Эхо милосердия

      Отзыв-впечатление на повесть Ю. Воякина "Эхо войны"
      Исходник: http://www.proza.ru/2011/02/12/1825

   Условно текст разделен на две части:
1) историю прапорщика волей начштаба ставшего художником;
2) историю бабушки этого прапорщика и спасенного ею вражеского солдата-юнца.
   Первая часть повести по жанру тяготеет к военной байке. Написана легко, непринужденно, с юмором. Вторую часть можно отнести к мемуаристике. Начинается со случайной встречи главного героя с директором музея и настраивает читателя на серьезный лад.
   Собственно ткань повествования шьется своим чередом, но в нее неожиданно вплетается крупный орнамент, ради которого и затевалось произведение. Автором применен не новый, эффективный прием: история в истории. Роль белых ниток могли бы сыграть устойчивые обороты речи: "впал в немилость", "чрезмерное усердие", "скрасить юмором", "грех жаловаться", "хуже горькой редьки", "не откладывая в долгий ящик", "по самое не хочу" и т. п., если бы повесть не спасала мощная идея и сильная содержательная составляющая.
   Простота и безыскусность авторского стиля сочетается с интересным сюжетом по спасению мальчика гвардии старшиной Варварой Федосеевой. Соленая грубоватость, рассыпанная по тексту режет глаз, однако не портит общего впечатления и даже оттеняет картину сытой, беззаботной службы главного героя от далекого, военного прошлого бабушки, непрошенно-негаданно ворвавшегося в отлаженный армейскими буднями ритм жизни внука. Читатель понимает, прежней судьбы у главного героя теперь не будет. Она непременно изменится из-за внутренней расфокусировки привычных ориентиров и шаблонов, устоявшихся мнений. Своим поступком Варвара Федоровна ломает стереотип образа врага. И правда, разве злой фашист есть "несмышленное дитя? Плачет, трясется, описался". Важно: благородство и сердобольность проявляется русским солдатом не на привале, не при менее жестких обстоятельствах, не по отношению к гражданскому населению, а в пылу боя, когда эти германские "мальчики с унтер-инвалидом умудрились советскую самоходку поджечь", когда сердца воинов ожесточены и требуют мести, проявляется истинно христианская добродетель. Мы видим действие и силу опошленного и осмеянного изречения: ударили по одной щеке, подставь другую. Здесь проявляется дух. На него нанизываются мускулы, кожа, гимнастерка, снаряжение, патроны, оружие, злость...
   Произведение "Эхо войны" Ю. Воякина выгодно, резко и ярко выбивается из общего строя бравурно-парадной прозы, изобилующей у отечественных авторов. Подобное редко встречается даже у писателей-гуманистов, чье творчество нашло мировую известность. На память приходит эпизод из "На западном фронте без перемен" Э. М. Ремарка, где по сути такой же германский мальчишка убивает француза-врага и лишь потом, найдя у мертвеца фото жены, вспоминает мир и дом, испытывает запоздалое сожаление, смутно раскаивается в содеянном.
   Конечно, легче и проще эксплуатировать расхожую тему закидывания противоположного окопа "лимонками" и хождения в штыковую-рукопашную, умещая горы вражеских трупов в медальке. Гораздо сложнее возвыситься над ненавистью до общечеловеческих ценностей, совершить поступок, грозящий выговором и шрафняком, но по совести единственно правильный.
   Вот так из неприметного, рядового желания поделиться воспоминаниями вырастает библейское по мудрости, эпическое по накалу страстей и героике повествование, примиряющее прошлое с настоящим и прозревающее эру милосердия.