Роза, моя Роза

Роза, моя Роза


I

          Ирина возила своих танцоров по всей Европе. Мировая слава пока обходила «Славяночку», но поездками были довольны и дети, и взрослые. Когда в автобусах оставались свободные места, Ира звонила Анастасии и предлагала: «Мы едем в Италию (Швецию, Турцию, Испанию) на 5 (7, 14, 20, 30) дней. Хочешь – присоединяйся». Поездки получались выгодными и комфортными. При возможности Анастасия брала с собой дочь Теру (по паспорту Терезу Борисовну).
          Тера росла красавицей и умницей, на чём её дочерние достоинства заканчивались. Своевольная студентка Академии художеств с зашкаливающим IQ и полным отсутствием деликатности.
          Знакомые поражались материнскому терпению, полагая, что незамужняя учительница, обзаведясь дитятком в бальзаковском возрасте, не в состоянии адекватно оценивать выходки юного дарования.

          Ирина позвонила в день рождения Теры, в разгар семейной ссоры: «Настя, мы в Прагу едем. Есть места».
          Тера, в каком-то рванье, стоящем бешеных денег, со вздыбленным хайром, тут же навострила ушки: «Кто звонит?» - «Ирина Эриковна. Зовёт в Чехию» - «Я хочу!» - «Если ты помнишь, Ирина Эриковна работает с детьми. В таком виде…» - «Мам, да ладно. Ты ж знаешь, я дресскод, при необходимости, блюду. Аll understand: руссо туристо, облико морале. Когда ехать?» - «Через неделю» - «Отлично. Собери мне чемодан. Я к Славику».

          Вот так – не просьба, а констатация. Хотя…
          Настя тоже не была монашкой. Подруги выходили замуж, едва достигали брачного возраста. Мать упрекала Настю каждым кавалером, вылавливала её после танцев, гоняла из подъезда, грозила милицией. Их семейка стала посмешищем для всего двора: девчонка не успевала поцеловаться с провожатым, как мать появлялась рядом и начинала орать на всю ивановскую.
          Поступление в вуз, бегство в общагу, а затем распределение в другой город стали наилучшим выходом из бредовой ситуации. Что повлияло на решение Насти не обзаводиться законным супругом, бог весть, но когда ей стало подкатывать к сорока, она задумалась о кандидатуре отца-производителя для своего будущего ребёнка.
          У неё уже была отдельная квартира, какие-то накопления. Она уже нагулялась, но перспектива делить с кем-то не постель, а жизнь, не вдохновляла. Пара-тройка продолжительных романов рассеяли иллюзии о возможном семейном счастье. Может, ей просто не везло. Она решила играть по своим правилам.
          Ей нужен был ребёнок. Идеальный вариант – девочка. Отец: молодой – раз, здоровый – два, непьющий – три, красивый – четыре, умный – пять, издалека – шесть, не романтик – семь. Где взять? Курортное приключение.

          Можно назвать это фобией, но Настя с годами стала непробиваемо практичной. Статистика говорила о том, что 80% браков распадаются, дети при разводе страдают в первую очередь. Мужчины не платят алиментов, бракоразводные процессы бывают весьма сложными, у многих женщин начинаются проблемы со здоровьем, картину дополняют сведения из криминальных хроник.
          У матерей-одиночек дела обстояли лучше, не говоря уже о перечне льгот. Подрастающему чаду всегда можно напеть о погибшем герое-полярнике (летчике, спецагенте, и т.п.), который даже не знал, что станет отцом. Подобные сказки греют не одно поколение безотцовщин, пока никто не жаловался.

          Тера навела марафет а ля «невеста с кладбища». Насте стало любопытно, как выглядит тот, кого заводит подобная раскраска: «Доченька, ты меня со своим молодым человеком познакомишь?» - «О’к!»

          Анастасия положила в чемодан креативной красотки пару длинных сарафанов, макси-юбку, блузу с вышивкой, глупые кофточки с цветочками и кружевами, шляпку, сандали и балетки. Гениальную хамку ждёт сюрприз. А денег на магазины она не получит.



II

          Дети отплясали очередной фестиваль, перемежая танцы экскурсиями.  По Старому городу автобус курсировал без Насти.
          Тера, распаковав чемодан, закатила истерику. Но поездка в Костницу была соблазнительней выяснения отношений. Девчонка надела льняной сарафан с белой, вышитой маками блузой, и шляпу с алыми лентами. Без макияжа, с аккуратно заплетённой косой (вошла в образ милой барышни), бледнокожая и кареглазая, с маленьким этюдником, фотоаппаратом и разговорником в прозрачной (что за мода?) сумке, уехала злая, вернулась тише воды. Извинилась перед матерью, сказала, что Прага – волшебная сказка, что она хочет обойти весь город, а потом напишет лучшую картину из всех, когда-либо созданных великими живописцами.
          Настя не спорила. Полторы недели они с дочерью здоровались за ужином и расходились после завтрака. Настя была рада, что у неё есть возможность окунуться в прошлое, поплакать о чём-то о своём, поговорить с призраками. За столом она вглядывалась в лицо Терезы, пытаясь отыскать в нём черты погибшего отца, но, кроме светлой чёлки, о Борьке ничто не напоминало.

          На осенних каникулах 1989 года одинокой учительнице перепала горящая путёвка в Карловы Вары. Как раз тогда Настя разбежалась с последним кандидатом в мужья и задумалась о ребёнке для себя. Изгнанный сожитель (видная шишка в исполкоме, пьяница и бабник) особо не расстроился, но на память подарил придержанную путёвку. Настя не отказалась: с паршивой овцы, как говорится… Не отказалась, не смотря на то, что с курорта только что прилетела секретутка директора школы – особа, из-за которой, в общем-то, у Анастасии треснул по швам самый долгоиграющий гражданский брак.

          На второй день, устав от впечатлений, она спускалась в бар и заметила возле стойки администратора группу молодых крепких парней в спортивной форме – в гостиницу заселяли футболистов из какого-то столичного пригорода, выигравших серию товарищеских матчей в ежегодном турнире и, вдобавок к кубку, получивших неделю спа-процедур и культурных мероприятий с проживанием в «Термале».
          Чем привлёк её Боря, гадать не надо. Он полностью соответствовал образу, который Анастасия нарисовала в своём воображении.
          Настя шагнула к парню. Смутилась, отступила, закрывающиеся двери лифта зажали сумочку. Она не заметила, дёрнулась, споткнулась. Он тут же оказался рядом, подхватил. Случайно рука его легла ей на грудь, и сердце загрохотало так, что даже пальцы спасателя задрожали.
          Он извинился, по-русски. «Он знает русский» - подумала она. Ответила невпопад: «Спокойной ночи», спряталась в лифт и нажала кнопку шестого этажа.

          Какой бар… «Дура, старая дура!» - ругала себя, переживая неловкость пятиминутной давности, тёрла лоб и пылающие щёки: «Тоже мне, стратег-обольститель! Всё продумала, кроме одного: как соблазнять будущего производителя потомства, который рядом с ней великолепно смотрится как сын. Ни мальчик, ни муж. Сколько ему? На вид лет шестнадцать. Молод и прекрасен как бог. А, что он увидел в ней? Нелепую тётку? Глупую курицу? Стареющую кокетку? Отставную шлюху? Ужас, она не выйдет из номера до конца недели! Нет, не умирать же с голоду. Она будет ходить в ресторан  раньше всех. Или, лучше – позже всех. Только бы не встретить его больше. Ну, не дал ей Бог детей – значит, так надо.

          Уговорить себя не удалось.
          Всю ночь она ворочалась, вспоминая инцидент у лифта. Какие сильные у мальчика руки. Какие крепкие ноги. Какая нежная кожа. Как он пахнет – дождём, сигаретами, немного пота и остаток парфюма… «Spartacus»? Как символично. Чёрт побери! Твою-то мать, чтоб его!
          Она попыталась представить новую встречу. Воображение отказывало. Подумала: «Первую часть Марлезонского балета придётся пропустить», и подстегнула фантазию. Не важно, где и как можно увлечь юношу, главное – заранее пережить некоторые моменты.
          У неё всегда так. Ей требовалось прожить возможные сцены, чтобы примерно знать, что она может сказать и сделать в тот или иной момент. Мужчины часто обвиняли её в неласковости и даже холодности (это при её-то темпераменте!) только из-за того, что, влюбившись, она теряла голову настолько, что не могла думать ни о чём, кроме любви и близости. Что-то придумывать, чтобы шепнуть на ушко любовнику, становилось невозможным. Ей зубы сводило от диких желаний, и нередко оказавшиеся в постели поклонники выбирались от неё как с поля боя. Сейчас она влюбилась. Нормальненько. Организм ставил перед фактом: ей нужен этот мужчина, во что бы то ни стало. Теперь не будет покоя, пока она его не добьётся. Победителей не судят. А её и судить некому. Себе она прощала всё. Как, впрочем, и остальному человечеству.


III

          Бестолковое утро никак не могло решить, что делать с погодой. Лохматые тучи облепили горы и, невероятным образом игнорируя ветер, словно ждали указаний откуда-то свыше.
          Настя рылась в шкафу. На покрывале змеями вились чулки и колготки. Она хватала то красные, то чёрные. Злилась на новую, оказавшуюся недостаточно эротичной, комбинацию. Сомневалась, стоит ли надевать бюстик под декольте: хотелось нарядиться в джемперок полупрозрачный, а лямочки от обычного лифчика испортят картину, но завтрак – не ночная дискотека. Всё-таки решилась. На плечи накинула белоснежную оренбургскую шаль-паутинку. Юбка – чуть выше колена. Тщательно накрасилась, выгодно подчёркивая цвет почти жёлтых глаз. Причёской заморачиваться не стала, слегка взлохматила гриву, прыснула сверху лаком – такая якобы небрежность, давно выбранный стиль.

          Борис подошёл к ней сам: «Вы раньше бывали в Варах? Надолго приехали? Хотите, я покажу Вам город?» - «Да» - «Начинается дождь. Вам лучше взять зонт».
          Они поднялись в номер. Борис совсем не стеснялся, своей уверенностью гася её комплексы и сомнения. Перед ужином они вспомнили, что не обедали. Он не отпускал её даже в душ: «Ты куда?» - «У меня косметика, наверное, размазалась» - «Косметика? Ты была накрашена?» - «Что, ничего не осталось?» - «Ха-ха, не красься, со мной это не имеет смысла!» - «Я крашусь для себя, а не для тебя!» - «Ну-ну…» - и тащил её к себе, мешал говорить, думать.

          Прогулки умножали безумие. Октябрь тепло дышал на город и окрестности. Вечера, фонари, редкие прохожие в сумеречных горах, нега, поцелуи и ни на минуту не оставляющее желание, не дающее позаботиться о времени и месте. Время было любить, и любое место было хорошо, если никто не мешал.
          Им не мешали. Если у кого-то возникали правильные мысли по поводу действий парочки, реакция случайных зрителей была не менее правильной.
          О будущем не думалось. Настоящее было важнее.

          Настя была довольна, что Тереза нашла себе занятие.
          Междугородный автобус привозил женщину в Карлсбад, и она брела по улицам и тропкам, забиралась на смотровые площадки, где прошлое грустно раскрывало по-прежнему великолепные панорамы.
          В один из дней промокла насквозь, трижды пережидая дождь. Мысли занимало зелёное облако. Оно было огромным, тяжёлым, его верх топорщился рваной подушкой, а тёмно-зелёный низ провисал над лесами где-то за выглядкой Гёте. Настя размышляла: облако состоит из пара. Пар – это вода. В воде на земле отражается небо. Значит, в воде на небе отражается земля. То есть, лес. Догадку подтверждало исчезновение зелёного брюха – спустя какое-то время облака переместились, солнечный свет стал падать под другим углом, и пейзаж принял обычный вид.
          В октябре здесь, конечно, намного красивее. Леса пенятся жёлтым, золотым, красным, бордовым, лимонным, фиолетовыми цветами. Вечнозелёные деревья напрасно растопыривают кривые ветви, пытаясь удержать сезонное великолепие.

          Борька был невероятным любовником. Не романтик, скорее – озабоченный.
          Она смеялась: «Ты как с цепи сорвался!» Он кивал: «Так и есть. Я ещё не встречал женщину, которую так бы хотел. Если честно, я уже боялся, что становлюсь импотентом» - «Импотентом? В твои-то годы?» - «Не поверишь, до чего одинаковы все девушки. Я перестал желать их» - «То есть?» - «Не принимай на свой счёт, ладно? Все эти истерики, слёзы, выяснения отношений. Коленку погладишь – сразу обещай любить вечно. Ночь проведёшь – клянись, что никогда не бросишь. Проще обходиться без них. Что и приходится делать всё чаще» - «Бедный мой! Откуда же ты взялся такой распущенный?» - «Что-то имеешь против?» - «Отнюдь. Во сколько ты потерял девственность?» - «В тринадцать» - «Ты преуспел за несколько лет так, как другим не удаётся за всю жизнь» - «Проститутки» - «О?» - «Да. Не волнуйся, я здоров. Отец водил меня в элитные заведения» - «Не надо подробностей!» - «Где мы были, мы не скажем, а что делали – покажем!» - и он тащил её в постель, в подъезд, в заросли, да куда угодно. Если бы не холодные ночи, они не вспоминали бы про отель.
          Она поражалась, насколько природа позаботилась о том, чтобы двое были идеально созданы друг для друга, подогнаны по всем параметрам, характеру, темпераменту, взглядам и неукротимому либидо.
          Правда, молодость была выносливей. Обычно после пяти-шести часов она сдавалась: «Всё. Я больше не в силах пошевелиться» - «Но, ты меня хочешь?» - «Хочу, но не могу» - «Я сделаю всё сам, если ты не сочтёшь это за изнасилование!»
          Она впивалась зубами в его плечо, если подушки терялись на полу и, не в состоянии кричать, то ли стонала, то ли выла и думала-думала: «Пусть у меня будет девочка!»



IV

          Последний день грозил обернуться катастрофой. Борис рано утром принёс подарок – окамевшую розу и твердил как заклинание: «Не уезжай!»
          Она выгнала Борьку в полдень и, рискуя опоздать на рейс, кое-как побросала вещи в чемодан. Выпила тёплого чая, смягчая горло и не надеясь вернуть голос в ближайшую неделю. Вышла в коридор. Напротив номера, на ковровой дорожке, по-турецки сидел мальчишка лет двенадцати и выжидающе пялился на дверь. При виде Анастасии его глаза расширились, челюсть отвисла. Настя хихикнула про себя: «Мальчик, тебе придётся изменить свои знания об отношениях полов». Мальчик встал, шёл в двух шагах за ней до самого лифта и, не отрываясь, смотрел на неё, пока она не уехала.
          Она зря надеялась, что Борька её проводит. Зря выискивала знакомую фигуру среди провожающих. Зря фантазировала, что он не выдержит, вылетит из толпы за секунду до посадки, затискает, хоть на прощание признается в любви. Нет. Какая любовь? Просто встретились два озабоченных. Каждый получил своё.

          Тера не сделала ни одного рисунка. На вопрос матери почти огрызнулась: «Потом буду творить, сейчас главное – видеть и чувствовать!» Настя не стала напоминать об обещанном шедевре.
          В Петербурге с Терезой начались чудеса. Она забыла об устрашающем макияже. Часами говорила по телефону со Славиком, словно мало им было встреч и интернета. Девушка то ворковала часами, то швыряла трубку, то смеялась и лепетала милые глупости, то грубо обрывала собеседника: «Славик, не сейчас, я занята, созвонимся позже!»
          В августе Тереза отпросилась в поход по Заполярью – со Славиком. В сентябре объявила, что к Славику переезжает.
          Анастасия возмутилась: «Я не ханжа, и не требую от тебя соблюдения светских приличий, но я даже не знаю твоего друга! Ты ни разу не привела его в дом! Кто он? Из какой семьи? Куда ты переезжаешь? Вы будете снимать квартиру? На какие деньги?» Тера взбесилась: «Я у тебя денег не прошу!» - «При чём здесь деньги?!» - «Сама завела эту тему!» - «Я о тебе забочусь!» - «Хватит! Сама о себе позабочусь!»

          Настя погоревала и велела себе успокоиться. Она ведь тоже сбежала когда-то из дома. Пусть, причина была другая, но результат тот же. Наверное, это – вечная проблема отцов и детей. Вернее, матерей.
          Тера звонила редко. Жизнь поменяла русло, но текла в том же направлении.

          Через месяц Настю разбудил звонок в дверь. Она нашарила будильник: шесть. Вспомнила, что сегодня воскресенье, и кинулась открывать, путаясь в халате.
          На пороге стоял парнишка с букетом и заглядывал внутрь разнесчастно-собачьими глазами: «Здравствуйте, Теру позовите?» Чувство беды, выдернувшее из постели, ударило по ногам, Настя схватилась за косяк, подтянула под себя табурет: «Войди, пожалуйста!» Парень не вошёл, а вбежал, оттолкнув примостившуюся на уголке сиденья женщину, понёсся прямо в девичью, вопя: «Тереза! Тереза, я тебя люблю!» Не найдя девушки, заметался между туалетом, ванной, кухней, потерял букет, налетел на едва успевшую подняться Настю: «Где Тера?!» - «Её нет» - «Когда она умерла?»

          Умерла? Люстра горела ярко, но вокруг светильника сгущалась чернота. Чернота пульсировала, не отпуская в беспамятство.
          Что он сказал?
          «Что ты сказал? Тереза умерла?» - «Это Вы сказали!» - «Я?» - «Вы сказали, что её нет» - «Я сказала, что её нет дома» - «Так, она жива?»
          Жива… Господи, да что же это?! «Мальчик, ты кто?» - «Я – Славик» - «Славик? А, где Тереза?» - «Анастасия Алексеевна, я у Вас спросил: где Тереза?» - «Ушла к тебе» - «Ко мне? Извините, до свидания, я побежал!» - «Стой!» - «Что?» - «Она ушла к тебе в начале сентября. А теперь, потрудись объясниться!»

          Славик мялся и трясся, едва не плача: «Мы поссорились перед сессий. Тера не ходит на занятия. Удалила свои страницы со всех сайтов. Поменяла номер телефона. Я раздобыл новый номер, но она бросила трубку, а потом прислала смску: «Меня для тебя больше нет. Считай, что я умерла». Я…» - «Ты подумал, что она покончила с собой? Из-за тебя?» - «Я – идиот» - «Точно. Ты хоть понимаешь, что у меня едва инфаркт не случился?» - «Простите!» - «Уходи» - «Я ухожу, только скажите, где Тера!»
          Настя вытолкала психа на лестницу, с балкона вышвырнула букет, заварила кофе и, тупо слушая мобильный автоответчик: «Абонент недоступен», поняла, что мать из неё никудышняя.



V

          Бабушка учила её: «Хочешь, чтобы человек пришёл к тебе, свет погаси, или шторы задёрни, чтобы темно было, закрой лицо ладонями, представь, что перед тобой Космос, и в нём только ты и тот, кто тебе нужен, и кричи мысленно изо всех сил, зови, пока он на тебя не посмотрит». Странный совет, но рабочий.
          - Те-ре-за-а-а!!! Те-ре-за-а-а!!! Те-ре-за-а-а!!!
          Сотовый ожил через минуту: «Мамочка, извини, что так рано, но мы со Славиком уезжаем на пару месяцев. Мы решили пожениться. Я хочу вас познакомить. У нас самолёт в три часа. Мы к тебе сейчас заедем».

          Итак, ещё один Славик. Что ж, посмотрим на зятька.
          Настя освежилась под душем, скоренько высушила волосы, принарядилась, мазанула по векам тенями, по ресницам – тушью. Сойдёт для экстренного случая.

          Жених и невеста прибыли через час. Славику на вид было лет тридцать. Хороший возраст. И сам в расцвете, и жёнушку молоденькую обожать будет.
          Сидели, чаёвничали, обсуждали предстоящую свадьбу. Жених нервничал. Тереза сияла, в режиме нон-стоп изображая послушную дочь и рачительную хозяйку. Будущая тёща вздыхала о чём-то о своём.

          Молодые познакомились в Костнице. Славик, родом из Чехии, работал в Питере, торговал недвижимостью здесь и там, был неплохо обеспечен – не олигарх, конечно, но семью содержать мог.
          Перед отъездом парочка удалилась в комнату Терезы. Настя мыла посуду, когда Тера позвала её: «Мама, зайди к нам. Славик хочет с тобой поговорить».

          Жених хрустел пальцами перед фотографией, на которой Анастасия держала на руках годовалую Терезку. Рядом с рамкой, в хрустальной вазочке, пылилась каменная роза. Настя улыбнулась: «Выросла невеста!» Славик спросил: «Роза, ты меня не узнала?» Настя отшатнулась: «Слава, о чём Вы?» - «Роза, моё полное имя Борислав. Славой меня стали называть недавно. Так вышло, что у нас в фирме два Бориса и, во избежание путаницы…» - «Сколько Вам лет?» - «Тридцать пять. Мы на «Вы»?»

          - Мама, что происходит?

          «Роза, я не знал. Почему ты мне не сказала?» - «Я… Я хотела найти тебя, написать письмо, но оно тебе надо было?»

          - Мама, почему Славик называет тебя Розой?

          «Да, Роза, почему ты – Анастасия?» - «Никаких тайн. Я крестилась в 1990 году. Тогда я потеряла паспорт. Я много чего потеряла. Решила, что это – знак, и в новый документ вписала имя, данное при крещении».

          - Мама, прекратите!

          «Тереза, вы никуда не летите» - «Почему?» - «Познакомься, дорогая, это – твой отец».
          Тереза захохотала. Борис сказал: «Вызывай скорую». Настя замахала руками: «Уходи. Уходи немедленно! Не надо скорую, я поговорю с ней!» - «Ты уверена, что она – моя дочь?» - «Да!» - «Я сбегаю в аптеку, у Теры нервный срыв, разговорами тут не поможешь».
          Тереза рванулась за Славиком, но Настя заградила дверь. Девушка метнулась к себе, прыгнула к окну, шпингалеты не поддавались, она замолотила по стеклу, на пол полетели кашпо и леечка с полосатой ручкой. Анастасия обняла дочку, зашептала что-то. Тера вырвалась, с перекошенным лицом проорала: «Роза?! Надо же: мама-Роза, кормившая меня историями о героически погибшем рыцаре, на память о котором остался каменный цветок! Ты обманывала меня всю жизнь! В каком детском садике ты нашла моего папочку?! Ненавижу! Шлюха! Проститутка! Мерзкая дрянь! Чтоб ты сдохла!» Настя не почувствовала удара по лицу, видела лишь, как Тера топчет розу, кроша то, что было их жизнью. Уничтожив сувенир, девчонка унеслась вон из дома.

          Такой тишины не бывает. Даже золотая осина под окном не трясла монистами – ни ветриночки. Очень красивая осень.
          Перебор. Перебор.
          Перебор с событиями едва начавшегося дня. Сначала Славик придумал, что Тереза умерла, и напугал Настю до обморока. Потом пропавшая явилась с женихом, который – как в третьесортном ситкоме – оказался её отцом.
          Перебор событий не помогал сосредоточиться. Перебирай – не перебирай, всё равно ничего не понятно.
          Анастасия подмела осколки, поставила лейку на опустевший подоконник и вышла в прихожую. Неужели, это – Борька? Она помнила мальчика, она знала, что он умер, она оплакивала его восемнадцать лет, а он входит в её дом на правах зятя. Едва вошёл, подумала: «Как похож!» Подумала, что попозже выяснит, может, правда – родственники? Если да, хотела узнать, говорил ли Борис о ней кому-нибудь до того, как погиб.



VI

          Настя обулась, накинула куртку. Теры уже след простыл. За углом – метро, маршрутки, трамваи, автобусы. Движение было агрессивным. Погода тоже менялась.
          Что теперь? Бежать в милицию? Что сказать? «Внимание всем постам! Разыскивается женская половина неумышленного инцеста, покинувшая родимое гнездо в невменяемом состоянии»?
          Борис тянул Настю к дому: «Ты-то веди себя разумно! Не хватает, чтобы ты простудилась. Девочка никуда не денется. Осядет у друзей, побуянит, порыдает. Самое правильное – ждать дома» - «Чего ждать?!» - «Друзья-подруги скоро сдадут её тебе» - «Как ты можешь, она – твоя дочь!» - «Роза, чем лучше – дёргаться на холоде? Вот увидишь, ничего с ней не случится!»
         
          В полдень позвонил Славик-первый: «Анастасия Алексеевна, Тереза в больнице, она вскрыла вены…»

          Борис вызвал скорую. Убедившись, что Роза вне опасности, поехал по указанному Славиком адресу.
          Номер первый дремал возле операционной. Он рассказал, что Тера заявилась к нему, заперлась в ванной, на вопросы не отвечала. Когда там раздался какой-то грохот, Славик выбил дверь.

          Из палаты вышел врач: «Посторонним здесь нельзя. Вы кто?» - «Отец» - «Отец? Что творится – жених, отец, приличные, вроде, люди, а девушка вены режет. Мать где?» - «Дома. Ей вкололи успокоительное» - «Ну, и вы не волнуйтесь. По сути, это был не суицид, а демонстрация для устрашения. Девушка знала, что ей ничто не грозит, но спектакль разыграла профессионально. Актриса?» - «Ещё та. Как она? Помощь какая-то нужна?» - «Ей бы не помешал психолог. И, раз уж Вы заговорили о помощи… Вы бы не согласились сдать кровь? Доноров мало, крови вечно не хватает. Вам заплатят» - «Я готов». Славик встал рядом: «И я!»

          Теру перевели в частную клинику. Через две недели, на выписку, за Терой Борис приехал с Настей. Они вошли в палату. Тереза, не вылезавшая из-под одеяла, процедила: «Убирайтесь!» Настя заплакала.
           Борис приблизился к кровати, раскрыл какую-то папку: «Тереза! Пользуясь, пусть трагической, но возможностью, я сделал тест на ДНК. Ты – не моя дочь. Надеюсь, это известие даст тебе жить спокойно, и ты забудешь инцидент как страшный сон». Настя ахнула: «Не может быть!»
          Тера вцепилась в мужчину: «Славик! Любимый! Господи, благодарю тебя!», и закричала матери: «Счастью моему позавидовала? Он на тебе не женился, так решила, что и я его не получу? Ты на себя смотрела, когда сказала, что он – мой отец? Дрянная старуха, на что ты надеялась? Что он к тебе вернётся?»

          Борис выдрал ладонь из рук девушки и повернулся к Насте: «Роза, почему ты всё это терпишь?»



VII

          Курортный роман оправдал главную надежду: Роза забеременела.
          Глядя на преобразившуюся женщину, любому было ясно: это не её назвали в честь цветка, а цветок получил название в честь самой прекрасной продолжательницы человеческого рода.
          Помолодевшая Роза источала такое очарование, что мужчины сворачивали шеи, лишь бы получше разглядеть её прелести.

          Про своё интересное положение она не рассказывала никому, не хотела пересудов. Наслаждалась воспоминаниями – любая мысль о Борьке пробивала током так, что даже волоски на руках вставали дыбом. Секса не было, оргазм продолжался: Борис присутствовал в каждой её клетке, прочно застряв в подсознании. Ребёнок укрепил веру в то, что она – счастливейшая из женщин.

          8 марта вечером её сбил пьяный водитель. Он вылетел из-за поворота, не затормозив на переходе. Удар пришёлся в живот. Зимняя одежда и сугроб смягчили падение, но ребёнка она потеряла.
          Контраст между безграничным счастьем и бездонным отчаянием вёл к безумию.
          Она уже создала свою вселенную, вложив в неё все мечты, всё нерастраченное тепло и нежность. Она распланировала их с ребёнком будущее на две жизни вперёд. Теперь беленькая и хорошенькая как ангелочек, девочка, стоило закрыть глаза, выплывала из клубящихся облаков, звала: «Мама!» и таяла, растворялась в тумане.
          У неё никогда не будет ребёнка от любимого человека.
          Мимолётное, казалось бы, увлечение, жаркая влюблённость (с кем не бывает?), вместе со зреющим плодом естественного как мир, процесса, озарили вспышкой глубокого чувства. Она не пыталась понять: стала ли беременность следствием любви, или растущий внутри ребёнок Борьки учил её любить по-настоящему.
          Ей уже хотелось разыскать мальчишку и сообщить, что он стал отцом – после родов. Нет, конечно, не затем, чтоб женился и признал ребёнка. Затем, чтобы знал, как она его любит, и даже мысли об аборте не допустила. Потому что его ребёнок – это он. А девочка, конечно же, вся будет в Борьку.
          И вот, никого не надо ждать. Никому не надо писать. Неизвестный водитель посланником смерти возник из городского хаоса и в нём растворился.

          Едва очнувшись в палате и поняв, что произошло, она заорала-зарычала так, что медсестра выронила шприцы и, шарахнувшись от капельницы, ударилась лбом об открывающуюся дверь – входил врач. Разъярённая и почти мёртвая от горя, Роза рвалась вон: найти, наказать того, кто сотворил с ней такое. Ноги не слушались, кровь сочилась по бёдрам, оставляя на холодном кафеле страшные следы. А она отбивалась от пронырнувших под локтями лепетавшего: «Женщина, успокойтесь!» врача, санитаров.
          Скрутили, вкололи, уложили.
          Она отказывалась от еды и тоскливо, не прерываясь на сон (этот сон невозможно больше смотреть, звенящее «Мама!» отскакивало от ватных облаков и било по глазам), выла: «Бо-о-ря… Бо-оря…»
          Ей было плохо. Очень плохо. Так плохо, что она временно взяла себя в руки, только когда услышала сквозь одурманенный лекарствами сумрак, как врач предложил заведующей отделения перевести её в спецклинику.

          Дома было приготовлено приданое для малышки и обставлена детская.
          Гладя пустой живот, она часами складывала башенки из кубиков с забавными картинками, бормоча: «Кубики из дубика, кубики на гробики, гробики в сугробики, гробики из дубика, дубики на кубики, кубики на гробики, гробики в сугробики…»

          Кто сообщил матери? Та приехала, когда она сидела на подоконнике, вовсе не собираясь прыгать: так лучше были видны машины. Ей казалось, что она узнает убийцу сразу.
          Мать прибралась в квартире. Накрыла ужин. По-чужому заботливо и как-то заискивающе усадила её за стол, стала кормить с ложечки. Ложка с тарелкой полетели к плите, куриный бульон золотым крапом влип в обои.
          Мать поджала губы и твёрдо произнесла: «Ты не имеешь права так поступать. У нас с отцом, кроме тебя, никого нет. Мы тебя кормили, поили, растили, воспитывали. Ты обязана поддержать нашу старость» - «Мама!!!» - «Именно – мама. Если окно для тебя – выход, мы, конечно, тебя похороним, честь по чести. Но кто будет хоронить нас? Это несправедливо. Ты всегда была эгоисткой. Хоть раз о нас подумай». Ночевать мать не осталась.
          Девочка из сна, с чёрной повязкой на личике, кружилась юлой, напевая: «Паучок, паучок, тоненькие ножки, красные сапожки, мы тебя кормили, мы тебя поили, на ноги поставили…»

          В школе, конечно, узнали, по какой причине она лежала в больнице. Не желая ничьей жалости и сплетен, она написала заявление на увольнение.



VIII

          Cекретутка, принимавшая бланк, выпячивала круглеющий животик: «Примите мои соболезнования. Хотя, просто так ничего не бывает. Рожать в Вашем возрасте опасно. А я совсем не готова обзаводиться киндером. Кому она нужна, безотцовщина нищая? У меня даже жилья нет…» - «Почему «безотцовщина»? Скажи отцу, он, если жениться откажется, обязан помогать алиментами. Кто отец-то?»
          На столе лежал прошлогодний чешский журнал с видами Карловых вар и рекламой. На раскрытой странице – футбольная команда. Жанна ткнула пальцем в фотографию Бориса: «Вот – отец. Только, он погиб осенью. Никогда не узнает о доченьке…»
          Борька задорно улыбался, замерев перед камерой в компании победителей сезона.

          «Погиб?» - «Вы же знаете о ноябрьских событиях…» - «Ты о революции? Газеты и телевидение утверждали, что жертв не было» - «Вы, серьёзно, верите журналистам? Все репортажи оплачены. Мировая общественность должна была получить информацию о праздничном свержении тоталитарного коммунистического режима. А, правда в том, что были столкновения между студентами и военными.
          Мы собирались пожениться. Я ждала, что он приедет к Новому году. Но, вместо этого позвонил его друг и сказал… Жанна скривилась, размазывая тушь по воспалённым векам: «Я как раз узнала, что беременна, и оставила ребёнка, как память. Дура!  Теперь-то понимаю, что зря. Куда мне с этим сувениром?»

          Роза разорвала заявление и заделалась лучшей подругой Жанны.


IX

          Жанна носила тяжело. Её мучали токсикоз и отечность. В декрете она почти не двигалась, предоставляя Розе бегать за продуктами, и вяло реагируя на наставления о здоровом питании и пользе прогулок.
          Коллектив решил, что Роза нашла замену собственной неудаче.. Жанну, не ведающую об истинной причине опеки, докучливая тётка раздражала. Однако, Роза тратила на девицу своё время и свои деньги – Жанну это устраивало.

          Жанна исчезла из роддома в ночь после родов, оставив в ординаторской по всем правилам оформленный отказ от ребёнка.
          Заведующая родильного отделения горевала: «Кто-то бездетным мучается, а тут такой ребёнок: картинка, абсолютно здоровая девочка, и что её ждёт в Доме малютки?»
          Роза приложила максимум усилий и изобретательности: где врала про непутёвую родственницу, побоявшуюся явиться в село без мужа, но с приплодом; где действовала по безотказному принципу «Надождать», и получила малышку Терезу (Борька говорил, что так звали его мать), по документам ставшую её родной дочерью.

          Со сменой социального статуса она сменила имя, покрестившись одновременно с девочкой, и переехала в другой район.
          О её тайне знала главврач, за успокаивающую совесть сумму согласившаяся немедленно сообщить, если объявится Жанна.
          Роза, ставшая Анастасией, не представляла, о чём будет говорить с отказницей, но Терезой никто не интересовался.

          Борис ткнул невесте в нос документы: «Она – не твоя мать! Ты могла не выжить, могла деградировать в приюте. Роза дала тебе всё. И даже сейчас, когда узнала, что я – не отец, не хочет объяснить, что единственная дрянь среди присутствующих – ты. Можешь заняться поисками своей мамаши. Думаю, она давно спилась и обрадуется тому, кто о ней позаботится».
          Тереза зашипела: «Если бы я выросла в детском доме, государство обеспечило бы меня жильём! Я подам в суд на раздел квартиры!» Настя кивнула: «Конечно, доченька, как скажешь!» Доченька швырнула в неё пачку документов и завизжала: «Не смей так меня называть, ты мне не мать! Я на тебя уголовное дело заведу! Ты из-за этого козла мою маму убила! Тебя расстреляют, и всех, кто тебе помогал, расстреляют!» У неё началась истерика, и Борис вызвал врачей.

          По дороге домой он сказал Розе: «Не знаю, как тебе объяснить, что я в глаза не видел мать Терезы. Скорее всего, она выбрала первое мужское лицо на подвернувшейся странице, а ты, не оправившись от своей беды, сразу поверила в сказку, которую Жанна сочиняла для коллег. Если бы я знал, что ты забеременела…» - «Я не хотела, чтобы ты знал» - «Понимаю. А я так и не женился. Искал такую, как ты. Не нашёл. Выходи за меня!» - «Нет!» - «Да!» - «Тереза…» - «Её приведут в чувство, она здравомыслящая девушка и, когда увидит свою мать, вряд ли будет иметь к нам претензии» - «Жанну?» - «Я нашёл её» - «Но, ты хотел жениться на…» - «Не хотел» - «Как это?» - «Я не мог от неё отвязаться. Она – красивая, умная, даже милая. Когда захочет. Но она мне быстро надоела. Я же говорил тебе, что все девушки одинаковы» - «Зачем вы направлялись в Прагу?» - «Хотел сплавить её своему другу. Он бы ей понравился. У него много денег» - «Ты циник» - «Тебе это нравится» - «А, возраст?» - «Раньше тебя это не останавливало» - «Это было…» - «Это – было! К тому же, в Европе модно, когда жена старше мужа, лет на 10. В нашем случае, мне будут завидовать все друзья» - «А, дети?» - «Роза, я тебя не узнаю. Когда ты научилась создавать проблемы из ничего?» - «Когда узнала, что ты умер» - «Я не умер, и тебе придётся в этом убедиться» - «Она сломала твой цветок» - «Велика беда! Сейчас купим новый!» - «Сейчас?» - «Ну, не сию минуту. Я приглашаю тебя на ужин в «Термале» - «В «Термале»?» - «К сожалению, наш номер занят, и я решил полностью поменять прошлое на настоящее. Мы будем жить в «Диаманте», маленьком отеле на склоне перед гейзером. Ты помнишь, как прекрасен Карлсбад осенью?»