Состоялся ли поэтический перевод?

СОСТОЯЛСЯ ЛИ ПОЭТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД?

2013 год.Этим временем датируется выпуск очередного сборника стихов Федерико Гарсиа Лорки в загадочном, основанном в 1991 году московском издательстве с ребусным названием "Эксмо" (может быть, это аббревиатура бывшего в употреблении мороженого?),получавшем немало нареканий и обвинений за грубые ошибки и курьёзы. Новоявленную книжку Ф.Г.Лорки очень трудно назвать новой, хотя некоторые малозначительные элементы новизны вроде бы и присутствуют.Например,в наименование сборника бездумно перенесено название одного из романсов - "РОМАНС ОБРЕЧЁННОГО". Что может символизировать такой избранный издательством заголовок? Неужели лишь то, что книга обречена на неудачу, провал, неизбежность гибели, на полное крушение и тяжкие неудачи? Подобным способом можно наименовывать и издавать ещё сотни так называемых новых книг, лишь меняя названия на обложках. но оставляя те же тексты. Да, в основном это та же книга, изданная девять лет назад в той же "золотой серии поэзии" того же российского издательства. Поменялся ответственный редактор (была В.Жукова, стала Е.Назарова), но количество стихов, порядок их расположения, авторство переводов. иллюстрации остались неизменными. Мня же интересовали изменения, свежесть, новизна. А новизной этого издания можно считать то, что в аннотации почти после каждого из фамилий переводчиков стоит слово "наследники", чего раньше не было. Как небольшое исключение фигурирует фамилия Анатолия Гелескула: рядом с его фамилией стоит слово не "наследники", а "наследник". Надо понимать, что у умершего осталась всего лишь одна наследница - вдова Наталья Родионовна Малиновская, дочь бывшего маршала, являющаяся на протяжении многих лет бесмменной составительницей многих сборников стихов Г.Лорки.
Из всех помещённых в новом издании стихотворений Федерико лишь одно даётся в другом переводе по сравнению с прежним эксмовским сборником. Это "Пошла любимая к морю" в переводе Натальи Юрьевны Ванханен вместо "Пошла моя милая к морю" в переводе покойного Юлия Марковича Даниэля.
Но хочется обратить внимание на знаменитый романс "Неверная жена", который многократно, как говорится, на все лады публиковался в переводе Анатолия Михайловича Гелескула с бесконечными вариациями и всяческими переделками. Последняя книга - не исключение.

И в сумерках на излуку
увёл я жену чужую,
а думал найти подругу.

Оказывается, персонах романса намеревался подыскать себе из числа чужих жён какую-нибудь "подругу" - то ли партнёршу по буйному сексу на пленере, то ли "подругу жизни", как шутливо принято ведичать не чужую, а свою собственную жену.
До этого многократно. начиная с 1965 года эта увертюра перевода, выполненная тем же переводчиком, была совершенно иной:

И в полночь на край долины
увёл я жену чужую,
а думал - она невинна.

Как видите, думы изменились: теперь герой романса подумывает уже о невинности своей возлюбленной, а лишь о том, как бы сделать её своей подругой. Коренная переработка зачина повлекла за собой и переделку финала. Если ранее героиня баллады клялась в своей целомудренности:

...запомнив обман той ночи
в ткманах речной долины -
она ведь была замужней.
а мне клялась, что невинна,

то теперь тот же переводчик тех же строк говорит о каких-то неизвестных читателю обещаниях, которым почему-то нельзя было не верить, и обвиняет вроде бы честную женщину во вранье, подчёркивая, что эта "лгунья была замужней":

Поверил я обешаньям
дорогою на излуку. (в другом варианте: "когда повёл на излуку")
Но лгунья была замужней,
а я ведь искал подругу.

Эти и другие изменения в тексте перевода обнаружены в сборнике переводов Анатолия Гелескула с почти хемингуэевским названием "Огни в океане" (2001). представляется, что изменения переводческих строк производились их автором как бы ради самих же изменений по методике "попробуем ещё раз построить фразу - только бы выглядела она как-то иначе". Даже уже. казалось бы, устоявшаяся и выглядевшая привычной, опубликованная в десятках сборниках строка

"Я дал ей ларец на память"
 
вдруг ни с того, ни с сего "обновлена", зачем-то перекручена переводчиком и вряд ли улучшилась:

"Я дал ей на память ларчик".

В последнем же издании кем-то принято было решение всё же возвратиться к раннему варианту этого поэтического подарка - ящичка или шкатулки (в подлиннике - costurero - швейная коробка). Но гораздо больше обращает внимание в этом переводе появившаяся "подруга", каким-то обещаниям которой поверил тот, "кто слывёт мужчиной", "подруга", которую он "повёл на излуку"(надо полагать, на берег реки, где "замерцали цикады". хотя цикады вообще-то примечательны тем, что издают стрекотание, а не "мерцают". Между прочим, в оригинале - grillos - сверчки. Подразумевается, что, подобно страстям влюблённых. загорелись песни сверчков. У Гелескула же ощущается, что переводил он не с испанского, а скорее с   готового украинского перевода Миколы Лукаша: "цикади заблимт1ли" (дословно: "цикады замерцали"). Кстати, цикады по-испански не grillos, a cigarra, и у Лорки есть в его "Книге стихов"(1921) отдельное стихотворение, которое так и называется "!Cigarra!" ("Цикада!").
Подумалось и о том, а что было бы, если бы эта "лгунья" не была замужней. Никакой подруги тогда не искал бы? Значит, главное - не человеческие чувства, не искренняя любовь, не глубинные желания, а штамп, печать в паспорте?..
Я осмелился коснуться лишь лишь нескольких строк перевода, выполненного уникальным по богатству разночтивости и вариациям строк переводчиком. И думается, что рано или поздно на его переводческие работы обратят внимание испанисты-исследователи, литературоведы и критики, проанализировав тексты и дав соответствующую объективную оценку многочисленным публикациям известного романса во всём многообразии его вариантов.
Дабы не быть голословным, приведу ещё пример разночтения строк перевода А.Гелескула:

Такой белизны не ведать
шелкам и цветущим сливам;
стеклу под луной не вспыхнуть
таким голубым отливом.

Строки эти опубликованы в 1965 году. В том же издательстве "Художественная литература" через три-четыре года эти стихи в переводе того же переводчика появились в другом варианте, переведены уже иначе:

Была нежна её кожа -
нежнее кожи улиток,
светлее росы на стёклах,
молочной луной залитых.

А вот и ещё раз переработанный перевод:

Её жасминная кожа
светилась жемчугом тёплым,
нежнее лунного света,
когда он льётся по стёклам.
(В другом варианте: "когда скользит он по стёклам").

Чему же верить: коже жасмина, светлой росе или тёплому жемчугу? Белому шёлку или
лунным стёклам? Цветущим сливам,улиточной слизи или льющемуся-скользящему молоку луны?..
Невольно возникает вопрос, необходимо ли поэту-переводчику в течение многих лет систематически менять и перекраивать свои уже неоднократно опубликованные тексты переводов, напоминая цыгана, который крутит солнцем? А может быть, многократные до бесконечности изменения и переработки, многочисленные правки переводческого текста свидетельствуют о несостоятельности перевода, а вместе с тем и о бессилии
его автора?