Армадиллы ч. 2

- Это он и есть? – спросил Борис. В его голосе сквозили разрушительные нотки недоверия и разочарования.
Он приблизился к столу и, опершись двумя руками на его край, стал пристально разглядывать творение моих рук.

В корпусе из-под осциллографа поместились три платы и внушительного размера трансформатор, обмотки которого я любовно мотал сам, чтобы добиться расчетных характеристик. Из корпуса в разные стороны торчали провода, а крышка валялась на полу.

- Да! – ответил я, раздуваясь от гордости.
- И это работает? – его губы сложились, если и не в презрительную гримасу, то уж ожидаемого мною восторга явно не излучали. 
Вот она благодарность! Я сделал всю черную работу. Четыре месяца засиживался  допоздна. Все выходные рассчитывал, паял, тестировал, снова пересчитывал, а он тут строит недовольную рожу.

Мне пришлось отказаться даже от своей маленькой слабости ради всего этого! Что делать, пиво размягчает мозги и отбивает всякое желание трудиться. А сколько обворожительных красавиц осталось без моего внимания? Ну, хорошо - не красавиц, а просто милашек. Да, милашек, и не меньше!
Конечно, я сам виноват. Дал себя втравить в эту идиотскую затею. Сначала, по правде сказать, хотел утереть ему нос: доказать, что его затея - полный бред; а потом и сам втянулся. Да и как не увлечься идеей осчастливить мир, когда уже разменян третий десяток, а ты все еще никто: инженер-конструктор третьей категории с несбыточной мечтой стать когда-нибудь начальником отдела.

- А ты что думал увидеть? Сверкающую коробку с золотыми буквами «Усилитель высоких чувств»? Я ж тебе не «Бош», и даже не брат его «Сименс», - я постарался вложить в эти слова всю силу своего негодования. - Да ты знаешь, на какие  жертвы мне пришлось пойти? Сколько преступлений совершить?  Половину этих деталей я стащил на работе, а те, что не стащил, те пришлось купить на свои кровные.
Борис стоял и смотрел на меня изумленно, так, как будто и не подозревал во мне талант к противоправным действиям; или то, что эта груда металла может стоить хоть каких-то усилий.
- А... что тебе говорить, - махнул я рукой. Скорее  не в надежде на сочувствие, а с тайной гордостью, подытожил: - Да по мне, может быть, весь уголовный кодекс плачет!

- Не кипятись ты, - примиренчески выставил вперед руки Борис. - Я все понял!
Подмигнув мне заговорщически, он напел: «Я тебе слепила из того что было».
- Ну и как это было? – наконец в его глазах заиграли искорки интереса.
- Да как? Сидел вчера вечером, настройки крутил. Который уж день – и все бестолку. Уже подумывал перебирать всю схему, а тут вдруг АЧХ как скакнет! Аж за пределы экрана улетела. Ну, тут бы и ежик понял, что работает!

- Тогда, может, не будем откладывать в долгий ящик? Сейчас и протестируем!
- А на ком?
- Ну, давай на мне, - предложил Борис, как истинный ученый.
- Это будет не чистый эксперимент. Ты знаешь о цели и сможешь сымитировать результат, - возразил я и тут же поправился: - Неосознанно, конечно.

- Да, пожалуй, что ты и прав. Тогда нам нужен подопытный кролик.
Мы сели, уставившись на развороченное нутро прибора. Не знаю, о чем думал Борис, а меня посетили давнишние сомнения. Честно говоря, я и теперь слабо верил в то, что можно усиливать какие-то там чувства. Но если мы все сделали правильно, то что–то на выходе должно получиться. В науке так часто бывает: ищут одно, а находят совершенно другое. Но что это - другое? Вот что по-настоящему меня занимало.

Было тихо. Так тихо, что хорошо был слышен какой-то заунывный скрип. Я ещё подумал, глядя на напряженное лицо друга, что такой звук, наверное, издают его перегревшиеся от натуги мозги. Но нет, это был всего лишь скрип тросов, тянущих кабину лифта. Я стал гадать: на наш этаж или нет? Мысленно сделал ставку: один к шести. На удачу.

Вскоре послышался скрежет разъезжающихся  дверей. На наш – мне сегодня везет! И, как будто в противовес моим радостным мыслям, на лестничной клетке раздались неразборчивые ругательства.
Спустя минуту уже под самой дверью:
- У, алкаш! Сколько раз говорила: не выставляй свои чёртовы бутылки у мусоропровода. Нет, опять завалил! И кто это всё должен убирать? Я, что ли? И ставит, и ставит…

С грохотом захлопнулась соседняя дверь, да так, что я чуть не подпрыгнул.
- Вот стерва! – ответил я на вопросительный взгляд Бориса. - Позволил себе вчера на радостях немного, а она сразу - алкаш. С утра не хотелось выносить на улицу, но я бы потом…

- Кто это? – прервал излияния моей оскорбленной души Борис.
- Как - кто? Соседка моя – Клава. Такая грымза, каких свет не видывал. Мужика своего выжила, теперь за меня взялась. На всех ворчит, всем недовольна…
Я запнулся, сбитый с толку выразительным подмигиванием друга.
- Подопытный кролик!
Меня охватило возбуждение, сродни восторгу первооткрывателя или, скорее, преступника, готового идти на дело.

- То, что надо, - затараторил я, - у нас с ней и стены общие.
- Это хорошо! Мы же пока не знаем, на какое расстояние пойдет волна. 
- Давай, берись, - скомандовал я.
Мы подняли за края стол и понесли с осторожностью в коридор. Остановились, прислушиваясь.
За стеной открыли кран, зашумела вода.

- Попалась, - я плотоядно осклабился.
Мы подхватили стол и попытались втащить в ванную комнату. Узкий дверной проем не пускал, как мы не крутились.
Борис предложил внести прибор на руках. Я был против. Платы не закреплены, провода тоже. Если коротнет, то все мои труды коту под хвост. 
После непродолжительных пререканий решили оставить на пороге. Я сбегал за удлинителем, воткнул вилку и начал настраивать прибор.

- Пока не включай, нужно настроиться, - сбил мой охотничий пыл Борис, - и тебе, кстати, тоже. Мы же не хотим навредить старушке?
- Никакая она не старушка! На ней еще воду возить можно.
У меня стучало в висках, я никак не мог успокоиться. Борис же сел на край ванной, закрыл глаза и затих. Медитирует, подумалось мне и я стал исподтишка за ним наблюдать.

- А что, если у нас не получится смодулировать счастье? -  произнес он расслабленным тоном и приоткрыл один глаз.- Что,  если мы просчитались и накачаем ее злобой?
- Да расслабься ты, ей хуже не будет! - у меня уже тряслись руки от нетерпения.
 Размеренные звуки полоскаемого белья за стеной выдавали присутствие Клавдии.
- Ты готов? – голос Бориса был настолько тих, что, казалось, доносился издалека. 
- Да, – в тон ему ответил я и  кивнул пустой, как колокол, головой.
- Врубай!
 Я машинально выполнил команду и снова услышал далекий голос Бориса:
 
- И думай. Думай о чем-нибудь хорошем.
 По его примеру я закрыл глаза и начал напряженно думать. О чем бы таком хорошем подумать? В голову, почему-то, лезли пельмени и баварские сосиски с аппетитно-солнечной горчицей, как на рекламе. В темноте проносились пышные торты, пирожные и цветастые пиццы. Потом уже я сам несся в безудержном танце. Вокруг меня мелькали улыбающиеся лица, раздавался смех. Темнота потихоньку сменилась мельканием зелени, которая становилась все ярче и ярче. Солнечный свет вдруг брызнул в глаза и заполнил всё вокруг. Я щурился, крепко держась за цепочки карусели, которая несла меня по кругу. Я посмотрел вниз и увидел свои, почему-то, по-детски тонкие ножки в гольфах и белых сандалиях. Было не страшно, наоборот, всего меня распирал восторг, от того,  что я такой смелый и один, как большой, кручусь на карусели. А внизу мелькало слегка испуганное, но все же  счастливо улыбающееся лицо отца.

- Ты что уснул? -  откуда-то издалека донесся  до боли знакомый шепот и чья-то крепкая рука выдернула меня из света.
Я стоял посреди ванной, ничего не понимая, а Борис тряс меня за плечи. Прибор уже не работал. Понемногу реальность принимала меня. Я поежился, как после внезапного пробуждения, и прислушался.  Из-за стены не доносилось ни звука. Борис затаил дыхание и, прижав палец к губам, делал мне многозначительные знаки глазами. Я представил себе Клавдию, в видавшем виды халате, с засученными  по локоть рукавами, нагнувшуюся над ванной, и меня стал разбирать хохот.

Вдруг раздался всплеск воды, как будто в нее упало что-то тяжелое, потом громкие причитания. Мы, как два нашкодивших школяра,  позвонившие в первую попавшуюся дверь, давясь от смеха, толкаясь и мешая друг другу, вырвались из ванной, чуть не опрокинув стол с нашим прибором.

- Ни хрена не работает, - вытирая слезящиеся от смеха глаза, выдавил из себя Борис.
- Как пить дать, - подтвердил я. - А классно получилось! Там как плюхнет.
Мы снова прыснули.
- Слушай, а она не того, не утопла?
  Это почему-то еще больше развеселило меня.

- Надо пойти проверить, а если нет, то помочь ей благополучно утонуть. - В моем тоне не было ни капли злобы, только  желание пошалить и Борис  поддержал мою идею заливистым хохотом.
Я немного отдышался и тут меня посетила вполне резонная мысль: это у нас нервное разрядка после месяцев бесцельной работы. Не хватало еще расплакаться под занавес. Но прислушавшись к себе, я не почувствовал ничего похожего на нервный срыв. Наоборот, мне было беспричинно хорошо и легко. Забавляло все: и то, что произошло, и сосредоточенно вдумчивое лицо Бориса, внезапно изгладившее все остатки веселья.
- Слушай, а о чем ты думал? – спросил он. - Надеюсь, не о своей бывшей?
- Нет. А что?
- Это хорошо, а то вряд ли ты вспоминал о ней только хорошее. Твои чувства к ней вряд ли свободны от горечи. А это, сам понимаешь, негатив.

- Ну а ты, чего там из себя йогу изображал? - поторопился я перевести тему.
- Ничего я не изображал. Это такая техника. Представляешь себя на берегу горного озера и добиваешься, чтобы наступил полный штиль. Чтобы даже ряби на воде не было, только сплошная зеркально-ровная гладь. Потому что волны на воде - это твои мысли, переживания, обиды и прочее. Короче, негатив. Ну а когда ты очистил свое сознание от всего, то считай дело сделано. Радость сама повеет, как ветерок с гор.
 
- Забавно, - одобрил я, но увидев тень недовольства, набежавшую на лицо друга, тут же поправился: - Ну, в смысле интересно. Даже очень!
- Учись, пока я жив!– сказал он, совершенно серьезно глядя мне в глаза, от чего я чуть опять не рассмеялся. - И что же получается? Или сигнал вообще не генерит, или ты настроил контур на что-то иное.
«Или твои расчеты никуда не годятся» - чуть не выкрикнул я, уязвленный такой оценкой моего труда, но промолчал. Не опускаться же до выяснения отношений. Борис, в сущности, славный парень, да и сказал это явно не со зла.
Помолчали.

- Слушай, а может ты, все же, сходишь к ней?- озабоченным тоном сказал Борис. - Может там что-то случилось?
- Ага, тебе надо, вот ты и иди! 

От звонка в дверь мы дружно вздрогнули. Борис вжал голову в плечи, давая всем своим видом понять, что его здесь нет. У меня тоже не было желания выдавать своё присутствие.
Звонок повторился несколько раз.
Я решительно поднялся и направился к двери, готовясь выдержать любой натиск.
- А, ты дома, - пропела Клава.
Вся моя решимость при виде её тут же улетучилась.
Мы стояли друг напротив друга - я не отводил взгляда, дабы не показать малодушия, но и не отпускал дверную ручку, прикидывая, успею ли захлопнуть дверь, если гостья перейдет в наступление.

- Сашок, - каким-то незнакомым грудным голосом нараспев сказала она и уставилась на мои ноги.
Я последовал за ее взглядом. Ну что, ноги как ноги: слегка кривоваты, но этого же почти не видно под трико.   Ну, пузыри на коленках. Что ж мне теперь во фраке дома ходить и при бабочке?
- Мне показалось, что к тебе кто-то зашел, - продолжила она свою песню, - так я вот пирожков тебе принесла. Угости друга,  а то у тебя, небось как всегда, хоть шаром покати.
Она смущённо протянула мне накрытую салфеткой тарелку. Я недоверчиво принял, судорожно соображая - в чем подвох? Теперь мои руки были заняты, захлопнуть дверь было уже нечем.

- Да ты не бойся, пироги свежие, с утра испекла. Племянника ждала, да он не приехал. Так что ты не стесняйся, мне всё одно не съесть. Да и нельзя мне мучного, - она все не знала, куда деть освободившиеся руки. -  И вот еще что, я тут вчера на тебя накричала… наверное. Так ты не сердись на меня,… глупую. Это все от нервов!
- Ну что вы, Клавдия... - я в замешательстве пытался вспомнить ее отчество, - это вы меня простите. Сам виноват,захламил прихожую…
- Да что бутылки? - прервала она меня. - Бутылки - мелочь. Не портить же из-за них нервы?
Я не нашелся, что ей возразить, и она,  всё еще бормоча чего-то себе под нос, ретировалась не попрощавшись.

- Ну вы, как голубки, ей богу, - страшно фальшивя,  пропел Борис, подражая тону Клавдии, когда мне удалось закрыть дверь. - Я уж ждал, что вы обниматься начнете и лобызаться.
Парировать мне было не чем. Все мои чувства смешались, а мысли запутались, как репей в волосах.  Я  внес на вытянутых руках тарелку на кухню и поставил на стол. Борис, как фокусник, сорвал салфетку. На тарелке оказались настоящие пироги - румяные и аппетитно пахнущие.
Борис взял самый большой и отправил его себе в рот.

- А может, они с мышьяком? - голосом доктора Ватсона, предлагающим свою версию Шерлоку Холмсу, произнес я.
- Да ну тебе прикалываться, - возразил он, но перестал жевать. Что-то прикинув, он резюмировал свои размышления: - Ну что же, я, как ученый, готов поставить этот опасный эксперимент над собой.
И, уже жуя второй, пояснил:
- Пока мы не узнаем, отравленные они или нет, мы не можем быть до конца уверены в том, что эксперимент удался.
Недолго я смог смотреть, как пустеет на моих глазах тарелка.

- С повидлом, - страдальчески промычал я,  уже жуя тот пирог, который мне показался самым безобидным.  Выждав минуту и не почувствовав никаких спазмов, принялся уминать следующий.
- Судя по тому, что я еще жив, эксперимент увенчался успехом, - сказал Борис, не прекращая работать челюстями. - И что теперь нам со всем этим делать?
- Есть! – сказал я, изобразив полную наивность.
- Нет, я серьезно! Вот есть у нас прибор. Что теперь с ним делать? Куда его нести? Кому показывать?
- Как - куда? В патентное бюро, конечно. Или ты боишься праведного гнева своих ученых коллег? Если так, то я готов выступить автором!

- Конечно, авторское свидетельство! Как же? Да ни один уважающий себя эксперт не даст нормального заключения на мое,… пардон, наше изобретение. А если мы даже и получим патент, то ты не подумал, кто первым заинтересуется нашим прибором? – он многозначительно закатил глаза к потолку. – Секретные службы или военные! Для них мы изобрели, наверное, самое мощное оружие в истории человечества - посильней нейтронной бомбы будет. Нейтрализует так, что мало не покажется! Один такой прибор заменит всю пропаганду ненависти к врагу. Солдаты будут просто рвать голыми руками любого, кто встанет у них на пути, после того, как их накачают волнами ненависти. А их противник не сделает ни одного выстрела в ответ, размякший от человеколюбия и пацифизма. Тоже, между прочим, проникшем в их башку не без помощи нашего прибора. А мы с тобой будем сидеть где-нибудь на дальнем севере в секретной лаборатории.

- С какой это балды? - вскинулся я.
Перспектива непобедимой армии, охраняющей покой моих сограждан, почему-то не сильно вдохновила меня.
- С такой! В целях государственной безопасности. Ты думаешь, тебе разрешат просто так гулять, зная, что любая разведка отдаст всё, чтобы заполучить наше изобретение? Да нас до конца жизни не выпустят - будем гнить в подземном бункере до старости.

Быть секретным физиком - это звучит, конечно, таинственно, даже можно сказать -  гордо, но это только на первый взгляд, и то весьма недалёкий. Жизненным подвигом Сахарова я, само собой, всегда восхищался, но на его месте себя представлял с трудом. Ради всемирного счастья я  готов, конечно, на многое, но гнить в каком-нибудь Арзамасе-14 - это уж слишком. Особенно теперь, когда я столько сделал для человечества и ждал от него ответной благодарности.
- Хоть я и не разделяю твоего пессимизма, - деланно бодрым голосом высказал я свои соображенья, - но все же думаю, что торопиться в этом деле не следует.
Борис не возражал.
- Слушай, а почему мы не чувствуем влияния этих волн в обычной жизни? – задал я давно беспокоящий меня вопрос.
 - Да потому, что модулируем в основном узконаправленный сигнал внутрь себя.
 - Что-то я не понял!

- Ну, эгоисты мы, - Борис грустно улыбнулся. - Куда будет, по-твоему, распространяться сигнал, направленный на себя, любимого?
Он устало посмотрел на меня. Я сразу понял, что он говорит не о нас, а обо всех остальных. Мне вдруг стало так хорошо и легко от того, что рядом со мной родственная душа – настоящий друг. Мы же с ним вместе чуть ли не с пелёнок.
От избытка эмоций мне вдруг захотелосьобнять его, но смутившись этого порыва, я встал и отошел к окну. Поглядел вниз на бегущих мимо, по своим делам, ничего не подозревающих  маленьких человечков. Захотелось им крикнуть что-нибудь. Но к горлу подкатил ком и слова застряли где-то в районе солнечного сплетения.

Прикрыв глаза, я вдохнул полную грудь свежего воздуха, сочившегося через приоткрытую форточку, через плечо взглянул на Бориса. Нет, ничего не заметил - он сидел с отсутствующей улыбкой, уставившись в пустое блюдо от пирогов.
- Ну и что же нам теперь делать? – пряча волнение, спросил я.
- Неужели не ясно? Взгляни на себя. Посмотри, как ты живешь, во что ты одет, - хотя в его тоне не было насмешки, я машинально подтянул трико. – Может, ты не заметил, но мы уже давно живем при капитализме! Уверен, толпы инвесторов рыщут в поисках такого изобретения. Нужно только щёлкнуть пальцем и они сбегутся, и будут ещё умалять нас взять денег столько, сколько мы захотим.

                ***

Продолжение: http://www.proza.ru/2010/12/18/354
                ____________________