слегка обильная грудь затрепетала
и подалась мне навстречу.
Ниже... всё было тоже хорошо загорелым, пропорциональным и манящим.
Кто-то развёл внутри меня большой костёр.
В эти минуты я понял, что значит вожделение – это состояние предельной
напряжённости чувства, провоцируемое ответным, но также не могущим осуществиться
желанием.
Напротив, в каком-то полуметре, сидела женщина прекрасная и вожделенно-желанная,
и, судя по всему, тоже испытывала ко мне влечение.
Наша пространственная близость, явные знаки взаимной заинтересованности
и невозможность немедленного дальнейшего сближения дико меня напрягли.
Позднее я написал:

Теперь я знаю, что это за пытка:
Держать себя в тугих тисках приличий.
Пусть это удаётся мне отлично,
Но кто бы знал, какая это пытка!

Едва-едва заметно она улыбнулась и поддала этим жару.
Желание стало настолько болезненно-острым и напряжённым, что я уже не знал,
как с этим справиться, как удержаться от мучительного искуса.
Хотелось схватить её за оголённые загорелые плечи, притянуть к себе, впиться
в её безмолвно просящие об этом губы... Но...

И это нельзя нам, и это…
О жизни такой ли мечтали?!
Придумав все эти запреты,
Счастливее люди не стали.
               
Как страстно, как обречённо-безнадежно хотелось нам такой невозможной малости –
оказаться вдвоём.

Водитель автобуса тормознул немного резко.
Я и моя задремавшая спутница качнулись вперёд.
Я почти коснулся своей "прекрасной незнакомки", почти…

На следующий день мы опять были на пляже.
Я сразу её заметил. Похоже, что и она искала меня взглядом.
Её спутник увлечённо что-то рассматривал в бинокль. Возможно, выискивал кого-то
получше своей подружки.
Вскоре, однако, ему это надоело, и он начал играть в карты с соседями по
топчанной лёжке.
Мне показалось, что головой она подала мне знак, а затем пошла к воде.
Я следил, как она всё дальше и дальше отплывала от берега.
И понял: она приглашала меня поплыть за ней.
Моя спутница плавала плохо, и я мог не опасаться, что она последует за мной.
- Пойду окунусь.
Уверенным кролем я нагнал её довольно далеко от берега.
- Здравствуй!
- Здравствуй!
Не нужно было больше ничего говорить.
Мы взялись за руки и, одновременно сделав глубокий вдох, нырнули. Не глубоко,
Лишь бы не было видно, чем мы занимаемся.
А мы пытались сделать то, что не смогли сделать вчера в автобусе – слиться
воедино. Мы плотно переплелись руками и ногами и, отдаваясь безотчётному порыву, пытались поцеловаться.
Ничего не получилось. Почти ничего...
Наши губы всё же соединились, и, хотя поцелуй был скорее символическим,
он всё же много значил для нас, подтверждая единство наших устремлённостей друг
к другу.
- Умираю, так хочу тебя.
- Я тоже.
Мы снова нырнули.
Я опустил её символический топик пониже и в чистейшей морской воде, пронизанной
обильными лучами солнца, увидел красивейшую грудь на свете. Как мог я поцеловал
это великолепие, а затем, повинуясь притяжению изысканнейших линий и легкого
колыхания манящим волшебством наполненных объёмов, прижался лицом к этому
нежному и трепетному чуду.
Она обхватила мою голову руками и ещё сильнее прижала к себе.
Я думал, что рехнусь.
Чёрт бы побрал это море! Что бы я ни отдал тогда за крохотный уединённый кусочек
суши для нас двоих!
Я завёлся и уже готов был на всякие безумства.
К счастью она лучше владела собой.
- Не дури. Утонем.
- Давай утонем!
- Зачем, милый, лучше придумаем что-нибудь.
Остатками здравого смысла я с огромным трудом взнуздал свои шальные чувства и,
наконец, разум ко мне вернулся: «Она права».
- Давай расплывёмся ненадолго. Возможно, он снова взялся за бинокль.
Мы отплыли друг от друга метров на десять и с этого расстояния обменивались
радостными взглядами и улыбками. Но долго быть порознь мы не могли и вскоре
снова сплылись.
Опять мы ныряли, обнимались и ласкали друг друга под водой, насколько это было
возможно.
- Кто он тебе?
- Да так, здесь познакомились, пока тебя не было.
- Ты можешь его послать?
- Ну… могу, наверно. Но не уверена, что стоит.
- А для уверенности что нужно?
- Нужно знать, чего ты от меня хочешь.
- Я тебя хочу, и у меня осталось для этого максимум три дня.            
- А потом?
- Потом я уже не буду себе принадлежать ни здесь, ни в Москве, куда уеду.
- Ну что ж, ответ честный и исчерпывающий. Видишь ли, я тоже тебя хочу, вот
прямо сейчас бы тебе отдалась. Но три дня мне мало. Я уже не девочка, мне пора
в тихую гавань. Есть у тебя тихая гавань для меня?
- Нет.
- Вот видишь… так что не буду я его посылать. Он как бы серьёзно в отношении
меня настроен, не женат. Зовёт с собой, обещает вечно любить и холить. И мне он нравится, хоть и не так, как ты.
Я снова увлёк её под воду, где с нежной силой мял, тискал и прижимал к себе её
прекрасное тело.
Стало только хуже, градус неудовлетворённости повысился, и мне казалось, что
море вот-вот закипит вокруг нас.         
Мы едва не задохнулись, так не хотелось всплывать.
Отдышавшись я спросил:
- Ну и что же нам делать? Ты ведь хотела что-то придумать.
- Уже придумала, если ты от своей подружки сможешь отлипнуть ночью.
- Думаю, что смогу.
- Тогда слушай. По соседству санаторий. У меня там знакомая – старшая медсестра.
У неё ключи от процедурной. Ну а ночью какие процедуры?! Своему я скажу, что
нездорова, и мы сможем встретиться.
- Понятно. Вариант отработанный, - сказал я с неожиданно прорвавшейся ревнивой
ноткой.
- Милый, не будь занудой. Ты же меня хочешь?
- Ещё как!!!
Мы снова нырнули…

- Слушай, мне придётся уехать этой ночью. Ситуация изменилась, нужно получить
новые инструкции.
- А по телефону нельзя?
- Нельзя.
- Ну да, понимаю, вы люди государственные, - сказала она, даже не пытаясь скрыть
сарказма в голосе. – Только дуру из меня не надо делать. Видела я, как вы друг
на друга пялились.
- О чём это ты?
- Не о чём, а о ком. О той шикарной брюнетке, с которой ты плавал в сторону
горизонта.
- Не фантазируй. Ты же видела, она не одна.
- То же мне аргумент. Голь на выдумки хитра. Да не парься ты! Я всё понимаю.
Я тебе подружка «на недельку, до второго…». А при необходимости срок можно и
сократить. Только обманывать меня не надо. От этого больнее. Ты свободен. Мне
хорошо с тобой было. Похоже, что и ты не скучал. Но человек, как известно, ищет,
где лучше, вот ты и нашёл. Всё, я пошла.
Она развернулась и зашагала в сторону домика, в котором жила с другими
отдыхающими девушками.
- Погоди.
Она остановилась и обернулась в мою сторону.
Я подошёл.
- Ты извини, что так вышло. Кто мог знать… Но ты классная девчонка и, как я
теперь вижу, большая умница.
- Да ладно тебе.
Она чмокнула меня в щёку и ушла.
Если уж расставаться, то со всеми девушками я хотел бы расставаться именно так.
               
Я ждал на лавочке в условленном месте и маялся от нетерпения. Пора бы уж ей
прийти, а всё нет. Мысль о том, что что-то может помешать нам встретиться,
здорово напрягала.
Послышались чьи-то шаги. Сердце радостно, но напрасно встрепенулось: шаги были
явно не одного человека.
Счастливая парочка, тесно прильнувших друг к другу мужчины и женщины, не
торопясь прошла мимо.
Вот и ещё шаги торопливо идущего одинокого человека. И это была она.
В обрамлении лунного и звёздного сияний вместе с этой красивой женщиной ко мне
приближалось томительное предощущение счастья.
Я бросился ей навстречу…

В процедурной, куда мы попали, пройдя коридор, которому, казалось, не будет
конца, мы не стали медлить.
Смотровой топчанчик у стены был застелен чем-то типа туристического коврика.
Я сорвал его и бросил на пол. Кушетка нам явно не подходила. Тут же я принялся
её раздевать, хотя снимать особо было нечего. И вскоре «На тебе надеты были
только сумерки одни» - вспомнились мне стихи моего друга.
Ещё до того, как я расстегнул на ней первую пуговку, я задал себе установку:
«Спокойно. Всё нужно делать спокойно. Возможно, другой ночи у тебя не будет, а
потому эта должна быть прекрасной. Мы оба должны её запомнить. Вспоминая друг о
друге, мы будем вспоминать эту ночь. Значит, нужно, чтобы было о чём. Это будет
прекрасно, и прекрасное должно будет длиться, длиться и длиться пока ты не
умрёшь. А если и останешься жив, то лишь потому, что заслужил это, сделав её
счастливой. Её счастье – вот твоя цель и залог собственного».
Мне удалось взять себя в руки, и начальная нервная дрожь нетерпения исчезла,
пока я мысленно проговаривал свою установку.
Лёгкими касаниями подушечек пальцев я гладил её там, где нужно, наслаждаясь
очертаниями её тела, закрепляя и усиливая растущее её возбуждение легчайшими
поцелуями. Наши губы находили друг у друга всё, что хотели найти.
Вот от нежнейшей ласки соски на её груди стали каменными, и уже не было у неё
сил, чтобы сдерживать стоны.
Вскоре мы почти до смерти зацеловали и заласкали друг друга.
Она пылала и стала влажной.
Глаза её были почти закрыты, но вдруг широко распахнулись и блеснули влагой,
удивлением и предвкушением близкого уже чувственного восторга.
- Я готова, милый, прошу тебя…
Я тоже был почти готов, но на этом намеревался задержаться.
Я сливался с ней нежно, томительно медленно и неторопливо так что в конце она
уже сама, обхватив меня, прижала к себе нетерпеливо и сильно, до дрожи в руках.
Но это была обманка. Следующие несколько движений были контрастно сильными
мощными и резкими, и несколько раз я повторил такое чередование.
Забывшись, она громко стонала, и я даже начал опасаться, что нас могут
услышать.
Прикрыв ей рот рукой и ласково покусывая мочку уха, я шепнул ей:
- Тише, милая. Мы не дома.
И в этот момент, то ли вскрикнув, то ли всхлипнув, она вцепись зубами в мою
ладонь, затрепетала и «поплыла».
Я был счастлив, но, как ни трудно было, сдержался и себе трепетать не позволил.
Немного отдышавшись, она шевельнула рукой и, ненамеренно коснувшись моего всё
ещё напряжённого дружка, уливлённо спросила.
- Слушай, а ты почему не...?
- Не думай об этом. Главное, чтобы тебе было хорошо. Если девушка мне нравится
до такой степени, как ты, я не спешу и присоединяюсь к ней на втором или даже
третьем круге.
- Что-о-о???!!! Да ты, видно, до смерти решил меня тут затра..ть? – спросила она
удивлённо, недоверчиво и рассмеявшись на последнем слове.
- Ты о тантрическом сексе что-нибудь слышала?
- Нет, не довелось.
- А мне довелось. Из Индии это всё пришло. А мудрецов у них, как у нас
прохвостов. Правда и народу там побольше живёт. Ну так вот, суть в том, что, по
мнению тантристов, человек не должен разбазаривать свою сексуальную энергию. Её
следует расходовать или на воспроизведение потомства или сублимировать в
творческие импульсы, а просто так кончать, как у нас принято, это примитивизм и
дурь. Тантристы, регулярно занимаясь любовью, доводят всё до полного завершения
два-три раза в месяц к великой радости своих партнёрш. И сексуальные игры их
длятся часами. Вот и я хочу с тобой так же.
- Так ты тантрист?
- Да нет, этому всю жизнь нужно посвятить. Я для этого недостаточно фанат. Но
кое-что по мелочи из их практик освоил. Вот, ты как-будто довольна.
- Как-будто?! Ну, ты даёшь! Да у меня в жизни такого секса не было.            
- Гонишь…
- На комплименты напрашиваешься?
- Ну ладно, верю, тем более, что это так приятно.
Я благодарно поцеловал её улыбающиеся губы.
- Слушай, взбодриться хочешь?
- Это чем же?
- Ну, коньячок у меня есть, шоколад, лимончик.
- Ой, как здорово!
Из прихваченной с собой небольшой сумки из плотной холщовой ткани я достал
бутылку Hennessy, шоколад, лимон, две мельхиоровые рюмки и маленький складной
нож.
Коньяк приятно освежил, сначала с лёгким жжением всасываясь в кровь, а затем
возвращаясь из неё тёплой волной, мягко расходящейся по всему телу.
В сумерках, разреженных лунным сиянием глаза её поблескивали радостно и задорно.
Я не мог ею налюбоваться и старался запомнить как можно лучше линии её тела,
пропорции объёмов, звуки голоса и запах волос.
Как она хороша! И как же здорово, что она со мной хотя бы этой ночью!
- А почему ты одна? Ты же такая классная.
- Да я недавно одна. Около года.
Я молчал, ожидая продолжения.
- Убили мужа… за бизнес.
- Извини... Можешь не продолжать.
- Да ладно, чего уж там. Только-только он к хорошей прибыли подобрался, его и...
- Что-нибудь осталось: дом, машина, камешки?
- Ну да, так я тебе всё и рассказала.
- Извини, вопрос, конечно, бестактный. Просто мне хочется знать, как ты живёшь.
- Вот так и живу. Осталась только квартира. Дом и машины я продала, чтобы иметь
какие-то деньги на руках. А остальное ушлые крутые дяди к рукам прибрали.
Детьми не обзавелись. Время, говорил, беспокойное, всякое со мной может случиться. Подождём, не хочу я, чтоб моего сына, чужой дядя воспитывал. И как в
воду глядел.
- Ты его любила?
- Ну как тебе сказать? Вначале да. Ухаживал он красиво. А когда влез в свои дела
по уши, так мы уже и не виделись почти. Возвращался поздно, часто изрядно
выпивши. Наверняка и девки у него были. У всех деловых сейчас так. Да ты и сам
знаешь.
- Да уж, знаю... Ладно, извини, заволок я тебя по дури в этот минор. А мы же не
за этим сюда пришли.
- Да? А зачем? Что-то я уже и подзабыла.
В её голосе звучали откровенно провоцирующие нотки.
- Сейчас я тебе напомню.
Желание вновь овладело мной, подхватило и понесло...
И снова всё закрутилось-завертелось в чувственном вихре, повторяясь в каких-то
деталях, и рождая все же совершенно новый узор из прикосновений, объятий и
поцелуев.
Когда она опять дозрела и шепнула едва-едва слышно: «готова, милый», я одним
движением перевернулся на спину, увлекая и удерживая её в верхней позиции.
Как она была красива и самозабвенна!
Луна освещала её, и мне было чем полюбоваться.
Пальцами я ласкал её от шеи до самого низа, и, наверно, не было на её теле мест
которых бы я не коснулся со страстной нежностью.
Я чувствовал, что она уже близка к цели.
Головой, плечами и пятками я упирался в пол, а тренированный торс начал в такт
её движениям отрывать от пола, выгибаясь дугой ей навстречу.
Эффект был ожидаемый, но всё же не настолько.
Она не просто трепетала надо мною раненой птицей, но билась в конвульсиях почти
эпилептических. Я, однако, крепко удерживал её, ограничивая амплитуду её рывков
и колебаний.
Обессиленная она, наконец, рухнула мне на грудь, обильно заливая меня горячими
соками своего тела. Больше и я не мог сдерживаться…
Это было прекрасно, почти на грани ухода из бытия. Не знаю, как мы остались
живы...
               
Прощаясь, мы условились, что завтра, то есть уже сегодня, я не буду попадаться
на глаза ни ей, ни влюблённому в неё счастливчику. Мы бы обязательно себя как-то
выдали. Раскусила же нас моя подруга.
- К ночи жди меня там же, милый.
- Хорошо.

Днём, придя в себя после прошедшей ночи, под влиянием вдруг нахлынувших чувств,
в которых доминировала тоска, связанная с мыслью о неизбежном скором расставании
с этой прекрасной женщиной, я написал стихотворение, в котором постарался
отразить тогдашнее моё состояние.
               
Следующая ночь прошла примерно также, как и ей предшествовавшая.
Расставаясь, как потом оказалось уже навсегда, я сказал ей, что завтра, скорее
всего, мне придётся уехать.
В ответ она, утомлённая мною, лишь печально и обречённо вздохнула.
В последний раз обнимая её, я вложил в её влажную ладошку листок с моим
стихотворением.
- Это тебе на память.
- Спасибо. Не знаю, что это, но мне тебя и так не забыть...

ТЕПЕРЬ Я ЗНАЮ…

Теперь я знаю, что это за мука:
Сказать при встрече: «Здравствуй!» и не более,
Когда мне хочется обнять тебя до боли.
Теперь я знаю, что это за мука.

Какое это, право, наказанье:
Быть внешне деловым и равнодушным,
Когда меня восторг и радость душат.
Какое это, право, наказанье!

Теперь я знаю, что это за пытка:
Держать себя в тугих тисках приличий.
Пусть это удаётся мне отлично,
Но кто бы знал, какая это пытка!

Мне в этой жизни пресной и рутинной
Недостаёт прекрасных форм и линий,
И жизнь, как не моя, проходит мимо
Без женщины желанной и любимой.

Теперь я знаю, что это за радость:
Пить губ твоих живительную сладость.
Кто знает, сколько жить ещё осталось?
Так пусть же будет в жизни эта радость!
               
Теперь я знаю, что это за счастье:
Зажечь твои глаза волшебным светом,
Дарить душевный и телесный трепет…
Так пусть же будет в жизни это счастье!

Где-то к обеду, когда я уже успел прийти в себя после ночных бдений, позвонил
шеф: «Хватай такси и пулей ко мне».