..Православные в России привыкли говорить о Святой Руси, но российские протестанты ничего об этом и слышать не хотят. Зато они с невиданным энтузиазмом ищут своих предшественников в истории России. Им очень хочется обнаружить свои русские корни, и потому любая секта, то тут, то там появлявшаяся на Руси моментально вызывает у них симпатии. Что ж, каждый лучше знает своих родственников..
Например, плодовитый баптистский автор, профессор социологии из Санкт-Петербурга Бачинин, видит истоки баптизма уже в ереси стригольников и жидовствующих: он прямо пишет о том, что новгородские стригольники – духовные предтечи современных российских протестантов . Напомним, что стригольники – еретическое движение 14 века, появившееся в Новгороде, основным мотивом которого было мздоимство церковной иерархии. Отсюда делался вывод, что вся иерархия отпала от благодати Божьей, ей не следует подчиняться, а ее учению нельзя верить. Это - классическое развитие многих сект: моральный максимализм. Люди Церкви низко пали, - давайте отделимся от них и образуем замкнутое «общество святых». Но никому из сектантов так и не удалось создать такое общество – «закон греха» сразу же обнаружился и у них.. В принципе, здесь нет ничего оригинального: моральный максимализм не раз сотрясал Церковь, не давая ей ничего, кроме расколов. В данном случае не видно никакой положительной догматики, - главное в отрицание догматики уже существующей. Идеал беспоповства, предлагаемый сектантами, вряд ли может быть напрямую воспринят нынешними баптистами, - скорее, это напоминает квакеров. Если критиковать «иерархию» по причине ее греховности, то очень быстро можно отказаться от нее вообще: ведь уже апостолы разбежались, когда арестовали Христа, да и предал Его один из них.. Что же, нам не верить апостолам? Давно известно: группы, выступающие против греховности «иерархии» затем создают свою, которая бывает не менее греховна. Тогда нужно стать последовательным анархистом, и категорически отвергать всех этих пасторов-стяжателей, пресвитеров-материалистов и съезды, проводимые раз в четыре года..
Но вернемся к стригольникам. Да, обличать иерархию - это красиво, это вдохновляет многих сегодня, даже в православной среде, это соответствует нигилистическому дыханию современной эпохи. Но судьи-то кто? Не получается ли как в Евангелии: в чужом глазу виден сучок, а в своем не видно и бревна? Заметим, что свои аргументы против симонии сектанты не придумали сами, а, по сути, заимствовали из православных источников. Вот что пишет церковный историк Карташев: «надо признать, что идейный полемический аппарат вручен был недалеким в науке стригольникам темпераментными писаниями тверского монаха Акиндина. Он не только утверждал факт узаконенной симонии в церкви, но с большой начитанностью собрал цитаты из канонической литературы о роковых последствиях симонии» . В первой половине 14в., в царствование московского князя Ивана Калиты, появляется книга под названием «Власфимия», в 67-и главах которой процитированы изречения отцов Церкви и канонические постановления против симонии. Так что нельзя сказать, что православные-де одобряли беззаконные действия иерархии, и только у сектантов осталось высокое моральное чувство. Осуждаемые стригольниками грехи категорически отвергались православным вероучением. Тот факт, что часть православных иерархов не соответствовала высоте этого учения, является прискорбным и должен осуждаться, но отсюда еще не следует, что нужно вместе с сектантами уходить из Церкви и отвергать ее учение. В поведении вождей реформации Лютера и Кальвина было масса недостойного и попросту преступного, но я не думаю, что протестанты из-за этого пересмотрят доктрины, предложенные этими вождями. Вопрос должен ставиться так: было ли в самой православной доктрине нечто такое, что позволяло иерархам мздоимствовать? Скажем, практика индульгенций официально одобрялась католической церковью и вытекала из ее доктрины сверхдолжных заслуг. Из какой православной доктрины вытекала симония? В рассуждениях петербургского баптиста нет ответа на это вопрос.
Профессор Бачинин пытается доказать, что стригольники, дескать, были самой «продвинутой» частью тогдашнего новгородского общества. Угадайте почему? Правильно: причиной тому были «активные контакты» с цивилизованным Западом . В общем, - заграница нам поможет, Запад с нами! Сегодня российские протестанты (неважно, баптисты или, скажем, пятидесятники) также считают себя «продвинутыми», - видимо, из-за контактов с «цивилизованной» Америкой. А вот российские историки придерживаются несколько иной версии. Выше мы уже процитировали мнение Карташева о «недалеких в науке» стригольниках. Разумеется, его можно обвинить в пристрастности. Но разве протестантские историки русской церкви беспристрастны? Помилуйте! Если православных историков еще можно обвинять в предвзятости, то, как быть с историками светскими? Для примера процитируем известного религиоведа Митрохина, которого вряд ли заподозришь в сильных симпатиях к православию. Он полагает, что российских сектантов отличало от западных следующее: «исходные воззрения не переплавлялись в формализованные теологические системы, неуязвимые для спонтанных настроений и политической конъюнктуры. Подобная аморфность мстила за себя. Сменялось всего несколько поколений, а объединявшие всех ценности, как и сплоченные коммуны, неуклонно распадались» . Вывод у Митрохина в своей основе тот же, что и у Карташева: русские сектанты не слишком сведущи в богословии и культуре, русских Лютеров и Кальвинов среди сектантов не было, как и вообще в этой среде не было «продвинутых» интеллектуалов. Пример «интеллектуализма» стригольников можно увидеть, например, в следующем: исповедоваться они советовали матери – сырой земле . Бачинин, кстати, говорит, что стригольников нельзя называть еретиками, т.к. они якобы следовали апостольской традиции . Видимо, исповедоваться сырой земле – это традиция учеников Христа.. Что же касается предполагаемых контактов стригольников с Западом, то, возможно, они и были, но вот Карташев считает более вероятным влияние на стригольников богомильского учения (т.е. юг, а не запад), которое, как известно, несло в себе серьезный гностический оттенок и ни в каком смысле не может быть названо «апостольским».
После стригольников своих предшественников баптист Бачинин видит в ереси жидовствующих. Это еще менее удачный пример. Тем более что наш автор пытается утверждать, что нет доказательств в пользу того, что у истоков этой ереси стояли иудеи. В связи с этим достается преп. Иосифу Волоцкому и всей русской истории за «антисемитизм» . Что ж, вполне политкорректно.. Однако аргументов по поводу иудейских корней данной ереси достаточно. Тот же Карташев указывает, что в свите киевского князя Александра Михайловича Олельковича, прибывшего в Новгород в 1470г. были три еврея: Схария, Моисей Хануш и Иосиф Шмойло Скарабей . Они-то и послужили началом для возникновения новой секты. Они проповедовали возврат к Ветхому Завету и отрицали догмат о Троице; в их кругах нередко вращались и астрологические книги, - например, «Шестокрыл», таблицы, составленные итальянским евреем Иммануэль-бар-Яковом в 14 веке . Протопопы Денис и Алексей, увлекшись новым учением, хотели даже обрезаться: это ли не доказывает иудейские истоки ереси? Или будем продолжать бросаться обвинениями в «антисемитизме»? Между тем, «жидовствующие» были едва ли не первым в России конспиративным обществом. Они до определенного предела могли изображать из себя православных и потому вышеупомянутым протопопам основатели ереси запретили обрезываться, т.к. это могло послужить явным обвинительным доказательством. Конспирация проявлялась и в том, что раскаявшиеся еретики не могли назвать практически никого из своих единоверцев . После всего этого странно видеть в этой пестрой смеси иудаизма, астрологии и конспирации некий «евангелизм», как пытается делать г-н Бачинин и его единоверцы. Впрочем, если они будут настаивать на том, что и «жидовствующие» - их предтечи, то я не буду сильно возражать. Что же: скажи мне, кто твои близкие, и я скажу, кто ты.. Справедливости ради замечу, что анализируемый автор все-таки понимает, что русское сектантство – это «не совсем то»: «Древнерусский ранний евангелизм 14-15вв. не был протестантизмом в прямом смысле слова» . Тогда придется признать и стригольников, и жидовствующих протестантами только в смысле протеста против православия, т.е. главное – это не их положительные идеи, но антиправославие.
Как известно, ересь жидовствующих была подавлена, в том числе, и с помощью смертной казни. В связи с этим Бачинин критикует Геннадия Новгородского и Иосифа Волоцкого за «жестокость». Но не будем забывать, как обосновывалась расправа с еретиками. Вот что пишет Карташев: «Геннадий указывает совершенно конкретно прямой источник, откуда он получил вдохновение к физическим казням еретиков. В 1486г. в Москву проезжал через Псков и Новгород посол австрийского императора Николай Поппель. Он рассказал Геннадию про испанскую инквизицию и вызвал этим его сочувствие .. Так по инициативе Геннадия на соборе 1490г. встал в ясной форме пререкаемый вопрос о казни еретиков. Этому, чуждому духу Востока, идеалу костров инквизиции противостояли на соборе .. безупречные идеалистические фигуры заволжских старцев» . Как можно убедиться, инквизиционный дух русские люди извлекли не из собственных сердец, не из православного вероучения, но заимствовали из практики средневекового католичества. Как широко известно, испанская инквизиция отличалась особой жестокостью..
Я не случайно привел цитату из Карташева, где он упоминает «заволжских старцев». Здесь мы сталкиваемся с любопытным феноменом. Дело в том, что г-н Бачинин, в числе предшественников «русского евангелизма» упоминает преп. Нила Сорского! Это наталкивает на странные мысли.. Что же, теперь и Нила Сорского придется в баптисты записать?! Впрочем, когда автор раскрывает свое понимание евангелизма, ситуация в известной степени проясняется. Он определяет евангелизм как «первородный субстрат первоначального апостольского христианства, не искаженный социально-региональными, национальными, политическими и прочими наслоениями. Стоять на позициях евангелизма можно, будучи и католиком, и православным, и протестантом» . Итак евангелизм в понимании баптистского профессора - это что-то вроде неискаженного христианства, идеальный дух Христа. В этом случае я бы сказал, что евангелизм – это православие. Но г-н Бачинин причисляет к евангелизму все исповедания, тогда евангелизм – это, видимо, экуменизм, нечто вроде «везде есть хорошие люди». Это верно, конечно, хорошие и благочестивые люди есть во всех исповеданиях. Однако для православного сознания не все благочестивые люди, принадлежащие разным конфессиям, в равной степени принадлежат Христу..
У Бачинина нет такого ощущения церковности, поэтому в предшественниках евангелизма у него оказываются православные святые – Нил Сорский и архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), католический святой доктор Фридрих Гааз, а также отец Александр Мень – экуменически настроенный православный. От такого «евангелизма» голова кругом идет. Особенно, когда к такого рода «евангелизму» Бачинин добавляет кроме упоминавшихся стригольников и жидовствующих, духоборов и молокан . В итоге происходит соединение несоединимого: с одной стороны – православный и католический традиционализм, а с другой – крайне нигилистическая традиция, отрицающая Церковь и ряд основополагающих догматов христианства (по крайне мере, для жидовствующих и духоборов были неприемлемы догматы о Троице и Богочеловечестве Христа). Конечно, не может не радовать, что баптистский автор обращается и к православной традиции, чтобы указать истоки российского протестантизма, но при этом он смешивает православие с примитивным сектантским искательством, грубо говоря, валит все в одну кучу. Замечательно, что данный автор стремится найти приемлемое для баптистов в русском православии и, следовательно, отказывается от тотального отрицания 1000-летнего «русского христианства», что свойственно многим протестантским публицистам в России, но как примирить в этой связи свет со тьмой, православие с антиправославием - не очень понятно. Не ясно также еще одно обстоятельство: хорошо, среди православных и католиков есть «евангелисты», но, по-видимому, много и «не-евангелистов», а вот среди протестантов, - все ли являются «евангелистами»? Автор не дает ответа на сей вопрос.
Бачинин пытается детально разъяснить, что все же следует понимать под «евангелизмом», кроме абстрактных ссылок на «первохристианство». Российский евангелизм, по его мнению, должен отвечать четырем признакам: 1. Ориентация на поиск живого Бога, на первостепенное внимание к духовной практике личного богопознания, стремление к обретению и расширению личного духовно-религиозного опыта, движимого любовью к Богу. 2. Неприятие ритуально-обрядового формализма. 3. Живой интерес к тексту Библии как наиболее авторитетному источнику. 4. Убежденность в необходимости такой организации церковной жизни, которая соответствовала бы принципам апостольской церкви . Честно сказать, если евангелизм в понимании баптистского автора исчерпывается этими пунктами, то все православные святые были бы «евангелистами». Конечно, Бачинин жаждет приписать всем русским «обрядовый формализм», который они якобы заимствовали из Византии. Это ошибка, которую совершают многие протестанты: путают порядок богослужения с обрядоверием. Особым обрядоверием отличались лишь русские старообрядцы, что вскоре привело часть из них к позициям, близким протестантским, но они были отвергнуты Церковью, а вместе с ними – абсолютизация обрядности (можно сказать иначе: да, русские порой склонны к «формализму», но православию как таковому ритуализм не свойственен, - православие не следует путать с исламом). В этих четырех пунктах многое зависит от интерпретации. Разве монашество, в том числе, русское, не искало Живого Бога, движимое любовью к Нему (в идеале, конечно)? Тогда все монахи – «евангелисты». Или профессор социологии имеет в виду сектантское богоискательство, поиски Бога вне Церкви, в которой Его якобы не осталось? Тогда евангелистами будут только еретики. «Интерес к Библии» также присутствовал у православных святых, но что под этим подразумевает автор: быть может, протестантский принцип «только Писание»? Тогда опять-таки в евангелизм можно записать всех сектантов, отвергших церковное Предание. Организация церковной жизни по апостольским образцам тоже может пониматься по-разному: для православных иерархический принцип устройства Церкви вытекает из Нового Завета; протестантам же по душе анархический принцип, разрушающий любую иерархию.
Эти «четыре признака» евангелизма – еще не все. Бачинин также утверждает, что российские протестанты – нонконформисты в том смысле, что они не признают «религии большинства» и не пользуются покровительством государства. Звучит красиво: мы независимые, мы – свободные! Но термин «нонконформисты» все же следует уточнить. А что сегодня в России является религией большинства? Формально правильным ответом будет: православие. Да, большинство наших сограждан считают себя православными и крещены в православной церкви. Да, Россия – страна православной культуры в своих основах. Но фактически очевидно, что реальных православных, живущих жизнью Церкви – меньшинство. А вот что сегодня исповедует большинство россиян – большой вопрос. Судя по множеству исследований – это причудливая мешанина из обрывков православия, оккультизма и абстрактных религиозных представлений, которые по своей определенности невозможно отнести к какой-либо конкретной религии. В таком случае и православные – нонконформисты, т.к. они не разделяют подобных идей. Что касается покровительства государства, то у нас нет государственной религии по конституции и даже особая роль православия в конституции не отмечена. В 90-е годы особенно чувствовалось, что православие не имеет никакого государственного покровительства: одна история с подписанием президентом закона о религиозных объединениях чего стоит! В этой истории интересы православных в расчет явно не брались.
Да, формально наши госчиновники демонстрируют приверженность православию, иногда посещают богослужения, встречаются с иерархами православной Церкви. Но в том-то и проблема: «демонстрируют» православие, но не «исповедуют» его, поскольку являются типичными постсоветскими людьми с их сугубо прагматичным, прохладным отношением к религии. Любому исследователю ясно, что правящая элита нынешней России не принимает православие настолько всерьез, чтобы руководствоваться евангельскими идеалами в своей политике (впрочем, а в какой стране христианского мира политики готовы до конца отстаивать христианские идеи?). Даже введение в школах «Основ православной культуры» много лет наталкивалось на сопротивление властных структур. Так что никакого особого покровительства Церкви, никакой особой клерикализации, российское общество не испытывает. Государственные решения принимаются, как правило, без учета мнения Церкви. Патриарх в нашей стране не звонит президенту или премьер-министру, требуя принятия каких-либо решений и назначения, либо увольнения каких-либо высших чиновников. Следовательно, и здесь православные – скорее нонконформисты. Может быть, в меньшей степени, чем российские протестанты, но все же.. Сегодня практически ничего не напоминает отношения Церкви и государства до 1917 года..
Я полагаю, что г-н Бачинин упустил из виду еще одно понимание нонконформизма. Имеется в виду, что все христиане должны быть независимы не только от диктата государства или толпы, но – от духа мира сего. Православие с его богатой аскетической традицией «умеет это делать». О протестантах, тем более такого радикального толка, как баптисты, этого не скажешь. Достаточно посмотреть на выступления какого-нибудь известного американского евангелиста (хотя бы того же Билли Грэма), и быстро начинаешь понимать, что дух мира сего проник в эти «эстрадные номера» настолько глубоко, насколько это вообще возможно. Известный пятидесятнический проповедник в странах бывшего СССР Ледяев выносит на сцену унитаз, садится на него, а параллельно говорит о «духовной жизни».. Вопрос не в том, если здесь «мирское»; он, скорее, в том, есть ли здесь евангельское? По букве, да, оно есть – люди все же цитируют Библию; а по духу, - лучше не говорить об этом долго.. Не забудем, что протестанты настолько увлеклись буквой Писания, противопоставляя зазубренные цитаты «неграмотным» католикам и православным, что, видимо, совсем забыли о духе.. Так что в этом плане православные - настоящие нонконформисты, а протестанты, особенно американского происхождения, давно уже подчинились веку сему.. Признаком того, что это так, служат слова, которыми Бачинин характеризует христиан-нонконфор-мистов (т.е. себя и своих единоверцев): «Их нельзя отнести к тем, кто холоден или тепл. Они горячи, ибо их жжет изнутри пламень религиозного энтузиазма. Их можно считать пассионариями, которым чужды равнодушие, пассивность, инертность, прозябание и бездействие» . Пассионариями, полными энтузиазма, можно назвать и большевиков.. Тем более что «энтузиазм» изначально обозначал одержимость и беснование.. Впрочем, даже не в этом дело. Дело в том, как эти пассионарии хвалят себя, собственную горячность, неравнодушие и энергичность.. В общем, я люблю, как я люблю.. Вот здесь-то дух мира сего и улавливает души, которые изнутри жжет пламень - вот только какой.. Здесь-то и пролегает граница между истинным христианским нонконформизмом, полным духа смирения, и ложным нонконформизмом реформации, которому так невыносимо нравится собственная оторванность от Церкви..
Видя в преп. Ниле Сорском представителя русского евангелизма, Бачинин характеризует его взгляды как «антивизантистское православие, открытое для евангельской духовности» . Попутно заметим, что профессор часто употребляет термин «византистский», а не «византийский»: разницу он видит в том, что «византинизм» - культурологическая категория, а «византизм» - социально-политическая; «византинизм» - нечто положительное, а «византизм» - отрицательное . Излагая взгляды Нила Сорского, Бачинин подчеркивает, что русский святой отражал «евангельскую духовность», однако при этом он рассказывает как раз о деталях аскетического учения, проповедуемого преп. Нилом. Это – типичная православная аскетика, основы которой каждый православный может найти в том же Добротолюбии. Бачинин сам признает, что преп. Нил многое воспринял от Симеона Нового Богослова и Григория Паламы, - но ведь это классика византийской мысли! Тогда о каком «антивизантистском православии» можно вообще говорить?! Бачинин упоминает о безмолвии св. Нила, затем излагает его учение о борьбе с греховными помыслами и об умной молитве.
Любопытно, что он ни единым словом не критикует св. Нила, хотя очевидно, - аскетическая духовность русского святого, во многом соприкасающаяся с византийским исихазмом, не может не быть чужда последователю американских протестантов. Не может хотя бы потому, что монашеский аскетизм, представителем которого был преп. Нил, просто бессмыслен для протестанта, верящего в спасение по вере. Читайте Лютера, господа! А если не хотите, то собственных американских авторов или своих русских единоверцев, которые не видят в монашестве ничего, кроме «эгоизма» и ругают его почем зря. Зачем протестанту учение о «прилогах» и «сочетаниях»? Для него все грехи уже прощены Христом, - получи прощение и распишись. Вот г-н Бачинин упоминает о важности для св. Нила идеи соработничества Бога и человека. Но ведь у протестантов, тем более придерживающихся кальвинистского учения, как баптисты, никакого соработничества быть не может, - ты спасен, вечная безопасность! И в этом случае умная молитва и другие жемчужины православного аскетизма могут казаться только ненужным напластованием на теле благополучного «библейского христианства», импортированного из Америки. Как же г-н Бачинин этого не понимает? Разве может он представить себе баптиста с духовностью Нила Сорского? Думаю, что нет. Но тогда к чему все эти заверения в «евангелизме» русского подвижника? Или просто необходимо продемонстрировать русским баптистам, что они не одиноки в русском мире, и у них были предшественники и до второй половины 19 века, в том числе, и среди русских православных святых? Видимо, это и называют «инкультурацией». Профессор Бачинин стремится приблизить свое исповедание к русской ментальности, сделать его не таким чуждым. Получается это плохо. Плохо, потому что сочетается с прославлением русского сектантства, которое стремилось уничтожить духовность, свойственную преп. Нилу и другим святым. Если же в св. Ниле Сорском петербургский баптист видит евангельскую духовность, тогда он просто обязан увидеть ее также во всей православной традиции, начиная с Византии.
Но тут мы сразу можем заметить иное «направление» у нашего оппонента. Например, он яростно критикует св. Иосифа Волоцкого, видя в нем как раз «византинизм». Конечно, в этой критике нет ничего оригинального. Критические замечания в адрес св. Иосифа встречаются, например, у известного русского философа Г.П. Федотова. Да и о. Георгий Флоровский писал, что деятельность иосифлян не благоприятствовала культурному подъему. Проблема скорее в том, что г-н Бачинин подходит к русскому святому с позиций «презумпции виновности». Скажем, тот же Флоровский, напротив, попытался увидеть в расхождениях преп. Иосифа и преп. Нила «две правды»: «всего труднее понять преп. Иосифа и его правду, которая так потускнела от малодушия и податливости его преемников. Но правда здесь была. Это была правда социального служения. Иосиф был прежде всего исповедником и властным проповедником строгого общежития. Он был суров и резок, но больше всего к самому себе .. прежде всего требовалась крайняя собранность воли, последняя напряженность. С этим связана мерность, нарочитая чинность, уставность жизни .. Идеал Иосифа, это своего рода хождение в народ .. Своеобразие Иосифа в том, что и самую монашескую жизнь он рассматривал и переживал, как некое социальное тягло, как особого рода религиозно-земскую службу. Неточно сказать, что внешний устав или обряд жизни заслоняет у него внутреннее делание. Но самое молитвенное делание у него изнутри подчиняется социальному служению, деланию справедливости и милосердия .. он был великим благотворителем, «немощным спострадатель» .
Однако у протестанта Бачинина «другой взгляд»: любая «чинность» богослужения у него превращается в «обрядоверие», а «строгость и дисциплина» оборачиваются непременным «страхом», «рабством» и всякого рода «тоталитарностью». Между прочим, Флоровский констатирует, что в общежительном идеале русского святого много новых, невизантийских черт . Но Бачинину не до этого: особенное отрицание вызывает у автора «византийское» учение преп. Иосифа о соотношении духовной и светской властей, - он полагает, что св. Иосиф окружает божественным ореолом царя и признает его право на неограниченную и абсолютную власть. По мнению же Флоровского преп. Иосиф учил несколько иному: «Царь подзаконен, и только в пределах Закона Божия и заповедей обладает он своей властью. А неправедному или «строптивому» Царю вовсе и не подобает повиноваться, он в сущности даже и не царь, - «таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь, а мучитель» . Так что вряд ли стоит вместе с г-ном Бачининым записывать Ивана Грозного в прямые последователи св. Иосифа, ведь слова о «мучителе» вполне могут быть отнесены к русскому царю..
Но баптистскому автору не до этих тонкостей. Обвиняемый по имени «византизм» у него виновен во всех мыслимых грехах. Чего стоит хотя бы такая фраза: «Византия не оставила, кажется, ничего великого в сферах философской, социальной, нравственной, политической мысли. Не появилось заметных шедевров мирового уровня в художественных областях – литературе, музыке, живописи, скульптуре, театре» . Далее автор говорит, что все это выглядит довольно грустно. Да, эти слова выглядят действительно очень грустно, и говорят о не слишком адекватном знании автором истории Византии. Даже на столь любимом автором Западе его бы наверняка уличили в «неполиткорректности». Неужто ничего великого не оставила Византия в нравственной области, - а великие святые, святость которых г-н Бачинин вряд ли посмеет полностью отвергнуть; а шедевры византийского богословия (может быть, они неизвестны нашему автору?); сегодня во всем мире признаны глубина и богатство византийской церковной музыки, а византийская икона способна поразить своей духовной утонченностью любого, в том числе, и протестанта. И после этого - так ничего и не заметить? Может, дело не в Византии, а в особенностях зрения г-на Бачинина? Может, он заранее надел «антивизантийские» очки?
И вот здесь самое интересное. После «грустных» слов о Византии, баптистский автор все-таки утверждает, что свою историческую миссию она выполнила, - адаптировала христианство «к социальным и культурным особенностям народов, заселявших земли к востоку от Рима. И хотя это было нелегко и непросто, Византия блестяще справилась со своей миссией» . Автор как бы не замечает, что это противоречит вышеупомянутой «грустной» фразе: как же так, - такая бесталанная цивилизация, не породившая ничего великого, - и вдруг такой грандиозный успех, да еще в самой важной для христианина сфере, сфере передачи Божьего Слова. Как же это совместимо? Миссионерские успехи Византии налицо, - быть может, не такой уж и бесплодной была эта цивилизация? Известный византолог, о. Иоанн Мейендорф пишет о ней так: «Со времен Гиббона историки привыкли твердить о косности и недвижности византийского общественного уклада, о скудости ее творческих достижений в научно-технической сфере, о сакрализации государства .. но .. Византия внесла подлинный и непреходящий вклад в историю человечества, и, прежде всего, трудами своими на ниве религиозной мысли .. Византии несомненно удалось открыть нечто основополагающее и глубокое, - некую значительную истину о человеческом естестве и об его отношении к Богу» .
Осмелюсь предположить, что Мейендорф лучше представляет себе византийскую культуру, чем уважаемый профессор социологии.. Кстати говоря, обращает на себя внимание, что анализируемый автор применяет скорее светские критерии для оценки византийской цивилизации: политика, экономика, скульптура, театр, музыка и т.д. Но ведь христианин должен все оценивать прежде всего «с точки зрения вечности». Возьмем для примера древнееврейскую цивилизацию: так ли уж были велики ее успехи в скульптуре, в театре, в философии, в светской литературе, в социально-политических вопросах? Полагаю, что нет. Но посмеет ли какой-либо христианин сказать: древние евреи не оставили ничего великого; все это очень грустно? Разумеется, нет. К тому же, за такое высказывание сегодня могут обвинить и в фашизме.. А как быть, например, с американской цивилизацией, успехи которой в вышеперечисленных областях по сравнению со многими другими народами тоже как-то не очень.. Я уже не говорю о культурных успехах «баптистской цивилизации», блестящие философы и скульпторы которой все, как на подбор.. Нет, разумеется, театр, философия, политика, скульптура – все это очень важно. Скажем, бесплодие сект в этих областях отражает их религиозную пустоту. Но бывает и иначе, как мы видели на примере народа Библии: его миссия была преимущественно в религиозном творчестве. В конце концов, на Страшном Суде нас будут судить в первую очередь за наши отношения с Богом, а не за количество оставленных скульптур или театров (хотя и за это тоже)..
Итак, Византия, не имея больших успехов в театральном искусстве, «имела успехи» в познании Бога и человека. И это свое главное сокровище она передала России. Предположим, что столь негативное отношение г-на Бачинина к Византии с этим как раз и связано: с миссионерскими успехами православного христианства, которое для баптиста, разумеется, является весьма искаженным «язычеством». Автора по-видимому не очень смущает, что такое отрицание византийской культуры наносит сильный удар и по культуре русской: если Россия – наследница этой бесплодной Византии, то, видимо, и в русской культуре ничего великого нет? Напрямую автор не делает такого вывода, но пишет о «комплексе неполноценности» русских, а также о «маргинальности» их характера . И, наконец, прячется за достаточно красноречивой цитатой из Лотмана: «Все развитие России сложилось бы совершенно иначе, если бы в конце 15 века Новгород, а не Москва, оказался руководящей, главенствующей силой объединяемой страны .. Новгород во главе объединенной Руси не допустил бы рокового изолирования страны от духовного и технического прогресса Европы эпохи Возрождения. Идеи гуманизма, идеи Реформации не остановились бы на границах Польши и глубоко изменили бы облик отсталой Московитии, приобщая страну к главным источникам европейской мысли .. Реакционная деятельность балканских эмигрантов, тянувших Москву вспять к Византии, не нашла бы себе почвы в условиях европеизации, истинная литература на русском языке появилась бы на два с половиной века раньше, и сам литературный язык отразил бы в себе не столько шамканье московской просвирни, сколько язык просвещенных новгородцев. Литературный язык развивался бы не в оранжерейных условиях славянщины, не в затхлой среде малокультурного духовенства, а в демократической среде свободного города» .
Что же, весьма откровенная русофобия: если Москва, то отсталость и шамканье, если славянство, то почему-то в виде «оранжерейной славянщины», если духовенство, то исключительно затхлое и малокультурное, а балканские эмигранты в лучших традициях жанра оказываются завзятыми реакционерами. Между прочим, деятельность Нила Сорского, так или иначе, связана с этими «реакционерами». Но Бачинин, похоже, этого не заметил, иначе не записал бы преп. Нила в «евангелисты». Мысль Лотмана ясна: без просвещенного Запада может быть только отсталая Московия. Видимо, известному ученому чужда православная религиозность. Иначе он не написал бы о духовном прогрессе Европы в эпоху Ренессанса: надо полагать, что «Венеры» Боттичелли и Тициана – это прогресс по сравнению с византийской иконой? Баптистскому автору, конечно, должна импонировать мысль об идеях реформации, которые почему-то непременно облаготворили бы русских.. Да, многообразная литература на русском языке в этом случае действительно появилась бы раньше, но какая литература? После открытия «железного занавеса» в недавние годы на русском тоже появилось много неизведанного, и чаще всего – яд. Так случилось бы и в 16 веке. Будем ли мы переживать, что отрава Ренессанса и Реформации, разлагающая божественное в угоду «слишком человеческому», пришла к нам несколько позже, с реформами Петра? И в результате через 200 лет нашей страны не стало. Но, допустим, мы открылись бы Западу за 2 века до Петра: да, экономические успехи, возможно, были бы значительнее, но с гей-парадами мы познакомились бы на несколько десятилетий раньше, - да здравствует «прогресс»! И потом, в случае победы Новгорода и идей реформации, у нас вряд ли бы был Достоевский, поскольку это классический русский тип. Променяли бы русофобствующие господа Достоевского на современных европейских и американских зомби, готовых сражаться за что угодно, кроме Истины? Если бы мечта г-на Лотмана осуществилась, то сегодня мы были бы одним из цивилизованных свиных стад Запада, бегущих к обрыву и визжащих от удовольствия.
Надо сказать, что представления г-на Бачинина о Византии – это в основном набор штампов: цезаропапизм, культурная отсталость, подавленность индивидуального всеобщим, отсутствие стремления к совершенствованию и т.д. Обвинения достаточно избитые. Разумеется, нельзя не согласиться с тем, что византийские императоры могли бесцеремонно вмешиваться в жизнь Церкви. Но, говоря об этом грехе, мы не должны забывать о византийском идеале церковно-государственных отношений, который заключался в ином. Об этом идеале, симфонии властей, упоминает и наш автор, но для него это ничего не меняет: цезаропапизм, по его мнению, - это и есть вариант симфонии . Мнение, прямо скажем, достаточно спорное. Например, известный российский сектовед и историк Церкви Александр Дворкин считает обвинения «византизма» в цезаропапизме бездоказательными. В этих обвинениях обычно предполагается, что византийский император мог делать что угодно в отношении Церкви. Дворкин приводит примеры обратного: «Мог ли император делать вероучительные заявления, не созывая собора? Зенон и Ираклий попытались сделать это .. тем не менее обе попытки провалились. Императоры могли прибегнуть и к другому пути: вместо единоличных заявлений навязать собору свою волю. Но и это им удавалось сделать, лишь если их позиция принималась Церковью. История иконоборческих императоров и их соборов - наглядное тому подтверждение» .
Св. Федор Студит писал императору Льву V о пяти патриархах: «Именно они составляют из себя суд для рассуждения по вопросам святого вероучения. Дело царей и правителей – оказывать им помощь в совместном свидетельстве веры и примирять различия между ними в делах мирских. Ты занимаешься политикой и войной. Оставь дела церковные иерархам и монахам» . Как видим, никакого «цезаропапизма»: Богу богово, а кесарю – кесарево. В «Эпанагоге», сборнике, выпущенном при Льве VI в конце 9 века, был утвержден принцип симфонии. Царь и Патриарх считались необходимейшими чертами государства, но обязанности их были различны: «задача царя – охрана и обеспечение народных сил добрым управлением, восстановление поврежденных сил бдительной заботой и приобретение новых сил мудростью и справедливыми путями и действиями. Цель патриарха - .. чтобы тех людей, которых он принял от Бога, охранять в благочестии и чистоте жизни .. всех еретиков, по возможности, обращать к Православию и единству Церкви .. а еще приводить к перениманию веры неверных, поражая их блеском и славностью и чудом своего служения .. Патриарху свойственно быть учительным и равно относиться без ограничений к высоким и низким .. а о правде и защите догматов говорить перед лицом царя и не смущаться… Патриарх один только должен толковать правила древних и определения Святых Отцов и положения Святых Соборов… Царь же имеет подкреплять .. все написанное в Божественном Писании, потом также все догматы, установленные семью Святыми Соборами, а также избранные римские законы» .
Никаким диктатом императора здесь и не пахнет. Да, действия двух властей должны быть согласованы, обе власти служат Христу, но в Византии, конечно, прекрасно помнили слова св. Иоанна Златоуста о том, что власть священства превышает власть царскую.. Можно легко возразить, что реальная жизнь Византии была далека от этого идеала, но ведь жизнь христиан чаще всего далека от Евангелия – это же не повод, чтобы его отвергать! Что касается русских реалий, то ведь несколько столетий духовная власть в России зависела от патриарха другого государства – Византии, что вряд ли можно обозвать цезаропапизмом. Когда же русские обрели своего патриарха, зависимость Церкви от царской власти стала заметно больше, но идеал остался тем же самым и не предполагал цезаропапизма. А вот когда ситуация действительно стала напоминать цезаропапизм, так это после реформ Петра и упразднения патриаршества. Но не забудем, что при этом русский царь ориентировался на протестантские образцы.. В конце концов, открытый цезаропапизм – это совсем не византийский вариант, а устройство англиканской церкви, где глава – король или королева, а парламент может изменять богослужебные и вероучительные тексты.. Но англикане-то отнюдь не православные, а почти протестанты..
Боюсь, однако, что эти аргументы не убедят нашего оппонента. Он заранее уверен, что зловредный дух цезаропапизма погубил сначала Византию, а затем – Россию. Как будто Маркс был византийцем, а реформы Петра в точности соответствовали византийским идеалам! Да, в немалой степени можно согласиться с Бачининым, когда он говорит о ненормальности церковно-государственных отношений в петербургский период. Но ведь она вытекала не из православного духа, а из попытки следовать идеалам столь любимой автором реформации: патриаршество упразднили, церковь подчинили государству, правящую элиту оторвали от народа и отправили к немцам на обучение; в итоге элита поклонилась новым богам и революционный хаос смел всех (кстати: много ли русских иерархов в свое время поддержали реформы Петра?). Это не значит, что история русского православия была безгрешной; это не значит, что с русского православия снимается всякая ответственность за произошедшее; но это означает, что из православного учения, из самого сердца Церкви никак не вытекает то, что произошло с Россией и Византией. Мы знаем, что кого Бог любит, того и подвергает испытаниям: разве Сын Божий не был подвергнут испытаниям, и притом самым жестоким из них? Нельзя забывать: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю» (Отк. 3, 19).
Вот Бачинин пишет о русской жизни: «Экономика и святость, богатство и благочестие, рыночные отношения и молитвенный труд оказались на деле почти несовместимыми вещами» . И тут я практически согласен с автором. Православные страны со значительно большим трудом совместили в себе эти вещи, чем страны католические и тем более, чем страны протестантские. И это понятно: «сыны века сего догадливее сынов света в своем роде» (Лк. 16, 8). Нет, я не собираюсь всех жителей православных стран или всех православных верующих объявлять «сынами света», - речь идет о разнице между православными идеалами и идеалами, скажем, американских протестантов. У последних святость и богатство, молитвенный труд и рыночная экономика сочетаются достаточно легко, а все потому, что они никогда не знали ни настоящей святости, удовлетворяясь только «номинальной святостью» (ты спасен, и привет), ни труда молитвы, как он изложен, например, в книгах Добротолюбия. Так что ни один христианин не может пройти мимо вопроса о том, насколько вообще совместимы богатство и рыночная экономика со святостью, благочестием и молитвой. Ведь богатому, как известно, очень трудно войти в Царствие Небесное, - как же туда войти самым богатым странам современного мира?
Да, Россия выбрала скорее святость и благочестие, а западный мир – экономику и богатство. И Россия испытала самый сокрушительный удар за всю свою историю, но это не порождает отчаяние, это как раз доказывает, что Бог с нами, раз Он так наказал нас. Вот что пишет по поводу стиха из Отк. 3, 19 шотландский кальвинистский библеист Уильям Баркли: «Этот стих вполне можно было бы перефразировать так: "Строже всего я наказываю тех, кто Мне дороже всех". Рассмотрим сначала слово обличаю. В греческом это елегхейн и оно передает обличение, заставляющее человека видеть ошибки своего поведения. .. Самый яркий пример такого обличения - как Нафан открывал Давиду глаза на его грехи (2 Цар. 12, 1-14). Обличение Божье - это не столько наказание, сколько озарение, разъяснение. Посмотрим теперь, как проходит в Библии идея наказания .. "Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы - незаконные дети, а не сыны" (Евр. 12, 6-8). Собственно, если Бог оставляет человека одного - это уже окончательное осуждение. "Привязался к идолам Ефрем; оставь его" (Ос. 4, 17). Как сказано в одном комментарии: "Великий Мастер-строитель многочисленными ударами резца и молотка обтесывает и шлифует камни, которые, наконец, найдут свое место в стенах небесного Иерусалима... Вкусное вино течет из давленого винограда, а не из нетронутого". Самый верный способ позволить ребенку погибнуть - разрешить ему поступать, как ему хочется .. Наказание Божье - это не нечто такое, чего мы должны избегать; за него мы должны быть искренне благодарны» .
Думается, проблема такого гиперкритицизма по отношению к византийскому наследию у г-на Бачинина в том, что он не любит православие. Потому и находит в нем мало хорошего. В связи с этим он соглашается с известным историком Тойнби и его фразой о Византии как о тоталитарном государстве. Т.е. Византия должна быть поставлена на одну полку с Третьим рейхом и коммунистическим СССР? Конечно, скажет г-н профессор, ведь личность была там подавлена «соборным началом». И здесь дело в том, что г-н Бачинин иначе понимает личность, чем это было в Византии, в православном богословии. Для него как для радикального протестанта личность – это всегда автономия, независимость, отталкивание от себя всего иного, т.е. личность – это протест, маленький гордый атом, что отражает ситуацию многочисленных реформационных дроблений и разделений. Но для православия личность не существует автономно, изолированно, она существует только в сообществе других личностей, где она прозрачна для них в любви, - личность «есть» только в богочеловеческом организме Церкви, во Христе. Из такого понимания личности исходит и христианский догмат о Троице. А вот автономному пониманию больше соответствует мусульманское видение Аллаха, который отделен от всех и ни с кем не соединим. Разумеется, для предвзято настроенных авторов, - что соборность, что советский коллективизм, - одно и то же. Но для непредубежденного исследователя должно быть ясно, что коллективизм тоталитарной эпохи – это сборность, а не соборность, антицерковь, соборность без Бога.
Нашему исследователю это далеко не ясно. Вот, например, как он характеризует «византистский» тип духовности: «Для византистского типа не характерна интенсивная религиозно-духовная жизнь. Для того чтобы чувствовать и осознавать себя полноценным православным христианином, ему достаточно своевременно выполнять обряды, исповедоваться и причащаться» . И дальше автор делает обычный для протестанта вывод, что такая духовность «пассивная», «замкнутая», «застывшая», «авторитарная», «ксенофобская» и т.д. Классика жанра. Видимо, Бачинин никогда не был православным, поэтому и не чувствует, как смешно звучит фраза о том, что исповедь и причастие не являются «интенсивной духовной жизнью». Его можно понять: у баптистов нет ни исповеди, ни причастия, а их хлебопреломление и публичное покаяние один раз в жизни - для православных «совсем не то». Что такое «выполнять обряды» - не слишком понятно, но, скорее всего, речь идет об участии в богослужении. И снова автор демонстрирует здесь «популярный уровень», - выходит, что богослужебная практика православных – нечто мертвое, формальное, «мешающее» общению с Живым Богом. Тут все зависит от того, а что, собственно, понимать под «общением с Богом»? Для православных, например, причастие – это интенсивное общение с Богом, но для баптиста хлебопреломление, по сути, не содержит никакого особого общения с Христом, - можно и просто помолиться. Для православного обрядность богослужения, его прекрасная упорядоченность, - это помощь в общении с Богом, это являет нам чудотворную божественность Иисуса. Баптисту, конечно, все это помешает, ибо он привык к иному: к собраниям, где повышенная эмоциональность, легкая и приятная музыка в сочетании с незатейливыми куплетами и зажигательной проповедью пастора приводит к такому «вдохновению», которое нетрудно, не имея церковных критериев, принять, скажем, за «наполнение Святым Духом».
Я могу согласиться с г-ном Бачининым в том, что регулярное посещение служб, исповедь и причастие могут приводить к формализму. Но формализм вытекает не из самого по себе факта участия в богослужениях и причастия в его конце, а из равнодушного отношения ко всему этому, которое никак не поощряется православным учением. Неужели профессор Бачинин хочет сказать, что баптистские собрания и не такие уж частые хлебопреломления не перерождаются довольно быстро в мертвый схематизм, особенно, если ваше учение о спасении не располагает к какой-либо интенсивной внутренней борьбе? После этого странно читать, что евангелистскому типу свойственно «внимательное отношение к тому, что происходит в пределах его души и духа» . Очевидно автор всерьез полагает, что «византистские» исповедь и причастие не подразумевают внимательного отношения к своей душе.. Но достаточно просто сравнить, сколько книг в православных книжных посвящено этой теме, и сколько – в протестантских, - и выводы будут однозначны: в православии значительно больше места отведено внимательному отношению к душе. Ведь г-н Бачинин читал св. Нила Сорского. Пусть он попробует найти такую «духовную внимательность» у баптистских авторов. Так что если «евангелистский» тип духовности означает «духовную внимательность», то православие относится как раз к нему, ибо гораздо больше располагает к «заглядыванию в душу», чем радикальный протестантизм. Просто в православии есть такая «традиция», а в баптизме - нет.
Пытаясь понять, в чем все-таки существенная разница между византистским и евангелистским типом духовности по мнению г-на Бачинина, я уяснил только одно: видимо, евангелистскому типу свойственна социальная активность, что отождествляется автором со свободным духом, а византистскому типу – социальная подчиненность, т.е. «рабство». Идея приписать русским рабство – не нова. Я не стану категорически утверждать, что русскому народу рабство вообще не свойственно, какими бы антипатриотическими обвинения в рабстве ни выглядели. Другое дело, что «рабские состояния» свойственны всем народам. Когда русские слабо протестуют против авторитарных действий власти или по поводу снижения жизненного уровня, западный обыватель показывает пальцем и говорит, - вот оно, «рабство русских». При этом, разумеется, всегда можно вспомнить, что если бы не «рабство русских», то западный мир давно бы уже пребывал во французском или немецком рабстве, а значительная часть православного мира – в рабстве турецком. Но когда в западном мире можно увидеть довольно многочисленные демонстрации в защиту прав сексуальных меньшинств или легализации употребления наркотиков, то для обывателя русского, - это тоже проявление рабства, демонстрации в защиту «рабства греху». Я уже не вспоминаю, что демонстрации против строительства огромных мечетей в Европе не слишком многочисленны, зато демонстрации против этой «ксенофобии» - значительно больше по численности: это не движение к новому рабству? Какое из этих «рабств» хуже – пусть каждый выбирает сам; я просто хочу сказать, что рабство может быть как пассивным, так и очень активным; к тому же контроль за поведением личности на современном западе все время возрастает, а принцип политкорректности может разрушать свободу слова не хуже иного тоталитарного режима.
Тем не менее, это не мешает заявлять нашему автору, что «византистский» тип не очень расположен к идее свободы, прохладно относится к идее правового государства и гражданского общества. Почему, дескать, православные так не бьются за права человека, как протестанты? Ответ прост: да потому, что сама идеология прав человека с большим сомнением может быть названа библейской. Не говоря уже о том, что в Библии нет подобных выражений, она, скорее, говорит об обязанностях человека по отношению к Богу и ближнему – те же десять заповедей. Заповеди отражают теоцентризм – Бог требует от человека благочестивого поведения, скорее уж, это «права Бога». А вот требование прав человека отражает антропоцентристский подход – я имею право, я хочу и т.д. Это плод Ренессанса и Реформации, плод освобождения человека из-под власти Бога: я сам по себе, а Бог Сам по Себе. Конечно, можно сказать, что права человека в определенной степени вытекают из 10 заповедей: право на жизнь, на собственность и т.п. Но все это имеет смысл только в случае примата обязанностей перед Богом. Сегодня борьба за права человека имеет иной смысл даже в религиозной среде. Квакеры, например, защищают права гомосексуалистов. Аверинцев справедливо заметил по этому поводу: «предметом требования является не милосердное или терпимое отношение верующих к гомосексуалистам в своей среде или вне ее, что еще возможно было бы отстаивать в соответствии с принципами традиционной христианской этики, - но безоговорочное духовное и экклезиологическое равенство «сексуального меньшинства», имплицирующее, в частности, право лесбиянки быть рукоположенной в священника и епископа, право четы гомосексуалистов освящать свои отношения перед лицом Церкви .. подобные взгляды .. представляют собой эксцесс ложно направленного гуманизма, готового с энтузиазмом биться за чужие права (понимаемые в соответствии с возведенной в абсолют идеологией «прав человека») .. морализм, который их обосновывает, в своем христианском применении всецело вторичен; на самом деле это вполне светский, гражданский гуманизм, не имеющий никакого собственно христианского обоснования, но в нем и не нуждающийся» . Протестанты еще в 16 веке, будучи меньшинством, были готовы биться за свои права, - сегодня это привело к тому, что об обязанностях как-то подзабыли..
Сказанное не означает, что тема «прав человека» не имеет для православных никакого значения. Скорее, дело в том, что для них это не главное.. Их больше волнует соблюдение заповедей и покаяние. Конечно, баптисты тоже могут сказать, что их приоритеты – в ответственности перед Богом. Но протестантская догматика, как уже многократно отмечалось, располагает больше к внешней активности, - спасение моментально в миг уверования; запасы духовной энергии теперь обращаются не вовнутрь, а вовне, - к проповеди, защите прав, борьбе за лучшее социальное устройство; к тому же американский протестантизм заметно более технологичен, чем европейский, что позволяет вместить эту активность в четкие схемы. Для православных сам упрек в том, что они как-то вяло борются за права человека и гражданское общество – как-то странен.. А что, Христос в Евангелии боролся за это? Прочитаем ли мы в евангельских книгах повествование о том, как Спаситель мира упрекал римских императоров за несоблюдение «прав человека»? Может, Он призывал апостолов провести демонстрацию за отмену рабства в Римской империи? По-видимому, сложно извлечь из Евангелия и мотивы борьбы за правовое государство и гражданское общество или рецепты построения благополучной экономики. Все это – для людей мира сего. А для христиан – «любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Ин. 14, 15).
Вспомним, как христиане в эпоху СССР защищавшие «права человека», настолько проникались этим «гражданским духом», что от их собственно христианского служения мало что оставалось. Яркий пример – Глеб Якунин. Он настолько завяз в «диссидентстве», что о его служении священника можно было забыть. В итоге это привело к его отлучению от Церкви, поскольку, защищая «права», он стал защищать любых сектантов против Церкви. А баптистский пастор Мартин Лютер Кинг? Разве его борьба за права «черных» американцев не была в ущерб пасторскому служению? Поэтому в современной протестантской энциклопедии сказано, что Кинг «не был склонен разделять духовные и социальные аспекты борьбы за гражданские права» . Митрохин формулирует позицию Кинга так: «понимание человеком своей зависимости от Бога .. не должно вести к пассивности людей, к мысли о том, что «человек должен смиренно ждать Христа» .. С возмущением Кинг приводит слова одного американца: «Я верю в интеграцию, но я знаю, что она не сможет осуществиться до тех пор, пока Создатель не пожелает, чтобы она пришла. Вы, негры, должны перестать протестовать и начать молиться». Борьба, говорит, Кинг, не может быть выиграна молитвой, а поэтому: «Мы должны с непрестанной страстью молиться за справедливость, но нам также следует употребить наш ум для того, чтобы разработать программу, сплотиться в массовое ненасильственное действие и использовать все возможности наших тел и душ для того, чтобы ликвидировать расовую несправедливость» . Православный человек сделал бы главный акцент на молитве и смирении (конечно, не отрицая полностью «действий»); протестант не желает смиренно просить Христа: он должен молиться «со страстью», т.е. не прося, а требуя от Бога, чтобы Он удовлетворил его права; протестант обязан предлагать политические программы и всеми силами воплощать их в жизнь, - молитва не главное.. Ну могли ли апостолы сочинять программу политических действий и проводить марши, требуя ликвидации религиозной несправедливости и защиты прав христианского меньшинства от римских властей? Православные предпочитают каяться и бороться с грехом внутри себя; протестант не считает это своей главной задачей: он поглощен борьбой с грехами социальными и не замечает, что собственно христианство для этого не очень-то и нужно, - можно практически обойтись и без Бога, и без Церкви, и без молитвы в этой страстной политической борьбе за лучшее социальное устройство.. Та же проблема постигла и «теологов освобождения» у католиков, которые слишком легко смешали христианское и социальное..
Доктрина «прав человека» как таковая быстро вступает в конфликт с библейским духом: все имеют равные права, права каждого верующего непременно нужно защищать (вместо того, чтобы еще раз напомнить ему об обязанностях), - тогда и извращенцы имеют равные права со святыми, - а если вы им отказываете в равноправии, то они обвиняют вас в «гомофобии», христианство же, - в «репрессивности». Разумеется, есть смысл в защите прав верующих, если они нарушаются или игнорируются государством. Но основной смысл жизни христиан – в борьбе за сохранение христианского духа, духа любви и святости, через который мы преображаемся в Боге. Защита верующих имеет смысл ради «прав Бога», Его присутствия на земле, а не ради человеческих возможностей и своеволия. Обращает на себя внимание, что в те времена, когда никто и не слышал про «права человека», невозможно было гомосексуалисту стать епископом, а лесбиянкам – проводить отдельные «богослужения».. Так было, потому что люди были благочестивее, а не потому, что они были юридически грамотными и все знали про свои права и нормы «гражданского общества». Как раз наоборот: когда разного рода извращенцы узнают про свои права, они начинают требовать от Церкви, чтобы она признала их Содом и Гоморру, и терпимо к этому относилась.
Кстати, о терпимости. Бачинин критикует византистский тип за отсутствие толерантности. Вот уж поистине евангельский идеал! Спросим себя: а был ли «толерантен» Христос по отношению к фарисеям и книжникам? Ответ очевиден. Да, людей нужно любить независимо от их взглядов. Конечно, я не буду спорить с тем, что православные, увы, не являются образцом в этом.. Как, впрочем, и баптисты: когда американские протестанты появились в начале 90-х в России и начали свое миссионерское наступление, то как-то не чувствовалось большой любви к православным, - русским неофитам внушали, что в нашей истории кругом сплошные язычники, которые недостойны существовать.. Уважение к чужим взглядам – это одно, но толерантность сегодня – это политкорректность, которая повсеместно уничтожает свободу слова и затыкает рот, давая христианам все меньше возможности назвать ложь ложью, а мерзость - мерзостью.
Да, легко протестантам критиковать у русских православных «рабский дух». Не могу сказать, что эти обвинения совсем уж беспочвенны, нередко они очень даже «почвенны».. Просто для православных свобода – это в первую очередь свобода духа, свобода от греха, а не социальная свобода. Для баптистов с их кальвинистской доктриной, наоборот, человек не свободен духовно, он полностью потерял свободу после грехопадения, поэтому кальвинистское предопределение отражает рабский дух, - человека волокут в сторону рая.. Православные гораздо меньше обличают рабский дух, т.к. им больше свойственно смотреть на себя: а сам-то я не раб, что ж я других-то сужу? Сначала нужно избавиться от рабства в себе, чтобы избавить от него других. Баптистов такой поворот темы, похоже, не очень волнует: они убеждены, что сами навсегда избавились от духа рабства, и поэтому можно спокойно обличать его в других. Православных интересует избавление от внутреннего рабства дьяволу, а баптистов – от внешнего рабства. Но Христос избавил нас именно от сатанинской тирании, он не освободил евреев от власти римского кесаря, и вообще не был политическим борцом за отмену рабства.. Баптисты здесь скорее напоминают фарисеев, которые готовы были осудить Христа, поскольку он, дескать, не поддерживает борьбу иудейского народа за свое освобождение, ведь Его Царство – не от мира сего..
Политические упреки баптизма русскому православию часто сводятся к отсутствию у «византистов» духа демократии. У вас свободы нет, прав нет, многопартийность какая-то вялая, да вы еще и патологические антиэкуменисты.. И в чем-то глубоком эти упреки справедливы.. Да только опять незадача: в Евангелии демократией и многопартийностью в современном смысле слова и не пахнет, а Господь почему-то не обращает на это внимания. Разве есть демократия в раю? Нет, там и слыхом не слыхивали ни о каком плюрализме, и не республика там, а монархия во главе с Царем Небесным. В православии весьма прочувствован тот факт, что христианский дух любви более всего воплощен в Кротком и Любящем Царе и любящих Его поданных, а не в избранном президенте, нанятом на время, и склоках партий. Православные не склонны видеть в демократии Божий дух именно потому, что здесь пахнет «равными правами». Святой уравнивается в правах с исчадием ада, ортодоксия с ересью, а свет – с тьмой. Церковь совершенно равна с сектами. Так что глас народа в демократическом смысле – не глас Божий для православных. Для них глас Божий – в Церкви, а не в избирателях, наделенных равными правами. В Церкви все наделены только крестом, который предстоит нести каждому. Сегодня протестанты требуют рукоположения женщин, т.к. иначе получается нарушения их прав в Церкви: с точки зрения демократии это требование абсолютно справедливо, но с христианской точки зрения все наоборот; священство – тяжелый крест, служение по образу Христа, и Церковь возлагает его только на мужчин, освобождая женщин от такого тяжелого пути..
Для протестантов свобода - в разноголосице мнений, когда в результате столкновения маленьких относительных истин получается большая относительная истина, ведь от суммы ересей не получишь ортодоксии. Для православных свобода – в пребывании в одной-единственной Истине, - во Христе. Плюрализм в Церкви как норма – ведет к ее уничтожению, что и произошло у последователей реформации. В этом смысле многопартийность для русских абсурдна так же, как абсурдна «многоцерковность». Эту истину подтвердили и коммунисты, придя к монопартийности, которая была сатанинской пародией на единственность Истинной Церкви. Сегодня мы воочию наблюдаем, как попытка ввести «сверху» плюрализм и многопартийность в России оказывает глупой пародией на западное общество. Русский дух другой, и если уж России суждено быть демократической, то это будет «византийский» вариант демократии, заметно отличающийся от западного. Дело в том, что русские все еще ощущают сакральность власти, поэтому им легче поверить в то, что благодать нисходит «сверху» на верховного представителя власти, чем в то, что его наделяют правами «снизу»: в первом случае речь идет о Божьем благословении через Церковь, во втором – лишь о человеческом через народное волеизъявление, а народы нынешней эпохи – это, скорее, хаотический конгломерат сект-партий.
Аналогичные разногласия возникают, когда баптисты обвиняют православных в том, что они не придерживаются принципа «свободы совести». Здесь необходимы уточнения. Например, не подлежит сомнению, что совесть человека свободна в том смысле, что нет никакого жесткого предопределения (в кальвиновском смысле) к тому, чтобы человек исповедовал ту или иную религию. Что касается свободы совести в политическом смысле, то тут ситуация менее однозначна. Если под этим понимать то обстоятельство, что государство не должно принуждать людей принимать определенную религию (религию большинства), то с этим согласятся и православные. Насилие в области веры не может быть приемлемо с христианских позиций. И, конечно, нельзя не признать, что с этим в истории России все было не безоблачно. В своих изданиях баптисты любят подчеркивать, как они преследовались в Российской империи в конце 19- начале 20 века. Что было, то было.. При этом баптисты как-то упускают из виду, что в послепетровской России главными пострадавшими были как раз православные: Церковь насильственно лишили патриаршества и попытались сделать придатком государства; а сколько было закрыто монастырей! Т.е. права православных тоже нарушались в значительной степени, хотя и под предлогом «заботы» о них. К тому же, если говорить о преследованиях религиозных меньшинств, то все познается в сравнении. Если мы обратимся к религиозным преследованиям со стороны католической церкви, или к преследованиям в кальвиновской Женеве (как и в протестантских государствах Европы), то вряд ли можно придти к выводу, что русские как-то особенно нетерпимы и лишь у них нарушался принцип свободы совести. В этом смысле протестантам нельзя приписать какое-то выдающееся «свободолюбие».
Итак, государство не должно насиловать своих граждан, заставляя их быть представителями той или иной конфессии. Другое дело, должно ли государство быть абсолютно нейтральным в вопросах религии. Баптисты, видимо, полагают, что «да», ссылаясь на американский опыт. Но этот опыт не универсален. Да, Америка, пожалуй, единственная в мире страна, где радикальные протестанты, ранее именовавшиеся сектантами, победили. Религии абсолютного большинства нет, - следовательно, общественное согласие приходит к выводу о совершенной нейтральности государства в вопросе выбора веры. Но европейская, в том числе, русская ситуация – иная. Существует религия большинства и присутствует представление о единственной истинной Церкви (по крайней мере, так было долгое время). Потому и государство не соблюдает нейтралитет в религии, ему небезразлично, какой веры придерживаются его граждане. Светское государство с точки зрения Библии – полный абсурд. В этом смысле принцип «свободы совести» никак не может быть назван христианским идеалом. В христианском мире государство не может не быть религиозным. И в каком-то смысле это может означать нарушение прав религиозного меньшинства, если это понимать в современном аспекте «прав человека».
Имеется в виду, что хотя религиозное меньшинство может свободно исповедовать свою религию, и никто не вправе принудить его к отказу от нее и переходу в другую веру, но, например, свобода проповеди религии меньшинства уже не является безбрежной. Современное сознание тут же расценит это как «деспотизм» и «репрессивность», но ведь и нынешняя «нейтральность», одинаковая свобода для всех без разбора, - это тоже деспотизм и репрессивность, это навязывание мировоззренческого хаоса, или, как сегодня любят говорить, - «тоталитарный плюрализм». Проблема в том, что с христианской точки зрения государству не все равно, попадут его граждане в рай, или нет. Оно, разумеется, не может препроводить их в рай с помощью политических мер; спасение – дело Бога и Церкви. Но все от него зависящее в этом вопросе государство должно сделать. В частности, ограничить свободу проповеди для людей, находящихся вне Церкви. Поскольку истина одна, и она – в Боге и Его истинной Церкви. «Другая истина» - это истина неполная, т.е. ложь. А проповедь лжи не может не быть ограничена. Понятно, что в своей среде меньшинства имеют полную свободу слова. Но свобода обращать большинство у них отнята, т.к. государство не желает, чтобы его граждане были в аду. Многим ныне это не очень понятно, поскольку в современных западных государствах, по сути, отсутствует понятие «духовного вреда». Сегодня человека осуждают только за то, что он нанес физический вред; даже если осуждают сектантов, то, как правило, лишь в том случае, если их деятельность привела к каким-либо физическим последствиям: убийства, финансовые махинации, сумасшествие и т.д. Духовное преступление для современного государства – вещь недоказуемая и призрачная; оно верит только в материю, но не в дух. Исключение составляет разве что пропаганда нацистской и коммунистической идеологий, да и то потому, что их мировоззрение – не религиозно.
Христианское же государство знает, что существует религиозный вред: ересь – вещь более опасная, чем даже убийство, поскольку губит душу. Следовательно, свободное распространение ереси означало бы дать свободу убивать души верных, когда вздумается. Однако, сталкиваясь с распространением ереси, государство должно действовать мягко, в духе заволжских старцев (вспомним преп. Нила Сорского). Если же православного незаконно обратили в ересь, то и здесь государство должно проявлять милосердие, не наказывая за переход в иную веру смертной казнью и используя исключительно гуманные средства, - в первую очередь проповедь. Повторюсь, нынешнему секулярному сознанию это будет казаться нарушением прав одних и предоставлением привилегий другим. Но на самом деле речь идет не о больших правах большинства, а о его обязанности – обязанности Церкви нести Слово Божие в грешный мир, являть святость и словом, и делом. Т.е. в идеале православные могли бы выступать за статус государственной религии для православия, что на деле не означало бы никакого навязывания веры, а лишь большую свободу для православных. Но это - в идеале, при воцерковленном большинстве населения. Разумеется, православные обязаны считаться с секулярным характером нынешнего российского государства и теми нормами, на которых оно зиждется сегодня. Скажем, диакон Андрей Кураев убежден, что «принцип свободы совести оказывается одним из средств существования Церкви в безрелигиозном мире, позволяющем ей иметь легальный статус в секулярном государстве и независимость от инаковерующих или неверующих слоев общества» . Но и в безрелигиозном мире Церковь обязана обратить внимание государства на тот факт, что православие играло и играет особую роль в истории России. Да, в светском государстве все равны перед законом и никто не имеет каких-либо преимуществ. Однако перед историей России религии совершенно не равны: должен ли этот факт как-то учитываться государством? Как, - это решает спокойное, без диктата, взаимодействие государства и Церкви. По поводу современных отношений государства и Церкви опять процитирую Кураева: «Патриарх Алексий .. желает, чтобы Россия была светским государством. Он не желает огосударствления Церкви, у нас для этого свои мотивы, мы нахлебались этого в былые времена, и когда государство атеистическое, и когда цари активно вмешивались в дела Церкви» . Разумеется, концепция «светского государства не может быть образцом для Церкви. В России необходимо воцерковление общества и государства, но не огосударствление Церкви. При этом нет и не может быть никакого насилия.
..«Права человека» и «свобода совести» подвергаются православными сомнению не потому, что они за бесправие и против свободы, но потому, что они – за христианское государство, где права и свобода имеют смысл только в Боге. И еще они убеждены – правда выше закона, Христос выше прав, свобод, гражданских инициатив. В раннехристианском «Послании к Диогнету» (2в.) о христианах сказано: «Обитают в своем отечестве, но как пришельцы; участвуют во всем как граждане, но терпят все как чужеземцы, всякая чужбина им отечество, и всякое отечество – чужбина… На земле находятся, но на небе жительствуют. Подчиняются установленным законам, но своей жизнью превосходят всякие законы» . Не правда ли, замечательная основа для построения правового государства и прочих прекрасных вещей?! Но русские еще помнят, что Правда-Христос – на небесах, и именно туда нужно стремиться, а не строить комфортный рай на земле..
Таким образом, принцип «свободы совести» в смысле «полного нейтралитета» и «полного равноправия» в вопросах религии для православных не может быть принят. Мне кажется, что протестанты сами сегодня стали заложниками этого принципа, поскольку полная нейтральность государства в вопросах религии уравнивает в правах Церковь и безбожие: в таком случае безбожники могут без ограничений проповедовать атеизм. Это ли соответствует христианским идеалам? Сторонники свободы и равноправия теснят христианство повсюду: например, из сферы образования. О теории эволюции можно и нужно говорить в школе, а вот если вы потребуете, чтобы в ней обязательно упомянули и о творении мира за шесть дней, то вам скажут, что вы нарушаете принцип светскости государства. Это – «свобода совести», доведенная до логического конца, и приводящая к торжеству атеизма и богохульства. Вот Бачинин с симпатией упоминает, что в Англии долгое время был закон, наказывающий за богохульство. Но ведь нынешняя «свобода совести» легко может оправдать такой поступок: вам скажут, что человек просто выражает свое личное мнение; вы возразите, что оно оскорбительно для многих; а он заявит, что для него «оскорбительны» многие страницы Библии. Протестанты ведь больше всех сражались за автономию личности и свободу для меньшинства. Вот этот индивид и предъявит вам свое право на автономию, а антихристианские меньшинства и так повсюду требуют равных прав с большинством и часто добиваются своего, потому что принцип религиозной нейтральности государства позволяет им это делать, и делать обоснованно.
Нельзя не видеть, что сегодня этот принцип приводит не к свободе совести, а, скорее, к свободе от совести: секты чувствуют себя все свободнее, а представители государства на жалобы христиан говорят: но они ведь никого не убили; люди имеют право выражать свои взгляды; они верят иначе, чем вы, а вы так отрицательно настроены, - ах, откуда такая нетерпимость?! Поэтому, например, секта саентологии так вольготно чувствует себя в американском государстве. И это отнюдь не евангельская терпимость. Напротив, христиане должны быть всегда нетерпимы к греху и злу. Но, увы, многие христиане попали в плен к секулярным концепциям, и готовы до победного конца отстаивать принципы свободы и равноправия, даже увидев, куда они ведут. Ведь очевидно, что секуляризация образования под предлогом того, что государство не должно «навязывать» какое-либо мировоззрение, приводит к тому, что навязывается скорее безбожие, - например, радикальные версии эволюционизма в биологии и физике. Если уж постхристианские государства современности объявили себя нейтральными в вопросах мировоззрения, то они вообще должны исключить из образования гуманитарные предметы. Разве разбор литературных произведений на уроках – это такое уж мировоззренчески нейтральное событие? А как быть с уроками истории? Можем ли мы сказать, что во время Второй Мировой войны было уничтожено нацистское зло? Очевидно, нет, поскольку это предполагает отказ от нейтральности и предпочтение одного мировоззрения другому. Тогда о победе над нацизмом нужно писать в стиле: хоккеисты одной команды победили хоккеистов другой команды. Быть может, скоро так и будет? Или, вернее, так уже есть?
Так что критика православных по поводу того, что они не принимают принцип «свободы совести» с энтузиазмом, должна быть отвергнута. Потому и не принимают, что видят идеал государства не в религиозном безразличии, но в служении христианской истине, которая одна-единственна, и воплощена в Церкви. В таком случае полная поддержка плюрализма (а это и есть свобода совести в своем завершении) – это отказ от единственности истины во Христе. Протестанты же не могут отказаться от этого, поскольку давно утеряли ощущение единственности христианской истины. Протестантизм – это тысячи групп, и каждая претендует на свою истину и на свое право ее проповедовать; в этом плане свобода совести – компромисс между этими маленькими сектантскими истинами. Здесь на первом месте – ощущение относительности истины, поскольку люди давно оторвались от Церкви: мы правы, но, может, и вы правы, главное – спасение во Христе, чего спорить о мелочах. Однако дьявол как раз и прячется в этих «мелочах». Такая позиция не может не благоприятствовать экуменизму, который на практике все больше размывает христианскую истину. Православные же придерживаются принципа «монизма», который так не нравится г-ну Бачинину: Истина одна, и никакие компромиссы Истины с маленькими истинами неуместны. Разница в том, что православный скажет «люди могут ошибаться», а протестант говорит «люди имеют право ошибаться», причем право на ошибку ничуть не меньше права на истину: уравнивание в правах истины и лжи – это всегда уступка лжи и ее отцу – дьяволу.
Это совсем не означает агрессивной нетерпимости к иному мнению, как это видится некоторым. Это просто значит, что терпимость имеет пределы: можно уважать чужое мнение и не набрасываться на него с кулаками, но признавать, что можно спастись вне Христа и вне Церкви, или, что все церкви равноистинны, - православный христианин не может и не должен. У православных – свобода пребывания в Христовой истине; у американских протестантов – свобода как обязательное и едва ли не принудительное разномыслие. Да, разномыслие возможно и у православных, но в пределах единственной, ясно осознаваемой Истины. У сторонников реформации разномыслие затмевает истину, и она тонет в океане богословского хаоса. Православные, если хотят быть свободными, пытаются соблюсти заповеди, жить жизнью Церкви и ее таинствами – «Истина сделает вас свободными» (Ин. 8, 32); баптисты добиваются независимости от государства, свободы слова, предпринимательства, равноправия. Для православных свобода обретается на путях стяжания благодати: хотите быть свободными, - кайтесь. Баптист «уже покаялся», получил гарантия спасения и, как его учат, свободу, - но какую свободу? Ту, которая не нужна для его собственного спасения; ее можно использовать для спасения других, но вокруг – такие же «рожденные свыше», «библейские христиане» (если иметь в виду США). Если с помощью этой свободы нельзя сделать лучше внутреннюю природу человека (все грехи прощены, и ты считаешься святым перед Богом), то можно с успехом направить эту свободу на преобразование природы внешней. Здесь протестанты добились немалого; правда, глобальные проблемы экологии как-то мешают.. Протестантский мир хвалится своим «свободным обществом»: да, свобода у вас есть, но только – вне Христа. Хотите подлинной свободы – откажитесь от кальвинистского богословия, препятствующего обретению свободы во Христе и Его Церкви. Безусловно, русский православный мир тоже весьма далек от христианского идеала. Но он сквозь все испытания, ниспосланные Богом, еще не забыл о том, где свет, а где – тьма, не забыл путь, который лежит от тьмы к свету – путь спасения во Христе.
В своей книге, посвященной проблемам политической теологии, Бачинин, кроме русских сектантов и «евангелистов» среди православных, пытается представить и целую галерею собственных единоверцев, в которых он видит альтернативу русской православной религиозности. Вот, скажем, Достоевский не очень приемлем для обращения русских на правильный, «евангельский» путь, и в качестве альтернативы ему предлагается.. некая Юлия Засецкая. Никогда не слышали о такой? Это ничего: хорошо известна в известных кругах. Она, между прочим, была дочерью Дениса Давыдова, известного героя войны 1812г. В 1873г. под влиянием проповеди лорда Редстока обратилась в протестантизм (по-видимому, в лютеранской форме). Бачинин рассказывает, что она была знакома с Достоевским, они много спорили о ее переходе в протестантизм, - этот факт, естественно, огорчал русского писателя.. Бачинин цитирует Лескова, который утверждал, что в этих спорах Достоевский всегда проигрывал, поскольку хуже знал Библию. Не буду оспаривать это, тем более, что свидетелем этих дискуссий я не был. Тут важно то, что баптистский автор неявно подталкивает к мысли, что для будущего евангельского обновления России Засецкая важнее Достоевского. Вот и букву Библии она выучила лучше: это вообще сильная сторона протестантов, - подчеркивать, как много цитат из Писания они знают. Православные же привыкли обращать внимание на дух.
Достоевский в своих дневниках упоминал, что после проповеди Редстока люди ищут бедных, чтоб поскорей облагодетельствовать их, хотят раздать имение и т.д. Бачинин, конечно, видит в этом проявление евангельского духа. Русский писатель смотрит на итоги проповеди лорда несколько иначе: «если он в самом деле искренен и проповедует новую веру, то, конечно, и одержим всем духом и жаром» . Т.е. «искренность» и «одержимость» одного заражают своей энергией и других. Здесь присутствует «дух», разгоряченная психика, но этот дух – совсем не обязательно истинный. В конце концов, после проповеди тоталитарных сект люди тоже готовы продать свои дома, - неужто мы и в этом увидим следование словам Христа? Бачинин все время пытается убедить читателей, что лорд Редсток проповедовал не свое учение, а учение Христа. Хорошо бы так: вот только множество столетий, начиная с апостолов, учение Христа проповедовалось Церковью иначе; только в 16 века Лютер стал распространять свое учение; но лорд Редсток даже проповедь Лютера значительно упростил, исключив из нее те элементы аскетики, которые сохранялись у сторонников виттенберского вождя. Так что – достопочтенный лорд увлекал души своим учением. Что же до раздачи имения, то православной аскетике известны искушения души и такими грехами.
14 веков назад преп. Иоанн Лествичник писал: «уныние подущает к странноприимству; увещевает подавать милостыню от рукоделия; усердно побуждает посещать больных; напоминает о Том, Который сказал: болен бых, и приидосте ко Мне (Мф. 25, 36); увещевает посещать скорбящих и малодушествующих; и, будучи само малодушно, внушает утешать малодушных. Ставшим на молитву сей лукавый дух напоминает о нужных делах, и употребляет всякое ухищрение, чтобы только отвлечь нас от собеседования с Богом /../ Когда нет псалмопения, тогда и уныние не является; и глаза, которые закрывались от дремоты во время правила, открываются, как только оно окончилось» . Как сразу и навсегда разрубить этот узел уныния? - с помощью протестантского учения о спасении. Тут уже не уныние, а его противоположность, безбрежная радость, побуждает людей жертвовать собой, но это жертва не ради Христа, а от горделивого духа обольщения.. Св. Иоанн говорит нам, что когда нет подвига молитвы, то и уныния нет. Откуда же тогда взяться унынию у новообращенных протестантов, которые и не знали никогда, что такое подвиг молитвы? А молились последователи Редстока своеобразно. Вот что писал об этом Лесков: «В молитвах, кроме прошений, слышится иногда восторженный лепет хвалы .. Это лепет страстного экстаза души влюбленной .. Молитвы в этом жанре необыкновенно нравятся редстокисткам» . Еще бы! Великосветским дамам эти страстные экстазы влюбленных понравились значительно больше, чем смиренная и покаянная молитва православных монахов.. Восторгаться всегда легче, чем постоянно каяться. Неудивительно, что целая плеяда аристократических дам решила следовать советам лорда, а не преп. Иоанна.. Кроме Засецкой это были княгиня Ливен, генеральша Черткова, графини Шувалова и Игнатьева и т.д.
В общем, нам есть на кого равняться.. Достоевский справедливо заметил, что эта петербургская аристократия настолько оторвалась от веры народа, что ей нужна своя, особенная вера, ведь свято место пусто не бывает. Эти люди были далеки от православия, а в религиозном плане, скорее всего, не слишком сведущи. Это облегчило задачу Редстоку и остальным. И тут становится понятным, что в этих «евангельских обращениях» значительная доля вины самих православных – в их неведении относительно учения собственной Церкви. Это остается верным и сегодня. В данной связи нельзя не согласиться с Бачининым, критикующим состояние грамотности у православных верующих в прошлом и настоящем. Но ведь ничто не мешает православным изменить эту ситуацию. Церковное вероучение не говорит нам о том, что истинный верующий должен быть темным забитым невеждой, полностью пассивным в области понимания православного учения. В этом смысле есть чему поучиться и у протестантов. Будь уровень грамотности православных выше, протестанты не изображали бы себя легкими победителями в дискуссиях с православными. На самом деле даже сегодня, при далеком от идеала интеллектуальном уровне православных верующих, обращает на себя внимание, что баптисты и другие неопротестанты предпочитают дискуссию с «малограмотным» православием уровня «одна бабушка сказала». Это видно даже по полемическим изданиям. Но уже диспут на уровне отца Андрея Кураева для последователей американского протестантизма практически невозможен: хотя средний уровень грамотности у них и выше, чем у православных, но звезд с неба они не хватают.
У русских православных есть «высокое» богословие; у русских неопротестантов его как-то незаметно. Поэтому, когда читаешь очередную книгу о «глубоких вопросах» русского протестанта, то сразу на поверхность выходит сильное упрощение, если не сказать жестче.. Отовсюду видно, что дискуссий с «серьезным» православием наши протестанты избегают.. Как только их собеседник демонстрирует неплохое владение цитатами из Библии, их полемический пыл сразу куда-то исчезает.. Кстати сказать, я бы не стал преувеличивать грамотность протестантских верующих. Текст Писания, - неплохо, богословие на уровне краткого катехизиса – да, но не больше. Знание истории Церкви, да и истории собственного исповедания - не лучше, чем у православных верующих. Общий культурный уровень – не выше, чем у православных. Более того: у православных больше доля интеллигенции, людей с высокими культурными запросами. Американский протестантизм здесь мало что может дать, поскольку его богословие, прямо скажем, не слишком глубоко. Тогда уж лучше к лютеранам.. Так что на самом деле победа американского протестантизма в России означала бы снижение культурного уровня. Неужели г-н Бачинин всерьез думает, что интеллектуальный и духовный уровень Пашкова и Проханова сравним с уровнем православных богословов рубежа 19-20 веков?
После этого удивительно, что проповедь этих господ считается чуть ли не шансом, данным России Богом для избежания революции 1917г. Бачинин утверждает, что протестантская проповедь спасает страну от кровавой революции: например, проповедь методистов спасла Англию 18 века от террора, подобного якобинскому . При этом он забывает, что в той же Англии столетием ранее пуритане возглавили революцию, которая привела к казни короля Карла I и установлению диктатуры Кромвеля. Видимо, протестантская проповедь не всегда спасает от кровавой диктатуры.. Да и лютеранская проповедь не спасла Германию от нацистского террора.. В связи с этим не забудем, как баптисты и евангельские христиане отнеслись к событиям 1917 года. Октябрь они, конечно, однозначно осудили как начало братоубийственной войны. А вот насчет Февраля все было иначе. Он был встречен с восторгом: еще бы, пала русская монархия, главный враг, преследовавший российских протестантов. Естественно, что протестанты стремились поддержать Временное правительство: «В то время как Французская революция была чисто буржуазной .. русская революция 1917г. - всецело народная по своему началу, в действительности оказалась пролетарской или даже отчасти социальной. Соответственно с этим отличаются и результаты обеих революций: в то время как первая из них добилась исключительного улучшения жизненных условий для среднего сословия, вторая достигла этого для третьего, или низшего, сословия .. Все эти удары по власти, по свободе, по русской республике – больно отзываются в сердце нашем. Хотелось бы верить, что действительно, как сказал на последнем совещании Керенский, «в момент опасности все придут и спасут страну, спасут жизнь народа, достойного светлого, лучшего будущего»» .
И «светлое будущее» вскоре наступило.. Русская революция показала себя во всей красе.. Только многим эта «краса» пришлась не по душе.. Увы, но люди, с таким энтузиазмом принявшие Февраль, почему-то отказались признать его законное детище – Октябрь. Это так объяснимо: кому же хочется признавать степень своей собственной вины за уничтожение родины? Неужели вожди русского протестантизма не могли увидеть, что Февраль ведет Россию к полной катастрофе, а его ничтожные лидеры типа Керенского только приближают эту катастрофу? Что вся эта «пролетарская» публика из многочисленных «Советов» скоро своими действиями не оставит от русского мира камня на камне? Нет, русские «евангелисты» предпочли поддержать «республику», потому что думали о своей свободе, о падении ненавистной монархии, о большей возможности улавливать души и т.д. О России и об Истине думалось, видимо, не в первую очередь.. И, что же, зная это, продолжать повторять, что «евангелисты» - потенциальные «спасители» России? Да, они не могут быть виноваты ни в Феврале, ни в Октябре. Но если они оказались настолько слепыми к Февралю, то о каком спасении родины может идти речь? Ведь в это же время многие люди, действительно думавшие о России, ясно понимали, к чему ведет февральская революция. Например, русский философ Бердяев, хотя он и не был безудержным сторонником монархии (поначалу даже принял Февраль). Вот что об этом вспоминала Е.Ю. Рапп: «Все время до октябрьских дней .. Н.А. был настроен необычайно мрачно. Я помню его ироническую улыбку, когда наши многочисленные друзья с восторгом говорили о «бескровной русской революции», воспевали красноречие Керенского, ожидали наступления режима свободы и справедливости. Он знал, что бескровная революция окончится кровавой .. иногда, в ответ блаженно верующему в революцию собеседнику, он .. яростно начинал обличать злую стихию революции, и собеседник уходил, считая Н.А. реакционером» . Да, православие и Россию часто упрекают в «реакционности», - делают это и баптистские авторы. Но если есть «реакционеры», - должны же быть «революционеры»? Те, которые по мнению г-на Бачинина, избавили бы нас от революции с помощью революции «евангельской».. Например, Проханов, которому петербургский профессор расточает похвалы. Тот самый, который долго заигрывал с большевиками, а затем отправился в эмиграцию в США. Что же представлял собой этот человек, надежда на «светлое евангельское будущее» России?
Митрохин характеризует его следующим образом: «Энергия Проханова была поистине неисчерпаемой .. Он постоянно создавал новые союзы, организации, издания, курсы и школы, издал не менее 10 сборников духовных гимнов, свыше тысячи (!) из них написал сам («поэзия слетала с моего пера, как живой цветок») .. Еще до Октября он налаживал связи с Милюковым и Витте, баллотировался в Государственную Думу, в начале 20-х пошел на контакты с обновленцами, чем вызвал неподдельный гнев в баптистском стане .. это был религиозно-общественный деятель «нового типа», России до сих пор неизвестного. Его авторитарные методы, не всегда предсказуемые поступки смущали и раздражали более степенных и уравновешенных коллег .. баптистские руководители не могли не видеть, что повсеместное «обмирщение» веры создавало благоприятные условия для евангельских христиан» . Как раз в это же время в России был другой вождь с неисчерпаемой энергией и весьма авторитарными методами: он не просто создавал новые организации, он даже создал партию нового типа.. Быть может, поэтому последователи Проханова даже в эпоху военного коммунизма, в 1921г. могли заявлять: «Евангельские христиане в эпоху самой темной реакции подымали пролетариат нравственно и материально и открывали перед ним великие перспективы будущего» . Ох уж эти перспективы! Как видно, принципиальностью Проханов не всегда отличался: контакты с обновленцами как-то смущают, ведь они, как известно, контактировали с ЧК и ГПУ.. Впрочем, и сам Проханов был близок с ГПУ/ОГПУ: «В 1926 году для реализации идеи коллективного труда Проханов предложил построить в Сибири город Евангельск. Его постоянный закулисный «консультант» Е. Тучков (известный деятель ОГПУ – К.М.) одобрил такой замысел, хотя и настаивал на наименовании «город Солнца». В 1927 году проект был одобрен Пленумом ВСЕХ, американские баптисты выразили готовность его финансировать. Были даже сделаны первые, правда, символические шаги к созданию евангельского фаланстера на Алтае. Это начинание, однако, с самого начала было обречено .. Для получения финансовой поддержки из-за рубежа в 1928 году Проханов выехал в Америку. Однако буквально в течение одного года обстановка в стране круто изменилась, и Проханов решил домой не возвращаться» . Не хотелось, видимо, разделить страдания со своими единоверцами.. В общем, портрет Проханова, рисуемый разными авторами, напоминает в чем-то американского «дельца»: предприимчивый дух, отсутствие брезгливости, постоянно что-то организовывает, тип, у которого обилие энергии заменяет недостаток интеллектуальности. Обратим внимание на этот проект «евангелического фаланстера», - он лишний раз показывает, насколько радикальный протестантизм близок по духу к социальной утопии, к идее построения рая на земле: штундизм снова воскрес. Все-таки трудно себе представить «православный фаланстер», хотя в ту пору фаланстеры для православных были, но не на Алтае, а на Соловках..
Проханова же революционные изменения 20-х часто радовали: «С 1923 по 1929 год евангельское движение трансформировалось в национальную евангельскую революцию /../ Фактически мы начали победное духовное шествие по всей России. Мы должны были занять всю территорию страны, если бы не вмешательство атеистов» . Ну и что, что православных расстреливают и в стране установлен сатанинский режим? Зато мы теперь свободно ловим души! Даешь «евангельскую революцию»! Вот только досадное вмешательство атеистов все испортило.. Хотя Проханов и пытался с ними договориться, будучи готов к компромиссам.. Прав Л.Н. Митрохин, констатирующий, что евангельскую программу Проханова в 20-е годы «правомернее расценить как положительный ответ на давние попытки большевиков использовать «демократические и трудовые элементы» в сектантстве для созидания социалистического общества; он не противопоставлял, а, скорее, приближал христианский мир к миру светскому. И если его доктрина и несла какую-то угрозу, то не массовому атеизму, а традиционному протестантизму, теряющему свое неотъемлемое – трансцендентное измерение» . И вот этот человек и его вера спасли бы Россию от революции?
Между прочим, его активная деятельность в 20-е годы вызывала недовольство среди баптистов, т.к. Проханов возглавлял «конкурирующую организацию» - евангельских христиан. В декабре 1925г. Пленум (!) Совета Союза Баптистов СССР констатировал: «Недоразумения с евангельскими христианами участились .. Причины их: 1) Принятие ими в свои общины наших отлученных и образование из них новых общин под своим наименованием; 2) распространение ими клеветы и лжи на баптистов; 3) сеяние смуты и раздора в рядах членов баптистских общин..» . Пленум специально обсудил вопрос об отношении к Проханову: «Ленинградский руководящий центр союза называющих себя евангельскими христианами, всю свою энергию и средства по-прежнему направляет не на дело евангелизации .. а на разрушение общин баптистов .. Пленум постановляет: 1. Рекомендовать всем баптистским общинам не допускать к проповеди .. проповедников из числа .. не порвавших еще с Ленинградским центром, возглавляемым Прохановым. 2. Войти с предложением в исполнительный комитет Всемирного союза баптистов о лишении Проханова его вице-президентского звания» . Бачинин является баптистом: как же он связывает «евангелическое обновление» в России с человеком, который был так враждебен баптистам? Причем у него были явные вождистские устремления: в 1920 году состоялся объединенный съезд евангельских христиан и баптистов, на котором они решили преобразоваться в один союз. Но роковое разногласие состояло в том, что баптисты настаивали на коллегиальном управлении, а евангельские христиане считали необходимой фигуру председателя, которым должен был стать Проханов. После этого объединение не состоялось.
Да, не забудем, что он написал больше тысячи стихов, - куда там Тютчеву! И какие стихи.. Многие из них, кстати, до сих пор исполняются на баптистских собраниях. Эти шедевры потрясают.. Например: «Вместе будем мы стараться о развитии кружка / Будем в Боге укрепляться, чтобы жизнь была легка / Бог твое к нам возвращенье Духом благ да освятит / И совместное служенье для кружка благословит» . В другом гимне сказано: «Молись о процветанье любимого кружка» (гимн 690). Но особенно «кружковщина» прославляется в гимне № 475: «Я люблю свой кружок, в нем душой я далек от соблазнов людских и от мыслей плохих .. Как в кружке весел я, он – счастливых семья, в нем и в мыслях светло и на сердце тепло / Как в кружке счастлив я, все там братья, друзья, всюду вижу привет, ласку, радость и свет .. Боже мой, сохрани навсегда, на все дни мой кружок дорогой для работы святой» . Если убрать не такие уж частые упоминания про Бога, то этот гимн вполне могли бы петь представители других кружков – русские революционеры. Они тоже были счастливы и веселы в своих кружках: всюду друзья и везде «привет». Да только эта веселость обернулась страшным горем для России..
Мы должны быть благодарны Проханову: он точно передал атмосферу революционной кружковщины, которая вскоре заразит всю страну, но кружковцы будут продолжать радоваться, - одни пролетарской революции, а другие - евангельской. Еще в одном гимне Проханов ярче выражает снедающий его пламенный дух революции: «Стройтесь дружными рядами, разверните ряд знамен, с Богом данными словами, станьте в Божий легион .. Будем, шествуя усердно, всем брошюры раздавать, чтоб любовью милосердной души к жизни пробуждать / Дружно, стройными рядами будем шествовать вперед, и нести Господне знамя, чтоб познал Христа народ» . Тут уж просто большевистский гимн, а слово «Бог» кажется ненужным религиозным дополнением.. Брошюры есть, - наверно, Проханов не читал классика о том, что начинать, все же, нужно с газеты.. Кстати, слово «легион» встречается в Библии всего три раза, и все три раза обозначает бесов (правда в Мф. 26,53 Христос говорит, что может умолить Отца представить Ему 12 легионов ангелов, но ангелы не раздают брошюры и не шествуют рядами). Этот эпизод из Евангелия слишком известен, и Проханов его, конечно, знал: «Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, - потому что много бесов вошло в него» (Лк. 8, 30). Так что перед нами не христианский гимн, а, скорее, продолжение известного романа Достоевского, правда, в популярной стихотворной форме, - легион готовится захватить Россию.. Примерно в это же время и в той же стране пели очень похожие по содержанию гимны: кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд! При этом они шли стройными рядами в светлое будущее: могли бы идти и легионом, но только слово это незнакомое для победившего пролетариата.. А так, судя по гимну, Проханов с товарищами вполне мог быть евангелической колонной в этих стройных рядах..
Одни разрушали Церковь извне, другие помогали им это делать на религиозной почве, а о сходстве духа можно судить и по гимнам, и делам.. Вот Митрохин пишет о баптистских гимнах: «сразу же бросается в глаза узость и примитивность этого «жизненного мира». Самодельные, безвкусно написанные стихи, слащавые, убогие образы, «красивые» слова, столь привлекательные для мещанских вкусов. Поражает формализм умиленности и сентиментальности, заданная последовательность слез и улыбок, обличений и восторгов – словно черно-белый снимок многоцветной картины переживаний «богатой» личности» . Но ведь тоже можно сказать и о «пролетарской» поэзии: для революционеров вообще свойственна черно-белая картина мира и наличие узкого кругозора. А примитивная сентиментальность так по вкусу современной публике, воспитанной на плодах массовой культуры, - поэтому к баптистским словам так подходит нынешняя эстрадная музыка.. Таким образом, гимны г-на Проханова действительно помогали совершать у нас революцию, - и материальную, и духовную, и поэтическую: безвкусица ведь так часто разрушает подлинный вкус..
Допустим, мы согласимся с г-ном Бачининым в том, что Проханов и русские протестанты несли России подлинное обновление в виде евангельской реформации (профессор социологии подчеркивает, что именно реформация нужна России, а не революция, но Проханов, как мы помним, все же говорил о евангельской революции). Итак, они победили, - что дальше? Кое-что и так понятно: все русские стали бы петь те безвкусные гимны, которые и по сию пору поют единоверцы г-на Бачинина. Для страны Пушкина, Тютчева и Блока это было бы явным регрессом. Я уже не говорю о православной богослужебной поэзии. Что же сделали бы победившие «евангелисты» с православными храмами, - ведь для них это почти что языческие капища? Допустим, большинство православных им удалось бы превратить в баптистов: тогда пришлось бы как минимум разрушить иконостасы, которых не может быть в баптистских церквах; скорее всего, уничтожить или отправить в музеи православные иконы, которые неприемлемы для баптистов, - они предпочитают либо «популярную» живопись, либо просто нечто комиксообразное.
Особенно печальная участь ждала бы многочисленные на Руси иконы Богоматери, поскольку Ее почитание вызывает у баптистов повышенное неприятие. Кресты, быть может, и оставили, но это, пожалуй, все.. Остальная «обрядность» была бы ликвидирована. И тогда православные храмы стали бы напоминать пустые голые здания наподобие бывших католических храмов в кальвинистских районах Швейцарии. И в этих разоренных храмах с амвона вещали бы евангелические господа в пиджаках.. Разумеется, все русские святые в одночасье перестали бы быть святыми, поскольку каждый баптист святее всех русских подвижников вместе взятых. Храм Василия Блаженного на Красной площади переименовали бы не только потому, что у баптистов храмы не могут называться в честь святых, но еще и потому, что юродивые для них – не святые, а, как намекают некоторые авторы, психически нездоровые люди.. Монастыри перестали бы быть монастырями, и были бы превращены в социально полезные учреждения (ср. Петровские проекты), - больницы, детские сады, библиотеки. В общем, русская культура была бы основательно пересмотрена с позиций «евангеличности», и то, что по мнению русских, составляет христианское в ней, во многом было бы предано забвению.. Оставшиеся в меньшинстве православные должны были бы ютиться по далеким и небольшим приходам.. Что тут сказать? Да ведь все это осуществилось, господа! И храмы осквернили, разрушив иконостасы, уничтожив иконы, а часть отправив в музеи; и монастыри преобразовали во что-то полезное для общества; и о русских святых предписано было забыть; и поэзия, и культура стали примитивными, лишив русских подлинной поэзии и подлинной культуры. Ваши мечты оказались выполнены, но другой, более могучей и более последовательной силой – большевизмом. Они дали миру своих «святых», вы дали бы своих. Но в любом случае у русских не было бы христианских святых. В случае вашей победы ситуация действительно напоминала бы эпоху СССР: там, пролетарий Пупкин критиковал Гегеля и Канта за отсутствие классового подхода, и советские люди радовались, - как хорошо нам с Пупкиным, нам не нужны Гегель и Кант! У вас же евангелист Прохамов написал бы статью с критикой русского православного монашества по поводу отсутствия у них «евангельского подхода», и новообращенные протестантские граждане радовались, - как хорошо нам с Прохамовым, нам не нужны Сергий Радонежский и Серафим Саровский! Зато у нас наверняка был бы кто-нибудь вроде Билли Грэма (кстати, трижды крещенного – вот оно, строгое следование Библии!) и Мартина Лютера Кинга – для защиты национальных меньшинств. 1000 лет существования православных русских были бы перечеркнуты, - как они были перечеркнуты и большевиками, поскольку для баптистов это период тлетворного влияния византизма; русские перестали бы быть русскими, став советскими.. пардон, «евангельскими». Была бы тишь да гладь.. только с Божьей благодатью бы не вышло, т.к. вам, господа, никогда не заменить благодать Божью американской энергичностью ..
Зато у вас присутствует человеческая активность, побуждающая к немедленным и обширным действиям. Г-н Бачинин уже и программу начертал: предполагается, что на помощь византизму в деле возрождения России должен придти евангелизм, т.е., видимо, византийские начала России следует дополнить протестантскими, - тогда, дескать, появятся динамизм и открытость . Баптистский автор выступает как «реалист», и заявляет, что с «византизмом» нужно считаться, поскольку он фундаментален для России, - что же делать с этими русскими.. Однако то, что православные знают о баптистском динамизме и открытости, заставляет их выступить против «дополнений» «византизма», поскольку такая «открытость» приведет к секуляризации православия, к еще большему проникновению в Церковь духа мира сего. Это не значит, что православные и протестанты России не могут сотрудничать в деле противостояния антихристианским явлениям современного общества: они могут делать это, и уже в 90-е годы христиане России делали совместные заявления против агрессивной политики сект. Но то, что необходимо сегодня Церкви и обществу, - православное просвещение, - миссия православия, и она не нуждается в помощниках и дополнениях, которые только способны свести эту миссию на нет. Что касается «вредных черт» византинизма, то если под ними понимать привычку во всем уповать на государство (вместо личной ответственности), пытаясь с его помощью решать любые проблемы, в том числе, духовные, то можно согласиться с тем, что от такой привычки нужно избавляться: собственную духовную бесталанность и пассивность нельзя все время прикрывать государственными механизмами. Безусловно, сегодня православие должно учесть все негативные последствия «общения с государством» в истории России и избрать более «дистанцированные» формы такого общения. Но и с этими проблемами православные могут справиться не с помощью протестантского опыта, а, опираясь на православное учение, которое не менее протестантского учит о личной ответственности человека перед Богом и о разделении функций государства и Церкви.
Баптисты хотели бы американизации нашего общества, но на евангелический, конечно, лад: это никак не поможет появлению просвещенного православного верующего; к тому же, православные всегда больше уповали на благодать Божью, а не просветительские меры сами по себе, которые не рождают святых, - их рождает Бог. Православные «византисты» могли бы сказать российским ученикам американских евангелистов: вы собрались нас евангелизировать, т.к. без этого якобы мы не возродимся; но посмотрите на страну, которую ваши учителя евангелизировали не одну сотню лет, - именно из этой страны к нам приходят многочисленные сектанты, множество образцов разврата и других «благ цивилизации», которыми мы вовсю «насладились» за последние 20 лет; если вы не можете насадить христианский образ жизни у себя на родине, то на каком основании вы собрались учить других? В конце концов, советское кино при всем господствовавшем тогда атеизме представляется более духовным, чем американское, созданное в «евангелической» стране. Почему? Скорее всего, потому, что «византистский» тип человека оказался ближе к Богу, чем «евангелистский», даже несмотря на многолетнее коммунистическое оболванивание.. Наоборот, с 90-х годов, когда российское кино стало подражать американскому, приобретя «динамизм» и «открытость», сразу стало понятно, что вместо духовности нас погрузили в мир технологий, где роботообразные люди выражают такие же искусственные чувства, а образа Божьего – не увидать..
А пока г-н Бачинин предлагает некоторые политические проекты, - надо полагать, отражающие евангелический дух. Как, например, решить проблему напряженности на Северном Кавказе? Бороться с терроризмом? Баптистский автор предлагает несколько иной путь. Признать, что народы Кавказа были присоединены насильственно (какие?) и потому имеют право (!) быть непримиримо жесткими по отношению к России. Надо полагать, что Басаев имел право захватывать больницу с беременными женщинами и расстреливать ни в чем не повинных людей.. Интересно, но тот же автор осуждает революционный террор начала 20 века, а здесь вот террористы «имеют право». Кстати, в революционном терроре он видит глубокие «православные» корни (кризис православия) и осуждает, быть может, поэтому.. В кавказском терроризме православных корней уж точно нет.. Между тем, г-н Бачинин продолжает: надо признать, что Бог не благословляет присутствие Кавказа в составе России по причине виновности русских и.. отпустить Кавказ на все четыре стороны, обеспечив при этом соблюдение прав русских на этих территориях.. И еще высшей иерархии Православной Церкви надо покаяться за небогоугодные действия государства против народов Кавказа . В пример ставится папа Иоанн Павел II, покаявшийся за крестовые походы.. Бачинин, очевидно, не хочет замечать всей лживости этих официальных покаяний в католичестве. Лживости, потому что события 90-х на Западе Украины показали, что крестовые походы продолжаются, и Ватикан пальцем не пошевельнул, чтобы остановить разгром православия на этих землях.. А каяться в грехах далекого прошлого, - это, извините, для прессы..
Почему-то именно в нынешнюю, секулярную эпоху настолько модными стали эти публичные покаяния. Естественно, - каяться в грехах минувших дней, которые ты не совершал, несравненно легче, чем в своих собственных. Пусть сначала русские иерархи явят чудеса покаяния в своих собственных грехах.. Заметим, что каяться, по мнению Бачинина, нужно только русским православным: противоположной стороне и ее террористам каяться как будто не в чем.. Смысл его программы ясен: русским нужно сдаваться и отступать, - вот такой «евангелизм»! То, что это еще больше будет разжигать терроризм, автору невдомек.. А про «права русских» на отделившихся территориях, - это так, пустые пожелания.. Как наш баптист определил, что Бог не благословляет действий России на Кавказе, - непонятно. Может, американские баптисты создали высокоточные приборы, позволяющие определить факт «неблагословления»? Что же, Бог благословляет террор? Террористы в этом убеждены. А граждане России убеждены, что уничтожение терроризма на своей территории – богоугодное дело. Вместо этого им предлагают признать свою вину и отпустить террористов на свободу вместе с частью российских территорий – вот оно, «дополнение» византизма евангелизмом. Интересно, а смог бы предложить г-н Бачинин такой проект американцам: все-таки они свои, родные, говорят на одном с нашими баптистами языке, - они скорее услышат. Например: пусть руководство США и наиболее крупных церквей покается в геноциде индейцев и вернет им исторически принадлежавшие этим народам территории. Или: покайтесь за захват исторических мексиканских областей и отдайте южные штаты Мексике. Вместо этого американцы борются с террором за пределами своей страны, наводя порядок в Ираке и Афганистане. Им можно, а русским в своей стране нельзя. Конечно, наш баптист не обратится к американцам с такими проектами. Скептик скажет: вы что, думаете, американцы – круглые дураки? Конечно, нет. Почему же тогда г-н Бачинин принимает русских за таковых, предлагая им эту программу?
Разумеется, Бачинин – не единственный протестантский автор в России, пытающийся разобраться в русской православной ментальности. Вот, например, Александр Лауга – дьякон лютеранской церкви в приходе Святой Марии (кафедральный собор финской церкви в России, Петербург). Этот автор, судя по всему, лютеранин консервативный – например, он выступает за частную исповедь и даже подчеркивает ее таинственный характер, вступая в противоречие с массовой практикой общей исповеди, давно уже ставшей обычаем в подавляющем большинстве лютеранских приходов . Кроме того, он использует аргументацию, близкую православной, и когда рассуждает о причастии: «представляется возможным предложить Лютеранской церкви пересмотреть практику преподания причастия для душевнобольных. То, что человек по какой-то причине отвернулся от мира, совсем не значит, что он лишился и Духа Божьего, если он был получен им при крещении. Если душевнобольной неполноценен для мира, то это не значит, что он неполноценен для Бога .. Если такой больной желает получить причастие, то нет никаких причин отказывать ему в этом, ссылаясь на недостаточное понимание им догматики церкви. Причастие, как и крещение, - есть таинство и совершенно не зависит от нашей сознательной воли, тогда как внутреннее желание дает на него право. «Тот факт, что сознание вовремя не прогрессирует, ничуть не значит, что бессознательная личность также остается в застое» - говорил К.Г.Юнг» . Вот бы баптистам прочитать эти слова, сказанные протестантом, а не православным! А то они любят рассуждать по принципу: все только сознательно и рационально. Лютеранский же автор знает, что это не так, и это здравая церковная позиция. Но когда он начинает рассуждать о православии…
Лауга решил начать с истоков православия: он как истинный протестант начинает с критики монашества, - на сей раз «не повезло» преп. Иоанну Кассиану. Лютеранскому дьякону очень не понравился его совет непрестанно молиться молитвой из псалма: «Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне» (Пс. 69, 2) . Это можно объяснить: непрестанная молитва - это практика, вряд ли возможная в лютеранстве. А зачем? Человек оправдан, а практика из монашеского арсенала тут же напомнит ему о ненавистном аскетизме, «зарабатывании» спасения собственными усилиями и т.д. Да, апостол Павел говорил о непрестанной молитве (1Фес. 5, 17), но протестанты давно уже значительно большее внимание обращают на оправдание по вере, о котором говорится в послании к Римлянам. Практика, предлагаемая св. Иоанном (точнее, его собеседниками из числа восточных монахов), широко известна в православии - в частности, в виде знаменитой Иисусовой молитвы.
Кстати говоря, г-н Лауга не упустил случая обвинить практику непрестанной молитвы в «восточном влиянии»: он утверждает, что это – «точная копия» практики, известной в буддистских монастырях . Т.е. якобы японский самурай и христианский монах применяли одну и ту же технику для достижения озарения. Это говорится автором совершенно серьезно. Хотя, надеюсь, он не думает, что православные монахи заимствовали эту практику у буддистов.. Зато он, как и многие протестантские авторы до него, сравнивает практику, предложенную св. Иоанном с мантрами: «то, что он предлагал, в буддизме называется «мантра», и служит не для погружения нашего интеллекта в высокие истины, а для полного его отключения простым суггестивным приемом, основанным на быстрой утомляемости нашего сознания при автоматическом, бесконечном повторе одной простой фразы» . Позвольте, но преп. Иоанн ничего не пишет о том, что с помощью стиха из псалма отключается интеллект! Он говорит о всегдашнем памятовании о Боге..
Поэтому, слова о полном тождестве христианской молитвы с мантрой выглядят, мягко говоря, сомнительными. Лауга совершенно упускает из вида, что мантра носит ритуальный и магический характер. Например: «Мантрами называются звуки или слова, которые обладают силой влиять на состояние тела, энергии и сознания .. очищать энергетические каналы, активизировать чакры, преобразовывать внутреннюю энергию, вызывать нужные эмоции, успокаивать или концентрировать ум, очищать сознание и погружать его в состояние медитации. Среди мантр особенно выделяются биджа-мантры – непереводимые однослоговые мантры, каждая из которых является звуковым воплощением энергии определенного вида .. например, биджа-мантра «лам» связана с элементом земли и чакрой муладхарой, «вам» - с элементом воды и свадхистаной, «рам» - с элементом огня и манипурой, «йам» - с элементом воздуха и анахатой» . Между прочим, современные исследования показали, что непрестанное повторение любой фразы, даже выражения «яблочный пирог», способно вызвать значительные перемены в психофизическом состоянии . Частично этим и объясняется «эффективность» мантр: разумеется, к этому прибавляется воздействие падших духов, с которыми вступает в контакт жаждущий экстаза язычник..
Ну и что, это очень похоже на молитвы православных монахов? Неужели г-н Лауга всерьез верит, что и св. Иоанн Кассиан предлагает очищать энергетические каналы и активизировать чакры, а также, что каждый звук связан с элементами огня, воды или воздуха?! Даже если видеть в предписаниях православного монаха момент «концентрации ума», то это сходство с мантрой слишком поверхностное, ибо во всем остальном, как мы видим, это не имеет соприкосновения с практиками индуистского язычества. В последнем случае мы наблюдаем магизм и автоматизм, но их нет у св. Иоанна, и потому он не предлагает «однослоговых непереводимых» молитв. Кроме того, православная молитва имеет четкую покаянную направленность. Где же покаяние перед Богом в буддизме? В буддизме же предлагается такая популярная мантра: «ОМ МА НИ ПАД МЕ ХУМ» (О! Сокровище в лотосе!) . Не правда ли, точная копия православных молитв?! Однако лютеранский дьякон упорно продолжает видеть полное сходство в православной и буддийской практиках, и потому упоминает о коанах дзэн-буддизма, - фразах, которые позволяют подготовить интеллект к «трансу». Он приводит избитый пример про звук хлопка, производимый одной ладонью и т.д. Но где про это у св. Иоанна? Приведем еще один пример коана: «Что такое Будда? Кусок засохшей грязи. Что такое Дао? Три меры льна. Что такое дзэн? Ветка цветущей сливы» . Что-нибудь в аскетической практике православного монашества хоть отдаленно напоминает коаны? Пусть г-н Лауга поищет ответы в Добротолюбии.. Современный же православный автор, суммируя опыт Церкви, пишет о коанах так: «Цель коанов – ввести ученика в состояние интеллектуального шока, когда, после многодневных и безуспешных усилий угадать правильный ответ, его ум отключается, и он ощущает «пустоту». Но оперирование с умом не приносит спасения. Св. Григорий Палама говорил: «Явивший действие ума и просветившийся светом разумений или умным озарением, если посему почтет себя очистившимся, прельщает себя, впадая в ложь, и самомнением широко растворяет двери тому, кто всегда покушается прельщать нас»» .
Св. Иоанн Кассиан говорит об упомянутом стихе из 69-го псалма: «он заключает призывание Бога во всех опасностях, заключает смирение благочестивого исповедания, заключает постоянное бодрствование с заботливостью и страхом, содержит сознание своей слабости, чаяние услышания, надежду на настоящую и всегда присущую помощь .. Этот стих содержит горячность любви и расположения, содержит усмотрение наветов, страх врагов, которыми видя себя окруженным днем и ночью, сознается, что без помощи своего Защитника он не может избавиться от них .. Он находящимся в унынии и смущении духа, или угнетаемым печалью или какими-нибудь помыслами, не допускает отчаиваться в средствах ко спасению, показывая, что Тот, Кого призывает, всегда призирает на нашу борьбу» . Здесь мы можем увидеть исповедание классической монашеской духовности: никакого автоматизма тут быть не может, - разве возможно автоматическое смирение или автоматическая любовь? Нет, ибо монашеская молитва носит глубоко личностный характер, в то время как буддийская практика несет на себе явную печать обезличивания.
Любопытно, что при всем своем критическом отношении к св. Иоанну, Лауга считает подобную практику (т.е. и практику монашества, которая для него равнозначна буддийской медитации!) приемлемой, но только для людей с чистой душой! Прямо скажем, для православных восточная медитация неприемлема, поскольку ее целью является достижение безразличия и невозмутимости, но – Бог есть Любовь.. И откуда же возьмутся люди с чистой душой, если все мы грешники? Лютеранский диакон этого не объясняет, но пишет, что для верного «диагностирования» своей души «есть известный и веками проверенный способ – исповедь» . Но, во-первых, практика непрестанной молитвы тоже проверена веками; во-вторых, православные всегда значительно больше внимания обращали на исповедь, чем лютеранские авторы. Как раз у св. Иоанна именно там, где он говорит о непрестанной молитве словами из псалма, довольно много сказано о «диагностике души»: «Опять, когда я нахожусь в борьбе со страстями, вдруг щекотание плоти уязвляет меня, и обольстительным удовольствием во время сна заставляет меня склониться к согласию, то чтобы разгорающийся чуждый огонь не сжег благовонные цветки целомудрия, надобно мне взывать: Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися .. Беспокоит ли меня страсть гнева, сребролюбия, печали и принуждает меня нарушать предпринятую и любезную для меня кротость, то, чтобы возмущением гнева не увлечься в желчную раздражительность, с глубоким стенанием мне надобно взывать: Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися. Искушает ли меня уныние, тщеславие, гордость и дух мой обольщается тонким помыслом о нерадении или холодности других, то, чтобы не возобладало надо мною это гибельное внушение врага, со всем сокрушением сердца мне надобно молиться: Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися» . Удивительно, как вместо духа глубочайшего покаяния во Христе, г-н Лауга разглядел здесь «буддийскую медитацию»!
Иерей Владимир Елисеев различает медитацию от православной молитвы следующим образом: «Медитация .. это процедура оперирования с вниманием .. никакая медитация не содержит сокрушения сердца, являющегося основой православной молитвы .. Без сокрушенного сердца и Иисусова молитва, превращаясь лишь в медитацию, может быть гибельна для христианина, о чем весьма часто повествуют святые отцы Церкви. И внимание, и благоговение могут присутствовать как в православной молитве, так и в медитации, но .. никакое учение, кроме христианского, не признает покаяния так, как оно понимается в последнем .. «Начало премудрости – страх Господень» (Притчи, 9, 10), а его-то и нет в восточных учениях – присутствует лишь одно своеволие, гордыня и стремление любыми средствами обойти те запреты, которые заповедал нам Господь» . Т.е. мы можем заключить, что православию знакомы те соблазны, которые возникают на пути непрестанной молитвы: существует, если угодно, «соблазн медитации», возможность превратить молитву в непрестанное говорение в надежде получить магический результат. Лекарство от этих соблазнов одно – покаяние и любовь. Проблема в том, что лютеранский автор видит в православной практике только соблазны и ложь не желает видеть вечной христианской истины..
Уже говорилось, что св. Иоанну Кассиану явно «не повезло» в работе лютеранского диакона Александра Лауги. Но если в вышеупомянутом случае св. Иоанна обвиняли в «буддизме», то теперь еще хуже – в сатанизме! Г-н Лауга имеет в виду рассказ преп. Иоанна о послушании аввы Муция. В нем повествуется о том, как авва был принят в монастырь вместе с восьмилетним сыном. Для того, чтобы отец, часто видя сына, не вспоминал о прежнем стяжании и не питал плотской любви, их отдали разным наставникам и поместили в разных кельях. Чтобы испытать, все ли делает Муций «из послушания Христова, которое должно предпочитать всякой любви, на сына его не только не обращали никакого внимания, водили его в лохмотьях, не умывали, и все это для того, чтобы раздосадовать отца, но еще часто при глазах его, без причины заушали, так что он нередко видел его плачущим. Но сколь ни жестоко поступали с сыном его, он не изменил любви и послушанию Христову ради любви родительской, ибо сына почитал уже не своим, а принесенным Христу, а посему и не трогался обидами, ему наносимыми, но еще радовался, видя, что они не оставались бесплодными, усовершая его в смирении. Игумен общежития, видя твердость его духа, в намерении совершенно увериться в его постоянстве, однажды, когда сын его плакал, притворяясь прогневавшимся на него, приказал отцу бросить его в реку. Муций, выслушав такое повеление как бы от самого Господа, тотчас схватив сына, побежал с ним к реке, чтобы бросить его в оную. Он по горячей вере и послушанию непременно сделал бы это, если бы нарочно не было поручено братиям наблюдать на берегу и вытащить из реки дитя, если бы оно было брошено, и если бы они не воспрепятствовали исполнению заповеди, впрочем, уже исполненной чрез послушание и готовность» .
Вот эту историю Лауга и считает, доходящей иногда до «полного сатанизма» . Сказать тут можно только одно: протестант, так хвалящийся тем, что его единоверцы хорошо знают Писание, видимо забыл одну историю из книги Бытия. Имеется в виду повествование о том, как Авраам по повелению Бога хотел принести в жертву сына своего Исаака (Быт. 22, 1-12). Рассказ св. Иоанна во многом параллелен этой известнейшей библейской истории. И если г-н Лауга считает, что ребенок из рассказа св. Иоанна был душевно изуродован, то, следуя этой логике, он непременно должен заключить, что Исаак тоже должен был быть душевно изуродован после жертвоприношения Авраама. Но думать так, было бы богохульством, поскольку Бог благословил Авраама и семя его.. И зачем попусту фантазировать, что ребенок, сын аввы Муция «не прожил слишком долго из-за перенесенных стрессов» . Во-первых, в тексте про это ничего не сказано; во-вторых, опять же, вряд ли наш лютеранин осмелился бы заявить, что Исаак «не прожил долго из-за стресса», - а стресс, казалось бы, должен быть огромный! И уж совсем нелогичны заявления, что, дескать, так понимали учение Христа в 400 году, через 50 лет после объявления его государственной религией, - что же, история о жертве Авраама тоже связана с государственным характером христианства?! Не будем спорить с абсурдом..
Конечно, можно сказать, что в случае с Авраамом Сам Бог сказал ему принести жертву, а здесь это был всего лишь монастырский игумен. Но разве Бог не может сообщать Свою волю через людей? Кстати говоря, сразу после истории с сыном аввы Муция св. Иоанн сообщает: «Бог вскоре засвидетельствовал, что эта вера и преданность Муция угодны Ему. Игумену обители было открыто, что он этим послушанием сделал дело Авраама патриарха. Вскоре после этого игумен, при отшествии своем к Господу, предпочитая его всем братиям, назначил его преемником себе» . Г-н Лауга, очевидно, не верит, что такова была воля Божья, поскольку приводит только окончание истории - об игуменстве аввы Муция, замечая, что «такие» становятся игуменами. А с Авраамом Бог заключил завет! Ну-с, г-н Лауга, попробуйте-ка произнести: «такие» люди, приносящие в жертву своих детей, становятся патриархами! И если вы считаете оскорбительной и чуть ли не сатанинской историю о сыне аввы Муция, то договаривайте до конца: объявите таковой и историю об Аврааме и Исааке – и тогда все поймут, каков дух настоящего протестантизма! Меня лично история, рассказанная преп. Иоанном Кассианом убеждает только в одном: что православное христианство осталось верным библейскому духу любви к Богу и послушанию Ему. А критика лютеранского диакона показывает, что он иного духа. Какого? – пусть решает сам..
Судя по высказываниям протестантского автора, он понимает жизнь христианина как пребывание в неких «тепличных условиях». У американских протестантов это особенно заметно, но отчетливо наблюдается и здесь. Видимо, г-н Лауга полагает, что такие испытания, как у преп. Иоанна, Бог не может посылать людям. Но испытания, данные Аврааму и Иову убеждают в обратном. Убеждают, да не всех. Лютеранский автор пишет, что «несчастные» православные монахи разучились «уважать себя как личности, они разучились требовать уважения к себе .. вместо радости и гордости от того, что люди – любимые творения Господни .. они готовы принести себя в жертву любому сыну сатаны, радуясь возможности пострадать безвинно и искупить свои грехи» . Поскольку эта фраза комментирует историю об авве Муции, позволительно спросить: где же в ней сказано про принесение себя в жертву «любому сыну сатаны»? Опять, автор отдает дань воображению.. В общем, его слова удивляют. Где же в Библии говорится про уважение к себе? Да, сказано: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 39). Но каждому христианину ясно, что на первом месте у нас стоит любовь к Богу, затем – любовь к людям, и уж потом – любовь к себе. Не забудем и о грехе себялюбия.. Г-н Лауга, похоже, не очень помнит о нем: оказывается, христианин должен требовать уважения к себе! Как же быть с подставлением щеки? Когда лютеранина ударят по щеке, он не будет подставлять другую, а потребует уважения к себе? Что-то подсказывает мне, что Лютер в такой ситуации не только потребовал бы уважения, но и сделал бы еще.. если учесть его бешеный темперамент.. Разве Господь Иисус на кресте требовал к Себе уважения?! Нет, Он молился за Своих врагов. Впрочем, Лауга ведь считает, что христиане должны испытывать гордость от того, что они – дети Божьи. Для православного это звучит странно: разве можно «гордиться» Христом? Истина всегда смиряет. Но Лаугу, судя по всему, не смиряет: может, лютеранская истина какая-то особенная?
То, что это именно так, убеждает и критика лютеранским автором Владимира Марцинковского, автора православного. Вскользь Лауга упоминает, что в рамках православного богословия смирение считается одной из главных составляющих святости . Контекст этого высказывания явно отрицательный. У лютеран это не так: человек спасается по вере и уже поэтому считается святым; смирение для такой номинальной святости, конечно, не нужно. Однако Священное Писание утверждает иное. Мы читаем, что Господь стал Человеком, потому что призрел «на смирение Рабы Своей» (Лк. 1, 48). На смирение Божьей Матери призрел Господь, а не на гордость и требование уважения к себе! Стало быть, смирение – признак настоящей святости, и потому Господь сказал: «Страх Господень научает мудрости, и славе предшествует смирение» (Прит.15, 33).
Лютеранскому дьякону не нравится в православии не только дух смирения. Конечно, он предъявляет к православию самые разные претензии: тут и заезженный аргумент про «зарабатывание спасения», про неграмотность православных и т.д. Здесь автору можно было бы посоветовать только одно: полагаться не на собственные измышления, не на предвзятый образ православия, нелепый до карикатурности, а просто внимательнее знакомиться с православной литературой. Две цитаты из Иоанна Кассиана характерны, но недостаточны для того, чтобы делать глобальные выводы о православии и выносить ему приговор.. Детальнее ознакомившись с текстами Добротолюбия, лютеранский автор мог бы понять, что отцы Церкви никогда не учили накоплению заслуг и самоспасению, справедливо полагая за много веков до Лютера, что в таком случае человек впадает в гордыню. Потому они и предупреждали против попыток оправдаться делами. Но, в отличие от протестантов, они учили оправданию по любви и смирению, которое достигается через дела. Если же человек надеется на свои дела, а не на Бога, он никогда не обретет истинной любви к Богу и настоящего смирения. Да простит меня г-н Лауга, но если он действительно приписывает православию католическую теорию заслуг, то это только лишний раз доказывает о его, мягко говоря, неглубоких познаниях в этой области..
Однако самое жесткое неприятие у нашего лютеранина вызывает православное отношение к страданиям. Г-н Лауга приписывает православным примерно такие взгляды: якобы они все время ищут страданий и мучений, поскольку думают с их помощью искупить грехи, но тем самым впадают в еще большие мучения, поскольку спасение-то – по вере в Христа. В общем, православные – эдакие мазохисты, на что автор довольно прозрачно намекает . И не он один: г-н Бачинин тоже говорит об этом, хотя и со ссылкой на американского психоаналитика . Конечно, такой взгляд не оригинален: западные авторы периодически пишут о «мазохистских комплексах» у русских.. Воспринимать такие обвинения всерьез и чересчур концептуально спорить с ними, - смешно. Слишком очевидно, что это не так: мазохисты среди людей встречаются не очень часто, да и то, речь идет не о смертельных страданиях. Но объявлять мазохистским целый народ, - это, по меньшей мере, бестактно.. Любить страдания ради них самих – это извращение. Неужели г-н Лауга действительно думает, что русские православные – едва ли не поклонники непрерывного суицида? Если да, то пусть приведет аргументы. Православным же ясно, что поиск мучений как таковых – это опасный путь, ведущий в погибель. Отцы Церкви предупреждали против такого самовольного поиска страданий, поскольку видели в этом жестокий дух гордыни, попытку возвеличить самого себя. Если русским так нравится страдать, почему же именно они спасли мир от страданий во времена Наполеона и Гитлера?
По-видимому, Лауга считает, будто православные придерживаются учения о том, что страдания автоматически очищают человека от греха и приближают к Богу. Это не так, поскольку, как уже было замечено, Церковь отрицает возможность заслужить спасение собственными усилиями. Иначе нужно было бы считать, что все жертвы нацистских и коммунистических лагерей заслужили пребывание в раю. С терпением переносить страдания нас учил Господь: «терпением вашим спасайте души ваши» (Лк.21,19). Здесь протестанты вряд ли смогут упрекнуть православных. Так в чем же дело? Скорее всего, в том, что, по мнению г-на Лауги православные слишком уж много терпят и при этом еще склонны добровольно выбирать страдания, хотя Бог избавляет нас от них и для этого пришел в мир. Насчет последнего кое-что было сказано, но можно прибавить несколько замечаний. Да, Христос пришел спасти нас от страданий, но Он не обещал, что в земном мире мы будем полностью избавлены от них. В Царстве Небесном, конечно, страданий быть не может по определению, но мы пока еще не там.. А в мире нам обещано иное: «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16, 33). И апостольская Церковь твердо знала: «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22). Но с помощью Божьей мы надеемся обрести исцеление..
Лауга утверждает, что если христианин желает пострадать, то он далек от Христа. Все зависит от того, что понимать под этим «желанием страдать». Если это от отчаяния, то такое желание – несомненный грех. Если в этом выражается своеволие, гордыня, если человек ищет страданий ради них самих, ради собственной славы – это грех тяжкий. Но если это страдания по воле Бога, ради любви ко Христу и людям, то в этом заключен истинно евангельский смысл. Разве Христос не добровольно принял на Себя страдания? Скажут: но ведь Он же Бог, а мы грешные люди! Конечно, это так, но должен ли христианин подражать Христу? Ответ очевиден. Это, естественно, не означает копирования Его деяний: если кто-то подражает Христу, считая себя новым спасителем, то это безумие. Однако Церковь знает про подвижников, которые добровольно принимали на себя страдания из любви к Христу и грешному человечеству: они это делали, желая обрести спасение от греха по благодати Божьей, а не ради самовосхваления.. Неужели мученики, начиная с древнейших времен, желавшие пострадать ради Христа, были далеки от Него, хотя они смертью своей и кровью подтвердили верность Господу?! Впрочем, нынешний христианский Запад жаждет, видимо, не страдать никогда и ни за что. Русская эмигрантка Татьяна Горичева описывает, как на одном богословском собрании кто-то из немецких теологов обрушился на нее: «Крест совсем не важен!.. нельзя стремиться к мученичеству!.. крест как изображение, появился только в III веке, раньше его не было .. нельзя быть мазохистом!» . Так что не стоит удивляться, если протестанты изображают русских мазохистами: на их языке так именуют христианское несение креста..
Лютеранский автор вообще полагает, что страдания – в большей степени удел грешников, чем праведников. Если речь вести об окончательной судьбе человека, то это бесспорно. Но на земле дело обстоит иначе. Разве жизнь нашего Господа не была непрерывным страданием? Однако Пилат и фарисеи вряд ли так уж страдали во время своей земной жизни. Страдания апостолов общеизвестны. Но разве язычники, убивавшие их, страдали на земле больше? Бог не обещал нам сплошного земного триумфа. Да, Христос исцелял от страданий, и христиане тоже стремятся исцелиться от них, но путь к освобождению от страданий лежит через страдания же. Напрасно Лауга пытается приписать православным чуть ли не культ страдания: если православный тяжко болен, - от него что, непременно требуют страдать и не лечиться? Подобное бывает разве что в некоторых тоталитарных сектах.. Однако Писание подчеркивает, что если страдание происходит из любви и смирения ради Христа, то оно способствует спасению: «как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь тою же мыслью; ибо страдающий плотию перестает грешить» (1Пет. 4, 1).
Этот отрывок может быть интерпретирован по-разному. Православная мысль трактовала его так: «Мысль о Христе, пострадавшем за людей .. должна, по Апостолу, побуждать и всех христиан вооружиться готовностью страдать, в случае надобности, за Христа» . Как видим, здесь нет никакого учения об автоматическом очищении через страдания. Кальвинистский библеист Баркли приводит несколько иную трактовку, с которой он, однако, не соглашается: «В иудейском мировоззрении есть твердая установка, что страдание само по себе большое очищение. В "Апокалипсисе Варуха" автор, повествуя о переживаниях народа Израиля, говорит: "Ибо потому были они караемы, чтобы они были очищены от порока" (13,10). Относительно очищения душ человеческих книга Еноха говорит: "И в соответствии с тем, как горение тела их усиливается, соответствующее изменение происходит в их душе навсегда; ибо пред Богом душ никто не произнесет лживого слова" (67,9). Во Второй книге Маккавеев описаны страшные мучения и автор говорит: "Тех, кому случится читать эту книгу, прошу не страшиться напастей, и уразуметь, что эти страдания служат не к погублению, а к вразумлению рода нашего, ибо то самое, что нечестивцам не дается много времени, но скоро подвергаются они карам, есть знамение великого благодеяния. Ибо не так, как к другим народам, продолжает Господь долготерпение, чтобы карать их, когда они достигнут полноты грехов; не так судил Он о нас, чтобы не покарать нас после, когда уже достигнем до конца грехов. Он никогда не удаляет от нас своей милости, и, наказывая несчастьями, не оставляет Своего народа" (2 Макк. 6, 12-16). Идея заключается в том, что страдание очищает от грехов и что величайшее наказание, какое Бог может возложить на человека, как раз в том и заключается, чтобы не наказывать его. "Блажен человек, которого вразумляешь Ты, Господи," - говорит псалмопевец (Пс. 93,12). "Блажен человек, которого вразумляет Бог", - вторит ему Елифаз (Иов. 5,17). "Ибо Господь, кого любит, того наказывает" (Евр. 12,6). Если Петр вкладывал в свои слова этот смысл, то это значит, что тот, кто наказан страданиями, очищен от грехов: это великая мысль. Это дает нам возможность, как выразился английский поэт Роберт Браунинг: "Приветствовать каждый резкий толчок, обращающий в ухабы гладкую поверхность земли", и благодарить Бога за опыт, который больно ранит, но зато спасает душу» .
Если отказаться от мысли, что страдания сами по себе очищают, - это напоминает, скорее, католическое учение о чистилище, - то в этом фрагменте содержится вполне православная мысль: мы приходим к Богу через испытания страданием, а не через комфорт.. Между тем, сам Баркли выбирает трактовку этого фрагмента как говорящего о крещении: в крещении человек прощается со своим прежним образом жизни и теперь он не может грешить. Это, конечно, так, но говорит ли апостол Петр только об этом? Новая Женевская Библия, отражающая взгляды швейцарских реформатов, дает такое толкование: «Некоторые толкователи видят здесь указание на то, что страдания полезны человеку и укрепляют его характер. Однако Новый Завет нигде не приписывает страданию такого благотворного действия» . Конечно, страдания не всегда благотворны и могут ожесточать, но в таком однозначном отвержении видна позиция, близкая Лауге: христиане не страдают, а радуются и гордятся. Интересно, что в современных лютеранских комментариях к Библии выражено вполне ортодоксальное отношение к этому фрагменту: «Верующие должны быть также готовы страдать незаслуженно и выстоять вопреки жестокости, следуя Христову примеру .. такие страдания выявляют истинные ценности. Греховные похоти и отношения, казавшиеся важными раньше, оказываются ничтожными, когда жизнь в опасности. Глубокие страдания во имя Христово способствуют освящению» . Аналогичный комментарий дает и баптист Дж. Мак-Артур: «Христианин должен быть вооружен .. тем же пониманием, которое проявилось в страданиях Христа, т.е. что можно быть победителем даже в страданиях, несущих смерть. Иначе говоря, христианин должен добровольно принять возможную смерть как часть своей христианской жизни. Петр осуществил это принцип в своей жизни, когда принял мученическую смерть .. Худшее, что может произойти с верующим из-за несправедливо обрушившихся на него страданий, есть физическая смерть, но это и лучшее, что может случиться, потому что смерть приносит полное и окончательное отделение от всех грехов» .
Возможно, лютеранский диакон сказал бы, что он и не возражает против таких трактовок (тем более что он не анализирует непосредственно данный фрагмент), но он против добровольного поиска и пассивного принятия страданий. И он был бы прав, если бы в страданиях искали собственной славы, а не Христовой. Но страдание – средство спасения, а не самоцель, причем средство не единственное. Ни один нормальный человек не будет любить страданий ради них самих, но ради прекращения греха и воссоединения с Христом, Который есть Любовь, он претерпит самые жестокие муки. Судя по Писанию, именно такой план спасения Бог предусмотрел для Своих чад: история Церкви, в том числе, в 20 веке показала, что так происходит и сегодня. В этой связи важны слова сказанные протестантом Баркли о Божьей Матери: «Нигде не видна ясней парадоксальность блаженства, нежели в ее жизни. Марии было предопределено стать Матерью Сына Божия. Ее сердце, естественно, было переполнено изумлением и трепетной радостью от того, что ей была оказана такая благодать. И в то же время это счастье как острый нож пронзало ее сердце. Это значило, что ей суждено было однажды увидеть Сына Своего распятым на кресте. Быть избранником Божиим так часто означает и верх блаженства, и крест страданий. Поразительно то, что Бог не избирает человека для спокойной и удобной жизни и самодовольной радости, а для выполнения задачи, которая потребует от него все, что его голова, сердце и руки могут давать. Бог зовет работников в Свой виноградник. Когда Жанна д'Арк осознала, что ей недолго осталось жить, она молила только об одном: "Мне остался лишь один год; употреби меня как Тебе надобно". Осознавший это, человек не жалуется на трудности и печали, которые связаны со служением; они прославят его, потому что он страдал во имя Бога. Когда драгуны поймали Ричарда Камерона, они убили его и, отрезав его красивые руки, послали их отцу, упрашивая, узнает ли он их. "Это руки моего сына, - ответил он, - моего дорогого сына. Да будет благословенна воля Бога, Который никогда не может быть несправедливым ко мне, или к моим близким". Раны горя залечило сознание того, что и они входят в Божий план. Великий испанский святой молился за свой народ: "Боже, лиши их мира, но дай им славу". Один из крупных проповедников современности говорил: "Иисус пришел в мир не для того, чтобы облегчать жизнь, но чтобы сделать людей великими"» . Кто-то возразит: Бог избирает для нас страдания, а не мы для Него. Это верно; но также верно и то, что мы избираем страдания из любви к Нему и людям, дабы освободиться от рабства дьяволу и вечно быть с нашим Спасителем.
Как бы там ни было, но г-н Лауга убежден, что русские любят страдать и ничего у нас не изменится, пока.. «протестантское богословие не дойдет до душевных глубин россиян, они будут оставаться униженными и оскорбленными, месяцами не получая нищенских зарплат и пенсий» . Что ж, опять возник призрак розановской «штунды»: на сей раз это Русь «с зарплатой и без икон». Вот так: прими протестантское оправдание по вере – и будут пенсии, будут зарплаты, и ты перестанешь беспокоиться и начнешь жить.. Как-то сразу вспоминается один известный персонаж из Евангелия, который говорил Христу: «все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Мф. 4, 9). Но Господь напомнил ему, что поклоняться следует только Богу.. Лютеранский автор этого и не думает отрицать, вот только он желает поклоняться Богу в тепле и уюте, а посему пытается убеждать русских: «никто не способен жить и плодотворно действовать, не избавившись от чувства своей греховности» . Однако столь любимый протестантами апостол Павел говорил: «Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» (1Тим. 1, 15). Мешало ли это апостолу жить и действовать? Конечно, нет, поскольку он всецело полагался только на Христа. Так же осознание собственной греховности не мешает действовать и православным, если они надеются на Господа. А вот протестанты, видимо, не могут жить иначе, чем будучи уверены, что все их грехи заранее прощены.. Все равно, как если бы студент перед началом учебы сказал, что он не выдержит пятилетних волнений в университете, если ему сразу же не выдадут диплом отличника.. Может, такому студенту и вовсе не следует учиться, ведь тот, кто выдает диплом еще до начала учебы – обманщик. Обманщик, который даже хуже тех, что торгуют липовыми дипломами в подземных переходах. Они, хотя бы требуют за это деньги, но если вам вручают такой диплом вместо учебы еще и бесплатно, то такой обманщик – идейный, и это, разумеется, роднит его с прародителем всяческого обмана..
У лютеранина есть и другие доводы в защиту реформаторского оправдания по вере: «Попытки своими силами избавиться от греха были, есть и будут. Католики, переложившие груз своих грехов на церковь, которая, по их мнению, имеет запас святости, и может поделиться им с ними, чувствуют себя достаточно комфортно. Они свято верят в прощение, которое объявляет им пастор на исповеди .. ошибочность такой практики .. лежит буквально на поверхности. Католические страны заметно отстают в развитии от протестантских в силу того, что идея самостоятельного искупления живет и действует в душах людей, их населяющих, подкрепляемая епитимьями и верой в чистилище» . Лауга, как и его единоверцы, не понимает, что спасение – соработничество, совместное действие Бога и человека, поэтому никакого спасения своими силами нет и не может быть. Нет этого и у католиков, хотя они, в отличие от православных, делают слишком большой акцент на человеческих усилиях, их количестве, отчего и получают обвинения в «самоспасении». Правда, не очень понятно, зачем Лауга критикует католическую исповедь: конечно, для него неприемлемо прощение грехов, объявляемое властью священника (вместо моментального прощения всех грехов заранее у протестантов), но ведь он сам в этой книге выступает за расширение практики частной исповеди, - зачем, если все грехи и так уже прощены? Зачем так настаивать на дарах причастия, если все дары уже получены в момент уверования? Не лучше ли обратиться к практике радикальных протестантов (типа тех же баптистов), у которых нет ни исповеди, ни причастия? Что касается «комфортных ощущений» католиков, то, думается, сегодня они связаны не с их учением, а с тем, что их церковь резко ослабила духовную дисциплину, начиная с реформ 60-х годов.. Но в любом случае, кто же в христианском мире сравнится с комфортом протестантов, которые «святы» и «спасены», и могут совершенно спокойно делать то, что им по душе? Если же говорить об «отставании в развитии», то надо детально выяснять, о каком развитии идет речь? Об экономическом, духовном, еще каком-то? Видимо, об экономическом. Тогда какие католические страны отстают от каких протестантских? Но пусть даже все. Что это доказывает? Неужели большую духовность, истинность протестантизма? Но ведь Япония или некоторые арабские страны во многих отношениях еще эффективнее многих протестантских: если следовать логике Лауги, то это доказывает большую духовную истинность ислама, синтоизма и буддизма. Кстати, ни одна из вышеперечисленных религий не придерживается принципа «спасения по вере»: они все предпочитают спасение «зарабатывать»..
Разумеется, популярное объяснение экономической состоятельности протестантов можно дать: раз они все спасены, то им не нужно тратить время, чтобы обустроить собственную душу, и они тратят его на обустройство мира вокруг.. Но решать с помощью уровня развития экономики, чья вера истиннее, - это не христианский, а поистине протестантский аргумент. И это аргумент материалистов и коммунистов – в СССР тоже внушали, что у нас самая развитая экономика, потому что у нас самая прогрессивная идеология. Православные страны, конечно, отстают в экономике от католиков и протестантов. Апостол Павел говорил: «я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова» (2Кор. 12, 9). Что ж, будем хвалиться немощами, а кто-то пусть хвалиться своим экономическим развитием: больше, видимо, нечем.. Наш лютеранин кричит: зато мы сняли с людей бремя вины! Да вы сняли бремя, и теперь они могут строить «прогрессивное общество». Психологически им легче. Возможно, им легче и онтологически – здесь, на земле. Но как им будет на небесах? Если человек не нес свое бремя здесь под предлогом спасенности, то невыносимое бремя на него будет возложено там, - и это бремя тяжести адского огня.. Св. Павел напоминает нам: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов. Ибо кто почитает себя чем-нибудь, будучи ничто, тот обольщает сам себя. Каждый да испытывает свое дело, и тогда будет иметь похвалу только в себе, а не в другом, ибо каждый понесет свое бремя» (Гал. 6, 2-5). Протестанты давно уже считают себя не просто «чем-нибудь», а - святыми, прогрессивными, развитыми. Разве скажут они: мы - ничто. Нет, они – цивилизация высокого уровня! Уровня обольщения..
Между тем, Лауга, осознавая, что его аргументация недостаточна, приводит такой аргумент: «современная наука однозначно утверждает, что ни один человек не может успешно жить без ясного осознания прощения его грехов» . Ссылки на науку – это уже аргумент от бессилия. Скажем, баптисты любят писать, что присутствие Тела Христова в причастии не подтверждается современной наукой и философией. Но православные не согласятся с этим, да и г-н Лауга, я полагаю, тоже, если он лютеранин.. В конце концов, современная наука доказала, что г-н Лауга близкий родственник африканской обезьяны, но он будет это отрицать и я тоже. Эта фраза сомнительна не только из-за ссылок на науку: неужели все люди не бывают успешными из-за присутствия греха? Ничего подобного! Многие люди вполне успешны, хотя и понимают, что весьма грешны, но им это не очень-то мешает. И потом: разве для христианина самое главное - успех в этом мире? Разве каждый верующий в Христа должен непременно быть кем-то вроде американского бизнесмена, до мозга костей одержимого зарабатыванием денег? Наш лютеранин не говорит здесь о бизнесе, но на первое место ставит, как видно, самореализацию. Для эгоиста вполне подходящий идеал. Для христианина же на первом месте должно стоять несение духа Христова в этот мир, а потом уже реализация себя.. Да, прощение грехов необходимо в христианской жизни как проявление любви и милости Божьей, но это не протестантское прощение всех грехов заранее, чтобы человек мог быть «эффективным» в мирской жизни: это прощение для святости в Боге.
Но, похоже, и ссылки на науку не помогают г-ну Лауге почувствовать себя уверенно в борьбе с православием. И тогда он начинает просто хамить, причем вполне по-большевистски: «Если Россия не сумеет стать протестантской страной, то есть если православная церковь не согласится, наконец, что прав апостол Павел: «Ибо благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился» (Еф. 2, 8-9) .. то это государство вечно будет тюрьмой народов и угрозой для мира .. Если ты не поймешь наконец, что всякая вина твоя снята с тебя давно, две тысячи лет назад .. то ты будешь искать наказания и смерти и непременно найдешь их. В болезни ли, в пьянстве, в тюрьме или в бою. Другого пути нет .. Христианству альтернативы нет: или церковь Христова, или волчья стая» . Да, господа, это хамство – упрекать Церковь, которой 2000 лет и которая дала вам Писание в том, что она не знает его правильной трактовки; это хамство – говорить о том, что в православии дорога только к пьянству, болезни и смерти; это хамство – живя в России, называть ее тюрьмой народов и угрозой для мира; и это беспардонное хамство – намекать на то, что православная страна представляет собой что-то вроде волчьей стаи.. Впрочем, если г-н Лауга действительно считает себя протестантом, то его можно даже похвалить за то, как он хорошо внял заветам «протестанта» Ленина, ибо последний тоже говорил о тюрьме народов, покуда Россия не примет новые идеи. Результат слишком известен…
Интересно, а как бы г-н Лауга прореагировал, если б прочел в православной книге: пока Германия не станет православной страной и не научится правильно читать Библию, она так и будет воспроизводить нацистские идеи и убивать евреев и славян, периодически угрожая всему миру; нацистские идеи, очевидно, связаны с лютеранским исповеданием большинства немцев? Думаю, наш лютеранин сильно бы осерчал.. А не обиделся бы американец, если б кто-то сказал ему: Америка так и будет снимать тупые фильмы и бомбить японские и иракские города, пока она не откажется от своих радикально протестантских идей? Конечно, дело тут не в обидах. Дело в непонимании Лаугой сути православия, а, как давно было сказано, люди привыкли издеваться над тем, чего они не понимают.. И тогда приходится излагать «развесистую клюкву» вроде того, что православные могут быть только больными, пьяницами и мазохистами.. Думаете, я так уж преувеличиваю? Вот вам цитата из Лауги: «душевнобольной .. ничем не отличается, скажем, от монаха, который затворился в монастыре, не желая участвовать в делах мира. Просто его «монастырь» очень далек» . Таким образом, становится понятной ненависть Лауги к православию вообще и монашеству в частности: это ненависть «здорового» к «душевнобольным». Нет, конечно, он нас любит, но очень странною любовью.. Зато не осталось сомнений, почему так яростно отвергался св. Иоанн Кассиан: ну разве можно принимать идеи «душевнобольного»? Православная критика протестантства тоже не всегда образцова, как и в данном случае, но многие ли православные осмелились бы назвать Лютера или какую-то часть лютеран душевнобольными?
Лютеранский автор и без того периодически намекает на неполноценность русских, а здесь, назвав душевнобольным монаха, он говорит об истоках – о православии, что еще больнее. Баптистский профессор Бачинин вторит ему: «На протяжении 20в. в России случилось столько социальных катастроф, а в человеческой личности .. произошли такие негативные мутации, что это заставляет многих современных ученых говорить о нисхождении массового российского человека на более низкую ступень социокультурного развития» . Это - классика жанра, - представитель «высокой цивилизации», обращаясь к представителям «низкой», говорит, ничуть не стесняясь: вы - варвары, вы - туземцы, теперь вот еще появилось фантастическое слово «мутанты». Многое из этого уже было: один пламенный поэт называл нас скифами и азиатами. Но это он так, в порыве революционного вдохновения.. Здесь дело посерьезней будет. Да, Россия в прошедшем веке пережила невиданную катастрофу: в 1917 и последующие годы Святая Русь претерпела страстную пятницу. Были и «мутации»: появление советского человека, который есть «русский мутировавший человек». Но тот факт, что русские выжили после всех катастроф, доказывает, что они прочно укоренены в бытии, а это – аргумент в пользу не самого «низкого» развития. Что же касается обвинений г-на Бачинина (правда, со ссылкой на ученых), то, судя по его книге, русские всегда были на «низкой» ступени развития, и виной тому – «византинизм», а, в конечном счете, - православие. Не знаю, возможен ли иной вывод для протестанта.. Думаю, да. Но для господ Лауги и Бачинина русские и Россия из-за своего православия явно не могут быть причислены к лику «цивилизованных» стран. Конечно, можно было бы привести контраргумент: Германия тоже пережила в 20в. чудовищную катастрофу, но вряд ли г-н Бачинин обвинил бы немцев в низком развитии. А вот Америка, чей баптизм исповедует петербургский профессор, тоже кажется многим в Европе и России страной с низким умственным уровнем, - хотя бы из-за своих фильмов. Однако ее ни в чем не обвиняют, по крайней мере, наши авторы.. Зато Россия виновата в том, что поддерживала «геноцид в Югославии». Можно долго дискутировать, кто прав, а кто не прав в югославской войне, но для наших протестантов ясно одно: Россия все равно виновата. А вот бомбардировки Сербии под предлогом мнимого геноцида албанцев – это, видимо, по-христиански, по-евангельски. Понятное дело, ведь это бомбардировки православных.. Чуть выше мы уже читали, что православная Россия – угроза для всего мира. Стало быть, бомбардировки нашей родины для этих господ не явились бы чем-то абсолютно чудовищным.. Что же поделать, если действительно нет другого пути сделать Россию протестантской страной…
А вообще-то все эти обвинения в «не цивилизованности» не очень-то и задевают. Ведь главное, что должно волновать христианина – это не причисление его к цивилизованным людям, а причисление его к святым. Я могу понять господ Лаугу и Бачинина: по догматике их конфессий они уже святые и потому у них остается много времени, чтобы обсуждать проблемы цивилизованности других людей и народов. Вот какой портрет рисует лютеранский диакон: «Церковь, воспитавшая податливую русскую душу, вскормила ее не на Евангелии. Когда православной церкви на Руси было уже почти полтысячи лет и когда в правление Ивана Грозного первопечатнику Федорову было велено напечатать Библию, ее не оказалось на «святой Руси»! .. Полной Книги не было .. Библия появилась, но сложившуюся за века традицию игнорировать Священное Писание .. ставили выше. Поколения приходили и уходили, не слыша о милости Христовой. Они жили преданиями человеческими. Чувство вины росло и укреплялось. Людей пугали гневом Господним, если они ели мясо в неположенные дни, если они не удосужились прочитать положенное число молитв, не сходили босиком на поклонение в далекий монастырь, не принесли положенной лепты .. Люди накладывали на себя бремена неудобоносимые и наказывали себя, не сумев их исполнить. А священники говорили им: «Покайтесь, охальники! Господь терпел и нам велел!». И пугали народ не прощенными грехами и мытарствами после смерти. Искупи свою вину страданиями – так внушалось веками. Русский народ усвоил этот урок. Это стало его проклятием» .
Начнем с того, что Евангелие может пониматься лютеранином – не как Евангелие собственно, а как учение об оправдании по вере. Тогда нас просто обвиняют в том, что мы выросли не на Лютере. И слава Богу! Да, на Руси долгое время не было полного перевода Библии, и в этом есть «тени». Впрочем, русских можно обвинить только в том, что у них не было в полном объеме «библейской буквы». Для протестантов это катастрофа. Для православных нет, поскольку они всегда знали и верили, что жить надо Христом, а не одной буквой Писания. Апостольская Церковь тоже не имела нынешней Библии в полном объеме, но это ей нисколько не мешало: она была со Своим Искупителем. То же можно сказать и о святой Руси: у нее не было всей буквы Библии, но был ее Дух. В этом меня убеждают как русские святые, так и, например, иконы преподобного Андрея Рублева. Подозреваю, что для г-на Лауги это не аргумент, но ведь у лютеран вообще слишком причудливое понимание святости.. Что до протестантов, то специально для Лауги я процитировал бы слова пресвитерианского библеиста Уильяма Баркли. Они сказаны об иудеях времен Иисуса, но очень подходят и к последователям реформации: «они читали Писание неправильно. Они читали Писание предвзято. Они искали в нем не Бога, но доводов в пользу своей позиции; они любили не Бога, а свои представления о Нем. Ждать, что слово Божие дойдет до их умов можно было с таким же успехом, как ждать, что вода проникнет бетон. Они не изучали богословие по Писанию, а использовали Писание для обоснования своего богословия. И сегодня еще существует опасность, что мы используем Библию для обоснования нашей веры, а не для испытания ее» .
В том-то все и дело: протестанты всегда гордились тем, что у них есть буква Писания, но в итоге они стали видеть в Библии только сборник цитат для подтверждения своей позиции. В итоге Писание для каждого протестанта стало состоять из «любимых« и «нелюбимых» цитат. Не будем забывать, что фарисеи и книжники знали текст Писания лучше галилейских рыбаков, - но именно первые осудили Христа.. Лауга использует типичное для протестанта обвинение в адрес православных по поводу «человеческих преданий». Очевидно он думает, что сочинения Лютера со всеми их многочисленными ругательствами – это не человеческие предания.. «Книга согласия», с содержанием которой лютеранский диакон должен быть очень хорошо знаком, видимо, полностью взята прямо из Библии.. Что касается восприятия русскими людьми христианского идеала по «версии Лауги», то все, им описанное, действительно могло иметь место. Только лютеранский автор использует окарикатуренный образ: русских запугивали адом и в итоге полностью запугали.. Да, православные иначе понимают спасение, чем лютеране: они с апостольских времен осознают, что спасение, освобождение от грехов и обретение Христа – это не мгновенный процесс, он совершается всю жизнь, и происходит в испытаниях. Но это не значит, что каждый православный только и делает, что дрожит от страха перед преисподней и думает, как бы руки на себя наложить. Обращает на себя внимание, что Лауга рисует для Руси католическую, по сути, картину: прочитай столько-то молитв, сходи в монастырь – и все. Конечно, на Руси могло быть искушение «законничеством», но православное учение никогда его не принимало. Зато русские навсегда усвоили простую истину: на Бога надейся, а сам не плошай. Отсюда и пост, и молитва, и паломничества как средства обрести спасение в непрерывном покаянии.
Так что дело не в том, что какие-то бородатые люди пугали народ не прощеными грехами. Суть в том, что у русских был «страх Господень», а потому они действительно боялись оскорбить Бога грехами своими.. «Бремена неудобоносимые» если кто-то и накладывал на себя, то это – от гордыни. Здесь все зависит от того, что считать такими «бременами». Полагаю, что для многих западных христиан, в том числе, единоверцев г-на Лауги, простоять три часа на обычной православной службе – это невыносимо; однако русский православный искренне удивился бы такой «слабости».. А на вопрос «зачем такие длинные службы?», вспомнил бы о том, что христианин обязан отдавать себя Богу. Ведь если полчаса сидишь на скамье и слушаешь орган, возникает ощущение не отдачи Богу, а какого-то развлечения.. Видимо, бессмысленно спорить с нашим лютеранином, что православная доктрина никогда не исповедовала искупление вины страданиями – ни в виде чистилища, ни в виде «замаливания» грехов. Но страдания как данная Богом возможность обуздать грех рассматривались в качестве ведущих к спасению во Христе. В статье «Святость и смерть» Розанов писал, сравнивая лютеранство и православие: «Лютеране вообще как-то не углубляются в христианство и, будучи мудры, все-таки как-то скользят по поверхности вещей и вопросов. Если «Господь в гробу» - то степени приближения к Богу, т.е. святость, непременно выразятся в «гробовых останках». Мощи вовсе не есть .. разрозненный и одиночный факт; они глубочайшим образом затканы во всем составе христианства .. Чудные наши заупокойные напевы не есть ли уже некоторое предуготовление к идее мощей, не есть ли некое ожидание о святости, наступившей для умершего? .. чем ближе к смерти - больше святости; и весь народ говорит: «хорошо пострадать, страдания нам посылает Бог», т.е. в страданиях – святость. Благочестивые русские боятся умереть внезапно и даже боятся и не хотят умереть безболезненно .. «..как страшно умереть, не переболев, не выболев грехов своих, не пострадав! Так животные умирают!..»» .
Для Лауги эти слова, видимо, будут только подтверждением его воззрений; для русских они только говорят о глубине покаяния в православии, о христианском понимании страдания. Попытка же протестантов создать «человека без страдания» во многом удалась, - только вот образ Божий в этом человеке стирается все сильнее и сильнее, и причем без всяких революций.. Нестрадающий человек не может быть христианином, - ну разве что христианином «удобным и комфортным», христианином без души, но с ухоженным и упитанным телом. Православная эмигрантка Т. Горичева увидела мир этих христиан таким: «семья миллионеров строит увеселительный комплекс. Там, среди прочих аттракционов есть и «парк Евангелия», и «гора Голгофы». Есть и кабинки для желающих одиноко помолиться. В каждой кабинке на тумбочке лежит пакетик с бумажными платочками (если кто расчувствуется и заплачет). Тут же, в роскошной гостинице бассейн, украшенный золотом, для тех, кто хочет креститься. Доходы от всего огромные» . Полный успех, братья протестанты! Бедные русские, как они страдают, у них нет даже бумажных платочков для слез! Какая дикость и отсутствие прогресса! Какое неправильное понимание Евангелия!
Наверно, русских можно было бы упрекнуть, что они как-то слишком безропотно страдают, и не пытаются хоть что-то изменить, чтобы не страдать.. Но здесь все зависит от акцентов. Когда русские православные страдают, они воспринимают образ безропотно страдающего Христа. Протестантам это кажется слишком пассивным. Поэтому протестант, если страдает, говорит: нужно изменить социальные и экономические условия, и тогда мы не будем страдать. Это понятно: для протестанта страдания не имеют смысла в качестве пути к спасению; не нужно страдать, нужно радоваться, быть здоровым и всем говорить о`кей. Конечно, изменение социальных условий имеет определенный и важный смысл. Но невозможно представить себе, чтобы Христос с креста призвал апостолов бороться за изменение государственного устройства Римской империи с тем, чтобы казней безвинных больше не было. Он просто спас нас.. У русских другое ощущение святости.. Тут можно вспомнить пример, приводимый Розановым: «Иоанн IV губил людей; вдруг юродивый подает ему кусок коровьего мяса. «Я не ем скоромного в пост», - ответил грозный царь. Никита возразил: «А человеческое мясо ешь?». Это тип, и речь, и манера святого человека. Германский правдолюбец поднял бы против жестокости восстание, устроил бы заговор, произнес бы в собрании народа пламенную речь. Но святой поступил совсем иначе» .
Так что в русских можно при желании видеть образец «рабского страдания» и нельзя сказать, что такое желание совсем уж безосновательно. А можно увидеть и подобие христианского смирения. В конце концов, мусульмане, например, критикуют христианство за то, что «ваш Бог дал Себя распять». А ведь можно было бы «сокрушить врагов» и т.д. Протестанты также видят в русских «слабость», когда, по их мнению, необходимы решительные действия.. Но Писание может смотреть на слабость и иначе: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2Кор. 12, 9). Быть может, русские не забыли эти слова? Скажем, американский историк Р. Масси высказывался о религиозности русских так: «По-видимому, христианство в его идеальном выражении особенно созвучно русскому характеру. Русские - чрезвычайно набожный, жалостливый и смиренный народ, отдающий вере преимущество перед разумом, и убежденный, что жизнью руководят высшие силы – духовные, автократические и даже потусторонние. В России гораздо меньше, чем на практичном Западе, интересуются, отчего происходит то или иное явление, как сделать, чтобы оно повторилось – или не повторилось – вновь. Случаются несчастья, и русские примиряются с ними; издаются законы, и русские им подчиняются. И эта покорность совсем не тупая, а скорее проистекающая от сознания неизбежности естественного хода жизни. Русские склонны к созерцанию, мистике, мечтательности. Из своих наблюдений и размышлений они вывели такое понимание страдания и смерти, которое придает жизни смысл, близкий по содержанию учению Христа» .
Однако то, что понял американский исследователь русской истории, не очень понятно лютеранскому исследователю. Он непоколебимо убежден, что русские страдают «неправильно» вместо того, чтобы строить «светлое будущее», - только не на коммунистический, а на западный, конечно, манер. Характерно, что статья о «русском страдании» в его книге называется «Национальная идея России: диагноз или приговор?». Комментарии практически излишни, но так плюнуть в душу русским – надо уметь! Г-н Лауга волен считать православную веру диагнозом или приговором (видимо, он полагает свой заголовок эффектным или даже остроумным), - как ему вздумается. Но своей статьей он вынес приговор и поставил диагноз в первую очередь себе. Если кто-то останавливает человека на улице и спрашивает его «ты идиот или дебил?», то ведь такой вопрос ярко характеризует не того, кого спрашивают, а самого спрашивающего.. А непонимание г-ном Лауги страданий русской души показывает хотя бы то, что свою статью он почему-то завершает большими цитатами из Юнга и Фрейда. Выходит, эти нехристиане-психоаналитики чуть ли не главные специалисты по русским и православию? Может, лучше было.. на Библию сослаться?! В конце Лауга желает, чтобы Бог помог «нашей несчастной стране» . Так Господь Бог, или все-таки Юнг с Фрейдом? Может, хотя бы Мартин Лютер?
О протестантской ненависти к православию и России
© Copyright: Константин Матаков, 2012
Свидетельство о публикации №212040900391
Свидетельство о публикации №212040900391
Рецензии
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.