Екатерина III

Повесть-сказ



ПОСЛЕ


недавних, столь трагических событий, которые болью отозвались во многих русских сердцах, а иные нетвёрдые души повергли в отчаяние,  нелегко мне было взяться за перо.
Однако, чувствуя потребность переполненного любовью и горестью сердца моего, а также имея в виду общественную, так сказать, ожидаемуюмною от записок этих пользу, решаюсь я начать свои воспоминания.
Поначалу старался я излагать события последовательно и подробно, но, к сожалению моему, не преуспел. Видимо – слаб мой разум, мало умения для такого предприятия, и потому решился я записывать свои воспоминания в виде отдельных картин, чаще всего мало кому  известных и тем не менее характерных и важных на мой взгляд. Утешаюсь несколько тем соображением, что обилие различного рода документальных свидетельств, как то : исследования социологического, экономического, филосовского толка, документальные фильмы, « Сборник законодательных актов » предыдущего царствования, многочисленные уже мемуары и т. д. облегчают мою задачу.
Поскольку малейшая публикация, касающаяся незабвенной Государыни нашей, неизменно вызывает у читателей самый живой и сочувственный интерес, то осмелюсь надеяться, что и записки эти не составят исключения, несмотря даже на весьма скромное дарование автора,  – уже по одному Предмету их.


Её Величества Государыни Российской Екатерины III
доверенный секретарь

В. А. Петров








... Только кто-то кому-то с перрона
                Улыбнулся в ночной синеве,
Только слабо блеснула корона
На несчастной моей голове.

Георгий Иванов


1. Морковный  пирог

Писем-то Государыня сразу много стала получать. А это письмо одним из первых было. От одной пожилой, очень бедствовавшей женщины. Государыня по этому письму сразу в дорогу собралась. Попробовал я отговорить Её осторожно, только Государыня не послушала :
– Автор письма и не ждёт другого ответа. Другое всё для неё – как горькая насмешка.
А история тут была такая. Женщина эта, Глафира Петровна, квартиру свою сдала на срок одному юркому молодому купчику. Срок прошёл, а квартиру купчик и не думает хозяйке возвращать. Та уж в суд подала, а всё толку нет : дело без конца откладывается « за неявкой ответчика ». А купчик-то угрожать уж начал...
Скоренько мы до места добрались – благо недалеко, под Ярославль. Уж так-то я этой поездки боялся ! Так и вышло, – дальше вот что было. Глафира Петровна в дачке фанерной ютилась – это в ноябре-то ! Заходит Государыня в домишко, а хозяйка как глянула и ... « Царица ! Матушка ! », да – бух в ноги. Само собой, журналисты торопятся, снимают – так вот, кажется, во все щели и лезут.
Вспыхнула Государыня, но сдержалась, ничего не сказала, видит, – не в себе женщина. Обняла её только, пошептались они о чём-то... меня подзывает Государыня :
– Глафира Петровна с нами поедет.
– Осмелюсь доложить, Государыня : г-жа П-ова может немедленно вновь занять свою квартиру, – доложил, почтительно вытянувшись, представитель местной власти. Государыня внимательно на него посмотрела :
– Нет, мы уж судебного решения дождёмся. Так ли, Глафира Петровна ?
Та – улыбается сквозь слёзы :
– Так, Государыня.
В тот вечер и на следующий день все газеты полны были почтительного внешне
 хихиканья, – ну как, знают ведь своё ремесло : « наша высшая Дама-благотворительница » и т. п. Всю давешнюю сцену « с буханьем » в вечерних программах новостей можно было видеть. Однако, скандала всё же не случилось, и вот почему : кому-то из тележурналистов удалось крупным планом снять лицо Государыни – в тот самый момент. Ну, а на этом лице всё ведь написано. И комментарий при этом был достойный, удивительный даже для такого молодого возраста, – после уж нашли мы в нашем расписании минут двадцать свободных, пригласила Государыня г-жу Т. (журналистка молоденькая оказалась) к себе на чашку чаю. Вырезка из « Комсомольской правды » у меня хранится. Вот что гостья написала : « ... Государыня наша – прелестная, юная, в ней – уникальное сочетание нежности и силы. (Прочитав эти строки, Государыня улыбнулась : « Не такое уж редкое среди наших женщин. ») 
А чай – как у мамы : душистый, горячий, и пирог мой любимый – морковный ! – тёплый, мягкий, румяный. ».
Теперь-то ни для кого не секрет : о том, у кого какой пирог любимый, звонили с дворцовой кухни, узнавали у бабушек, у мам... Бабушки гордо хранили до времени « государственную тайну ».
А Глафира Петровна так и осталась во Дворце, прижилась, и дело ей нашлось – прежде-то в официантках служила. А в квартиру эту многострадальную она племянника женатого пустила.


2. Купчихи

...Пригласила как-то Государыня купчих. А надо сказать, купчихи-то все с высшим образованием, две из них – кандидаты наук, одна так даже – философских ! И какой их тут бес попутал? – только разрядились они уж как только могли. Правда, « бес »-то этот денежный к тому времени уж очень большую власть у нас взял. И как скоро ! И на пустом ведь почти месте !
...Выходит Государыня, а на неё – сверканье бриллиантов, перьев колыханье...   
(на перья в ту пору мода случилась). Глянула Государыня на это блестящее собрание и молвила, улыбаясь :
– Mesdames, я хотела говорить с вами о наших детях, жертвах Чернобыля. Но вижу, что мы с вами не готовы пока к этому разговору. Благодарю вас за посещение,   mesdames.
Всё, стало быть, аудиенция окончена.
Выходят наши купчихи. Только им по лестнице спускаться, а мимо них – горничная с подносом чайной посуды. (Поторопилась ли только Глафира Петровна, или уж нарочно так подгадала,  – не знаю. ) Одна из купчих и полюбопытствуй :
– Скажите, что – у Государыни приём ?
– А для вас, мадамы, приготовлено было.
– То есть – как ?
 –    А так. Царица-то матушка – видали как оделась ? Она и всегда так. А вы-то – петухами нарядились.
Что и говорить, досталось потом Глафире Петровне на орехи от старшей фрейлины.
Одевалась Государыня всегда мило и достойно, но уж никак не богато. Чёрное с белым, чёрное с зелёным или голубеньким очень любила. Украшений драгоценных не носила никогда. Коротко сказать, простоты держалась, – как вот аристократки нынешние одеваются. Кое-что из одежды через один общедоступный каталог заказывала. Владельцы-то попросили было « великую честь » им оказать, принимать заказы в подарок, но Государыня, поблагодарив, отказалась. Мне же обронила с усмешкой :
– Хоть я и « королева нищих », а всё же за свои платья заплатить могу.    
Заокеанские журналисты это придумали... и удивительно мне это именно от них. Ведь уж известна их тяга ко всему « аристократическому », ещё Диккенс в них подметил, в « Американских записках » описал. Видно не считали они нашу Государыню « настоящей королевой », Господь с ними.

...А в земли, пострадавшие от тяжелейшей катастрофы, наведывалась Государыня при первой возможности, не от простой поры и не с пустыми руками, конечно. В Калужскую область первая-то из таких поездок была. В Оптину Пустынь Государыня в тот раз не заехала, как ожидали. Послала Она монахам письмо с дороги с просьбою извинить : мол, не требуется пока душе, а дела много.
И скажи тут кто-то из нас, сопровождавших Государыню в той поездке, что надо депутации монашеской к нам ожидать, не замедлят, мол. (Мы в Ульянове, в гостиничке тамошней на денёк остановились.)
– Не дай Бог, – серьёзно так глянула Государыня.
– Отчего же, Государыня ?
 –    Так ведь – кесарь к монаху, а не наоборот ? Ну, а монах к кесарю
явится  – так уж со словом гневного обличения на устах...  – Улыбнулась. –  У нас ещё, кажется, до этого не дошло.
Немалое время спустя удалось Ей самой быть в знаменитом Монастыре, а прежде съездила Государыня святому Серафиму Саровскому поклониться. И дела не пускали, да и стеснялась Государыня много-то об одной своей душе заботиться.


3. Первые  шаги

...Власть-то Государыне сразу большая была вручена, да только пользовалась Она своею властью очень осторожно – поначалу и вовсе робко. И после опасалась : « Как бы какой полезный росточек не расступить – власть-то походку тяжёлой
делает ». Например, выслала из страны некоторых служащих иностранных консульств – за грубое обращение с посетителями. По велению Государыни наши дипломатические представительства стали ежегодно устраивать новогодние ёлки для детей, ну и так далее – многие помнят. « Царица-то у нас –  иностранка » - разочарованно зашептали в народе. 
А тут и церемония Коронации подоспела. Обиделись тогда многие на Государыню за то, что не захотела старинное, драгоценное царское облачение надеть, в строгом костюме на царство венчалась. И тронная Её речь многим не понравилась тогда, « странною » показалась. К огорчению моему, должен признать, что и я был тогда среди этих многих... А уж мне-то и вовсе непростительно, –  ведь уж я-то давно знаю эту светлую головку, это чистое сердце ! Теперь-то ясно, что ничего странного не было в той речи, а необычна она была – своею искренностью. Ведь о чём говорила нам тогда Государыня наша обретённая ?
« ...Так уж повелось у нас, что умственный и моральный уровень правителей много ниже народного... Возможно, историки найдут исключения... Александр II, может быть ? ...Хочется мне рассказать вам одну историю... Эта история произошла недавно с Людмилой Петровной Васильевой, школьной моею подругой, ныне начальником крупной лаборатории. Направили к ним на практику двух студенток. Одна из них оказалась очень добросовестной, и в конце практики решила Людмила Петровна поощрить её –  в такое, мол, трудное время юный человек в жизнь вступает. Где же взять денег ? Да вот, из собственной своей, отнюдь не большой зарплаты. Тут я и задумалась : какими должны быть правители, чтобы (улыбнулась) ...контраст не слишком резким был ? Я... обещаю вам : всеми силами буду стараться не слишком от вас отставать.
...Думаю, « спасла » Государыню в тот час лишь нежная её красота.
А ведь, пожалуй, именно с той речи и стало у нас легонечко проясняться, то есть, как говорится, моральный климат меняться стал, а проще сказать – надежда на справедливость появилась.
Ведь что у нас прежде-то началось было ?
« А, так вот теперь как – кто богат, тот и умён ? Тот и прав? Ну так  – гори всё синим пламенем ! А я богатеть буду », – вот ведь какие мысли стали забираться в буйные головы !
Ну, теперь-то и не верится даже, что так у нас было : одни дворцы себе строят, а другие – многие месяцы своего заработанного (на том же самом предприятии !) получить не могут... А было ведь ! И не так давно это было. А Государыня... никогда не теряла Она надежды, крепко в народ свой верила. И в тронной речи надежду эту объявила :
« Из каких только ужасов, из каких катастроф не выбирался наш народ. А всё потому что... живое, влажное в нём, ключи воды живой. Вот и налаживалась потихоньку замершая было жизнь. Только нельзя... мучить этот народ
бесконечно, довольно он муки принял!»
...Вспоминаются мне проводы большой профсоюзной делегации. Отправляла Государыня рабочих в Европу, « классовой борьбе » учиться. Народ, в основном, молодой, одеты все прилично, как дворцовым распорядком предписано, а один-то парнишка, погляжу : в сапогах и поддёвке заявился. Картуз в руках мнёт и на Государыню испытующе поглядывает. Удивилась Она сперва, но скоренько поняла намёк, рассмеялась весело : откуда, мол, такой костюм ? Ну, тот доволен, что шутку его Государыня оценила : в театре, отвечает, из гардероба горьковских пьес подобрали для такого случая.
Были, конечно, и враги у Государыни. Не сразу они появились. Поначалу-то всем эта игра « в царство-государство » очень понравилась. Грустно мне вспоминать, но у многих из нас, при внешней почтительности, нет-нет да и проскальзывала некая нотка – снисходительности, пожалуй. Взрослой снисходительности. И первой-то Государыне, конечно, бывала эта нотка слышна, хотя ни разу не подала Она виду... « Нелегко мне с боярами », – невесело шутила Государыня. « Дума моя, думушка », – не раз вздыхала. Ну, а как до дела, то есть до кармана их, бояр, коснулось... Помнят у нас, какой поднялся крик : « Ограничить власть царицы представительскими функциями ! »
Вот тут-то и проявила Государыня неожиданную для недругов Её твёрдость. Да ведь и твердыня за Нею стояла немалая : без небольшого всё население, весь народ. И не думаю, чтобы хоть кому-нибудь удалось заставить Армию нарушить данную Государыне присягу.


4. Мальчики

...Помню, собралась Государыня посетить Военный госпиталь ; долго не решалась :
– Боюсь, сил не хватит, я наврежу только...
...Приехали мы в Госпиталь. Сопровождал нас главный врач, известный хирург, профессор. Ну, чистота везде, порядок. Уютно даже, свету много, цветы...
И чего, чего только мы тут не повидали ! Сам я еле держался. Гнев меня душил. А Государыня – ничего, беседует тихонько (с кем можно-то). Улыбается. И посмеётся с кем легонечко, если видит, что – можно.
Только вышли мы в коридор из палаты, Государыня, смотрю, за руку профессора ухватилась, смотрит на него во все глаза – серьёзно, умоляюще и – дышит глубоко. Вижу, профессор Ей что-то пошептал на ухо, а Она лишь отрицательно головой покачала. Так у них и повелось : как в коридор выйдем, профессор сам Государыне руку протягивает, останавливается. Так, с передышками и добрались до последней палаты – выздоравливающих.
Надо сказать, держали многих мальчишечек в Госпитале до последней возможности. И то сказать – куда же их выписывать ? В срам-то наш тогдашний, в стыд-то?
...Только тут-то и сорвалась Государыня – на пустяке, можно сказать – это, конечно, по сравнению с тем, что мы прежде-то видели...
Разговорилась Она тут с парнишечкой одним... не помню, с чего у них про детство-то его разговор зашёл. Рассказал парнишка, что во Дворце пионеров, в изостудии занимался, преподаватель, говорит, пейзажи мои очень хвалил. Ну, стала Государыня прощаться, руку протягивает : парнишечка шевельнулся, движение такое сделал, как бы тоже руку подать, – а нет руки-то. Вот тут-то... Разрыдалась Государыня, да так, что... хорошо, что мы в госпитале были – помогли ей.
А в большой светлой столовой Госпиталя, матери, родственницы ребят уж стол накрыли : напечено, настряпано у них, – напоследок-то общее чаепитие было задумано. Только уж Государыне не до того. Попросила Она передать, что прощения просит. Улыбнулась через силу : « По кусочку пирожка… капустного... нам с дочкой... попросите ».


5. Переговоры в Гории

Горцам Государыня так передать повелела :
– Я с матерями вашими договариваться буду. Как мы с ними решим – так тому и быть.
Ну, для горца мать – понятие святое. Согласились они.
...Начались переговоры. Царевна Настя, шалунья наша, погляжу, сидит тихонечко – и монистом не звякнет (горяночкой её Государыня нарядила).            
На горских женщин гляну : все в чёрном, чёрные платки на головах, а вижу, –  лица у них посмягчились, и сидим мы, страшно вымолвить, – будто по-семейному. Однако, вскоре настроение изменилось. Послышались громкие голоса,  упрёки...
В это время Её Высочество Настеньку, прошептав ей что-то с улыбкой, собралась увести фрейлина Государыни, но Государыня одним взглядом остановила
её. « Всё равно бы я не оставила маму », – заявила потом Настенька.

...Хочется мне, кстати, и о фрейлинах, школьных подругах Государыни несколько добрых слов сказать. Славные помощницы обе – Людмила Васильевна Петрова и Людмила Яковлевна Фельдман. Между собой-то они друг дружке всё « Милочка », да « Людочка », да « Катенька » – уж так привыкли.
Почему-то много в этом поколении одиночек среди образованных женщин. Обе, и Милочка, и Людочка – инженеры, обе хорошенькие, обе умницы, обе – незамужние...
Милочка – так и светится добротой, мудростью какой-то не по годам ; Людочка – собранная, целеустремлённая, всякое дело у неё спорится, да всё весело, с шуткой. Чаще всего – в чёрном обе, бриллиантовая брошь с вензелем Государыни приколота у плеча. Надеюсь, простят мне они уменьшительные имена – знают ведь, как они обе дороги моему сердцу.
...А Государыня тем временем знаком подзывает к себе адъютанта – Серёжу Веселова ( художника того бедного из госпиталя – помните ?). Тот подходит (ещё ножной протез у него поскрипывал немножко), кладёт перед Государыней папку с документами, сам за кресло Государыни отступил, вытянулся. Форма на Серёже синяя с серебром – гвардии Её Величества форма, не видали ещё такой в Гории. Лицо у него серьёзное, чуть принахмуренное даже, а на лице – румянец нежный, нос в веснушках... детское ведь совсем лицо-то. Примолкли женщины, смотрят на него...
Ну, пошли переговоры. Да о чём тут долго-то разговаривать, когда у горянок и у Государыни одна печаль : детей своих, мальчишечек от напрасной смерти уберечь.
Тут же договорились они и о том, что финансовая помощь Гории пойдёт прямо в материнские руки, в « Комитет горских женщин ». Порешили они тоже – в случае инцидентов каких – друг на друга не обижаться, а разбираться сообща.
– У меня ведь и дома недругов-то немало, – не потаила Государыня. –
А внешних наших недругов – не довольно ли вам слушать? Ведь уж довели до беды...
Был тут один такой момент на переговорах : попросили горские женщины разрешения удалиться для совещания ; ну, вернулись они уже с новыми предложениями. Я так полагаю : очень уж им Государыня понравилась, но и наказ им, видно, всё-таки строгий был дан. Когда доложил я об этом Государыне, – улыбнулась Она :
– Гвардейская форма тоже понравилась. Сыновьям-то – как бы к лицу была ?
Тут отвлекусь немного : « казённую пышность » Государыня допускала и пестовала даже. Золота только видеть не могла. Не в силах я этого постичь даже и до сих пор: что злато, что серебро – не всё ли одно ?
Переговоры закончились... «поражением Москвы », как написали на следующий день некоторые зарубежные газеты – да только поторопились они, дело-то по-другому обернулось!
Домой Государыня возвращалась с целой кучей детишек. А дело так было :
– Сирот ваших я пока с собой возьму, –  говорит горянкам Государыня, – Как обустроитесь, обратно к себе их увезёте, если сами захотят. А не захотят – не обессудьте. Моё будет.
Доверили ведь Ей детишек горские женщины ! Вместе с детьми отправились несколько воспитательниц, которые прежде-то этих ребяток пестовали.
А сиротки всякие тут были, и светлоголовых ребятишек много : одним ведь домом-то жили.
В самолёте что гаму, что шуму от них было : ну, дети же. Пооттаяли сердчишки-то у них.

...А дома у Государыни уже всё готово : посреди обширного сада двухэтажный дом, в доме чистота, уют ; столовая, классы, спальни... – а главное-то, персонал ласковый. И Глафира Петровна тут же – сама попросилась. Государыня внимательно всё в доме осмотрела ; только Она уезжать собралась, как вдруг одна-то сиротка кинулась к Ней, в юбку вцепилась (« до синяков »), да так и окаменела. Подбежали к ней воспитательницы, уговаривают её по-своему, а она – глазёнки зажмурила... так и колотится вся от беззвучного плача. Глянула тут Государыня на горянок, те – без слов поняли, кивнули – согласны, мол.
Схватила тут Государыня девчоночку, к сердцу прижала... так вот и появился у нас Алёшенька. Мальчишка оказался. Волосёнки его – чёрные, кудрявые, небывалой длины – поначалу-то всех нас с толку сбили. «Алёшей» он сам назвался, так и осталось за ним, а по документам-то у него другое имечко было.


6. Алёша

Не позволил Государыне Монархический совет усыновить Алёшу. И отчего бы не позволить ? Престолонаследование у нас в России по женской линии ведётся (тогда уж закон этот принят был). Государыня спорить не стала – и, признаться, очень меня этим озадачила. Как же, думаю, могла Государыня поставить что бы то ни было – национальные ли, межнациональные интересы – выше блага ребёнка ? Неужели – « политиком » стала ? Когда сказал Ей об этом, Она глянула на меня – грустно так :
– Виктор Алексеевич, неужели Вы не видите? Алёша сестру больше любит...
И то сказать, княгиня Ольга – умница, красавица тоже, а – попроще, повеселее Государыни будет. Истинная благодать для ребёнка – такая-то мать. Племянник Государыни тогда уж большенький был. Вот и занялись княгиня Ольга с супругом  сиротку воспитывать. Они его и усыновили.
Поначалу-то словно бы соперничество между сёстрами было : они же первые и подсмеивались над этим меж собой. Не могло сердечко Государыни забыть, как Она « на коленках возле Алёшиной кроватки уснула ».               
В тот первый-то вечер, после купанья да чашки молока Государыня сама его в кроватку уложила. Только ей уходить, а ребёнок за руку Её ухватится да и не пускает от себя. Чуть шевельнётся Государыня идти, думает – уснул, а Алёша  ещё крепче за руку уцепится. За полночь уж отпустил Её Алёшенька, сладко уснул, – намаялся.
Княгиня-то Ольга ещё долгое время его на руках укачивала (это пятилетнего-то !) Все детские психологи Её Высочество за это осуждали. Я, признаться, тоже этого не понимал. Государыня же – сочувственно относилась :
– Молодец ! Не надорвись только.
– Да он лёгонький.
Глафира Петровна мне разъяснила. Сама, помню, бельишко детское наглаживает – в голубой от кафеля и прозрачных занавесок прачечной (с каким-то поручением я в « горском доме » был) – и так мне говорит :
– Дети, дорогуша, разные бывают. Один у тебя – две тарелки каши съест, другой – с трёх ложек сыт. А хоть каши, хоть ласки – Алёша-то, сколько своего не получил ? Теперь ему большая добавка нужна. Чтоб хорошим человеком вырос.


... Не так ещё давно это было. Государыня, герцог Ландский,  княгиня Ольга с супругом, дети – все собрались в гостиной весенним тёплым вечером. Редкая выдалась минута.
Дом этот подмосковный с садом и огородиком Государыня очень любила. Приобретён он был на собственные средства августейшей семьи. Средства небольшие, и домик двухэтажный – тоже скромный, а – уютный, весёлый.
Кажется, литературный разговор шёл в тот вечер. Вот княгиня Ольга и пошути :
– Пусть, Алёшенька, не забудут критики и про мой скромный вклад в твоё творчество... сам-то – не забыл ?
Тут наш знаменитый поэт-переводчик подошёл к матери, обнял её и пропел тихонечко :   
Утёнок, котёнок,
Хороший ребёнок.
Ты – мой лягушонок,
Ты – мой поросёнок.
Улыбается княгиня Ольга, а в глазах – слёзы. О чём они ? Так, ни о чём. О том, что вот, был маленький, ушки часто болели, а теперь – поэт, дамских сердец повелитель...
А надо сказать, Алёша, хоть росточком невысок, зато – ладный, стройный задался. Волосы у него – густые, тёмные, в крупных кольцах. В тёмных глазах то насмешка сверкает, а то вдруг – бархатными, печальными глаза сделаются... словом, погибель девичья.
С детства итальянскому и французскому Алёша был обучен. Тут уж Государыня повлияла :
– Английский... уж как сам захочешь. В английском согласования в женском роде нет – ни у глагола, ни у прилагательного...
Рано разглядела Она в ребёнке – поэта.         
Начинал-то Алёша как поэт-переводчик. Переводы его из Пушкина и мне, старику, нравятся. Вот это, например :

Arrivant pr;s des Ijory
Mon regard se porte aux cieux.
J’ai pens; d’un coup alors
A l’azur de vos yeux.

Sous le charme m;lancolique
De la gr;ce virginale
Et malgr; la vampirique
Ma r;putation locale,
A genoux vous faire la cour
Je n’avais jamais os;,
Ni de mes pri;res d’amour
Votre c;ur embarrasser.

M’enivrant mais sans plaisir
De la vie de soci;t;,
J’oublierai, il faut le dire,
Votre tant me douce beaut;,

Taille l;g;re, mouvements plastiques,
Vos propos combien prudents,
Cette s;r;nit; pudique,
Rire malin, regard malin.

Et si non, - l’ancienne route
Du gouvernement de Tver
Je prendrai encore sans doute
  Amoureux jusqu’au janvier.     *


7. Герцог Ландский

Французскому-то языку Государыня сама меня учила. Давно это было. Мы, группа инженеров тогда свой кандидатский минимум готовили. Вот Она нам язык и преподавала... Молоденькая учительница, только-только из института. Мы Её тогда даже не по отчеству, а просто Катюшей звали.
Чудом обрели мы Государыню нашу, истинно – чудом ! Как станешь вспоминать, какие невероятные – невозможные! – события тому предшествовали... право же, страшно становится.
Ну, Государыня, как взошла на престол, и обо мне вспомнила. А я к тому времени уж в столицу перебрался. Не сразу я старую службу оставил, некоторое время две должности совмещал :
– Сами знаете, Виктор Алексеевич, в казне денег мало. Пока можно, – оставайтесь на прежнем месте и мне, пожалуйста, помогайте. А со временем окончательно ко мне на службу перейдёте. Оклад жалованья постараюсь Вам прежний оставить, –  так мне Государыня сказала.   
Да мне прежнего-то много, мне и не надо столько. Человек я одинокий. Супруга моя бывшая – замужем за богатым купцом, дочь наша взрослая – при них, тоже судьбы своей ищет.
...Так вот... после тех удивительных событий, после объявления результатов Всероссийского референдума, когда уж всем явно стало – к чему дело-то идёт, надумал ландский королевский дом наградить Катюшиного мужа титулом. Что и говорить, неспроста это у них было – свой хитрый расчёт имели, да только эта хитрость совсем не удалась, не того слова человек-то оказался. С самого начала тут большая заминка вышла. Уж, кажется, он на всё готов ради обожаемой супруги, а тут – взбунтовался.
– Мой отец, – говорит, – всю свою жизнь на железной дороге, сцепщиком...
Отца-то покойного очень любил. Ну, упёрся так, что ничем его не сдвинешь.Сам – мрачнее тучи ходит, расстроенный, несчастный... за водкой ведь как-то Катюша его застала : сидит один-одинёшенек перед бутылкой... Ну, водку Катюша отобрала, а что дальше делать?
Тут церковь помогла. Супруг-то Катюшин – человек верующий, каждое воскресное утро – в церковь. Кинулась Катюша к священнику – к своему, своего прихода. Очень она этого священника за его проповеди уважала.
– Чуть было не влюбилась – до того заслушивалась. Хорошо, что священник-то совсем уж старенький старичок был, – смеётся Государыня.
 Не оказалось его дома в тот вечер, записку ему Катюша оставила.
Уж поздно вечером священник к ним домой пришёл. Долго они вдвоём с Катюшиным супругом говорили... Уж как там, какими словами, а только убедил его священник – принять герцогский титул.
... Хорошие отзывы слышны о работе герцога в нашей Торговой палате. Высшее техническое образование у него, специализация – ведение контрактов. По прежней работе он ходы и хитрости западных да и восточных купцов изучил – пригодилось. А так – человек простой. Супругу и дочку без памяти любит. Чтением (кроме специальности) и другими интеллектуальными удовольствиями не увлекается. В садике покопаться любит – ну и церковь не забывает, конечно.
Вот, кстати, вспоминается мне один случай не совсем обыкновенный, а пуще всего – Государыню я обидел. И по сей час себе простить не могу.
Как-то в конце рабочего дня (а уж поздний вечер был) обсудили мы с Нею день прошедший, на завтра план уточнили... я уж откланяться хотел, а Государыня меня вдруг спрашивает – робко так :
– А скажите, Виктор Алексеевич, про меня анекдоты – рассказывают?
Остолбенел я, признаться, молчу, не знаю, что и ответить. А Государыня, на моё
смущение глядя, смеётся :
– А, рассказывают, значит ! Что-нибудь про царицу и её первого министра ?
Я тут ещё больше смешался. Анекдотов-то этих целая серия ходила: про царицу, премьер-министра и герцога Ландского.
– Да Вы их знаете, Государыня ?
 –    Нет, не слыхала. Только – что ещё можно про царицу рассказывать? Да и первый наш министр: бравый, усатый – сам просится. Неприличные ведь анекдоты?
– Неприличные, Государыня.
– А – смешные?
– Смешные, Государыня.
– А... расскажите мне?
Разве мог я хоть в чём-нибудь отказать Государыне? И подумать не смел! Всё же, спрашиваю:
– Да зачем Вам это, Государыня?
 –    Мне нужно знать... такие анекдоты основаны на контрасте, понимаете? ...Я вас слушаю.
Припомнил я тут один, не самый-то ужасный и, запинаясь и заикаясь, начал Государыне докладывать... Смотрю, Она ручку приподняла, как бы остановить меня хочет, но тут уж я обозлился – и так, в ясные очи глядя, до конца этот анекдот и довёл, даже, помнится, довольно громким голосом.            
...Помолчали. Государыня спрашивает:
– Неужели, – в газете?
– Нет, о нет, что Вы, Государыня! ...Простите меня!
– От души прощаю, Виктор Алексеевич. Я и сама виновата.
Повеселела Она, глянула на меня с улыбкой:
– Ну не смешные ли мы с вами люди? Анекдота рассказать не умеем.
И как бы Она чем-то довольна, утешена чем-то. Особенно тем, думаю, что и герцога Ландского тут не забыли: не за пустое место считают, уважают, значит. Не знаю – поймёте ли вы меня.


8. Бабушка Снежана

...О своём давнем путешествии в деревушку на Балканах, думаю, не многим Государыня рассказывала, а уж супругу тем менее – оберегала Она мужа-то, не хотела его попусту тревожить.
Надо сказать, к экстрасенсам и тому подобному с большим недоверием Государыня относится :
– «Оно бы так, кабы поменьше мошенников. А то больно много» *
Но с бабушкой Снежаной случай особый :
 –    Очаровала она меня своим предсказанием тысячелетнего мира и благополучия России.
Вот как рассказывала мне Государыня о той своей поездке (в то время Она просто Катюшей была) :   
– ...Подошла моя очередь, вхожу. В избушке темновато ; половички постланы, травами сухими пахнет... Глянула на меня баба Снежана : глаза у неё молодые, ярко-синие. А я все слова позабыла, стою, тоже во все глаза на неё смотрю... Какие-то две старушки с ней сидели, поднялись они – и за дверь. А я так и стою у порога. Наконец, улыбнулась мне баба Снежана и говорит : 
– Здравствуй, Государыня Российская !
У меня от этих слов и ноги подкосились. А она мне :
 –   Да ты меня боишься, что ли? Не бойся. Мы ведь с тобой – не чужие. Почему не ешь ничего? Садись-ко вот, ушки со мной похлебай.
...Вышла я от неё – а уж вечер на дворе! Оказалось, – долго мы беседовали. Смеялись с ней много. Я ещё, помню, спросила, откуда, мол, вы так хорошо русский знаете? Вы как моя бабушка говорите. А она смеётся:
–   А я и не знаю вовсе. А так, бывает со мной, милая. Вдруг и заговорю – и сама не знаю, как.
Вот и весь рассказ. О чём так долго говорили они в тот вечер? – не известно, думаю, кроме них обеих, никому.         


9. Мавзолей

...за людьми сплошь надо как за детьми ходить,
           а за иными как за больными в больницах...

Фёдор Михайлович Достоевский, «Братья Карамазовы»


– Мне Мавзолей не мешает, если он людям всё ещё нужен. А только – нехорошо, тело без погребения столько лет, – говорила Государыня.   
Подробная годовая смета содержания Мавзолея, если помните, опубликована была в газетах: большая сумма. Только – у нас народ расчётами-то этими с толку не собьёшь: уж если что поселилось в сердце, так – хоть на плаху! Да ведь за то и любила – до обожания! – Государыня свой народ.

...Вспоминается мне расширенное заседание Совета ветеранов. Это уж после того, как принципиальное согласие на реконструкцию Мавзолея от населения получено было. Ну, сидим, обсуждаем между прочим, – какой памятник в Мавзолее ставить: стоячий ли, сидячий, новый ли заказывать?
Государыня слушала всё это внимательно, да вдруг и скажи:
– А может быть – куклу положить? Восковую?
Тут председатель-то Совета побагровел даже весь. Прикрикнул даже:
– Да что вы... Государыня, совсем уж... как с маленькими с нами! Куклу!
Ещё что-то бормотал старик – уж очень рассердился. А Государыня от этого окрика покраснела до слёз, встала и говорит тихонько:
–   Извините меня, Владлен Петрович, я действительно глупость сказала... но ведь я только как лучше хотела!
Подошёл к Ней наш председатель, обнял отечески. Поклонился с достоинством:
– Великодушно простите стариковскую вспыльчивость, Государыня.
...Конечно же, возникла «демократическая оппозиция проекту установки памятника».
Надо отметить, симбирская Городская дума отнеслась к делу скорее практически: ну как, туризм или уж лучше сказать – паломничество . Доход городу. А столичные газеты высказывали тревожные опасения, упрекали Государыню «в забвении жертв».
«Неужели Вы забыли о трагической участи Вашего предшественника на Российском троне? Неужели простили разорение и мурманскую ссылку обоих Ваших прадедов – крестьян?» – горестно и гневно вопрошала одна газета. А вот мнение другой газеты: « Государыня нянчится с нами как с больным ребёнком. Но известно ведь: сердце матери – в детях, а сердце детей – в камушках ».
Упрёк, пожалуй, излишне суровый: настроение добродушной самоиронии преобладало всё же.
Помню ласковое июльское утро накануне открытия памятника в Мавзолее. В то утро Государыня в сопровождении близких пешком отправилась к одному из памятников жертвам политических репрессий – с букетом цветов. Букет свой Государыня тщательно обдумала: среди множества полевых васильков алели гвоздики, в синеве васильков прятались розы, несколько изнеженных орхидей...
Ну а на следующий день, по окончании скромной церемонии открытия, Государыня положила хризантемы к памятнику вождю.
Как известно, этот простой жест, всем нам показавшийся в ту минуту таким естественным, вызвал бурю. Последовал запрос Монархического совета, на который Государыня немедленно ответила телеграммой :
«Поступить иначе было бы невежливо ».
Монархический совет согласился с Государыней.
Иной была реакция зарубежной печати: в ход были пущены обычные антирусские выпады, в которых правда и ложь переплетены так искусно, что ловить «искусников» за руку – занятие крайне утомительное.
Последовал наконец парламентский запрос, в котором депутаты Думы требовали от Государыни «объяснить свой поступок ».

В руках у меня старый номер «Придворного вестника » с отчётом о чрезвычайном заседании Государственной Думы (цитирую с большими сокращениями).

« ... Государыня поднялась на парламентскую трибуну. Совершенно спокойно и благожелательно Она оглядела зал и в напряжённой тишине сказала негромко:
– Господа депутаты, вот моё объяснение: детскую душу сохранили.
После  этого собралась уже сойти с трибуны Государыня, но, видя недоумение на многих лицах, остановилась и пояснила терпеливо:
– Мы, наш народ – сохранили нашу детскую душу. Это очень важно. Теперь не потерять бы... для этого я здесь.
Из рядов послышался иронический возглас:
– «Мы можем петь и смеяться, как дети»! ( смех в зале)
Государыня никак на это не ответила, спустилась с трибуны и спокойно села на своё место. Как нам кажется, это совершенное спокойствие наконец заставило многих из присутсвующих внимательнее вглядеться в присходящее. Впрочем, не всем, как оказалось, требовалось «объяснение».
Из выступления депутата Н., рабочего:
– Я вместе с Государыней, вместе со всеми вами оплакиваю наши неисчислимые жертвы... Хорошо, если бы их не было! Но они были... Всё – было. Так что же, бессмысленными были эти жертвы? И вот теперь мы, без малого век пробродив без дороги, ободравшись по буреломам до крови, виновато становимся в хвост очереди? ...Извините, так не бывает!
Из выступления депутата К., писателя-сатирика:   
– Жили-были сумасшедшие. И вот, надоело им быть сумасшедшими. Захотели и они тоже стать – респектабельными дураками.
Из выступления депутата С-вой, космонавта:
– Ну разве придёт в голову солидному, взрослому человеку мысль – о полёте на Марс? Да ведь это – мальчишки мысль, поседевшего мальчишки!
Из выступления депутата М-ной, крестьянки:
– Хоть бы вид делали, что любят... да кого и любить-то, если не нас?
Из выступления депутата С. (знакомого нам Владлена Петровича):
– ... Вот что писал Борис Зайцев о предгрозовом времени начала XX века: «Материально Россия неслась всё вперёд, но моральной устойчивости никакой, дух смятения и уныния овладевал ».*  Так вот, меня охватывает тоскливое чувство, лишь только представлю себе, что могло бы с нами статься, с «молодым народом» при таком раскладе: материальное благополучие плюс бездуховность? ...А ведь пример-то есть, вон он, у всех на виду!(Оратор махнул рукой куда-то в сторону.)
Из выступления депутата Д., дипломата:
– У них там – дыхание Апокалипсиса слышнее...
Из выступления депутата Ф-ной, писательницы:
– ...В чём смысл жизни? Не знаем, никто не знает. А прабабки наши, крестьянки знали, и вопрос этот показался бы им пустым. Мы, сестрицы милые, возможно, многое приобрели, да знание-то это интуитивное утратили – вместе со своей природой. По счастью, беда не всех коснулась, кое в ком  жива она – древняя   женская природа! (Пауза, затем понимающий смех в зале и аплодисменты.) 
Из выступления депутата С., историка:
– Да! Христа у нас отобрали. Или мы сами отдали? – не о том теперь речь... Кто же был нашим богом? Пушкин! Заметьте себе – не деньги, какие у нас были деньги? Нашим божеством была Поэзия. И пусть кто-то, неведомыми путями раздобыв, читал, замирая:

               

Наших дедов мечта невозможная,
Наших героев жертва острожная,
Наша молитва устами несмелыми,
Наша надежда и воздыхание –
Учредительное собрание, -
Что мы с ним сделали?...  *

А большинство, конечно, повторяли:

Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И «Яблочко»-песню
Держали в зубах...     **

Но штука в том, что и то и другое – настоящая поэзия!  «Весёлое имя» Пушкина царило повсюду... Поэзия оберегала наши души...
Неизвестный, с места:
– Каких таких «объяснений» от Государыни требуем? Давным-давно – оттуда, из обледенелого Петрограда – всё сказал о глубинном смысле Революции влюблённый в Россию поэт! Перечитайте «Двенадцать»!
...В заключение своей речи наш уважаемый историк произнёс несколько сбивчиво:
– Государыня столько дарила цветов... позвольте и мне... 
С этими словами он направился к Государыне и, под аплодисменты депутатов, с поклоном вручил Ей – на высоком стебле белую розу.»

...Кто бывал в Мавзолее после реконструкции, видел памятник этот: сидит Ильич, пишет и на людей не смотрит. Цветов у памятника много было первые-то годы.


10. Бал

Думаю, многие согласятся со мной, если скажу, что Пушкинский бал, ежегодный бал во дворце в честь дня рождения Поэта, у нас – одно из центральных событий года.
Событие радостное, хотя, конечно же, не обходится без обид, без борьбы самолюбий... ведь ни за какие деньги невозможно купить этот долгожданный светло-зелёный пригласительный билет. Зато, уж если получил приглашение, скажем, начинающий литератор, то может быть уверен – двери издательств будут гостеприимно распахнуты перед ним.
Традиция предписывает дамам – бальное платье фасона первой половины XIX века; ну, мужчинам, как принято – фрак. (Не у всех приглашённых бывали на это средства – Государыня в таких случаях помогала.)
Традиционным вальсом открывали бал Государыня с супругом. В составе оркестра – талантливые молодые музыканты. Надо сказать, бал этот блистал молодостью. Множество начинающей молодёжи, куда ни глянешь – всюду молодые
радостные лица, – а даже и в буфете: весело хлопочут юные победители Всероссийского конкурса официантов. Правда, показать всё своё искусство им не на чем: угощают гостей чаем, да вкуснейшими пирогами, да кофе с пирожным, ну, лимонад там, соки...
Следует отметить – высоких иноземных гостей тем же Государыня потчевала. В МИДе поначалу очень недовольны были: что-де иностранные деятели подумают?
– Да пусть думают, что хотят... благо – есть чем, – отвечала на это Государыня. – Мы, слава Богу, у себя дома – уж чем богаты, тем и рады. А шампанское с икрой казне пока не под силу – у нас пока ещё и дети не все полноценно питаются. 
В народе по этому поводу говорили так: «Хоть на этот раз председатель непьющий».
Конечно, на балу кавалеры танцевать обязаны, но много было и встреч, и бесед интересных.
Вот как-то (в самые ещё первые годы это было) смотрю – Государыня оживлённо о чём-то говорит, стоя в группе писателей. Порадовался я про себя: поначалу-то ведь робела Государыня этой братии. Помню, такой у нас разговор был однажды:
– Кое у кого из этих людей власть-то побольше, да и подольше царской, –  говорит мне Государыня.
– Не согласен я, Государыня, – отвечаю, – Вас долго помнить будут.
– Будут, но как? – «Опять по истории двойка! За что?» – «За Катерину
тре-е-тью...», – смеётся Государыня.
...А в тот раз подхожу я к ним и слышу:
– Фёдор Михайлович подолгу за границей живал, по-французски говорил как француз, знал и другие языки.* А вот Антон Павлович – так ни одного толком и не выучил, – улыбаясь, говорил молодой драматург Т. – Венские извозчики поразили его воображение – тем, что в ожидании седока газеты читали.**
...Под конец разговора Государыня спрашивает:
– Неуютно, может быть, без «идеологической установки»? Не с чем спорить, не от чего оттолкнуться? 
Безо всякой насмешки! – а напротив, искренне так, сочувственно спрашивает. И смотрит при этом так... не могу я, старый человек, сдержать слёз. Только Она умела так смотреть.
...Ну, посмеялись, да только не очень весело: давние цензурные казусы припомнили кто постарше-то, да и новых немало – нынешней «товарной цензуры» подвиги. Что уж говорить, – нерадостная тема, не вовсе для бала годная.
– А ведь нам, Государыня, Ваша-то идеология известна: славить Пушкина и – срамить беса жадности, дискредитировать «жёлтого дьявола» где только возможно, – проговорил с улыбкой известнейший детский писатель М., любимый у нас и детьми и взрослыми. (Сам я, бывало не раз брался за его книги – уж будучи немолодым человеком. Целебнейший автор.)
...Вспоминается мне в связи с «идеологией» один курьёзный случай.
С большим успехом прошла в обеих столицах, а затем и в провинции пьеса того молодого драматурга. (Она и до сих пор идёт и успех имеет.)
В пьесе этой директор крупного банка однажды собрал своих служащих и объявил им так: я, мол, отказываюсь от своего банка, ухожу странствовать по Божьему миру... ну и так далее.
– А вы тут – выпутывайтесь как знаете... – добавила Государыня по прочтени пьесы.
Ждали Государыню на премьеру, только не появилась Она ни на одном представлении. В те дни побывала Государыня на концерте двух авторов-исполнителей. Но об этом после.
А по поводу той пьесы рассказал мне товарищ мой по прежней работе такую историю.
– Созвал наш директор общее собрание. Встаёт, – помнишь ведь старика? – и начинает сурово: «Я собрал вас для того, чтобы объявить вам следующее...» – и осёкся, потому что по залу какой-то непонятный шумок пошёл. А мы сидим в зале, корчимся – и смеяться нельзя, и удержаться невозможно. Пьесу-то многие смотрели. И герой-то её чуть ли не с нашего старика списан. А главное – начал он теми самыми словами, из пьесы.
Ну, директор наш никаких этих современных пьес не признаёт. Народные песни да цыганские романсы любит. Помощник ему докладывает почтительно: вот, дескать, спектакль такой поставлен... Выслушал старик, бровью не повёл. Бросил только в зал: «Продолжайте вашу девичью истерику. Не смею мешать». Ушёл и дверью хлопнул.


20. На концерте

...На тот концерт с какой-то детской радостью Государыня собиралась. Синюю джинсовую курточку, помню, надела, серебряной ниткой корона на ней маленькая вышита – княгини Ольги подарок (сама-то Государыня – не рукодельница). Вровень со всеми, видно, побыть мечталось...
Правда, сразу-то отговаривал Её начальник личной охраны:
– Не лучше ли, Государыня, их во дворец пригласить?
– Да что же я – халиф правоверных? – удивлялась Государыня. – Должна я уважение артистам оказать?    
– Да ведь они... какие же они «артисты», Государыня? – настаивал начальник охраны.
– А такие, что... их песенок наслушавшись, может, не один и не двое моих подданных раздумали под электричку-то бросаться... вот какие.
...Государыня с супругом на том концерте инкогнито присутствовали. (Так и стоит Она у меня перед глазами, Государыня Российская. Стройная, не маленького роста, с волной русых волос и детской прелести лицом...) Но, как только появились Государыня с супругом в верхнем ряду амфитеатра, – как будто посветлело в зале: все лица к ним обратились. Вся публика встала, аплодисменты, а вскоре и овация начались. Исполнители уж на сцене были. Пришлось одному из них объявить в микрофон: «Наш концерт почтили августейшим присутствием...». Ну, тут уж буря поднялась.
Государыня с супругом поклонились оба... ждут. Не стихает буря, усиливается только, что-то истерическое заслышалось в её шуме... Смотрю я на Государыню – побледнела Она. Испугалась как будто.
Так и не дали Государыне концерт послушать. Супруг-то, вижу, встревожился,  под руку Государыню взял, пошептал что-то... удалились они.   

12. К детям

...По поводу личного на диво оборудованного (вплоть до небольшого реанимационного блока) самолёта Государыни следует сказать: не сразу Она с этим проектом согласилась, расходами постеснялась.
– Да ведь Вы, Государыня, не ради прихоти по стране путешествуете, – чего же тут стесняться? – несколько раздражённо заметил Ей, помнится, полковник Р-ов, командир авиаотряда.
– Можете и прихотью считать... Ведь знаю же я, что и без меня всё будет сделано, а вот не могу на месте усидеть.
Согласившись, оговорила Государыня условие, что и посланные Её имеют право этим самолётом пользоваться. Обе фрейлины не раз на нём летали, и мне случалось, да и другим тоже. «Неотложкой» прозвало население этот самолёт.
Несколько раз доводилось Государыне спешно, по тревожному письму вылетать – порою в очень отдалённые места.
...Помнится, было одно письмо такое. Пришло оно из родного Государыне севернорусского города. А история такая.
Заметила соседка, что в квартире на первом этаже стали часто собираться дети. Шум, визг, магнитофон надрывается. Позвонила она как-то в квартиру, открыли ей... Вот после этого и стала она хлопотать: и в Охрану детства, и в Городскую думу, и в милицию – никому до детей дела нет.
У отца работа разъездная, неделями его дома не бывает, да и выпивает изрядно. Мать этого семейства троих детишек бросила, исчезла с кем-то.
Вот и стали эти ребятки жить сами по себе: «Как змеёныши выползают на лестничную площадку, худо им – вином напьются, нанюхаются ли чего. Посмотрите, мол, на нас, мы пропадаем, помогите!» – писала соседка, Надежда Семёновна.
– Еду, Виктор Алексеевич. Пожалуйста, предупредите одну только Надежду Семёновну, – просто сказала Государыня.
...Скорёхонько мы долетели. Только приземлились (уж смеркалось), а нас и встречают: городской голова со всею свитою. А видать, не знают, зачем Государыня к ним пожаловала.
Городской голова – представительный седовласый джентльмен (тёртый орех, между прочим) с выражением восторга бросился к Государыне: «Ваше Величество! Позвольте мне приветствовать...» и т. д.
Государыня выслушала его несколько иронически, сказала лишь: «Добрый вечер, господа», – и поскорее в свою машину села.
Те, смотрю, за нами следом поехали – целой вереницей.
Подъезжаем – а Надежда Семёновна нас у подъезда ждёт, продрогла, бедная. Позвонили в квартиру. Стихло там всё, потом детский голосок спрашивает: «Кто там?»
– Царица, – отвечает Государыня.
Немедленно нам открыли. («Именно чего-то в этом роде мы и ждали подсознательно. Чуда ждали», – так говорил мне много лет спустя старшенький, Володя.)
Сразу же узнали ребятишки Государыню, ещё накануне, оказывается, детскую передачу с Её участием смотрели. (Придётся, видно, после об этой передаче немного рассказать.)
Человек семь их, ребят тут было. Конечно, врачебная помощь была им оказана. После этого «гостей» по домам развезли – «джентльмен» тут постарался. Начальница
службы Охраны детства подоспела – позвонили ей, конечно. Пышная дама, в ушах – дырки от серёг. Тяжёлые, видать, серьги...
Заторопилась сразу:
– Поверьте, Государыня, все приюты переполнены. А дети не на улице всё же. Не было никакой возможности.
Государыня, всегда приветливая, на этот раз смотрела без улыбки:
– Сударыня, в Охране детства мне нужны люди, готовые делать и невозможное.
После уж рассказали мне дети, что «тётя Надя» варила им суп, покупала хлеб – это на своё-то пособие безработной воспитательницы. (Кстати, она и сменила вскоре «пышную даму».)
Детям Государыня так сказала:
– Володя, Саша, Ирочка, хотите лететь со мной, ко мне в гости? А папа ваш потом к вам приедет, когда захочет?
«Не захочет», – прочиталось в детских глазах.
Однако, бывают на свете чудеса. Не так долго погостили дети у Государыни – явился папа.
Смущённо протянул Государыне письмо Надежды Семёновны, в котором сообщалось, что папа этот бросил пить, сменил квартиру (с работой ему «джентльмен» помог) и вообще взялся за ум.
Дети отцу, конечно, обрадовались – дети ведь многое нам прощают. Так, все вместе (кроме Володи) и отбыли они домой. Старшенькому-то пришлось немного в Москве подлечиться.
...На аэродроме того северного города, при прощании Государыня не сразу подала руку городскому голове. Взгляда Её при этом я не видел. Видел лишь, как побледнел «джентльмен». За карьеру свою испугался или же – понял?


13. На детской ёлке

Не самой ли первой в ряду таких детских предновогодних передач была та, которую смотрели тогда детишки?
...Вздумалось Государыне детей позабавить (да и самой на них порадоваться). Телевидение сочувственно к этой затее отнеслось.
И вот, возле сверкающей новогодней ёлки собралась куча детишек (и Настенька среди них). Дети, конечно, нарядные все, девочки, как водится – в огромных бантах.
На Государыне платье – нежно-розовое, пышное, всё в кружевах (подарок кружевниц – после передачи-то Государыня его в Музей прикладного искусства отдала). Государыня с детьми хороводы водит, потом – гитару взяла, стали они под гитару детские песенки распевать.
Я рядом с парнишкой-телеоператором стоял, – тот, не отрываясь от камеры, большой палец выставил: «Во!».
Только Государыня гитару отложила, один мальчик и спрашивает:
– Тётя, а вы п-авда – ца-ица?
Все ребятишки затихли, уши навострили.
– Да, царица.
– А где же ваша – ка-она?
– А корону я в музее оставила. Она дорогая, вдруг – сломаю, испорчу, понимаешь?
Да, это было понятно. (Кстати, в этом диалоге с маленьким москвичом вдруг обозначилось лёгонькое, незаметное обычно севернорусское произношение Государыни, особенно-то при слове «корона».)
– А кто вас будет ругать? – озорно выкрикнул мальчик со смешливой рожицей.
– А – Монархический совет?
– Какой? Мо... педа-гогический?
– Нет. Монархический совет – это что-то вроде родительского комитета, понимаешь?
– Да. Моя мама – в родительском комитете, – гордо заявил мальчик.
(Во время этого разговора Государыня успела взглядом и улыбкой успокоить дочку, которая собралась уж было кинуться на защиту. Ну, Настенька и успокоилась, уверенно запоглядывала: видит, мать нисколько не боится, а напротив, интересно ей.)
А тут и Дед Мороз со Снегурочкой явились, и – пошло веселье. А Государыня, оставив царевну под присмотром фрейлины Людочки, удалилась незаметно.


14. В тюрьме
 
Одним из первых законодательных актов Государственной думы по восшествии Екатерины III на престол явилась отмена смертной казни. В который уж раз отменялась она в стране! Как известно, для исполнения приговора над пятью декабристами приглашался палач из Швеции – не было таких «специалистов» на тот час в России.*
В отношении тяжких преступлений мерой общественной защиты определено было пожизненное заключение. Что касается преступлений против детства, то здесь позиция Государыни была непримиримой: эвтаназия или строгое одиночное заключение до конца дней.
Надо сказать, с ростом благосостояния улучшались и условия содержания преступников под стражей. Но кое-какие улучшения были сделаны уже в первые годы царствования.
– Ничто так не оскорбляет душу, как несправедливость, – говорила Государыня начальнику одной из сибирских тюрем. – Разве суд приговорил этих людей к тесноте и сквознякам в камерах, к нездоровой пище ?...
– «Душу»! «Людей»! – перебивая Государыню, вскипел тюремный начальник. – Вы же их видели, Вы же говорили с ними! Вы же знаете, Государыня, кто у нас тут сидит – ведь это... «звери»!   
– Мне знаком молодой человек, который немедленно вступился бы за зверей, – с улыбкой заметила Государыня.
При своих посещениях мест заключения, на прощание Государыня дарила своим подданным любимые книги, чаще всего – сборничек рассказов Карела Чапека.


15. Придворный вестник.

Хочется мне припомнить вместе с вами историю появления на телевидении одной из любимейших наших передач – «Уроки».
...Как-то протягивает мне Государыня листочек из своего блокнота – с коротким перечнем имён:
– Нельзя ли мне... побеседовать с этими людьми? Хочу свои мысли проверить...  Душе урок нужен.
Просмотрел я список: историк, православный священник, искусствовед и Анна Фёдоровна Гусева.
– А кто же эта госпожа Гусева, Государыня?
– Пенсионерка-колхозница из Вологодской области. Помните, – письмо её нам понравилось? А чтобы не быть себялюбцами, – ведь какое блестящее общество соберём! – поделимся с читателями, отчёт напечатаем в «Вестнике».
Так и сделали. Ну, потом телевидение заинтересовалось.
Правда, вначале они возражали против «бабушек». (Государыня-то постоянно старушек приглашала – и по письмам, и по старой памяти.) Только тут Она твёрдо на своём настояла:
– Поймите, бабушки – это ведь мудрость, тепло сердечное, а язык какой! – заслушаешься. Вот и послушаем – пока они с нами.
«Придворный вестник » к тому времени несколько месяцев, как существовал, а уж немалую читательскую аудиторию завоевать успел. Идея такого издания как-то сама собой возникла. Помню, с будущим редактором у Государыни такой разговор состоялся:
– Ну, в добрый час да во святой! Только вот что меня беспокоит: как бы наш «Вестник» в «сплетника» не превратился? Поэтому, договоримся, дорогой Семён Семёнович: не забывайте стихи печатать.
Редактор – человек немолодой, вспыльчивый, с немалым опытом журналистской работы, – опешил. Поморщился:
– Да отчего же – стихи? С чего бы вдруг – стихи, Государыня? Ведь должна же быть хоть какая-нибудь логика...
– А логика такая: пусть будет постоянная рубрика... «По выбору Государыни», скажем. Мне бы очень хотелось самой заняться подборкой, да боюсь – не всегда буду успевать к сроку. Так вы уж, пожалуйста, сами. Мне только хотелось бы знать ваш выбор. И главное: слово ободрения и утешения должно звучать.


16. «Уроки »

Попросился как-то г-н Л. (тогдашний лидер крайних правых ) на передачу.
– Храбрый какой. Ведь сам рад не будет – это не у себя на партийных митингах выступать, – сказала Государыня, подписывая приглашение.
Что же? Не успел наш гость не то что наговориться всласть, по своему обычаю, а даже и рта раскрыть, как в студию позвонила старшеклассница Н. из Петрограда. И высоким, взволнованным голоском провещала:
– Как же вы, г-н Л., называете себя «русскими националистами»? Ведь ненависть к другим народам, ведь это же черта самая не русская! И вообще – культурные люди любят всех людей. Вот я, например, Индию очень люблю, – мы на факультативе санскрит изучаем. А мой... один знакомый – Китай очень любит: он ушу
увлекается. Если знаешь культуру народа, так его и любишь. А вы, г-н Л., значит, не знаете русской культуры, раз так говорите. Значит, вы и русских не любите!
Сделаю небольшое отступление. Как-то, на политическом банкете (тут уж лёгоньким пивом с бутербродами Государыня угощала) удостоила Она получасовой почти беседы г-на Л.
Смотрю – сели оба в сторонке и так-то увлеклись разговором. Мешать им, конечно, никто не смел. Ну, и я тоже – подойти не могу, а беспокойство меня одолевает: боялся я, как бы Государыня по своей чистоте не разоткровенничалась. Разве можно – с таким человеком!
Мало я тогда знал Государыню! С Её слов привожу заключительную часть их беседы:
– Я думаю, Иван Карлович, вам следует остаться в партии. Возможно, вам удастся её преобразовать. Видите ли, – я опасаюсь, как бы ваше место не заняла какая-нибудь вполне одиозная фигура.
– Так Вы меня, всё же, кем-то вроде чудовища считаете, Государыня?
– Нет, не считаю. Только вот что хочу вам сказать: верю, что вы Россию любите. И верю, что не любите русских. Русские вам только мешают...
...Продолжаю о передаче. Вот несколько характерных сценок, взятых из выпусков разных лет (по отчётам «Вестника»).
«... Тут раздался в студии иной голос – жизнерадостный бас нашего известного хоккеиста Д.               
– Я вот о чём хотел... Вот вы говорите: «Мы – молодой народ». Ладно. А ведь есть и помоложе нас. Я за океаном не раз бывал; язык-то плоховато знаю, но общаться приходилось. Так вот: мне там всё простые такие ребята попадались. Удивлялись ещё на меня, что я читать люблю. Только, конечно, беда у них: этот... ну, как там? – бес этот денежный, что ли? – живьём их ест. Читать-то не читают, а деньги ловко считать умеют. Крепко за деньгу держатся, что правда, то правда.
По обычаю, в студии сидела старушка-одуванчик (рядышком с Государыней – тоже по обычаю): лицо всё в морщинках, а глазки голубенькие, весёлые. И вступи она тут в разговор:
– Молодым, милые, мать нужна. Намаялись, поди-ко, по чужим рукам да по чужим дядькам... Вот, кабы была у них царица... Не то и нам-то всем – хоть пропасть с ими. Тут внимательно слушавший профессор истории П. вдруг отколол такую штуку: подскочил грузновато к «одуванчику» и крепко её расцеловал. «Тележка с яблоками»! – кричит.
– Позвольте, Павел Александрович, – ироническим тоном возразил ему искусствовед Т., – в пьесе Шоу всё как раз наоборот... впрочем... Впрочем, возможно, вы и правы. Слово, оно живое, вместе с нами живёт - и всякому времени по-новому открывается.»
Как подумаешь да вспомнишь – сколько в нас благодушия политического тогда было! Многие мечтали, что так вот и дадут нам жить спокойно, да и сам я такую мечту имел... Ну, Государыня не того слова: никаких у Неё иллюзий в отношении англосаксонской империи ни тогда, ни после не бывало, теперь-то мне это ясно. Да не у Неё одной, слава Богу, были рядом с Ней прозорливые люди. 


17. Уроки (продолжение)

Самых брезгливых удалось Государыне привлечь себе в помощь, к делу
государственного устройства. Из дальних иногда углов обширной страны. Что ж, поняли люди: об эту власть невозможно замараться. Зато уж и команда подобралась: лучшие умы России, благороднейшие сердца, бессребреники. Вот по поводу дальних-то углов хотелось бы один случай вспомнить
...О природе Зла зашла речь на одной из передач. Кто-то из собеседников стал развивать такую мысль:
– Зло – лишь видимая часть Тайны, та её зыбкая грань, которая выходит в наш мир и которую дано нам осязать постоянно и повсеместно, вплоть до повседневности...
Тут как раз дозвонился до студии из сибирского села учитель истории Г. и внушительным, строгим голосом (чувствовалась привычка к дисциплине в классе) отчитал:
– В состав нашего мироздания входит один полезный, но крайне опасный яд, имеющий свойство при малейшей возможности стремительно увеличивать свою массу. Усилия светлейших гениев человечества, а также никому не известных подвижников упорно направлялись на сдерживание зла, которое, иначе, захлестнуло бы нас с головой...
Был и такой момент в истории, когда мы чуть было не захлебнулись во зле. Опасность была настолько грозной, что явился меж нами Тот, Кого мы называем – Спаситель. Думаю, явление нам Спасителя было связано с большим риском, возможно, ради этого пришлось на единый миг нарушить неизвестные нам «физические законы». И гибель Спасителя в этой связи, вероятно, была неизбежной...
 Я осторожно взглянул на Государыню: Её нежное личико было необычайно бледно.
Думаю, всех нас, не исключая и проповедовавшего нам учителя, посетила внезапно некая мысль, тем более, что... впрочем, об этом после.
– Продолжайте, пожалуйста, – с улыбкой на бледном лице нарушила затянувшееся молчание Государыня.
– Продолжаю. На наше всемирное время смотрю так: тени сгустились, но есть и просвет во мраке. Есть надежда.
Как известно, ныне г-н Г. – государственный советник. Как-то при встрече я рассказал ему, каким он мне представлялся во время той памятной передачи: сидит, мол, возле жарко натопленной печки, в свитере и больших валенках, а за окошком – метель... Рассмеялся Николай Логгинович на мои слова:
– Звонил я от друга, тоже учителя – у меня телефона не было. Пришёл я к ним, точно, – в валенках, но в прихожей ботинки обул: в доме дети, мои же ученики. Неудобно, знаете ли, да и привычка.
...А в последующие дни в различных государственных учреждениях раздавались телефонные звонки, приходили письма – с одним тревожным вопросом: «Хорошо ли нашу Государыню бережёте?».


18. Предмет поклонения

– Мы в войну – траву ели, а всё равно весёлые были и песни пели, – не то что нынешние! – наседает бойкая пенсионерка в нарядной светлой блузке. А сосед её  вспоминает:
– Бывало, в сенокос так намашешься на жаре, что к вечеру и ноги не держат, а заиграет на деревне гармонь – всю молодёжь соберёт! Идём всей ватагой лесом, в другу деревню на гулянье: с гармоньей, девушки песни поют... А тишина в лесу-то, травами так и пахнет, ночи ещё светлые... Слышно – нашему гармонисту другая гармонь откликается. По игре узнавали: кто, из какой деревенки на гулянку идут...
– А у нас в деревне один парнёк всё девок боялся. Вот как-то подглядели за ним. Зашёл он в овин, снопы-то рядком поставил, да и говорит с поклоном:
– Хм! И чего девок бояться? Здравствуйте, девушки хорошие!
(Это мы с Государыней чаёвничаем в гостиной Дома отдыха номер семь – со старичками, с персоналом Дома.)
Нынешние-то Дома отдыха не сравнить с «домами престарелых» (так они прежде назывались). Качество жизни совсем иное. Государыни немалая в том заслуга.
Портрет светлой памяти родителей Государыни мы в этот дом привезли (с такой просьбой пансионеры к Государыне обратились).
...Приезжаем мы – а у них всё давно готово. В гостиной по стенам полно портретов: лица всё больше серьёзные, а – так и светятся молодым счастьем... (Государыня это придумала и старичкам предложила).
Тут и родителям Государыни место как раз пришлось: тоже молодые оба на фотографии, красивые...
Удивительное это поколение... За  всю долгую, подчас очень нелёгкую жизнь так и не растратили эти люди золотого запаса любви и тепла душевного. По разным причинам оказались они здесь, без близких родных...
Никаких просьб или жалоб у старичков не оказалось:
– На старость разве пожаловаться – да и то: старость тоже не навсегда.
 ...Вот за чаем и завязался общий разговор, в котором много было воспоминаний... чаще всего – о деревенской юности этих городских жителей.
И Государыне было что вспомнить. Детьми-то они с сестрёнкой часто летом в деревне гостили.
– Удивительные сказки рассказывали бабушка с дедушкой! – ни в одной книжке таких не встречала... А лисичка? Придёт дедушка с покоса, обязательно принесёт веточки земляники или – хлеб у него останется: « На-ко вот, – лисичка тебе гостинца послала».
– У нас говорили – «зайчик послал».
– А у нас – «мишка»!
А Государыня продолжала:
– В субботу истопят баню. Бабушка меня зовёт: «Катюшка! Баня простынет!». А я уж давно на черёмухе сижу – мне мыться не хочется. Высокая старая черёмуха у бани росла – а сладкая...! Солнышко уж на закате. Бабушка ладонью глаза прикроет : « Ах она негодница! Опять на черёмуху забралась!». ...А потом, на даче у нас... две рябинки росли: одна «Оля», другая – «Катя». Родители... в нашу честь посадили.
Тут и я словечко вставил: рассказывает, мол, один писатель, сам из крестьян, что «дети в семье считались предметом общего поклонения ».*
– Именно: поклонения, – прозвучал чей-то голос...


19. Белые цветы

Как обычно, приносит однажды редактор «Вестника» подборку стихов, среди прочего – рукописный листочек. Прочитала Государыня этот листочек – удивилась:
– Как же он такие стихи да в наш «Заповедник » прислал? (Известно – «Заповедником соцреализма» наш «Придворный вестник » прозвали. ) – У нас ведь совсем другое направление. Молодой автор? – спрашивает Государыня.
– Автор – начинающий, думаю, – молодой, Государыня.
– Своё ли у него горе, собственное? Или общую нашу беду предчувствует? – только не станет талантливый поэт ни с того ни с сего такие стихи писать. «...И кровь – на белые цветы...», – повторила задумчиво Государыня. – Вот что, Семён Семёнович, – печатайте в «Вестнике»! Об авторе постарайтесь, пожалуйста, что-нибудь узнать. (Последнее было сказано с чуть заметной укоризной в голосе, – но и этого было довольно: весь побагровел от огорчения наш славный редактор.) И передайте, пожалуйста, автору, что мне хотелось бы с ним встретиться.
        ...Оказалось – вполне благополучный и совсем молодой человек наш автор. Отца не бывало, зато – любящая мама, любящие бабушка с дедушкой. (Только вот встретиться им никак не удавалось – всё Государыне спешные дела мешали.)
Однажды вызывает меня Государыня и подаёт мне конверт, а в конверте – ключик и записка.
– Милый Виктор Алексеевич, не удивляйтесь. Это – ключ от ящика в моём письменном столе. Сразу же откройте, немедленно, – слышите? В записке всё сказано.
Всё я сразу понял. Сжалось у меня сердце. Стараясь выглядеть спокойным и уверенным, отвечаю Государыне:               
– Слушаюсь, Государыня. Позвольте связаться со службой безопасности – я хотел бы немедленно заняться этим вопросом.
– Что же, займитесь, конечно, – тихо молвила Государыня.
После подробной беседы с начальником охраны полегче стало у меня на душе. Всего-то говорить не имею права, скажу лишь, что меры принимались строжайшие: надёжные люди, новейшие достижения техники... Эшелонированная охранная зона, в радиусе многих километров, невидимая для непосвящённых окружала и подмосковный дом.
...Стояло ясное утро раннего лета. В то утро я, как и прежде случалось, приехал к Государыне на дом, чтобы потом вместе с нею отправиться на работу, а по дороге – обсудить в машине спешные дела.
В доме встретила меня молоденькая горничная Анюта и доложила, что Его Высочество – уже уехал в Палату, Её Высочество – в университете, на защите диплома, а Государыня в саду поэта ждёт.
Поставив передо мной чашку горячего кофе, Анюта указала мне в раскрытое окно: «Вон Она – Государыня, видите?».
Я взглянул на часы: до назначенного поэту времени оставалось минут пятнадцать. Значит, Государыня вышла немного погулять в саду. Я знал, что нельзя Ей мешать во время этих прогулок.
Присев у окна, я принялся просматривать взятые с собой бумаги, как вдруг послышался из сада возглас удивления... так мне в тот миг показалось.
И тут – стукнуло в сердце: «Вот оно!». На ватных ногах кинулся я в сад...
...Трудно мне всё по порядку вспомнить, хотя и сам я в тот час суетился, кому-то звонил, делал какие-то распоряжения... а как стану вспоминать – туман в голове. Яркие вспышки в тумане: начальник охраны руками машет, санитарный вертолёт
поднимается, ...заплаканное лицо герцога... что-то о «неблагодарных подлецах» он прокричал, бедный.
Цареубийца... Сначала мы все подумали: охрана его застрелила. Экспертиза показала, что – сам, из того же бесшумного пистолета. Глубокая печаль навсегда застыла на молодом лице. А кто он такой – кто же его знает. По виду – северянин («северный европеоид» – записала следственная комиссия), только это и можно было тогда сказать.
О поручении Государыни я всё время помнил и собрался уж ехать, но задержало меня ненадолго небольшое происшествие. Среди всей этой суеты объявился вдруг совершенно растерянный бледный молодой человек в очках.
«Поэт!» – пронеслось у меня в голове. Его тут же окружили охранники. А он, ничего не замечая, дрожащим пальцем вниз, на траву показывает и бормочет как в бреду:
– Эти цветы я видел... только тогда лунная ночь была... а людей тоже много, много...
А цветы – так, растеньица. Сплошная белая кайма мелких цветочков. В одном месте – кровь на них...

Похоронили царицу Екатерину, как и просила Она, в родном северном городе. Рядом-то с родительской уж другая могилка появилась – старичка одного. Старичка, конечно же, тревожить не стали, и упокоилась Катенька от родимых в сторонке несколько, а всё же – недалеко.


20. Анастасия I

        Глубокое потрясение мы все испытали. Был взрыв горя... Было несколько самоубийств. Среди этих несчастных – Серёженька Веселов, адъютант... Но в целом, чувства отчаяния не было – это я хорошо помню.
Боялись катастрофы, однако, милостию Божией всё потихоньку на свои места стало.
Письмо Государыни нашей незабвенной истинным «словом утешения» для нас явилось, хотя заслуженный диктор читал нам его нетвёрдым голосом, с повлажневшими глазами...
...В то трагическое утро, разбирая небольшой личный архив Государыни, поразился я ранним датам на черновых вариантах прощального письма.
Неужели – баба Снежана Катюшу предупредила? «Смеялись с ней много...» Возможно ли?
Из Болгарии уже на следующий день пришла телеграмма: «Доброе семя. Пусть растёт у вас.».
...А над поэтом чуть не стряслась беда: поначалу-то следствие совсем в тупик зашло... Но немедленно вмешалась княгиня Ольга:
– Не сметь! Убийцами стать не боитесь – карьеры своей пожалейте. Ведь этот мальчик не от допроса – от одного намёка вашего в петлю полезет.
А с ним и без того нехорошо: какое-то нервное заболевание сделалось. Подлечился он – и сразу к тётке в Устюжну уехал, родные отправили. Ну, а там – могучие боры, светлые воды... Пишет, любовь свою встретил – учительницу молоденькую. Стихи совсем перестал писать, а прозу его – задушевную, прозрачную – читать приходилось.
Алёшенька наш тоже – не стихи, а небольшую статью воспоминаний написал.
– Только редактор печатать отказался, – пожаловался он нам.
– Почему !? – вырвался общий возглас (молодая Государыня, отец её, тётушка, обе фрейлины в гостиной были).
– Не знаю, наверно из-за этого... вот это место:
« Другого не послушают, посмеются только, ну а... воскликни ты в своих прекрасных стихах: «Долой монархию! Да здравствует – Республика!». ...Пожалуй, по твоему слову исполнится? ...А если нет, если утратит Поэзия свою грозную власть над нами, тогда... тогда уж Господу нас не дозваться.»
– Жаль, что я этого редактора уволить не могу, – сказала Анастасия I.
– А за что, Настенька? – спрашивает отец.
– За то, что – дурак. Или злодей: народ мой презирает, уму и сердцу его не доверяет.
– Наверное, карьерист просто, – молвила Милочка.
– «Просто»! – сверкнула молодая царица на тихую Милочку.
– Да не горячись ты, Настя, – вмешалась тётушка, – напечатаем в «Вестнике».
Так и сделали.

... Светлый образ Государыни незабвенной глубоко в моём сердце хранится. В гордыне моей, за которую себя упрекаю, надеюсь я на близкую уж встречу с нею. А пока – любопытно мне, старому человеку, на этот мир посмотреть: что у нас дальше-то будет?
На молодую Государыню погляжу – тоже умница, с чуткой совестью, о красоте её и говорить нечего: гордая, царственная красота! А – иной человек, земной. Без этой страшной «астральной связи» (не знаю, как понятнее-то сказать). И слава Богу. Значит, не требуется более.
...О сердечных своих делах она, конечно, с отцом да с тётушкой шепчется. Только и мы кое-что примечаем. Присватываются к ней, конечно: дипломаты, послы разузнают осторожно о намерениях молодой царицы. Только, думается, нет тут её судьбы.
Бывает у нас один молодой человек – аспирант с кафедры космической биологии. Ещё студентами они познакомились, когда царевна на математическом факультете училась (в бабушку свою, светлой памяти Нину Алексеевну, видимо,
пошла ). Это тот самый молодой человек, который «за зверей бы вступился». Привечала его Государыня незабвенная.
Славный паренёк. Всё подшучивает над молодой царицей, да почтительно так по форме-то: «Ваше Величество», а у самого – бесенята в глазах скачут. Ну, молодая царица тоже в долгу не остаётся.
...Бывает, повернёт она головку, рассмеётся, гордый носик сморщит... и заболит, и защемит у меня сердце...
...Иногда захожу я в знакомый кабинет... Всё здесь по-прежнему: настольная лампа под шёлковым зелёным абажуром, рядом – фотографический портрет Януша Корчака...
А на стене – большое полотно. Копия картины «Христос в пустыне»*, подарок Академии художеств.
Подолгу иногда перед этой картиной стою.

    
* * *


Москва, Кремль               
17 мая 2 . . . г.


Дорогие мои!


Вы читаете это письмо, и значит – я рядом с вами. Не совсем рядом, а чуть в сторонке. Но и отсюда я люблю и оберегаю вас. Да я здесь не одна, вас любящих, о вас заботящихся здесь много!
Молодую Государыню вашу Анастасию I берегите, помогайте ей. А уж она вам поможет, я свою дочку знаю.
Вот вам и совет  мой.
Всякий раз, принимая решение, спросите себя: « А хорошо ли это детям?». Не «грядущим поколениям», а вот  маленьким детям, которые рядом с вами живут...
Вот тогда всё у вас и ладно будет.


Прощайте.


Екатерина


1999 год




Примечания:

• А. С. Пушкин «Подъезжая под Ижоры...» в переводе Т. Денисовой
• Неточная цитата из пьесы А. Н. Островского «Лес»
• Борис Зайцев «Молодость – Россия»
• Зинаида Гиппиус «Учредительное собрание»
•      Михаил Светлов «Гренада»
• Анри Труая «Достоевский» ; «Чехов»
• Анри Труая «Александр II, царь-освободитель»
• В. И. Белов «Лад»
• Художник И. Н. Крамской


Послесловие автора:
Обрашаю внимание любезного читателя на дату публикации этой повести (в журналах "Урал", "Родная речь" и в альманахе "Воскресенский проспект" - без гонорара, с благодарностью отказалась). С тех пор произошло многое, взгляды мои несколько изменились, тем не менее,текст повести оставлен мною без изменений.
2011 год
Татьяна Денисова