Малороссийские штуки-3. Русалка

Снова Троица... Ба! Да у меня же рассказик о зеленой троицкой неделе в рамках "Малороссийских штук"!


 - Даже в церкви поклянуся: нельзя верить бабам …  Это Приська его и послала в лес! – подкоморию Василю было особенно тяжко ,  на лоснящееся от пота лицо его и руки  оводы и комары слетались, как малороссы на сало. Я шел по лесу в редкой цепочке  козаков и налюбоваться не мог утренними картинками. Лес  об эту пору  был светлым, шумным от птичьего гама  и пестрым: солнечные лучи , пронизывая негустые кроны, чертили на тропках желто-зеленую мозаику, на паутине висела роса, ярко проблескивая солнцем, и пахло летним дождем.  Я был на радостном подъеме,  не в силах  избавиться от ощущения, что играю в детскую игру. Казалось бы, на второй день уже можно было привыкнуть к местной специфике… только «казалось».
Так, сегодня, не успели мы с судьею и Василем обосноваться в полюбившейся ятке  на утреннюю варенуху, как вбежал запыхавшийся Грицько и с ходу огорошил известием, что нашего Леська защекотали русалки. Я хохотнул было, но мое веселье  повисло в раннем росном воздухе  неуместным звуком – к странному этому сообщению  козацкая рада  отнеслась серьезно… даже печально! После подробных расспросов молодого свидетеля  вырисовалась следующая картина: проживая с Леськом по соседству,  решил  Грицько с утра полюбоваться на ожидаемые соседские синяки на физиономии и заскочил к тому в хату. Однако застал он только Приську в полной прострации. Давясь рыданиями, она твердила одно только – «самогубец!» Наконец удалось у нее выпытать, что чоловик ее еще до солнца ушел в лес за березовыми вениками для бани и к утреннему борщу не вернулся…
- Так-так-так… - чесал затылок поветовый судья. – В лес. На зеленую неделю. Довела ж таки жинка!
Все дружно вздохнули, а я – дурак-дураком  - дернул себя за ухо и с датчика полилась информация, а у меня полезли на лоб глаза.  Оказывается, на зеленую Троицкую неделю нельзя ходить в лес – русалки защекочут!  Геройский, правда, козацкий дух превозмог  это табу и мы единодушно решили идти в лес , чтобы, если и не спасти Леська, то хотя бы предать земле  посиневшее от щекотки тощее тело.
 Пока мы шли к лесу, я обиняками пытался выяснить , как это возможно  - отыскать нам четверым в лесу труп человека? Но тут как раз все оказалось просто: почти наверняка Лесько пошел в ближний от опушки березняк, до которого всего-то с полверсты ходу.  Идти по лесу решено было редкою цепью в пределах прямой видимости, чтобы не аукаться – «а то аукалкам тильки   этого и надо!»
 Правда, при всей проповедуемой трагичности положения, народ в уныние не впал. Судья шел грузной поступью, тихо напевая себе под нос что-то протяжное. Трегуб успел прихватить с собою хлеб и сало и дразнил рядом идущих мощным чесночным духом. Грицько – против русалок? – вооружился батогом и то и дело, грозно им щелкая, подбадривал себя выкриками «гей, цоб!»  Я шел, завороженный  лесным щебетом, стрекотанием и шелестом листьев, то и дело нагибаясь за ароматной земляникой. Один раз мне почудился то ли уж, то ли гадюка в траве, я сторожко оглянулся … как  вдруг меня пронизал тонкий переливистый звон.. Я глянул в направлении источника поверх салатного цвета листьев папоротника и будто оглох.  Разом уплыли куда-то звуки лесной дребедени и только одна картина завладела мною: неподалеку, в тени большого дуба, на низком суку висели увитые плющом качели, а на них раскачивалась молодая девушка в длинной белой сорочке с зеленым венком на голове. Она раскачивалась и смеялась – эту-то переливистую трель я и услышал.  А  незнакомка повернула голову в мою сторону, засмеялась громче и стала раскачиваться с такою силою, что я тут же выпрямился с  намерением подбежать, остановить ее, пока не упала…
…когда меня кто-то с силою дернул за локоть: «Орест!» Я ошалело зажмурился – будто по голове меня шарахнули – и ко мне, как сквозь вату, вернулись лесные звуки и озабоченный голос Грицька:
- Та вы шо, дядько Орест – очумели?
Я покрутил головою – неподалеку, меж янтарных стволов сосны, стояли и смотрели в нашу сторону Дементий с Василем, а Грицько  тревожно ко мне приглядывался.
- Там… - прокашлявшись, махнул я рукою за папоротник. – Дивчина раскачивается на дереве… бачишь?
- Та где?
И взаправду – где!? У меня отвисла челюсть: ни красотки в венке, ни самого папоротника не было видно отсюда, все скрывал густой орешник.
- Звала тебя? – часто крестился Грицько.
- Аукалка! – мы тем временем подошли к головному отряду,  и  авторитетный диагноз поставил Дементий, все перекрестились и я неумело вослед. – Я ж говорил: никому не разбредаться! И кинь ты эти бабьи ягоды, Орест!
- Лучше сало возьми! – протянул мне Василь надкушенный бутерброд. – А то будем из лесу два защекотанных тела выносить!
 Далее мы пошли кучнее, обсуждая дорогою неоспоримые преимущества сала надо всеми ягодами в свете – будто ничего и не случилось… Я же периодически, словно взнузданный конь, тряс головою: ну, не может быть!.. ну, видел же!..
- Бачу! – вскрикнул вдруг размахивающий батогом Грицько . – Дивитесь – Лесько!
 Мы кинулись туда,  куда  показал он батогом… Под березою, в белом своем жупане, лежал скрюченный Лесько, поджав ноги и прижимая что-то к животу. «Неужели?!» - бухнуло у меня в мозгу, как вдруг…
- По дорози жук, жук!
По дорози черный! –
огласил ближний лес хрипатый Леськов голос. Я пригляделся- к животу «защекотанный» прижимал  добрый полуштоф мутного напитка.
- Лесько!
- Братия! – вскинулась жертва березовых веников. – Браточки! Уже думал я погибать здесь один…
Слезы брызнули из его глаз, мы  стали его поднимать… поразившись – был Лесько холодным, словно из ледника!
 - С-сзади  по-подошла… - зуб на зуб у него не попадал, - руки на п-плечи положила… Хотел крестное знамение сотворить… т-так верите, братия – руки тут же закоченели так, что повернуться не могли…  - Лесько всхлипывал, а мы поддерживали его, идя прочь от заколдованного места.  – А потом заглядывает мне в очи… зеленая такая!.. и замечает, шо я любистовку к груди прижимаю! Затряслася уся… и как толкнет меня! Я упал… любистовку не разлил!.. а она пропала!
 - М-да… - резюмировал судья. – Не любят, значит, русалки зарной водки!
- И в Писании сказано, - эхом отозвался Трегуб. - Боится зарной травы всякая нечисть! А потому… не охранить ли нам себя доброй пропорцией любистовки  ото всех русалок и аукалок?
 Идея получила шумное одобрение, тут и Василево сало сгодилось, и мы, передавая полуштоф по кругу, добре приложились к зарной водке. Правда, когда подошел  мой черед вкусить зелья, козацкая рада напряглась.. Но я уже был готов к неожиданностям хлебного вина и со смаком занюхал любистовку рукавом.
 - А мы уже гадали – чи не родич ли русалкам наш Орест?!
И все ж меня, когда вернулись мы в Гетьмановку, терзали сомнения: не спьяну ли почудилась аукалка писарю?  Да вот найти ответ на вопрос не судьба была: вокруг меня сомкнулись стенки кабины, завершилось оплаченное за тур время.