Как я потерял друга

                "Как же ты смог потерять,
                То что хранить было в общем не сложно".
                Пилот «Осень».


           Есть в душе одна рана. Вернее,  не рана, а скорее уже шрам. На том месте, где когда-то что-то было, а сейчас не стало. Ощущение потерянного пальца, руки, или ноги. Или ощущение навсегда потерянного близкого родственника.
           Я хочу рассказать, как этим прошедшим летом 2011 года я потерял старого друга.
            Чем ценны для нас наши старые друзья? А тем, что они чаще для нас бывают ближе, чем близкие родственники, скажем, родные братья или сестры. Схожесть с родственниками, кстати, состоит в том, что старых друзей мы тоже не выбираем. Они даются нам свыше, Богом, судьбой. Я говорю о том, что у каждого человека наступает в жизни такой момент, такая незаметная и неощутимая точка в возрасте, когда старые друзья больше не прибавляются. То есть они как-то, не совсем понятно для нас, были нам даны когда-то, а потом все, точка, дальше сам, храни старых друзей и приобретай новых уже по каким-то своим предпочтениям, параметрам и вкусам.
            Мне очень нравится фраза из песни Андрея Макаревича: «Бог дает нам старых друзей, и новых старых не будет». По-моему, совершенно точно подмечено – ни один новый друг никогда не станет настолько же близким, как старый.
И это все очень удивительно и даже  парадоксально! Объясню, почему. Взглянем на наших старых друзей, кто они? Несовершенные люди, некоторые с вредным, почти несносным характером, полным недостатков. Есть попроще варианты, но все равно не без недостатков. Теперь представьте, какого-нибудь вашего среднего старого друга, а может быть и единственного, но не обладающего  статусом вашего друга. То есть в статусе просто вашего знакомого, коллеги и т.д. Честно признайтесь себе, стали бы вы пытаться завоевать дружбу с этим человеком? По себе скажу, что нет, мне достаточно было бы, чтобы эти люди оставались просто моими хорошими знакомыми. Однако, каким бы не был хорошим новый друг, каким бы замечательным для моего взгляда характером он не обладал, я никогда не смогу довериться ему так же,  как доверяюсь старому другу, вредному и полному всяческих недостатков.
             В силу сложности своего характера,  у меня очень мало друзей, еще меньше старых. Есть множество хороших знакомых, с которыми в основном деловые и осторожно-дипломатические отношения. Мне говорили, что я часто выгляжу и веду себя так, что я не нуждаюсь в друзьях. Что я не очень дружелюбен, ворчлив, придирчив, груб, очень часто замыкаюсь в себе. Ну, есть какие-то и положительные черты, о которых мне тоже говорили, наверное, поэтому у меня, все-таки и есть какие-то друзья, ну и наконец, жена, которая когда-то выбрала жизнь со мной. Вообще я считаю, что нужно чаще слышать мнения различных людей о себе, так как это является, можно сказать, зеркалом твоего характера. Выбрав мнение о себе подавляющего большинства (ну, как делают это сотрудники статистических контор) можно понять, как ты выглядишь со стороны. Но все, же в одном я с мнением большинства о себе не согласен. Я очень нуждаюсь в друзьях,  и как бы это не противоречило со стилем моего поведения, я очень дорожу дружбой со старыми и вновь приобретенными друзьями. Хотя последние не приобретались уже более десяти лет. И если теряется старый друг, особенно так,  как это произошло в истории, о которой я расскажу ниже, то для меня это становится очень болезненной душевной травмой.
       
              Был у меня до 5 августа 2011 года старый друг по имени Саша Терехов. Как я уже выше писал про старых друзей, я его не приобретал, не искал, он просто появился в моей жизни в 1998 году. Был дан Богом свыше. (Далее про Сашу хоть он и жив, здоров, но поскольку в моей жизни является явлением прошлым, буду говорить в прошедшем времени). Это был очень интересный человек с достаточно сложным характером. Пожалуй, он был из тех людей, к которым невозможно относиться не то, чтобы равнодушно, скорее, к которым невозможно относиться просто и обычно. Так как он сам  был очень необычен и неординарен, и окружающие его знакомые его либо любили и хотели быть с ним, либо старались держаться от него подальше. Могу с уверенностью сказать, что это была моя полная противоположность, есть только некоторые единичные одинаковые ценности и взгляды на некоторые вещи, которые нас, собственно говоря, и объединили. Ну и конечно, как это почти всегда бывает со старыми друзьями, было еще одно место, где мы вместе долгое время находились. Мы учились вместе в одном университете. Саша был подвижным, шустрым, поджарым и щуплым человеком низкого роста, с рано поседевшими волосами. Когда я познакомился с ним, а ему тогда было только лет 26, на его голове уже было много седых волос, а сейчас он уже весь седой. Из внешности я отметил бы еще его глаза, они у него были очень выразительные, и я бы их охарактеризовал одним словом – пронзительные. Впрочем, его глаза являлись скорее частью его характера, чем внешности. Он был очень чувственным эмоциональным человеком и, соответственно,  его взгляд,  его глаза  лучше всяких слов говорили о его чувствах, эмоциях, переживаниях. Когда я вспоминаю время, проведенное с Сашей, я помню, что при разговорах с ним, я все время смотрел куда-то в сторону, даже когда сам ему что-то яростно доказывал. Я не выдерживал его взгляда, и только иногда поглядывал на него во время разговоров.
             Как сказал один греческий философ (не помню, ни как дословно он сказал, ни самого имени философа): «Любой недостаток в человеке, есть чрезмерное увеличение его достоинства». На Саше я отчетливо вижу работу этой фразы. В нем была неугасаемая энергия и жажда деятельности, прерываемая лишь кратковременными состояниями депрессии, вследствие его эмоциональности. Если в его голове просыпалась какая-то идея, то это становилось «опасно» для окружающих. Он ее тут же начинал воплощать, вкладывая в нее всего себя. Но чтобы он начал со всей своей мощью продвигать какую-либо идею, эта идея должна была быть именно его. К чужим идеям он относился скептически и как-то всегда насторожено. Если плохо знал выставляемый на обсуждение вопрос, то с каким-то скепсисом, будто знает уже это дело только с отрицательной стороны, он тогда задавал некоторые уточняющие вопросы и потом говорил, что сам знает об этом. То есть знает, что в этот проект лучше не соваться, и что у него есть куда более отличная идея, чем та, которая предлагается. А знал он, кстати, обо всем! В принципе, он мог поддержать любую беседу, наверное, из-за этого из него получился неплохой бизнесмен, и всегда получался неплохой собеседник. В этом еще ему помогало его умение задорно и доброжелательно посмеяться, вставить в диалог какую-нибудь шуточку. Он знал обо всем понемногу, и всегда показывался знающим человеком в области той темы, которая поднималась в разговоре. Даже его уточняющие вопросы, были совсем «не глупые», а показывали его знание и даже некую заинтересованность в этом вопросе. Впрочем, он умел незаметно и быстро перевести разговор с собеседником на тему, которая интересна лично ему, и потом смотрящий со стороны на эту беседу, мог наблюдать картину, когда уже Саша со всем своим красноречием и мощью внедряет свою идею в голову собеседника.
            Он не терпел несогласия со своей идеей. Нет, не то, чтобы он лез бить морду и тому подобное. Он просто разочаровывался. И его глаза показывали разочарование не в том конкретно, что его идея была не принята определенным человеком, тому человеку казалось, что Саша разочаровался именно в нем. Его какая-нибудь задумка или идея имела именно ту силу и тот напор, что делила его знакомых на друзей доброжелателей (тех кто был согласен с его мыслью) и на почти врагов неприятелей. Иногда он противопоставлял себя всем в том обществе, в котором находился,  и мог всех назвать предателями и лицемерами. Он патологически был всегда прав, в том, как он думает, и мнение большинства для него практически ничего не означало. 
            Он был лидером по своей натуре. По-моему, подчиняться он почти не умел. В начале своей карьеры он работал в некоторых компаниях в подчинении, но предполагаю, что сначала он заслуженно пытался установить с руководством вместо отношений начальник-подчиненный партнерские отношения, а потом просто завел свое дело и с небольшим перерывом ведет его до сих пор. 
             Как мы с ним познакомились, рассказывать не буду. Хотя я отлично помню наше знакомство, причем в деталях, и даже до сих пор помню мое первое впечатление от этой первой встречи. Но это банально и неинтересно даже для меня. Наша ссора тоже банальна и, по существу, яйца выеденного не стоит, но поскольку она принесла мне боль и душевные страдания, то придется о ней все же рассказать. Но только чуть позже.
             После нашего с Сашей знакомства мы довольно быстро подружились. Сразу скажу, что у нас с ним были отношения наставник-ученик. Я думаю не нужно разъяснять, кто из нас кто был. Мне было кажется 19 лет, ему 26. В свои годы, насколько я себя помню, я еще был не очень взрослой и  созревшей личностью, и я остро чувствовал необходимость в старшем товарище, в старшем брате, у кого можно было бы понабраться мудрости и жизненного опыта. А Саша обладал и тем и другим. Наследственную мудрость он взял, возможно, вследствие своей национальности (он был евреем, к коим я в принципе отношусь с уважением), к своему возрасту успел побыть женатым и развестись, и помимо этого ему многое еще чего пришлось пережить. Я слушал его с открытым ртом, ходил за ним по пятам, искал с ним общения и дружбы. И ему, похоже, это нравилось, и вскоре наше желание дружить друг с другом стало взаимным. Он учил меня жизни с видом мудрого сэнсэя, объяснял мне некоторые жизненные премудрости, всячески подбадривал. Забыл сказать, что я был в то время бедным студентом из более чем провинциального городка, живущим в общаге, а он -  коренным москвичом. Для меня уже само мое нахождение в Москве являлось шоком, и я в то время не мог придумать никакого более интересного времяпровождения, чем прогулки по Красной площади и Арбату. Он же знал родной для него город вдоль и поперек, и он заметно расширил мой кругозор и досуг за время нашей студенческой дружбы. Ему еще в этом помогала его студенческая должность профорга. Например, он познакомил меня с творчеством «Квартета И». Я посетил с ним почти все их выступления. Еще он как-то организовал совместную поездку в Суздаль и Владимир. Не только мы вдвоем, конечно, были с нами еще наши совместные друзья, но это не суть. В общем, все не буду вспоминать, короче, во многих местах побывали.
Что ему приглянулось во мне, для меня до сих пор загадка. Хотя какая-то тут загадка, все на самом деле очень понятно, просто мне признаваться себе в этом никогда не хотелось. Ему нравилась моя забавная ворчливость, моя неуклюжесть и несовершенство. Ему нравилось осознание того, что кто-то нуждается в нем, что он может на кого-то повлиять своей личностью, что он может кому-то помочь. Ему нравилось, что я был благодарен ему. Ну и наконец, ему нравилось мое особенное  чувство юмора.
       
            После окончания студенчества жизнь разделила нас, и мы долгое время не общались. Хотя я, признаться, очень хотел встретиться с ним, но, во-первых, я забыл его телефон, а во-вторых, я банально, чисто психологически боялся ему звонить. Дело в том, что я узнал о его уходе с той нашей общей компании, в которой мы оба находились в студенческие годы. Я услышал, что он перессорился почти со всеми нашими общими знакомыми. Еще меня впечатлил рассказ когда-то нашего общего друга Игоря Макарова (а теперь только моего). Он звонил Саше, чтобы сообщить о смерти еще одного нашего общего друга Коли Уткина. Саша по телефону сказал, что не помнит ни Игоря, ни Коли Уткина. После этого мне было просто страшно связываться с Тереховым. Почему? Да потому, что я помнил его своим близким другом студенческих времен, и я боялся, что я не смогу вынести его равнодушное лицо по отношению ко мне, пусть даже при этом он будет достаточно дипломатичен и дружелюбен.  Уж лучше пускай он сохранится для меня близким другом, который просто потерялся.
           Мы встретились с ним случайно,  уже после того, как больше шести лет не виделись. Где, как, не важно, но после этого я, пожалуй, соглашусь с теми, кто считает что Москва – это большая деревня. Он сам окликнул меня. Он был очень рад меня снова встретить. Он сказал, что искал меня, что часто вспоминал. Что у него уже давно свой бизнес, и что он раньше искал меня, чтобы пригласить меня к себе работать.  Правда из всех воспоминаний обо мне, он почему-то вспоминал в основном мои прикольные ворчания и особенно мою коронную фразу, особенное произношение которой принадлежало только мне: « Все! Хватит! Натерпелись!»
           В общем, я был счастлив снова приобрести своего старого друга. Это ведь еще одно замечательное свойство дружбы с такими старыми друзьями – ее невозможно убить спустя сколько угодно времени, хоть пять, хоть десять, хоть тридцать  лет. Через много лет разлук можно встретиться с таким старым закадычным другом, и вы будете общаться, как ни в чем не бывало, точно также, как и общались раньше, много лет назад, зная друг друга как облупленных и открывая друг другу все самое сокровенное. Никакому большому времени, никакому великому расстоянию нельзя разрушить старую дружбу, зато ее легко может убить один из друзей.
           Мы снова стали с ним часто общаться, я стал приезжать к нему в гости. Он к тому времени уже имел брак с Анжелой, у которой был сын подросток от ее прошлого замужества. Вскоре у них родилась совместная дочка Анечка. Я же ко времени нашей  новой встречи с Сашей, еще ничего особо в жизни не успел добиться. С работой как-то все не складывалось, все мыкался из одной фирмы на другую, в личном плане тоже был полный голяк. Однако к тому времени, я уже считал себя вполне сформировавшейся личностью, достойной уважения. А тон у Саши все равно был по отношению ко мне какой-то поучительный и наставнический, и меня этот тон уже никак не устраивал. Однако я Сашин тон тогда старался «проглатывать» и не замечать, к тому же веских аргументов, чтобы сказать: «Не учите меня жить!» у меня не было. Помню, как я тяжело проглотил его высказывание, когда я, уволившись с очередной работы, стал напоминать ему о его давнишнем желании взять меня к себе на работу. Он сказал, что тогда, много лет назад, хотел взять меня всего лишь курьером, и это мол, была бы для меня большая честь, так как он с трудом представляет меня менеджером, да и вообще затрудняется сказать, на что я вообще способен. Ну а сейчас, у него, к сожалению, все почетные вакансии курьеров заняты. (Он, конечно, не совсем так сказал, просто я наложил его речь на его интонацию, и процитировал для читателя с дополнительными словами, чтобы было понятно, как это тогда для меня прозвучало.) И он сказал это без всякого желания меня оскорбить или унизить, напротив, он при этом по-прежнему хотел со мной дружбы. И он говорил так только потому, что действительно так думал. Он говорил, что у него много хороших знакомых, в основном, среди клиентов и партнеров по бизнесу, но очень мало друзей, где я один из немногих. Он рассказал мне, почему он покинул то общество, в котором мы вместе с ним когда-то были. Он там почувствовал себя не то, что ненужным, он почувствовал, что здесь нет в нем никакой необходимости. Что здесь в нем никто особо не нуждается, и что тут его помощь с его большим духовным потенциалом никому не нужна. 
           Через некоторое время после новой встречи с Тереховым, я встретил свою будущую жену Лену. Мы стали встречаться, после вместе жить, и через полгода совместной жизни поженились. У меня появился дополнительный стимул более серьезно относиться к своей трудовой деятельности и вообще быту. При Лене я, наконец, нашел хорошую работу в одной крупной компании, в которой работаю по сей день. В жизни появилась некая стабильность, хороший, постоянно растущий финансовый доход. Появилась машина, была построена дача. Родилась дочка Алена. Я стал серьезным (по крайней мере, внешне), солидным, семейным человеком. Это стало заметно для окружающих, для наших с Леной общих знакомых. И я стал чувствовать себя уже далеко не юношей, которого нужно чему-то поучать.
           С Тереховыми мы стали дружить семьями. Первая семейная посиделка состоялась у них в гостях, когда Лена была еще беременной.  Тереховы всегда были очень гостеприимны, никогда не скупились на угощения, и Анжела (а может и сам Саша) никогда не ленилась приготовить для гостей что-нибудь вкусное. Еще мы никогда не уходили от них с пустыми руками, всегда нам напоследок всучивали какой-нибудь подарок, сувенир, а когда мы уже впоследствии приезжали с Аленой, то и игрушку для нашей дочки. Лене Анжела понравилась. Она ей показалась достаточно мудрой и душевной женщиной. А вот Саша Лене не очень приглянулся. Ее, как и меня раздражала его навязчивая поучительность, причем она заметила, что его поучительность, иногда доходила до абсурда, когда он  с видом мегапросвещенного гуру толкал прописные истины, с которыми конечно не поспоришь, но от этих поучений было немного не по себе, что мы такие глупые, что сами не можем догадаться. Анжела тоже была немного поучительна, но в ней не было той навязчивости, что присутсвовала у мужа. По крайней мере она не расстраивалась и не разочаровывалась, если не принимались ее поучения. Скорей всего ее поучительность была результатом совместного проживания с таким супругом.
           Но впрочем, все эти «поучения» казались нам тогда очень незначительными недостатками по сравнению со всем тем удовольствием, что мы получали от общения с Тереховыми. Тем более, что я, и Лена со мной была согласна, что Сашина поучительность, является не следствием того, что он хочет показаться шибко духовным и умным, а является просто неотъемлемой частью его характера. Я вот, например, имею склонность быть вечно чем-то недовольным и ворчливым, что теперь, из-за этого со мной не дружить?
           Наша дочка Алена буквально влюбилась в их дочку Анечку, которая была старше нее на два года. Когда мы собирались в гости к Тереховым, мы говорили ей, что едем к Анечке, и Алена подпрыгивала от радости. Когда две девочки находились вместе, то Алена подражала Анечке буквально во всем, и в хорошем и в плохом, ну а Анечка, «спускалась» в возрастном уровне до уровня Алены, начинала бегать, дурачиться, по-детски хулиганить. Ну, естественно Алена все действия старшей подружки старательно «зеркалировала». Для читателя это возможно прозвучит удивительно, но именно это подражание двухлетней девочки четырехлетней, послужило в итоге началом повода, из-за которого произошла наша ссора.   После нашего расставания она иногда до сих пор ее вспоминает, например, спрашивает, когда мы поедем к Анечке,  и тем самым напоминает о Тереховых мне. Я отвечаю ей, что поедем не к Анечке, а к Дане, Даше, Аделине, да мало ли еще замечательных детишек, с которыми Алена могла бы также подружиться. Завидую я все-таки своей дочке, у нее еще все впереди, и большие возможности завести крепкую дружбу со многими детьми. Главное чтобы ей не передался по наследству мой не очень дружелюбный характер.
            Как и в старые студенческие времена, только теперь уже не Терехов, а семья Тереховых скрашивала теперь уже не мои, а моей семьи выходные и праздничные дни.  Они очень увлекались лошадьми и старались увлечь этим нас. Лена к лошадям относилась скептически, она их боялась, а вот мне ничто человеческое никогда не было чуждо. В принципе, я всегда легко перенимал увлечения своих друзей, и с удовольствием принял от Саши идею увлечься лошадьми. Думаю, что бы он мне не предложил из увлечений, я бы согласился, прежде всего, потому, что я в принципе был тогда почти «свободен» от собственных увлечений. То есть, если бы он предложил мне вместо лошадей катание на яхте, горные лыжи или даже парашютный спорт, я бы согласился на все эти увлечения с почти одинаковым энтузиазмом. Правда,  и здесь проявилась Сашина навязчивость. Дело в том, что он сам был просто повернут на этих лошадях, он их обожал, быстро находил общий язык даже с очень строптивыми и непослушными лошадьми, и на седле он смотрелся великолепно, ну настоящий жокей! Я, конечно, в этих лошадиных делах дилетант, и сравнивать могу разве что с героями телепередач или кинофильмов, но... В общем, Сашина езда на лошади смотрелась не хуже, чем у одного из четырех мушкетеров из известного фильма. Так вот, он ожидал, что я перейму не только его увлечение лошадьми, но и возьмусь за это дело с той же страстью, что имелась у него. Когда мы ездили в станицы, где  брали лошадей напрокат, он, почти не переставая, говорил о лошадях. О том, что это очень чувствительные животные, что к ним нужно относиться с уважением и любовью, но в то же время всегда им показывать, кто здесь хозяин, так как они к тому же любят, когда ими управляют, и когда на них сидит уверенный в себе всадник. Что на лошади нужно добиваться той гармонии и того взаимопонимания, при которых лошадь чувствует себя очень хорошо от того, что на ней сидит опытный всадник, знающий, чего он хочет, прежде всего от нее. Лошадь будет понимать такого всадника  и слушаться его при малейшем движении вожжей управляемых одними мизинцами. (Я бы так не запомнил и не процитировал его размышления о лошадях, если бы он не говорил одно и то же из поездки в поездку). Говорил он это с видом мудрого сэнсэя, обучающего своего ученика и ожидающего от того благодарного и трепетного перенимания этой мудрости. Но тот уже под конец позевывал и все пытался сменить тему. Саша это замечал, и это его очень расстраивало и разочаровывало.  Его также разочаровывало то, что я не готов был посвящать катанию на лошади каждые выходные, как это делал он со своей семьей.  Я же готов был ездить на конюшню в лучшем случае раз в месяц, и то, если это был не дачный период. Лошади – это, конечно,  здорово, но я не собирался по ним фанатеть, в конце концов, у меня была дача, на которой был непочатый край работы, ну и кое-какие другие интересы. Часто, когда он с полным энтузиазма голосом в очередной раз звал меня кататься на лошадях, мне приходилось лебезить и оправдываться словами из последнего предложения. А он после этого с разочарованием произносил: «Ну, хорошо, как знаешь», и я начинал чувствовать за собой вину, хотя, спрашивается, с какой стати?! 
             Саша увлек лошадьми и свою жену, которая до замужества с ним, никогда ими не увлекалась. И Анечка начала кататься на пони с двух лет. Ну и я тоже, хоть и не переняв Сашину страсть, показывал в своей езде на лошади некие успехи: почти научился ими управлять и даже иногда пришпоривал лошадь и скакал на ней рысью. Я, может быть, даже продолжу свое увлечение лошадьми, несмотря на то что дружба с Сашей далеко позади.
             К счастью, увлечения Тереховых не заканчивались лошадьми, иначе бы Лена долго не выдержала, и мне пришлось бы ездить в станицы одному без своей семьи, что было бы для нее болезненно. Они вытаскивали нас не только себе в гости и на конюшни, но и в другие интересные места. Правда, места всегда подбирались такие, чтобы неподалеку обязательно находилась бы какая-нибудь конюшня, и чтобы существовала хотя бы теоретическая возможность покататься. Саша никогда не упускал таких возможностей.

           … Я сейчас вот о чем подумал. Начиная писать этот рассказ, я, если честно, намеревался оправдаться, прежде всего, перед самим собой. Что я то, мол, нормальный человек, но из-за заморочек бывшего друга случилось вот такая неприятная оказия. Теперь я понимаю, что в нашей ссоре виноват прежде всего я, а может быть, и только я.  Ладно, выражусь пока так: Саша виноват только тем, что он вот такой , какой он есть, а я  -  тем какой я есть и непосредственно своими действиями и выходками. Впрочем, продолжу….
           Выше я уже говорил про поучительность Тереховых по отношению к нам. Постепенно она становилась для нас все назойливее. Но вначале между собой мы с Леной над этим только смеялись. Находясь у себя дома мы часто шутили, что вот Тереховы возможно сейчас сидят и думают: «Надо бы взять этих несмышленышей под опеку, научить их уму-разуму, а то они без нас не справляются ни с чем. Вообще правильно жить не умеют. Ни отдыхать, ни детей воспитывать, ни на лошадях кататься». Или я Лене, или она мне говорит: «Лена, ты зубы почистила? Обязательно почисти, а то будет кариес, а это неправильно!», «Максим, ты все пуговицы на рубашке пересчитал прежде чем ее одеть? А то тебе нечем будет застегивать, все нараспашку будет». Шутки шутками, а мы все-таки хотели бы встречаться с друзьями равными себе, а не приезжать в гости к дяде с тетей на очередные поучения. Мы хотели чтобы и нас, наше мнение,  послушали и хоть иногда бы с ним согласились. 
            Перелом в моей психике произошел в один знаменательный день, совпавший с днем моего рождения. В этот день Сашей была сказано одно предложение, после которого я уже не мог относиться к его характеру и поучительности так философски спокойно, как относился до этого. Это было незаметно ни для кого за праздничным столом в суши-баре, в котором, мы отмечали мой праздник. Ведь, по существу, не было сказано ничего особенного, и Саша. узнав, как он этой фразой меня обидел, естественно бы ничего не понял и не признал бы свою вину, за которую хорошо было бы извиниться. Ведь он сказал «правду», то что он думал, без желания обидеть, а то как я это воспринял  - мои личные заморочки и психологические проблемы. Впрочем,  я сам и, почти уверен, каждый человек в мире, хотя бы раз говорил другому нечто такое, абсолютно на его взгляд безобидное, что причиняло глубокую боль тому человеку, в адрес которого это «безобидное» было произнесено.  Ведь только очень близкие люди знают, где у человека находятся его больные мозоли, на которые ни в коем случае нельзя наступать.
           На моем дне рождения присутствовал более чем узкий круг. Кроме меня, там были моя жена, мой родной брат и семья Тереховых без дочки. Все было достаточно душевно и мило, вкусная еда, замечательные слова сказанные в мой адрес Леной, братом, ну и Тереховыми. Ну и в такой милой, душевной беседе, когда речь зашла о трудовой деятельности и трудовых успехах, Саша произнес примерно следующее: «Я до сих пор не могу представить как Максим работает менеджером, и думаю он никогда не смог бы у меня им работать». «Почему ты так думаешь», - относительно спокойно спросил я. «Дело в том, что в производстве печатей, настолько сложная специфика работы, в которую нужно очень долго вникать, и я сомневаюсь что ты бы с ней справился. Здесь нужно очень долго учиться» - ответил он. Я в очередной раз проглотил эту горькую пилюлю, про себя подумав: «Да уж, наверно,  намного сложнее области радиоэлектронных компонентов, в которой я сейчас вполне успешно работаю! Да что ты вообще возомнил о себе и о своей работе?! Что ты вообще тогда с таким никчемышем, как я ,общаешься, раз такой крутой!? Из чувства жалости и сострадания что ли? Так я тебе что, несчастный сиротка, о котором заботиться надо?! Лучше по детским домам походи, поищи там себе несчастных ребятишек, о которых можно позаботиться и заодно жизни поучить!» Я, конечно, вслух этого не сказал и даже виду не показал, что в моей душе что-то перевернулось. Напротив, продолжил эту «милую» беседу. Ведь, во-первых, день рождения все-таки, зачем его портить. А во-вторых, как я уже говорил, я патологически дорожу старыми друзьями, даже если они выкидывают подобные штуки, как это сделал Саша. Они даются Богом, и не мне от них так просто отказываться.
            Ну а что дальше нужно было мне делать? Сейчас, когда уже вся дружба и ссора в прошлом, я думаю (по крайней мере я бы так посоветовал себе самому того времени), что нужно было просто, откровенно и скромно, без обиняков поговорить с ним и расставить все точки над «i». Сказать ему, что мне не нравится такое к себе отношение и я хочу отношения на равных. Возможно, он бы ничего не понял или сказал бы что по-другому относиться ко мне не может, но все же попытаться мне, наверное, стоило бы.
А я выбрал совсем другую тактику, оказавшуюся в итоге, мягко говоря, безобразной. Я хотел, чтобы он сам догадался, что ему хорошо было бы измениться, или хотя бы поменять свое отношение ко мне. Чтобы он понял, что не нужно меня постоянно чему-то поучать, а можно даже иногда и меня послушать,  и со мной в чем-то согласиться. Согласиться и с моим мнением о каком-нибудь жизненном явлении, и согласиться с моим предложением поехать в какое-нибудь место, которое Я предложу, или заняться каким-нибудь делом,  которое Мной будет предложено. Для меня стало просто жизненно необходимо, чтобы он со мной Согласился в том, о чем он раньше думал по-другому, чтобы Обязательно поехали в то место, занялись тем делом, что я предложу. Я не хотел больше идти на его поводке. Вот такой у меня появился бзик.
             В итоге, я с нарастающим темпом стал во многом с ним не соглашаться. С большим азартом я играл с ним в игру, которая для меня называлась «Оспорь прописную истину». Ну, игра это была для меня, для него это непонятно что, может быть, даже «изложение мыслей морального урода». Например, он говорит, что нужно воспитывать детей добрыми, а я говорю: «Зачем? Наоборот в них нужно сызмальства воспитывать воинский дух, чтобы когда выросли, всем давали просраться». Он говорит, что нужно к людям относиться с любовью, а я «человек человеку волк и правильней всего любить себя, себя уж точно ни в чем не обделишь». Он: «Мужчина должен быть мужественным», я: «Зачем же? Некоторые мужчины совсем неплохо чувствуют себя в роли девушек». Ну и так далее, у меня в этих играх есть один друг «наставник» по имени Игорь Макаров.
             Итак, внешне у нас начались разногласия почти во всем. А если был вопрос, в котором имелось  мое истинное внутреннее убеждение, которое не совпадало с Сашиным, то доказывал я его особенно яростно. Здесь я, ну просто страстно хотел, чтобы он отбросил свое мнение по этому вопросу и согласился с моим. Заглядывая вперед, скажу, что этого так никогда и не произошло, видимо это было просто нереально в ситуации с Тереховым.
Теперь уже Саша «проглатывал» все мои выходки. Видимо, тогда он еще ценил дружбу со мной и может быть даже искал выходы из этого непонятно откуда взявшегося недопонимания.
            Однажды Мы (я и Лена) предложили Тереховым совместную поездку в Санкт-Петербург на июньские праздники, связанные с днем независимости. Решили, что эту поездку организуем Мы, то есть найдем номер в гостинице или место в съемной квартире, и проработаем программу того, что мы там будем делать. Как же мне было важно, чтобы мы двумя семьями поехали именно туда! Это просто было жизненно необходимо для меня. И это вовсе не из-за того, что я поклонник этого северного города, да я , по большому счету,  вообще никак к нему не отношусь. Просто мне очень хотелось, чтобы хоть раз они поехали за нами.
             Лена (она тогда не работала) стала подбирать варианты гостиниц и квартир, созваниваться, узнавать цену и наличие мест. А потом более менее подходящие, по крайней мере для нас, варианты она стала согласовывать с Тереховыми. Но им не нравилось в этих вариантах то одно, то другое. То цена для них слишком высокая (а у них вообще была мания, не сколько жадничать, а никогда ни за что не переплачивать, кстати, очень хороший бизнес-навык). То слишком на окраине, то слишком тесно, то… Короче, за два дня до предполагаемой поездки, так и не забронировав ни одного места, мы с Леной плюнули на это дело и предложили им найти место самим, пообещав, что согласимся на любой найденный ими вариант. Хотя мы уже глубоко сомневались, что они вообще что-то теперь найдут, так как в северную столицу на июньские праздники традиционно всегда очень большой поток российских туристов. И за два дня до поездки начинать искать место почти бессмысленно. В общем, мы с Леной уже настроились провести праздничные дни на даче и даже наметили список дел, чем мы там займемся. На Терехова же я был крайне зол, опять же не потому, что я не попаду из-за него в Питер, да хрен бы с ним, с этим городом, сами бы поехали без них, если бы сильно хотели. Нашу с Леной идею Тереховы просто, что называется, «саботировали»! Когда  Терехов позвонил мне в пятницу, в предпраздничный день, чтобы предложить свой блестящий альтернативный вариант, куда можно поехать на эти праздники, то прежде чем он смог что-то сказать, я стал высказывать все, что о нем думаю по этому поводу. Высказывая свою обиду, я стал буквально отчитывать его, как отец сына за двойку. Его это сильно оскорбило, но он все же нашел в себе силы предложить свой вариант совместного отдыха. Я, уже чувствуя, что погорячился со своими высказываниями, согласился на его вариант. На следующий день мы поехали на Селигер.
            Селигер очень прекрасное и чудесное место, по праву называемое одним из российских жемчужин. К сожалению, мой рассказ не о Селигере, а то я мог бы гораздо подробнее поделиться своими впечатлениями об этом месте, об этих кристально чистых озерах, о храмах на островках, об удивительной природе и рыбном промысле. Пожалуй, я не смог бы так душевно отдохнуть в Питере, как отдохнул здесь, и за это я должен сказать Тереховым спасибо, и всем читателем порекомендовать хотя бы раз съездить в это место. Не пожалеете. По крайней мере, мы с Леной решили периодически туда выбираться.
            Ложкой дегтя в этой поездке явилось то обстоятельство, что после нее струна наших отношений с Сашей еще больше натянулась. После этой поездки мы друг друга уже едва выносили, хотя «дружба» после этого еще продолжалась. По дороге в Селигер, я едва не попал в «лобовую» аварию на встречке, из-за того, что я вынужден был ехать за Сашей, знающим дорогу. Дело в том, что мы ехали еще за одной семьей, соседями Тереховых, которые присоединились к нам в той поездке. Очень замечательные люди, пожалуй если бы не они, то в памяти у меня бы осталась, только словесная перестрелка с Тереховым, а так еще вспоминается душевное общение с Игорем Бужаком и его женой.  Но о них чуть позже. По дороге на  Селигер  Игорь, который хорошо знал дорогу и имел антирадар, ориентировался чтобы Саша ехал за ним, а Саша должен был ориентироваться,  чтобы не терять меня. А Игорь был водителем мастерским, на своем микроавтобусе он по встречке на двухполосной дороге обгонял целую вереницу автомобилей, плетущимся за грузовичком. Саша обгонял эту вереницу вслед за ним. Ну а после и я вынужден был делать этот опасный обгон. Саша, по ходу, озадачился прежде всего целью не отставать от Игоря, и, похоже,  забыл про меня. И в один из таких обгонов, когда Игорь и Саша успели перестроиться на свою полосу, я оказался на встречной полосе с едущим навстречу автомобилем, и при этом вернуться на свою полосу для меня не было возможности, так как на ней ехал практически поезд из автомобилей в который невозможно было втиснуться. В итоге пришлось резко свернуть на левую обочину, чуть не врезаться в дерево и проверить действие автомобильной ABS на деле. Минут десять мы приходили с женой в себя, не могли никак отдышаться. После мы снова поехали, и вскоре увидели стоящие на обочине автомобили Бужаков и Тереховых, которые обнаружили все-таки, что нас потеряли,  и решили подождать. Я был вне себя от возмущения;  шутка ли, чуть было на тот свет всей семьей не отправились. А Терехов улыбался, ему как будто было забавно видеть меня таким возмущенным и беснующимся. Я ему, наверное, никогда не прощу его эту улыбку и непонимание ситуации в которую он меня, пускай даже косвенно, загнал.  (*Положительное в этой истории то, что я вынес из нее хороший урок, с которым делюсь с читателями: когда вы едите в незнакомое вам место за кем-то, то заботьтесь прежде всего о вашей безопасности и только во вторую очередь о том, чтобы не потерять вашего автомобильного ведущего из виду. А по существу (если конечно не та ситуация, где один следит за кем-то), ведущий автомобилист должен подстраиваться под ведомого, а не наоборот).
            Дальше я  полуосознанно ему «мстил», подшучивал над ним, задевал, старался иногда его «поучать» фразами типа: «Саша, что-то у тебя брюшко растет, тебе обязательно нужно своим прессом заняться». Ну а вечером, после выпитых нескольких бутылок пива в меня вообще бес вселился. Дело в том, что Саша при нас всегда называл своего восемнадцатилетнего пасынка «ребенком», чем часто сбивал меня с толку. Например, скажет что у него беда случилась, ребенок заболел, я сразу про Анечку думаю, а оказывается он про Жору говорил. Ну так вот, он тем вечером опять сказал что-то про Жору словом «ребенок» и этим меня сильно зацепил. И мне стало жизненно необходимо внедрить в его голову свое железное убеждение, что нельзя восемнадцатилетнего мужика называть ребенком. Что это все равно, что он его за глаза дебилом называет. Возник бесполезный и абсолютно ненужный спор. Он со свойственной ему принципиальностью не соглашался со мной, даже ради благоразумного прекращения спора, я же продолжал яростно доказывать свою позицию, словно для меня это был вопрос жизни и смерти. Я чуть буквально бутылку пива об его голову не разбил, чтобы доказать ему что я прав в своих размышлениях….
            В общем на следующее утро мне пришлось перед ним извиняться, разговаривать уже было сложно. Я предполагаю, что на этом наша дружба могла бы и закончиться, если бы до этого мы не наметили совместную поездку в город Ейск, чтобы провести там свой отпуск. Дело в том, что Тереховы как сами себе начальники, уже подстроились под нас, для определения своего времени отпуска. Анжела  забронировала номера в гостинице, причем так, что наши номера располагались на одной площадке и общим душем и туалетом. То есть деться друг от друга мы никуда не могли бы. Так что видимо Тереховым наш разрыв был пока отложен и натянутое общение продолжилось. Ну и я, правда, решил понемногу завязывать с провокациями.
            Вечером по нашему заказу, администрацией гостиницы для нас была организована баня, и мы тремя семьями -  мы, Бужаки, и Тереховы,-  предались своеобразному удовольствию, состоящему из парилки, игры в бильярд, распитию пива и разделыванию закопчено-засоленной рыбы. С нами все это время были наши дети: двое мальчиков подростков Бужаков, Анечка ну и наша Алена, которая, кстати,  отметилась тем, что демонстративно описала бильярдный стол. Немного попарившись и распив пива с рыбой, я, Терехов и Игорь предались философским беседам, пока женщины возились с детьми. Я на высокопарные, «прописные» речи Терехова, стоически помалкивал, тем более, что Игорь их поддерживал. Постепенно разговор зашел о том обществе, где мы когда-то все вместе находились, а сейчас там только Бужак. (Для читателя ,заинтригованного,  что же это все-таки за «общество», скажу,  что это одна христианская организация, только вот не хочу в своем рассказе заострять на этом внимание). Вернее разговор зашел в основном у Игоря с Сашей, а мне пришлось слушать их беседу краем уха, так как Лена тоже хотела отдыхать и вести «философские» беседы с женщинами, и из-за этого мы установили с ней дежурство в присмотре за Аленой. В общем, из того что мне удалось услышать из их беседы, я понял что Саша держит в себе глубокие обиды на многих людей из общества. Схематически разговор был примерно такой: Саша рассказывал историю про то как один человек из общества его обидел, а Игорь оправдывал не конкретно этого человека, а общество в целом. Примитивная картина разговора была такая:
Саша: … О, да этот человек, вообще лицемер. Вот был такой случай, при котором он меня обидел…
Игорь: Ну так церковь состоит из грешников. Все мы грешники, и нужно уметь прощать.
Саша: А вот это человек просто подонок! Перед тем как я ушел тот вот так меня обидел!
Игорь: Ну так и этот человек грешник, как и все мы. Тебе нужно простить, а так каждый из нас перед Богом ответит за что он кого обидел.
Саша: О, вот этот человек отдельная сволочь…
           Ну и так далее, Саша видимо совсем игнорируя, что ему говорил Игорь продолжал обвинять всех подряд. Я естественно, хоть и находился по другую сторону баррикады от Игоря (я, как и Саша, тоже сейчас не в церкви, только совсем по другой причине чем он), поддерживал в этом разговоре Игоря, как очень горячий болельщик. И очень хотел чтобы он ему «накостылял» и иногда пытался даже вставить свои «5 копеек», например, привел пример, про то как он, пускай даже ненароком обидел Игоря Макарова, на что Терехов в очередной раз оправдался. В Саше же я наблюдал в этот момент явную паранойю. Я тогда твердо решил потом сам поговорить с Сашей на эту тему, так как имелись на этот счет свои мысли, конечно же, в корне отличающиеся от Терехова. Но в итоге, так и не поговорил. Не успел.
         
          Прежде чем перейти к последним эпизодам нашей с Тереховыми дружбы, скажу пару слов о Ейске, где и происходили последние действия. Если исключить Азовское море, его омывающее, наиобычнейший провинциальный городишко. Хотя, что-то в нем милое и привлекательное все же есть. По крайней мере, через несколько дней проживания в нем, он становится для тебя очень приветливым и родным. Таким родным, что как будто бы к родному городу твоего детства (если ты из провинции, конечно) приставили море. Очень понравилось, что здесь не было никакой акклиматизации, какую обычно ощущают, попадая на черноморское побережье. Запах моря не был навязчивым и агрессивным. Само море достойно особых похвал;  более ласкового, приветливого моря, трудно встретить где-либо еще. Оно очень легкое и его даже приятно было глотать. И еще оно, вследствие своей мелкости, обладало бесценным качеством – безопасностью. Именно поэтому этот курорт заслуженно считается детским, идеальным местом отдыха родителей с  малышами. Здесь все заточено под детей. Парки именно детские, все побережье в детских аттракционах. Уверенно могу утверждать, что нашей Алене там очень понравилось, и только уже из-за этого могу сказать, что мы не зря съездили. (*Ну а без детей в этом городе, господа отдыхающие, делать нечего. Будете разочарованы. Езжайте лучше хотя бы в тот же Геленджик*). 
            По приезде в номер, снятый для нас Тереховыми, нас с Леной ждал первый неприятный казус: номер оказался мансардой, фактически чердаком. Над кроватью еще можно было находиться в полный рост, зато в других местах номера  - только наклонившись или ползком. В комнате, где нас устроили, не было ни одной вешалки и шкафчика, пришлось сумки и вещи располагать просто на полу. Кондиционер и подобие телевизора были в нерабочем состоянии.
            В общем, это был полный «кидок». Мы с Леной знали, что номер состоит из двух комнат, одну из которых заняли Тереховы, приехавшие за день до нас. Я сразу же захотел взглянуть комнату, которую заняли Тереховы, прежде чем отдавать деньги за нашу комнатушку. Но меня Анжела не впустила. «Потом обязательно посмотришь, сейчас Анечка спит»,- сказала она. Ну спит, так спит, я решил пока посмотреть удобства. Общая на две семьи туалетная  комната была малюсенькая. В ней я увидел узкий душ, унитаз и писсуар. Я удивился отсутствию умывальника, как же по утрам умываться и бриться, в душе что ли только? Приглядевшись к писсуару и увидев над ним маленький кран, понял, что это и есть умывальник, просто маленький. 
           Возможно, те , кто меня хорошо знают, будут удивлены, но я стараюсь всегда быть очень тактичным и пускай даже искусственно и наигранно, но благодарным к восприятию того, что для меня делают другие люди. Ведь иногда душу и сердце вкладывают, переживают ведь, понравится не понравится, ну как же можно их так просто взять и обидеть своей неблагодарностью и привередливостью. В общем,  стараюсь прежде всего оценить сердце, с которым для меня что-то делалось, и саму проделанную для меня работу, и только потом оцениваю результат, и если первым двум вещам внутри меня были даны наивысшие оценки, то про оценку результата я чаще вообще умалчиваю, если он мне вдруг не понравился.
Но здесь  я в моральном плане оказался в крайне тяжелом положении.
- Как тебе ваш номер, - спросил Терехов, когда мы оказались на улице
- Ну, что, прикольный номер… Мансарда, - ответил я, наверное тем же тоном, что и персонаж Мягкова в «Иронии судьбы», когда оценивал салат из заливной рыбы. («Ммм, с луком»), - хочется еще ваш посмотреть.
            Но мы, двумя семьями, после этого на Сашином «Вольво» сразу куда-то поехали, кажется в «Парк Поддубного». Там мы развлекались до часов десяти вечера и после вернулись в гостиницу. Дочки дружно засыпали, день и вечер у обоих был очень насыщенным. Поэтому жены пошли укладывать девочек, а мы с Сашей решили еще посидеть внизу на крыльце, пообщаться, попить пива с рыбой, которую он купил еще по дороге в Ейск. Комнату Тереховых в этот день так и не удалось посмотреть, и мы с Леной просто расплатились с администрацией гостиницы.
            Я оставался по-прежнему недоволен, вечерняя прогулка, различные аттракционы и прочие развлечения в парке не помогли развеяться и отвлечься от грустных мыслей. Наш разговор с Сашей с того и начался, что я пожаловался ему на себя, что я никогда не умел отдыхать. Что я вообще не знаю,  что такое отдых, как это выглядит, что при этом должно быть, что чувствоваться. Что все время жду чего-то от «отдыха», каких-то приятных ощущений, какой-то эйфории, пытаюсь поймать некие сладкие моменты, подобно как рыбак старается словить рыбу. И часто ничего «словить» не получается, кроме горестного ощущения потерянного времени, особенно если это время совпадает с временем отпуска.
            Саша подсказал мне умную мысль (он не всегда выражался «прописными истинами»), что отдых должен подразумевать собой отдых от чего-то. Что если я сейчас не работаю, то я отдыхаю от работы. При этом не важно, чем я в это время  занимаюсь, -  лежу на диване или орудую лопатой на дачном огороде. Главное -  ощущение отдыха, в смысле именно отдыха от чего-то; это мысленное отключение от того, что тебе так надоело и приелось. У меня, конечно, и  до этого разговора с Сашей уже была в голове похожая аксиома: «Отдых – это смена деятельности», но эта мысль поданная им показалась мне очень свежей, и я ее поддерживаю до сих пор. В тот момент я еще раз решил наотрез отказаться думать о том, что мне надоело и приелось - о работе, о Москве, и решил побыть собой и заняться делами которые я очень люблю. И в тот прекрасный вечер решил заняться самовыражением и отстаиванием своих жизненных позиций.
             У нас с Сашей была всегда одна общая тема разговора, в которой редко были разногласия. Это были разговор о Боге, библии, христианстве и т.д. И он и я достаточно плотно изучали эти темы. Но я к тому времени уже как полгода изучал библию отказавшись от множества парадигм, которые существуют в христианстве, и вследствие этого мои мировоззрения стали резко контрастировать с мировоззрениями других людей, считающих себя христианами. А у Саши в этом отношении в основном были в голове общепринятые догмы. И он в них естественно был крайне убежден, так как они были по-настоящему его, то есть лично им промыслены и прожиты. Не буду говорить, о чем конкретно мы в тот вечер дискутировали, но разговор получился жестковат.
             А наутро мне удалось заглянуть в их комнату. Ну, конечно, далеко не «5 звезд», почти такая же тесная, как и наша;  но, по крайней мере, их комната была кубическая, а не пирамидальная, как у нас. И еще в ней было прохладно, так как хорошо работал кондиционер; был комод, большое зеркало, вешалки. В закутке комнаты располагался холодильник, ну и, наконец, на одной из стен висел хороший, плоский, и главное - работающий телевизор. В общем, если не принимать во внимание тесноту комнаты, то я бы сказал, что нормальный, человеческий номер, который, если бы достался нам с Леной, в принципе бы нас устроил. Увидев наше завистливое отношение к их номеру, Саша сказал, что мы можем запросто здесь тусоваться, если кто-нибудь из Тереховых здесь находится, и никто не спит; что можем, если хотим, посмотреть у них телевизор, положить продукты в холодильник и так далее. Что, в конце концов, мы же приехали сюда не в номере находиться, а гулять и развлекаться, а в гостинице только спать. В больших раздумьях мы с Леной вышли на улицу из гостиницы, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и наше дальнейшее времяпровождение в Ейске. Раздумья в основном принадлежали мне; по Лене можно было сказать, что она еще вчера покорно свыклась с мыслью провести эти десять дней отпуска в мансарде. Вещи на полу были аккуратно разложены, и она не сильно возмущалась.
             Злиться на Тереховых, что они, приехав первыми, расположились в более лучшей комнате, было глупо. Ситуация напоминала анекдот про еврея и русского, которым дали два яблоко - большое и маленькое. И еврей, которому было дано право выбирать первым, взял себе большое. Русский же возмутился, что это, мол, невежливо и неблагородно, и что, если бы право первого выбора принадлежало ему, то он обязательно бы взял маленькое яблоко. «Что же вы тогда возмущаетесь? – удивился еврей, - вы же его и взяли!» В общем, выбрали лучшую комнату, ну и выбрали, мы тоже бы так поступили, если бы первыми приехали. Но почти уверен, что во мне проснулась бы совесть не делить плату за общий номер пополам, а хотя бы в отношении 60/40, хотя меня и бесплатно угнетало жить на этом чердаке.
             Мысль Тереховых, что мы приехали сюда не в гостиницу, а на море и прочие прелести Ейска, казалась на первый взгляд здравой. Однако в ней для меня с Леной содержалось дежавю годичной давности, когда мы, будучи в чудесном казахстанском месте Боровое, поддавшись этой «здравой» мысли, поселились в доме у одной старенькой казашки и жили в комнате, напоминавшей больничную палату, которая к тому же была полна тараканов. Тогда мы пошли на это ради экономии и желания не оставлять мою маму, отдыхавшую с нами, одну. И мы год назад ощутили всю неполноценность отдыха, когда ужасно не хотелось возвращаться на место своего ночлега, именно потому, что место ночлега было, мягко говоря, неуютным. Я тогда решил, что впредь для моей семьи отдых будет гармоничным, что место нашего ночлега в будущем должно быть таким же привлекательным и замечательным, как и само курортное место, в которое мы приедем. И сейчас, спустя год, я был на грани, чтобы опять пойти на компромисс годичной давности. 
- Да в конце то концов, неужели я для своего возраста так мало зарабатываю и так мало себя уважаю, что соглашусь жить в этой комнате?! – сказал я Лене с восклицанием, - пожалуй, если я соглашусь остаться в этом номере, я просто перестану себя уважать!
              После я решительно сказал Тереховым, что мы здесь не остаемся, и что они должны нас понять. Номера не равнозначные, с этим они не должны спорить, и что они, оказавшись наверху в этой мансарде, тоже бы себя клево не чувствовали. Они ответили, что их не устраивает даже их комната и больше, чем 1000 рублей, они отдавать за нее не готовы (этим они ответили на мой незаданный вопрос о распределении оплаты). После Анжела поговорила с администратором гостиницы о наличии других номеров. Кстати, гостиница была примечательна тем, что все номера в ней были разные, один был непохож на другой. И все номера представляли собой просторные хоромы, исключая две наших комнаты, которые объединялись в один номер. В каждом таком номере запросто могли расположиться две семьи и даже чувствовать себя вполне вольготно. Мы в этом убедились, зайдя в один из таких номеров после выселения отдыхающих. Администратор гостиницы сказала, что, возможно, такой номер освободится завтра утром, если те, на кого был забронирован номер, вдруг не приедут. В общем, Тереховы убедили нас потерпеть до завтрашнего утра. Мы согласились, однако я, мало веря, что новые туристы не приедут, присмотрел свободный номер в соседней гостинице и почти уверил хозяйку, что мы поселимся здесь завтра утром. Дальше мы с Тереховыми поехали отдыхать на центральный пляж. Настроение у меня уже было приподнятое, так как я получил для себя долю самоуважения, не согласившись с настоящим положением вещей. К вечеру мы купили живого пива и всяческих закусок. А после, когда жены снова убаюкивали дочек, мы с Тереховым сидели на крыльце, предавшись распитию пива и различным дискуссиям. Разговор был, как всегда, типичный; я уже не помню, о чем конкретно говорили. Помню только, что я опять что-то ему доказывал, а Саша не соглашался, и наоборот.
              Наутро новые отдыхающие приехали в тот роскошный номер, и мы с Леной перетащили наши вещи в номер соседней гостиницы, который нас более чем устраивал. Это была гостиница, представляющая собой деревянный двухэтажный дом-сруб. Он не был заштукатурен ни внешне, ни внутренне, что придавало номерам некоторый сказочный вид. Гостиница поэтому так сказочно и называлась - «У лукоморья». Внутри номера находилась приличная душевая комната, туалет, деревянный стол, три кровати, из которых одна широкая, телевизор, холодильник и, самое главное, при номере был балкон с двумя шезлонгами, выходящий на море.
              Так этот нудный вопрос с нашим расположением и ночлегом был закрыт. Жаль конечно, что от друзей пришлось отделиться, но лучше уж отдыхать в хорошем номере и чувствовать себя человеком, чем жить при прежнем варианте. (Это история с гостиницей для меня действительно очень нудная, и я бы в жизни о ней так подробно не рассказывал, если бы не считал ее причастной к будущей ссоре с Тереховым). 
В третий день пока еще совместного отдыха, у нас было запланировано посещение дельфинария. Вообще планы совместного отдыха, которые составляла исключительно чета Тереховых, и в которых нам оставалось только плыть по течению, были грандиозными. Здесь, естественно, было запланировано катание на лошадях (уж куда с Тереховым без этого!) и посещение бани. Само море в планах фигурировало как-то по минимуму - бледнокожему Саше нельзя было много загорать, а к воде и плаванию он относился почти равнодушно. Ну, по крайней мере, мне так показалось.
              Алена была в восторге от общения и игр с Анечкой. Да и Анечка тоже. На время их совместного детского общения они как будто бы уравнивались в возрасте. Четырехлетняя Анечка опускалась до возраста нашей двухлетней Алены и начинала всячески баловаться, бегать, прыгать, шуметь. А Алена ей тщательно подражала и повторяла все ее действия и выходки, как хорошие, так и плохие. Если бы Анечка, будучи по своему естеству умной, ласковой и воспитанной девочкой оставалась бы самой собой, то против этого подражания я бы ничего не имел. Но, поскольку Анечка, спускаясь до уровня Алены, начинала озорничать, а та ей во всем повторять, то ситуация порой становилась неуправляемой. Если Анечка сидела и кушала, то и Алена сидела и кушала, Анечка сорвалась и побежала куда-то - Алену невозможно было докормить. Анечка начинала визжать, Алена визжала еще громче, Анечка упала на землю, причем не специально, а потому что споткнулась, Алена также падала, но уже специально. Ну и так далее, и нам с Леной было сложно с этим бороться.
              В дельфинарий всем, кто там не был, советую сходить. Потрясающее зрелище! Множество зрителей-детей и все визжат от восторга над увиденным, а их родители им вторят. Ну, впрочем, атмосфера почти такая же, как в цирке.
Но рассказ не о дельфинарии. Алена, глядя, как Анечка смотрит на представление и радуется от зрелища, кричит и хлопает в ладоши, так же, как и она, радовалась, кричала и хлопала в ладоши. Когда представление закончилось, то мы и Тереховы в порядке очереди сфотографировались с дельфинами и с моржихой, очень мне напомнившей телеведущего Якубовича. После Анечка принялась бегать вдоль бассейна, и мне пришлось удерживать Алену, так как та тоже вознамерилась побегать, а это было опасно. Саша, чтобы немного прервать беготню своей дочки, подхватил ее на руки и принялся кружить. Алена, естественно, захотела, чтобы я ее покружил тоже. После Анечка заплакала, так как в кружении ее коленка была задета за что-то, и ей стало больно. Алена тоже начала хныкать, готовясь так же заплакать, как и ее подружка. Такое подражание я тут же захотел пресечь и стал дразнить Алену, словами и интонациями:
- Ой-ой-ой, ну давай поплачем все дружно, ы-ы-ы-ы-ы! Ой горе то какое луковое случилось!
- Ребенок плачет, а ты дразнишься, - с негодованием прервал мое юродство Саша, указав на Анечку, - вместо того чтобы пожалеть, посочувствовать, проявить сострадание…
             Я не сразу понял, о чем он говорит. Признаться, этот укор меня очень озадачил, и я думал об этом и сидя в машине Тереховых, когда мы сразу после Дельфинария ехали в один из Ейских детских центров, и потом там же за ужином. Я, вообще-то, вел диалог и воспитательный процесс со своим ребенком и к Анечке в тот момент не имел ни отрицательного ни положительного отношения. Я был сфокусирован на Алене, а именно на том, как она в подражании Анечке собиралась заплакать. Я попытался поднять эту тему за столом, причем, как выяснилось, абсолютно зря, и получил на это гневный вызов Саши, который принялся меня отчитывать как нашкодившего малыша-хулигана. Он в этот момент не готов был выслушивать никакие мои оправдания. И не только мои, но и защиту Лены в мой адрес, и даже Анжелы, пытающейся как-то разрядить обстановку. Меня такой наезд очень оскорбил, так как я тогда считал его крайне незаслуженным. Для меня это было все равно, что если бы кто-то посчитал, что я дразнюсь над каким-нибудь ребенком-инвалидом, находящимся в дельфинарии, и что во мне отсутствует к нему сострадание.
В общем, в итоге, обстановка накалилась до предела и до моих сжавшихся кулаков. Я сказал Саше, что, если он не прекратит свои непонятные обвинения, то мы с Леной сейчас же встанем и уедем на такси. На что он сказал: «Ну езжайте». Потом началась моя почти детская «истерика», за которую мне стыдно. Встал со своим подносом, пересел за другой столик, потом женщины «уговорили» меня вернуться назад. Ни они, ни я не почувствовали, что только что настала точка в нашей с Сашей дружбе. Потому что он так про себя тогда решил.
             Мы доехали до дома, также на машине Тереховых. Саша ехал молча, я про себя думал, что что-то я опять в очередной раз погорячился, и завтра нужно будет обязательно извиниться; так, на всякий случай. Наивные Анжела с Леной строили планы нашего дальнейшего времяпровождения. Договорились встретиться за завтраком, а там решить, куда дальше двигаться.
             Мы с Леной вернулись в наш номер выбранный мной. Там нам показалось поистине клево! Мы в ту же ночь устроились в шезлонгах на балконе и полночи пили вино, смотрели на море и беседовали. Я в тот момент не знал, что так теперь до конца отпуска мы с Леной и будем в конце вечера располагаться на балконе и пить различные вина, поскольку моих задушевных бесед с Сашей теперь не будет никогда.
Наутро я встретился с Сашей в летнем кафе. Он холодно поздоровался со мной и стал заказывать завтрак, чтобы отнести его к себе в номер. Я предложил ему подняться к нам, на что он отрицательно помахал головой:
- Я решил, что теперь мы будем отдельно отдыхать.
             Дальше он не стал отвечать на мой немой вопрос, взял поднос с приготовленным завтраком и быстро направился к себе. Ну что ж, позавтракав, мы с Леной и Аленой пошли на пляж. Но мне  было как-то не до отдыха, на душе было тревожно. Отойдя от своих, я позвонил Терехову, так как решил, что сейчас нужно обязательно извиниться. Когда Анжела передала ему трубку, я стал лебезить, что что-то я погорячился вчера, был не прав, просил прощения… Саша ответил следующими словами, почти цитирую его слова и интонацию:
- Я не увидел в тебе сострадания, но, впрочем, Я прощаю. Но впредь, во избежание эксцессов, Я решил, что теперь мы будем отдыхать только отдельно. Дело в том, что Я увидел, что в последнее время ты не воспитываешься ни в каких ситуациях, и что Мне невозможно уже с тобой общаться. Дело не только во вчерашнем эксцессе, ты обидел Меня уже давно, Я терпел твои выходки; позавчера, вчера, а случай с Анечкой был последней каплей. Так что все, без обид. А так прощаю, без проблем.
             Словосочетание «не воспитываешься» показалось мне в его речи ключевым, и оно меня больно резануло. Я отчетливо помню его последние слова, но плохо помню свои, так как, шокированный его отшиванием, я отвечал невпопад. Что нельзя взрослого человека воспитывать, что мне дороги отношения с ним и мне больно, что он так решил, и что пока длится отпуск, он может передумать, и я буду рад этому. Что сердцу не прикажешь, дело житейское, что если так решил, то дело его. Но дальше по телефону, и наяву, когда нам еще несколько раз приходилось пересекаться во время отпуска, он был всегда холоден и стоек. А тогда, еще при разговоре по телефону, я почувствовал, что теперь я, наверное, в его сознании пополнил список сволочей и подонков, о которых он рассказывал при мне Бужаку в начале лета. Скорей всего, термин для меня существует несколько другой, может быть «невоспитанный, бесчувственный  хам», или что-то в этом роде. Добавлю еще, что сказанная им последняя речь была произнесена с той интонацией, что он как будто бы увольняет меня со своей службы, что исключает меня из своей школы жизни.
             После я вернулся к своей семье на пляж. Я, на самом деле намереваясь позвонить Саше, сказал что иду в номер за чем-то. Но вернулся без ничего, не считая мобильника в руках. Состояние мое было плачевное, в буквальном смысле этого слова. Я сказал Лене про наш разговор с Сашей, на что она ответила, что никак не ожидала такой подлости от Терехова, но в то же время почему-то не удивлена. Наше негодование с ней вначале шло в унисон. Как же можно так поступать?! Сначала затащить нас в это захолустье, а потом бросить – отдыхайте, мол, как знаете? Мы же, собственно говоря, только из-за них сюда и приехали! Так, может быть, мы вместе с моей мамой и Полубояриновыми лучше бы в Геленджик поехали, там все-таки, красота, и морем пахнет. А потом Лена быстро успокоилась и начала строить планы нашего времяпровождения, теперь только для нашей семьи. Можно сказать, что весь дальнейший отпуск, в основном только она и руководила процессом, так как мне было уже не до отдыха, я по большей части находился в подавленно-депрессивном настроении и в бесконечных раздумьях. Днем я, правда, старался бороться с этим и все время как-то пытался развеяться, а в конце дня на балконе, я делился своими измышлениями с Леной.
             Да, согласен, был не прав. Мне действительно нужно было быть чутким и проявить сострадание, особенно если это было так важно Терехову. Ведь хотел же я от него получить то сострадание и даже какое-то извинение, когда чуть было не попал в аварию, тогда, по дороге на Селигер; хотя, по сути я сам загнал себя в ту ситуацию. Так и здесь мне нужно было понять, что нужно отбросить свою «правоту», попросить прощения у него и пожалеть его дочку. Хотя, как говорится, знал бы, где упаду, солому бы постелил. И если ситуация с Анечкой была последней каплей, то капелька эта могла бы быть любой, даже очень незначительной; Терехов уже почти специально усматривал эти все поводы и «капли», из-за которых можно было порвать со мной отношения. Айсберг нашего с ним раздора начал расти уже давно и совсем неважно, какой его кончик в итоге вылез из воды.
Так я делился обо все этом с Леной, а она меня все утешала. То, что я рассказал о себе и о нем в этом рассказе в контексте наших отношений, я понял именно в этих балконных разговорах. Я рассказывал Лене обо всем, и во мне все больше и больше пробуждались воспоминания. Я вспоминал наши отношения, различные случаи, ситуации. Как же я хотел поговорить с Сашей во время этого отпуска, рассказать ему все, исповедоваться и раскаяться в своем отношении к нему! Как же я не хотел терять его! А сколько я молился об этом Богу каждое утро!
             Но я больше ничего не сделал. Изначально, со времени нашего последнего телефонного разговора, я ждал, когда он наконец «потеплеет» и сам пойдет на контакт; я считал, что, раз именно он отверг меня, то сам  должен и возвращать наши отношения, тем более, я изначально дал понять, что буду ждать смены его решения. Но это был один из тех «железных Феликсов», что не меняют своих решений, даже если не уверены на 100%, что они правильные. Были и у меня слабые попытки пойти на контакт, которые проявлялись лишь в жалком подергивании конечностей. Наверное, я не выдерживал его взгляда, в котором я видел все подряд: и жалость, и разочарование, и презрение, в общем, все равно не угадаю. Но я все ждал подходящего случая. А случаев, когда мы пересекались в Ейске, было предостаточно - все-таки не так уж много там детских центров, экскурсий и прочих развлечений. Мне кажется до сих пор, что Терехов каждый раз расстраивался, когда обнаруживал нас в том месте, куда он приходил со своей семьей. Его, кажется, не трогало и не волновало желание общаться наших жен и наших дочерей. Если пересечение было в кафе, то он старался выбрать столик подальше от нашего, видимо, чтобы пресечь попытки заведения разговоров между нашими семьями.
             Но я все же весь отпуск надеялся, что спасительный разговор между нами состоится. В предпоследний день отпуска к нам присоединилась моя мама. Мама приехала к нам в Москву еще месяц назад, была долгое время у нас, потом мы поехали вместе с ней в Краснодар, к нашим давним друзьям, и там расстались, запланировав, что после того, как она погуляет с Полубояриновыми в Геленджике, приедет к нам в Ейск, чтобы мы потом все вместе двинули на машине в Москву. Мама приехала в Ейск несколько смурная, мы с Леной долго не могли понять причину ее плохого настроения. А потом она вызвала нас на откровенный разговор, где сказала, что ей в Москве с нами было очень плохо, что мы ей не оказали должного гостеприимства, что мы все это время унижали ее и, видимо, мстили ей за отдых годичной давности в Боровом, и что вообще мы сволочи и негодяи.  С мамой возник крупный скандал, который удалось кое-как минимизировать непосредственно перед тем, как мы сели в машину и поехали в Москву. Последние два дня отношения с Тереховым уже не имели никакой важности. О нем я вообще потом следующий раз подумал, только когда уже маму на поезде из Москвы в Караганду отправил.
             Последний миг контакта с ним был тогда, когда мы перед отъездом из Ейска, заказывали для своих семей завтрак (весь отпуск наши семьи питались в одном и том же летнем кафе). Он почти дружелюбно сказал «Привет», а я кажется, буркнул «Здорово» (не до него мне тогда явно было).

             А теперь, когда все уже давно позади, я иногда предаюсь анализированию всей этой прошедшей дружбы. Мне уже так надоело об этом думать, что я, собственно говоря, поэтому и написал этот рассказ, чтобы вынести все это раз и навсегда из своего сердца на бумагу, и у меня есть надежда, что после этого я поменьше стану об этом думать и вспоминать. Мне этого очень не хочется. Я много раз после этого отпуска приказывал себе вычеркнуть Терехова из своей памяти, как будто бы его не было в моей жизни никогда. Но он, гад, мне все снится и снится. Появляется в моем сне как ни в чем не бывало, как всегда, очень светлый и дружелюбный, предлагает какую-нибудь поездку в интересное место. Мы там куда-то едем, общаемся, радуемся жизни. Все замечательно, но тут я просыпаюсь и понимаю, что это был сон. Меня тогда тянет набрать его номер телефона, который я еще почему-то до сих пор не удалил из записной книжки своего сотового, и сказать ему: «Слышь, сволочь! Ушел, так ушел, до свидания! Прекрати мне наконец сниться!»
             Меня не успокаивают никакие утешения в духе: «Да не за кем тут расстраиваться! Терехов сложный и плохой человек, он сам во всем виноват, и в вашей дружбе все равно не было будущего». Даже если удается себя в этом убедить, меня это все равно никак не утешает. Дело в том, я задавал себе тот же вопрос, что задавал читателям в начале своего рассказа: «Стал бы я сейчас, с нуля, пытаться подружиться с таким человеком, как Терехов, если бы до этого никаких дружественных связей с ним не было?» Да, скорей всего, нет, мало того, старался бы, наверное, держаться от него подальше, поскольку я уже говорил, что мы с ним очень разные люди. То есть, не стал бы; а почему тогда так расстраиваюсь из-за этой потери? Да потому, что это был именно старый друг! А старый друг - это человек который ближе родственника, это часть твоей души, это часть истории твоей относительно недолгой жизни. И когда он уходит, то в твоей жизни перечеркивается целая глава. Как вот, например, теперь смотреть на фотографии, где мы вместе? Стоим где-нибудь на природе, на фоне леса или моря, улыбаемся и радуемся чему-то, смотря в объектив фотокамеры, не подозревая в тот момент, что все это скоро закончится.
              Да, кстати, я еще понял для себя одну важную деталь. Если уж дружба возникла таким образом, что один из друзей находится в положении учителя, а другой в положении ученика, то для сохранения этой дружбы такое положение вещей и должно оставаться. Если же кто-то из друзей решит в этой связи что-либо поменять, то эта дружба рано и поздно прекратится. Или будет такой же жесткий разрыв, как это произошло в моей дружбе с Тереховым, либо эта дружба незаметно и постепенно сойдет на нет. Жаль вот только, что все глубокие понимания получаешь только после своих серьезных ошибок, когда ничего исправить уже нельзя, и полученный опыт в своей жизни порой так и не предоставляется нигде применить. Ведь как назло, подобной жизненной ситуации, в которой ты бы мог применить свой опыт, у тебя уже не будет никогда. И другим людям твой опыт не нужен, так как 99% людей способны обучаться только на собственных ошибках.
              В общем, про Александра Терехова все, точка. Хватит, натерпелись. А кто остался? Про тех кто остался, могу сказать, что там можно поставить знак «точка с запятой». То есть еще пока непонятно, какой знак в итоге победит: точка или запятая. Один из моих друзей, Матвеев, впустил в свое сердце столько друзей, что, наверное, запутался кого там можно назвать старым, а кого - новым. Хотя он, конечно, не мыслит в моем ключе, я там занимаю лишь маленький закуточек. Про дружбу с Захваткиным я все больше и больше думаю, что это все некий мираж. Есть вот еще Макаров… я кстати, хотел бы узнать, в качестве какого объекта тот меня в текущий момент воспринимает. Есть еще друзья детства, но в дружбе с ними существует уже такая пространственная и временная пропасть, что и сама дружба с трудом усматривается. Обещаю, что про кого-то из своих друзей я напишу отдельный рассказ, хоть истории с ними еще пока продолжаются. А что я вообще жду от дружбы?

                4.12.2011г.