Олег Воронин Памяти Столыпина

    I.Из семейных воспоминаний

    Как ни странно, впервые имя Столыпина всплыло в нашей семье по совершенно постороннему поводу. В хулиганской иркутской 15-й школе в начале 60-х носить пионерский галстук полагалось только на официальных мероприятиях типа дружинной линейки, а в послеурочное время или на «толковищах до кровянки» (по Высоцкому) за школьными мастерскими, он благополучно перекочевывал в карман или портфель. И как-то на замечание бабушки перед уроками: «а галстук - то твой где?» я огрызнулся: «не буду этот столыпинский галстук надевать!», откуда я тогда подхватил это слово, даже и не помню, наверно из рассказа экскурсовода в Историческом музее о героической гибели на Байкале революционера Бабушкина от рук царских палачей. Моя добрая бабушка вздохнула и произнесла непонятную фразу: «вот так же и Мише говорили». Уж ей-то, помнившей саратовскую трагедию нашей семьи по женской линии, имя Столыпина многое напоминало. Только позже я узнал о двух братьях: моем деде Матвее – чекисте 20-х и его старшем брате Михаиле – известном губернском статистике, на беду свою в период солдатской службы бывшем денщиком саратовского генерал-губернатора Петра Аркадьевича Столыпина и в 38-м расстрелянном за это вместе с сыном. В период «развитого социализма» это была семейная тайна, только в 87-м М.Я. Гефтер рассказал мне, что крылатое уподобление виселицы галстуку премьер-министра сделал в думской речи, «первый тенор кадетской партии» Родичев, впрочем, затем приватно извинившийся.

    II. Споры вокруг имени.

    Сам же Петр Аркадьевич, быший в Думе не менее блистательным оратором, с крылатыми: «Не запугаете!» и «Вам нужны великие потрясения, а нам Великая Россия», личные извинения Родичева и его объяснения, что он «совершенно не имел в виду оскорбить главу кабинета и искренне раскаивается в своих выражениях, которые не так были поняты…» принял, но руки депутату при этом не подал. Впоследствии Родичев прошедший и большевистские тюрьмы, и «ледяной поход»  Корнилова, и бедность, и угасание эмиграции не раз сожалел о своих словах. Но дело даже не в поговорке: «Слово как воробей, вылетит, не поймаешь», а в том, что здесь отразился именно «революционаристский» комплекс российских либералов (Родичев был фанатичным поклонником Герцена). Недаром, даже после гибели стольких посторонних людей и ранения маленькой дочери Столыпина после взрыва его дачи, либеральная фракция Думы не осудила этот акт массового террора, т.к., по выражению Милюкова, не могла «оттолкнуть от себя левые элементы». Метастазы такого понимания русской истории, сказываются и сейчас, нынешние школьники и студенты об убийстве Столыпина, может быть, и слышали, а о преступном надругательстве большевиков над могилой Петра Аркадьевича (ее заасфальтировали) ничего не знают.
   
    И сейчас, в дни 150-летия одного из величайших государственных деятелей России имя Столыпина вновь станет предметом споров, причем не на уровне осмысления, а скорее на уровне плоского глумления, как в статье Ленина «Последний клапан». Главным выводом этой статьи, как и всей критики аграрной политики Правительства России (т.е. Столыпина) было обвинение, что «столыпинская реформа» сохраняла в России главный пережиток феодализма – помещичье землевладение.

   Но цифры говорят сами за себя, после знаменитого «Декрета о Земле» (1917) увеличение средней площади земли, находящейся в пользовании крестьянина выразилось в сравнительно небольшой прирезке – 16,3%. К тому же количество пахотной земли в России в начале ХХ в. в расчете на душу населения (2,8 га без Сибири) было больше, чем во Франции (2 га), Германии (1,8 га), Италии (1 га). При этом крестьянам в России (до реформы 1906 г.) принадлежало 62% пахотных земель, во Франции – 55%, в Пруссии – 12%, в Англии у крестьян практически не было собственной земли. Так может быть, главным в аграрном вопросе была не форма собственности, а форма организации земледелия? Сохранился дневник земского деятеля в Тульской губернии: «…местные землевладельцы бросились было покупать новый технический инвентарь – сноповязалки, но вскоре убрали эти…орудия в сараи за неимением работников, которые умели с ними правильно обращаться: «Махать косой с утра до вечера очень тяжело, но при этом можно не думать».
   
 II. Российское «экономическое чудо»: было ли оно?(взгляд со стороны).

    В дневнике графа Алексея Алексеевича Игнатьева – русского военного атташе во Франции (и будущего автора знаменитых мемуаров «50 лет в строю») есть запись, относящаяся к 1906 г.: «Посол Нелидов поделился со мной самым модным среди дипломатов «mot de orde» (словечком): «La Russie ne compte plus» («С Россией больше не считаются»)». Таковы были печальные результаты Русско-японской войны 1904-05 гг. Но все же правящие круги Франции не могли не помнить катастрофы 1871 г. и хорошо запомнили так же выражение лидера партии радикалов в Палате Депутатов Жоржа Клемансо на закрытых слушаниях после заключения англо-французской Антанты: «Английский флот не может заменить для Франции русскую армию, так как флот не имеет колес и не сможет защитить Париж».

    Не очень хорошо представляя себе политическую ситуацию в России после событий 1905 г. Правительство Франции нуждалось в непредвзятой информации о состоянии российской экономики и, прежде всего, инфраструктуры необходимой для будущей войны. Выбор Кабинета министров пал на очень интересную фигуру - профессора кафедры географии «;cole normale sup;rieure» (Высшей школы в Париже) Эдмонда Тери (1854-1925). К тому времени он был видной фигурой в среде французской политической элиты, редактором авторитетного журнала «Экономист Европы», политическим обозревателем ряда крупнейших газет («Тан», «Ревью де Монд» и др.). Его старший брат занимал ответственный пост в министерстве общественных работ. Задание для Тери было сформулировано руководителями двух министерств: Сельского хозяйства и Общественных работ и звучало так: «…изучить на месте последствия русской аграрной реформы 1906 г. и состояние русских железных дорог…». В мае - октябре 1913 г. он совершает ряд поездок по России, работает в архивах Министерства финансов, встречается с ведущими российскими политиками и чиновниками: Председателем Совета министров М.Н. Коковцевым, секретарем его канцелярии Л. Давыдовым, бывшим министром сельского хозяйства А.Ермоловым и главноуправляющим Департамента земледелия А. Кривошеиным.
   Все эти сановники были ближайшими помощниками П.А. Столыпина и неудивительно, что свой отчет автор книги начинает с него: «…я должен констатировать со всей беспристрастностью, что Россия понесла тяжелую утрату в лице Столыпина, убитого в Киеве…». Автор напоминает: « За период с 1902 по 1912 г., Россия подверглась двум тяжелым испытаниям: 1) неудачная война с Японией, которая могла нанести непоправимый ущерб российским позициям на Дальнем Востоке; 2) политические волнения 1905 г., которые одно время угрожали и государственному строю, и даже национальному единству страны…< эти события>…стоили России - не говоря уж о человеческих жертвах - 8 млрд. франков, но затруднения, которые испытывала казна, заставили правительство принимать во внимание общественное мнение, лучше распоряжаться государственными финансами, усилить контроль над расходами и, наконец, создать новые источники дохода путем энергичного поощрения национального производства, и сельскохозяйственного и промышленного…».
   
    А далее следует действительно объективная оценка: «…ибо конституционные законы и великая аграрная реформа 1906 г. , позволили этой великой стране не только оправиться от потрясений трех черных лет (1904 - 1906), но и приступить к рациональному освоению несметных природных богатств на территории, втрое превышающей территорию Европы…».
    А затем, после политических реверансов, естественно необходимых при оценке основного союзника Французской республики в грядущей войне (наступления которой ждали почти все, кроме социалистических идеалистов II-го Интернационала), автор приступает к конкретным оценкам экономического развития России за последние пять лет (1906 – 1913):
    «Масштаб развития страны определяется тремя факторами экономического порядка: 1) рост коренного населения; 2) увеличение промышленного и сельскохозяйственного производства; 3) вытекающие из этого расходы на народное просвещение и оборону.
    Что касается роста населения России, последние годы имеют в этом отношении особое значение. Действительно, несмотря на кровопролитную войну 1904 - 1905 гг., население Российской империи увеличилось со 139,3 млн. чел. в 1902 г. до 171 млн. чел. в 1912 г., или на 31,7 млн. чел. за весь период (22,7 %), т. е. ежегодный прирост составлял 3,7 млн. чел. Этот прирост тем более примечателен, что в предыдущее десятилетие – 1892-1902 гг. - он едва достиг 18,6 млн. чел., или 15,4 %.
   Точно так же и средняя плотность населения Европейской и Азиатской России в целом, составлявшая лишь 5,5 чел. на кв. км в 1892 г., выросла до 6,4 чел. в 1902 г. и до 8 чел. в 1912 г. Население Европы должно было достичь к концу 1912 г. примерно 455 млн. чел. при средней плотности 46 чел. на кв.км. Таким образом, по плотности населения (8 чел. на кв.км) Россия значительно уступает <  основным европейским странам>. Но Россию необходимо рассматривать, как молодое государство, и итоги последних десятилетий позволяют предположить, что: 1) 50 губерний Европейской России в ближайшие годы достигнут плотности населения, по меньшей мере, сопоставимой с плотностью населения современной Европы; 2) необъятные и до сих пор пустынные территории южной Сибири будут заселяться так же быстро, как американский Дальний Запад или аргентинская пампа, ибо почвы там, возможно, еще более плодородны, а общие условия жизни, по крайней мере, так же благоприятны…»
   
    Далее, приводя обширный статистический материал переписей 1897 и 1911 гг., показывающий, что прирост населения был повсеместным, а особенно выиграли крупные города, причем динамика роста, по данным французского географа, либо приближалась к среднеевропейским (в ср. 51% прироста), либо опережало его (так население Саратова выросло на 47%, Казани на 41%, а население Киева выросло за это время на 81%(!).
    В последующих главах обзора содержится детальное изложение истории развития сельскохозяйственного производства в последние годы. Производство зерновых выросло на 114%, картофеля - на 79%, сахарной свеклы на 31%. А сравнение с другими странами приводит автора к следующему обоснованному выводу: «…ни одна европейская страна не достигала подобных результатов, и этот рост сельскохозяйственного производства - достигнутый без помощи дорогостоящей иностранной рабочей силы, как в Аргентине, Бразилии, Соединенных Штатах и даже Канаде, - не только помог удовлетворить растущие потребности населения…которое благодаря повышающемуся благосостоянию питается лучше чем в прошлом (далее, многочисленные таблицы показывают постоянно увеличивающуюся долю индивидуального потребления таких продуктов как  сахар, кофе, чай, мясо, хлеб, алкоголь и т.), он также позволил России значительно расширить внешние рынки сбыта и решать благодаря увеличению экспорта продуктов питания новые задачи во внешней политике…». Экспорт продовольствия вырос (1908-1912) на 93%, а излишек экспорта составил в стоимостном выражении 103 млн. фр.(ок. 35 млн. золотыхрублей)». Этот стабильно растущий экспорт, по мнению автора, положительно влиял на растущий внешний кредит России, ибо средний излишек годового экспорта, был вполне достаточен для того, чтобы справиться с бременем внешнего долга и недостатком промышленности.
    Все же и темпы роста русской промышленности, были достаточно впечатляющими, по выражению автора: «…если эта отрасль национальной экономики и не продемонстрировала столь же выдающихся результатов, что и сельское хозяйство, она, тем не менее, добилась очень серьезного прогресса. Производство каменного угля выросло на 79,3% , чугуна – на 25%, железа и стали – на 53%.
    «Русские все еще во многом зависят от зарубежных стран в отношении металла и изделий из него, которые ввозят в основном из Германии, Англии и Австрии, но они уже сами строят свои паровозы, железнодорожное оборудование, торговые и военные суда, изготавливают свое оружие…». Потребление свинца и меди составило (1908-1912) 20,3 тыс.т. и 7,1 тыс. т. соответственно, т.е. выросло вдвое». Несомненно, что увеличение производства угля, железа, стали и цветных металлов, тесно было связано с военными программами и автор отмечает, что «…расходы на национальную оборону (военные, морские и чрезвычайные), которые в бюджетах периода 1898-1902 гг. в среднем составляли 1 220 млн. фр., выросли до 1 832 млн. фр. за период 1908-1912 гг., т. е. повысились на 612 млн. фр., или на 50,1 %.
   
    Но все же, самые поражающие успехи России в «столыпинский» период связаны не столько с сельским хозяйством и промышленностью, сколько с образованием, И именно здесь Тери видит залог успешного будущего России: «С точки зрения народного просвещения Россия долгое время была отсталой страной, в которой девять десятых сельского населения не получало никакого образования, но в последние десять лет…среднегодовые бюджетные расходы выросли с 85 млн. фр. за пятилетний период 1898-1902 гг. до 219 млн. фр. за период 1908-1912 гг., т. е. на 134 млн. фр., или на 156,2 %...». Нетрудно подсчитать, что если на военные расходы «реакционер» Столыпин тратил 68,2 фр. (23 руб.) в расчете на душу населения, то на образование этот «представитель помещиков и капиталистов» истратил за это же время 216 фр.(75 руб.) в расчете на душу населения.
    А далее вывод французского географа и экономиста абсолютно логичен: «Опираясь на результаты, полученные с начала ХХ в., <мы > приходим к выводу, что, если тенденции, наметившиеся в период с 1900 по 1912 г. в крупнейших европейских государствах, сохранятся до 1950 г., к середине нынешнего века Россия будет доминировать в Европе, как с политической, так и с экономической и финансовой точек зрения.
    А ведь сейчас уже очевидно, что не далее чем через четверть века Южную Сибирь и области Средней Азии с умеренным климатом свяжет сеть железных дорог, план строительства которых уже разработан; эта сеть будет включать в себя помимо ныне существующих путей основные магистрали и вспомогательные линии в количестве, достаточном для того, чтобы поднять на небывалую высоту экономические условия на территории, равной, возможно, всей Европе.
    Если тенденции, наметившиеся в период 1900 - 1912 гг., сохранятся в ближайшие 40 лет, численность населения России в 1950 г. будет превышать совокупную численность населения других пяти великих европейских держав. Возможно, благодаря росту благосостояния, который повсеместно отмечается в России, рождаемость в этой стране начнет падать (это явление уже имеет место в других европейских странах), но спустя некоторое время улучшение санитарно-гигиенических условий и ухода за детьми - до сих пор еще мало развитого в русской деревне - компенсирует снижение рождаемости и позволит славянской расе сохранять то огромное преимущество в численности, которое она уже приобрела над англосаксонской и латинской расами…».

    III.Мысли по поводу

    Попробуем кратко оценить, чем же стала киевская трагедия 11 сентября (нет не 2001!) 1911 г. для России. Она была не только гибелью великого человека, она была, прежде всего, утратой последнего исторического шанса на относительно мирное и бескровное развитие страны в ХХ веке. Мне обязательно возразят: « Все же была «одна шестая часть суши», которую все боялись!». Да была, да боялись, но какой ценой? Ценой миллионов жизней унесенных двумя мировыми войнами, голодом (помните у Ахматой: «это было не в тот голод, а позатот»), эпидемиями, репрессиями, «демографическими ямами». Вот этого-то Петр Аркадьевич и не хотел, а собственной жизнью он всегда готов был пожертвовать. Помните его Завещание: «Пусть хоронят, где убьют…».
   
    А если от этических сентенций снова вернуться к экономике. «Экономика – это судьба» (В.Ратенау), то рискнем сделать еще одно предположение. Был безвозвратно утрачен шанс на «органичное развитие» экономической жизни не только России, но и большей части Евразии. Что же мы имеем в виду?
    "Практически весь ХХ век проходил под знаменем непримиримой борьбы между двумя теориями - либерализмом и марксизмом. Они определяли не только экономические отношения, но одновременно стали идеологиями разных мировоззрений и социальных срезов общества. Этим теориям стали соответствовать и разные типы управления обществом – «либеральная» («свободная») и «эгалитарная» («уравнительная») демократии. Обе теории оперируют одним и тем же понятийным, методологическим аппаратом и тождественными методами экономического анализа. Обе теории основываются на «экономоцентризме», ставя экономику на первое место в иерархии ценностей. Обе теории признают универсальность и однородность основных этапов экономической истории, приоритет хозяйственной логики перед всеми остальными факторами (национальными, культурными, религиозными, историческими, географическими и др. составляющими), определяющими сущность общества, стадию его развития и его идентичность". (А.Дугин «Основы геополитики», М. 1997).
   
    Попробуем же поискать новые формулировки путей развития, не ограничиваясь догматами экономической ортодоксии. Французский философ А.де Бенуа справедливо отмечает: «…в знаменитой триаде «Свобода, Равенство, Братство» («Liberte, Egalite, Fraternite») мы незаслуженно забыли альтернативный по отношению к предыдущим механицистким видам, но наиболее редкий и позитивный - «братство». Именно оно и называется «органичным» видом управления, которое может и должно показать новые ориентиры к ответственному, справедливому и нравственному общественному устройству. Какие же экономические принципы оно должно в себя включать?
     Для «органической» экономики важно ввести «гуманистическое измерение» в систему экономического анализа. Вместо индекса ВВП, который является лишь количественным показателем, следует сделать акцент на социологическом измерении хозяйственных процессов, учитывая качественный показатель ИЧР («индекс человеческого развития») сформулированный знаменитым индийским экономистом и философом Амартией Сеном. Этот индекс, наряду с традиционными экономическими показателями включает в себя также уровень детской смертности, степень социального оптимизма, доступ к образованию, уровень грамотности, процентное соотношение врачей к общему числу населения и т.д. »). Необходимо делать упор на социальных услугах, как «этической парадигме экономики»(См. С.К.Кольм «Экономика дара»).
   
    А если обратиться к документам, то из них ясно видно, что большая часть «Докладов на Высочайшее имя», которые П.А. делал и как Премьер, и как Министр внутренних дел посвящена именно вопросам земского управления, агрономии, образования, санитарии и медицинского обслуживания. Несомненно, мы должны делать поправку на начало прошлого века и на уровень знаний в этих областях, но тенденция именно такова (См. П.А. Столыпин: Грани таланта политика», М., РОСПЭН, 2006.).
   
    Кроме того, сделаем и еще одно, возможно и не бесспорное предположение. Реформы Столыпина закладывали основы именно национальной модели экономики. Ставка на самостоятельное крестьянское землепользование советскими историками объявлялись подражанием западным «фермерским» моделям, но наиболее активно «крестьянская» политика Премьера проводилась в Сибири, где, как всем известно, помещичьего землевладения не было, а деревенская община не имела такого влияния на жизнь земледельцев да и «передел» участков не имел особого значения, т.к. фонд свободных земель был еще относительно велик. В своей «Записке…о поездке в Сибирь и Поволжье» (1910), долгое время хранившейся в недоступных для большинства историков архивах, Премьер, рассматривая переселение, как «естественный процесс», приводит подробнейшую аргументацию необходимости коренного переустройства аграрных отношений в Сибири: «Необходимо и в Сибири столь же твердо, как в Европейской России, стать на путь создания и укрепления частной собственности…конечно и в Сибири правильное…землеустройство, без насильственной и спешной ломки хозяйственного уклада, может явиться последствием лишь добровольного и сознательного перехода крестьян к новым формам; большая здесь близость этих форм к существующему порядку, чем в Европейской России, обеспечит и ускорение этого процесса». Т.е. Столыпин именно в Сибирской деревне, видит модель общественного устройства аграрной сферы всей России: «…открывается широкая возможность противодействия развитию в Сибири общинно – уравнительных порядков».
    Собственно, главной «социальной услугой» стало отведение под переселенческие земли «кабинетских» (т.е земель царской семьи): более 21 млн. десятин, а проведением за счет государства, например в Томской губернии, землеустроительных, лесоустроительных и др. работ, «самодержавие» руками Столыпина и закладывало первые элементы «социальной» и «национальной» экономической модели, в какой-то степени обгонявшие свое время.
   
   Внимательный читатель, скорее всего, упрекнет нас в «осовременивании» реформ начала ХХ в. или в механической их привязке к современным экономическим теориям. На это можно возразить, что ныне господствующая в РФ либеральная экономическая парадигма в свои предшественники зачислила не только Александра Освободителя, но и Екатерину Великую. 
    Мы же должны вспомнить Фридриха Листа с его теорией «автаркии больших пространств», по которой для успешного развития хозяйства государство и нация должны обладать максимально возможными территориями, объединенными общей экономической суверенностью, а внутренние ограничения на свободу торговли в пределах союза должны быть минимальны или вообще отменены. И С.Ю. Витте, и Столыпин были хорошо знакомы с работами Листа, а аграрные преобразования, начавшиеся с 1906 г. полностью отвечали этим рекомендациям.
    В настоящее время подобная интерпретация «столыпинских реформ» разделяется большинством историков и экономистов, что и показала дискуссия вокруг монографий петербургского исследователя Б.Н. Миронова «Социальная история России периода империи», в 2-х тт.(Спб., 1999) и «Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII -  начало XX в.», М., «Новый хронограф», 2010. (См. «Российская история»,№1, 2011), в которой обозначились диаметрально противоположные точки зрения от критического отрицания до аргументированного одобрения. Но фигура  П.А. Столыпина стояла в центре всех споров.
   
     А еще одним свидетельством злободневности этих споров, может послужить фрагмент одного из диалогов Премьера с представителем думской оппозиции.
 - Вопрос П.А.: Каково настроение в тех сферах. Где Вы вращаетесь?
 - Его собеседник отвечает: «В них только и разговору, что…о давлении, которое Правительство оказывает на выборах в Думу…»
Столыпин (почти рассмеялся): «Скажу Вам категорически….насчет выборов в Думу…не было не только никаких–либо…секретных циркуляров, но и …словесных указаний и внушений…Если и были какие-нибудь нажимы…то все это было результатом…главным образом «переусердия» местных властей…заставь дурака Богу молиться…А на всякое чиханье не наздравствуешься! Вот Во Франции и республика, и парламентаризм. а разве там правительство не давит на выборы в палаты, не выставляет даже официальных кандидатов…».
    Интересно, о каких выборах, и каком Премьере речь?