Глава 2. Дружба

... – Соловьев! Соловьев, дуй сюда! – этот требовательный окрик заставил Лешу вздрогнуть от неожиданности. Леша недовольно обернулся, мысленно готовясь отчитать того, кто его так резко и бестактно потревожил.
Прохладный ветерок яростно трепал каштановые волосы, просачивался сквозь тонкую рубашку. Леша поежился, обхватил себя руками. Теплее... но все равно – мурашки по спине.
Ли Федорович, приветливо улыбаясь, раскачивался на школьных воротах. Орать через весь двор Леше не хотелось, а подходить к этому самобытному типчику не желалось и подавно.
Вместо этого Леша двинулся к лавочке. Несмотря на погодные условия он не прочь был присесть – освежить голову, привести в порядок сумбурные мысли... Он любил, пока друзья за углом травились сигаретным дымом, побыть в одиночестве и поразмышлять. Никто не понимал его удивительной, противоестественной потребности в уединении, но это парня волновало мало. 
Федорович ловко спрыгнул с ворот, бодро зашагал по двору. Не долго думая, уверенно повернул к Лешиной скамейке, неспешно подошел, преспокойно уселся рядом с Лешей. Изподлобья весело зыркнул на мальчика. Леша не обратил на него никакого внимания, с виду он казался глубоко задумавшимся человеком.
- Игнорируешь меня, Соловьев?- Федорович нахально придвинулся, бесцеременно положил руку Леше на плечо. - Зря. Нам нужно поговорить...
Леша нетерпеливо сбросил руку Ли со своего плеча, безразлично вгляделся в собеседника. Федорович раздражал своим раздутым самомнением и по-детски невинным эгоцентризмом, и сейчас был как раз тот самый случай, что...
- И не думал игнорировать тебя, - сухо. – Чего тебе, Ли? – грубовато.
Самовлюбленный идиот, улыбаясь одними уголками губ,  до неприличия пристально и изучающе разглядывал Лешу.
- Да, в сущности, ничего... Просто... хотел выразить свое восхищение... – учтивый.
Леша недоверчиво и тяжело покосился на Ли. Этот козел пытается иронизировать? Как будто бы и нет – смотрит на Лешу серьезно, даже с некоторой торжественностью.  Странно как-то... За восемь лет совместной учебы не перекинулись и тремя десятками слов, а тут вдруг...
Отчего же его так задела вчерашняя ситуация?
- Я не сделал ничего особенного, - чуть смущенно, чуть сердито пояснил Леша. – Петька... он ведь...
Федорович недоуменно захлопал глазами, и аж приоткрыл рот от изумления.
- Причем тут Петрошенко? Ты, Леха, ты! – проникновенно. – Все дело в тебе... Да, впрочем, ты и сам это сознаешь...
Леша насупился, хмуро отвел взгляд. Да, он сознавал. Петька – ни при чем. Петька – обыкновенный умственно отсталый, блин... Петька, он... неустойчив, мимолетен – сейчас заливается горькими слезами, а буквально через минуту уже расцветает своей пустой улыбкой... Петька – ничто, жалкий человеческий обломок, он не способен на полноценные страдания. Но, как бы там ни было, разве происходившее вчера в раздевалке – нормально и естественно? Разве с этим не нужно бороться? Разве....
Нет, дело не в Петьке. Дело в принципе. Когда-то давно школьные издевательства едва не довели его старшую сестру до самоубийства, и теперь он не может, просто не может оставаться безучастным, видя такое безобразие... А Федорович, гад... пусть не лезет в душу...
- Знаешь, я думал, что уже целиком и полностью разучился удивляться чему-либо, - меж тем, спокойно и уверенно вещал Федорович, - но, откровенно говоря, ты меня шокировал своим поступком. Вот уж не ожидал от тебя такой экспрессии... такой выразительности, силы, рельефности, колоритности, красочности, живописности эмоции...со стороны это чудненько смотрелось, – иронически прищурился, со внимательным любопытством взглянул на Лешу. – Скажи честно, а тебе самому... раньше не было противно?
Леша тряхнул головой, отгоняя от себя упадочные мысли.
- Что? – изумился.
- Ну, как же... – тихо засмеялся Ли. Пренебрежительно скривился. – Ты всегда был таким... правильным, скучным, нерешительным... робким,  незаметным, предсказуемым, до тошноты трусливым... делал все точно так же, как и другие покорные бараны, как миллионы  других покорных баранов по всему миру.... В общем, серость... 
Леша не стал дальше слушать эту обидную, оскорбительную, и – самое главное! – лживую речь. Он просто взял борзого хама за грудки и притянул к себе. Ли смешно и беспомощно взмахнул тонкой рукой, попытался вывернуться, но у него ничего не вышло – Леша держал его с силой, да и... Хотя Леша охотно признавал превосходство Федоровича во многих науках, но в честном бою у этого тощего астеника не было ни единого шанса победить крепко сложенного, достаточно мышцастого для своего возраста Лешу. Все-таки, пять лет единоборств и один год спортзала не прошли даром...
Леша стерпел бы обвинения Ли, если бы они были справедливыми, отвечали бы действительности. Но... он никогда не был зашуганным трусом, с самого детства мог постоять за себя и других, свои мысли высказывал громко, честно и открыто, за что его уважали и любили большинство одноклассников.
Не был он и стеснительным, закомплексованым тихоней – он получал удовольствие от общения, заливисто смеялся, но при необходимости не избегал конфликтов – мог и поспорить, мог и твердо отстоять свое мнение, мог и незаметно переубедить оппонента... 
Он никогда специально и целенаправленно не старался поступать правильно с общественной точки зрения, ориентировался в своих поступках, прежде всего, на собственные моральные законы. А то, что эти законы очень часто совпадали с общественными представлениями о том, "что хорошо, а что плохо" – его не особо беспокоило.
Но для Ли, видать, любой человек, чье мнение сходится с общественным – покорный баран.
- Хочешь получить между глаз от "серости"? – дружелюбно, почти ласково спросил Леша, встряхивая Федоровича. – Хочешь?
- Пусти... - полузадушенно прошипел Ли. Леша тут же отпустил его, и Федорович незамедлительно отодвинулся на безопасное расстояние. Недовольно воззрился на Лешу с другого конца скамейки.
- Психопат, - неприязненно буркнул, поправляя съехавший набок галстук. Леша не выдержал – хохотнул. Настроение улучшилось. Такой потешный этот Федорович – думает, что можно сколько душе угодно втаптывать в грязь других, а самому при этом оставаться чистеньким... Точнее, нет – он может сколько угодно обзывать всех подряд соучеников лишенными индивидуальной окрасти оскорблениями – в этом он мастер – то они невежественные слюнтяи, то ограниченные дрочеры... а вот от личных уязвлений кого-нибудь конкретно взятого этому слабаку следует отказаться, ибо так можно и по морде схлопотать...
Ли с минуту задумчиво поразглядывал фасад школы. На крыльце с упоением лупили друг дружку тяжелыми портфелями мальчишки лет одиннадцати, под крыльцом играла в "классики" вертлявая малышня... Наконец, он повернулся, - таким виноватым и сконфуженным Леше его видеть еще не доводилось.
- Лех... я, правда, не хотел тебя обидеть. Извини, если что...
- Я не обижаюсь, - Леша, примиряюще махнув рукой, легко засмеялся. – Но если еще раз назовешь меня "серостью"...
- Ты не серость, - горячо, убежденно и важно заверил Федорович. – Ты, несомненно, Личность, Соловьев, - ты не побоялся выступить против всех. И это... в самом деле... круто, на это мало кто способен. Мне даже неловко, что я столько времени не замечал... Не отличал тебя от НИХ...
- От них? – с любопытством переспросил Леша. Он неожиданно для самого себя даже начал питать к разговору с этим ненормальным некоторый интерес.
- Да, от них, - Ли энергичным кивком указал на школу. – От всей этой бездумной, послушной биомассы...
- От чегооо? – залился здоровым, счастливым смехом Леша. Давясь от хохота, еще успевал обескураженно мотать головой. – Ну ты и... загнал...
- Дурачок, - досадливо поморщился Федорович. – Я серьезно...
А если серьезно, то... что? Добрый, но ленивый друг Славик – биомасса? Или отзывчивый, но ворчливый Сашка? Или человечная, душевная красавица Аллочка? Или...
Леша решительно встал со скамейки. Окинул небольшой школьный дворик рассеянным взглядом.
Степа... а что бы ты ответила?..
Улыбнулся облегченно, светло.
- Ты был прав, Федорович. Я...тоже... биомасса... – неспеша побрел прочь – мужественный, гордый, независимый, несгибаемый, волевой...
- Эй, Соловьев, стой... да подожди ты, балда! – крикнул Ли ему вслед, но Леша и не думал оборачиваться. Федорович засмеялся – коротко, шаловливо, проказливо. – Рано или поздно все равно станешь моим, Соловьев!
Ли еще долго глядел в широкую Лешину спину – аж до тех пор, пока мальчик не скрылся за тяжелой металлической дверью. Тогда выражение легкомысленной беззаботности и придурковатой беспечности сошло с его лица, заменилось чуть заметной, спокойной, раздумчивой усмешкой и взгляд утратил свою взволнованную, доверчивую восторженность, в нем застыло все то же спокойствие – ледяное, пугающее, жестоко-рациональное.
Ли усталым движением откинул челку со лба. 

***

... "Рано или поздно все равно станешь моим" – шуточное, легковесное, несерьезное...
Как ни удивительно, - стал. Тихо, незаметно и практически неуловимо, но – стал. Правда, не сразу - постепенно, помаленьку.
Причина неожиданно завязавшегося приятельства была загадкой даже для самого Леши. Ведь не нравился же ему Федорович? Не нравился! Явно не нравился, зараза... Бесил, сука, своей манерностью, пафосностью, шутовством, этими чертовыми крашенными ногтями, в конце концов...
Ничего в Федоровиче нет от нормального пацана. Ничего. Это существо должно вызывать только два чувства: отвращения и легкого раздражения.  И, тем не менее...
Нет, личность Ли по-прежнему не пробуждала в Леше ни капли симпатии. Но Леша, совершенно непредвиденным для себя образом уверился в том, о чем догадывался и раньше: Ли – абсолютно непредсказуемый, непостижимый человек, и никогда не знаешь, что этот неадекват выкинет в следующий раз.
Несмотря на инстинктивное, неосознанное отторжение и неприятие Федоровича, Леше было интересно общаться с этим человеком. До такой степени интересно, что Леша как-то незаметно для себя пересел от Славки (с которым делил парту с третьего класса) к Ли.   
Федорович не переставал удивлять, озадачивать, гневить – в нем как будто бы находился волшебный источник – неиссякаемо, бесконечно бьющий какой-то бурной, безрассудной, бесноватой силой.
Их парадоксальное общение со стороны казалось странным и даже диким. 
... – Заходил по той ссылке, что я тебе вчера скинул? – склонившись к Леше, вполголоса спрашивал  Федорович на уроке алгебры. 
Леша, старательно переписывая уравнения с доски, неопределенно пожимал плечами.
- Ну, заходил... – тускло, без интузиазма.
- И что ты думаешь по этому поводу? – глаза Ли зажигались интересом, со вниманием вглядывались в Лешу.
- Не знаю... Психи какие-то, - неохотно бормотал Леша. А что бы вы ответили, учитывая содержание полученной Лешей по Интернету информации?
Ссылка выводила пользователя, то есть Лешу на самую обычную статью из "Википедии". Статья повествовала о двух американских старшеклассниках, устроивших в 1999-м году кровавую бойню на территории собственной школы. Безумцы убили тринадцать человек, после чего застрелились сами...
- А меня они восхищают, - выдавал Ли, и мечтательно возводил глаза к потолку. Леша зыркал на него оторопело и недоумевающе, гневным, быстрым шепотом вопрошал:
- Ты совсем больной, Федорович? Чем тут восхищаться? Они зачем-то убивали людей....
- Мне кажется, они хотели испытать себя, - предполагал Ли, укоризненно качал головой. – И вообще, Соловьев... нехорошо так отзываться о мертвых...
Леша супился, кидал на Ли враждебные, непонимающие взгляды, но выражать словами свое негодование не спешил. В конце концов, этот вопрос не столь принципиален. Его можно обсуждать только с чисто теоретической точки зрения, с практической же ни он, ни Федорович никогда бы... никого не убили, и в случае настоящей опасности Ли несомненно бы...
... Что? Что бы сделал Ли? Леша не знал.
- Жаль, что мы не родились в Америке, - с сожалением констатировал тем временем Ли. – Эх... жили бы мы в США... размутил бы оружие... и... прощай, школа! Мы бы с тобой развлеклись... – окрыленно, с подъемом. 
Леша скучно покосился на идиота-одноклассника, уже и не зная, как реагировать на его провокационные заявления – то ли ругаться, то ли смеяться, и вдруг... замер. Ему пришла в голову ужасающая, содрогающая, невозможная мысль.
А что, если Ли... серьезно? Не шутит и не выпендривается, а на самом деле?..
Да нет, быть такого не может. Федорович хоть и со сдвигом, но все-таки...
А чересчур живое воображение уже рисовало картину – урок алгебры, Ли с пистолетом, улыбается мутно... медленно поднимает оружие, точно прицеливается в пожилую учительницу, и... ба-бах – кровавое пятно на стене, панические вопли, лица до неузнаваемости искажены страхом, грузная возня...
Видение было настолько красочным и реалистичным, что Леша даже слегка побледнел, а по спине побежали мурашки. Повернулся к Ли, глаза испуганно и зло сверкнули. Достал... до чего же достал своими глупостными разговорами... уже и нервы ни к черту...
- Катись к чертовой матери, извращенец долбанный... Не хочу с тобой сидеть, - процедил, торопливо заложил тетрадь в учебник. К Славке.... Скорее – к Славке – понятному, родному. Славик, дружище, прости...
Вскочил, сумку на плечо. "Сараба, человечек" – злорадно.
- Куда намылился, Соловьев? – недоуменно заморгал Ли. Озабоченно прищурился. – Э-э нет, так не пойдет... Сядь.
- Отвянь...
Ли, тихо смеясь,  железными тисками ухватил его за руку, с силой потянул, осторожно усадил рядом с собой.
- Фу, ***, гомосеки, - скалясь, громко прокомментировал Гавриш. – Михалыч и Дулин ссорятся...
- А кто из них Дулин? – тут же живо заинтересовалась рыжая Ларка.
- А черт их знает... Наверное, Федорович...
- Заткнитесь! – сердито воскликнул красный от возмущения и смущения Леша. – Вы...
Математичка-пенсионерка строго постучала указкой по доске, обвела суровым, грозным, осуждающим взглядом класс, и ребята вынуждены были замолчать.
Леша сидел за партой набычившись, - хмурый, постный, отчужденный... Ли рассматривал его с обычной пристальностью в глазах, с  мягкой полуулыбкой на лице. 
- Надо же, какие мы нервные и впечатлительные, - вкрадчиво, ехидно отметил. – Истеричные... прямо как девочка.
Леша дернулся, ощетинился:
- Закрой хавальник, членосос! Сам ты... – чуть слышно.
- ... а вообще-то, я женщин очень люблю, - спокойно журчал Ли так, как будто бы и не слышал Лешиных слов. – Женщины чище, терпимее, мудрее мужчин. Женщины...
У Леши возникло горячее, нестерпимое желание со всей дури вмазать кулаком по этой наглой, бесстыжей, смазливой мордочке, кривящейся снисходительной ухмылочкой. Со всей дури – так, чтобы расквасить нос, так, чтобы ручейком полилась кровь, так, чтобы стереть раз и навсегда эту небрежную усмешку, так, чтобы Федорович, забыв о своих понтах, взвыл от боли...
Одернул себя – нельзя. Нельзя... В конце концов, Федорович – просто несчастный шизик. Разве может нормальный человек так вести себя?..
- Пошел на ***, - яростным шепотом бросил почти что мирно.
- Федорович, да что же это такое?! – вдруг вскричала седая Валентина Афанасьевна, нервически бросила на стол тяжелый учебник. – Сколько можно жужжать на задней парте?! Ну-ка, расскажи нам всем, о чем ты так усердно вдалбливаешь Леше... Давай-давай, нам тоже интересно знать, – тонкий голос дрожал праведным гневом, руки – в бока.
Ли с выражением крайнего изумления повернулся к ней. На его губах играла саркастическая усмешка.
- Я рассказывал своему товарищу о женщинах, - дружный смех в классе, многие лица повернулись к Федоровичу – ловят каждое слово, с нетерпением предвкушают получасовое развлечение вместо занудных задачек. – Кстати... -  лицо Ли приобрело такое просветленное и триумфальное выражение, будто бы он только что сделал всемирно значимое открытие. - ...вы, Марьиванна... - он всех учительниц звал исключительно "марьиваннами", не обременяя себя запоминанием их имен и отчеств, - ... кажется, тоже были когда-то женщиной... так не будете ли вы столь любезны поведать нам о том, каково...
Некоторые одноклассники, не таясь, весело хохочут, другие – еще надеющиеся получить хорошие оценки по алгебре – стыдливо прячут невольные улыбки. Старенькая "Марьиванна" жадно хватает воздух ртом – переволновалась, морщинистая рука женщины отчего-то стиснута в кулак и прижата к груди – болит сердце, в глазах учительница прячет слезы – выдержанная, и не такое приходилось выслушивать... и не такое... и не такое...
Леше жаль пенсионерку, он виновато отводит взгляд.
- Ты сумасшедший, - плюет с отвращением, обращаясь к Ли.

 ... – Ты сумасшедший, - восхищенно шепчет. Ветер нещадно треплет волосы, звездочки таинственно подмигивают с неба, ноги гремят по металлу. На этой крыше ограждения нет, и это... ну, вы понимаете – чертовски будоражит.
- Здорово, правда? – беспечно смеется Ли, легко подлетает к самому краю – рисковый, безрассудно смелый... Руки – в стороны, блаженная улыбка на губах – непонятный, непостижимый...  "Стой, подожди меня" – хочется крикнуть Леше, но немудрящие слова неожиданно застревают в горле. Ли... этот чокнутый медленно и плавно поднимает левую ногу, принимается энергично прыгать на правой конечности по.... по самому краю...
Леша замирает от ужаса, он не может выдавить из себя ни звука. Глаза – как блюдца, сердце, кажется, вдвое ускорило свой ритм... Сейчас, сейчас Ли... сорвется, и....
Перед глазами уже болезненное, невыносимое – недвижный, окровавленный Ли лежит на асфальте, небесно-голубые стеклянные глаза устремлены ввысь, на лице застывшее выражение обиды и упрека: "Почему, Леша? Почему ты не спас меня?". Кровь медленно расползается под Ли, пожирает тонкие бледные запястья...
Ли чуть качнулся, резко остановился, выровнял равновесие – сердце Леши упало, стало трудно дышать, ладони вспотели, голова закружилась, ноги ослабели... Нет, это невозможно... невозможно выдержать...
Ли снова едва уловимо пошатнулся, и тогда Леша заорал так громко, так отчаянно, так истошно, так страшно, так иступленно, как, наверное, не вопил никогда в жизни:
- Ли!!!
Бросился к душевнобольному, достиг его в два прыжка (железо под ногами предательски скользнуло, и Леша не без труда удержал баланс), впился пальцами в узкие плечи, с силой отбросил Ли от края... Ли с налету грохнулся на крышу, чудовищно загрохотало, но это уже значения не имело... Задницу Федорович точно отобьет, но это – не смертельно...
Колени подогнулись, и Леша опустился на крышу. Он тяжело и часто дышал – так словно бы только что пробежал приличное расстояние, губы дрожали, на глаза помимо воли навернулись слезы. Ли уставился на него с неописуемым удивлением, оторопело потер спину... Потом, должно быть, понял – молча притянул Лешу, все так же - ни слова не говоря, прижал к себе, обнял... Леша бессильно и утомленно положил голову на это, с виду такое хилое, но на самом деле, крепкое и твердое плечо. Несколько секунд он сидел без движения – постепенно приходил в себя. Горящая красным неоновым светом мысль о том, что этот неординарный, сумасбродный, веселый, взбаламошный чудик может так запросто... погибнуть никак не хотела покидать, она продолжала упрямо витать в голове и ужасать.
Значит... несмотря ни на что, Леша все-таки привязался к Ли?.. Неужели Ли... и впрямь стал ему... другом?
Несчастно забурчал себе под нос:
- Паскуда... и зачем... зачем.... я чуть в штаны не наложил по твоей милости...
- Тише, Лех, тише, - мягко сказал Ли,  не размыкая обьятий, ободряюще и успокаивающе похлопал Лешу по плечу.
Леша всхлипнул, неуклюже отстранил от себя Ли, стыдливо пряча мокрые глаза. Только тут заметил, что Федорович по-настоящему растроган – смущенно зарделся, умиленно и обрадованно улыбался, глаза сияли бесконечной благодарностью и светлой ласковостью.
– Спасибо.... друг.
Внезапно посерьезнел, собрался, тепло взял Лешу за плечи, пронзительно взглянул в глаза.
- Только ты... больше так никогда не делай, - проговорил отчетливо, практически по слогам, внимательно и как-то... испытующе взглядываясь своими заоблачными, пронизывающими, острыми глазами в Лешины – темно-карие, прямолинейные, бесхитростные, верные, наивные, совестливые. – А то, если что... сам знаешь, я воскресну... а ты... – он печально улыбнулся, -... ты умрешь, Лешка... 

***
... Прошло чуть меньше месяца с момента их с Ли "повторного знакомства". Цветет вишня, божьи коровки по стеклу   – конец апреля. Учиться с каждым днем неумолимо приближающегося лета хочется все меньше и меньше, и...
Леша, комфортно развалившись на стильном кожаном диванчике, безучастно, механически щелкал пультом. Новости, музыка, реклама, какая-то примитивная мелодрама... Бесполезный шум, а что еще делать?.. Ох уж этот Ли... Уже не меньше пятнадцати минут минуло с тех пор, как он отправился за пивом в ближайший супермаркет, и все нет его и нет... Нудно. Ради этого Леша ушел с трех уроков?
Он от скуки вырубил телевизор, что все равно не способен был показать ничего стоящего, вяло откинул голову на спинку дивана, лениво глянул на нежно бежевый потолок. "Гипсокартон – отметил автоматически, - а Ли неплохо живет, однако..."
Товарищ жил вдвоем с матерью, и по этой причине Леша считал, что обиталище Федоровичей должно выглядеть более чем скромно. Но...
Та самая женщина, которую друг так презирал, как выясняется, обеспечивала себе и непутевому сыну вполне пристойное существование. И сейчас вот, она....
"Эта сука уехала в командировку на месяц, - сияя от нежданного счастья, объявил Ли Леше пару дней назад. – Квартира теперь в полном моем распоряжении...". Лешу, конечно же, коробило отношение однокашника к матери, и...
Нет, все, разумеется, еще помнят о том, как много лет назад эта авторитарная дама третировала маленького Ли, заставляла учить уроки едва ли не по целым дням, как била и унижала его, и он, бедняжка –  дрожащий, забитый, затюканный, -временами не смел даже рта при ней раскрыть, но...
Но уже три года прошло с тех пор, как Ли яростно взбунтовался и резко вышел из-под ее контроля. Мать утратила всяческую власть над ним, и, по выражению самого Ли, "поставила крест на пропащем человеке".
Теперь Ли силен, языкат и независим, а она... она, эта некогда железобетонная, суровая, непримиримая, деспотичная женщина ... она, кажется, ослабела и изнемогла, постарела и зачахла... но Ли... все еще ненавидит ее?
Простит ли... когда-нибудь?
Леша огляделся и стал думать о том, что, должно быть, без материальной помощи отца Ли все же здесь не обошлось. Отец Ли – композитор, достаточно известный в узких кругах, он, наверное...
Смазанный, приглушенный и почти неслышный звук – будто бы всплеск воды. Леша испуганно замер, прислушался. В трехкомнатной квартире кореша очень хорошая звукоизоляция, и невозможно даже определить, откуда...
Хлюп-хлюп – снова, на этот раз чуть громче, чуть уверенней. Кажись, из кухни...
Леша вздрогнул, очень медленно повернулся к новомодному узкому коридору со светильниками и картинами, ведущему в кухню. Нервно сглотнул без слюны.
Матери Ли дома нет и быть не может – она в Харькове. Ли... Ли еще в "Форе"...
Тогда – кто? Кто же там, на кухне?..
Леша припомнил, что все время, пока он сидел, распластавшись, на диване, из кухни как будто бы доносилась какая-то тихая, неясная возня. Сначала он не замечал ее из-за галдежа телевизора, потом углубился в раздумья...
Плюх-плюх. Кто...
"Привидение!" – мелькнула в голове абсурдная, нелепая, позабавившая бы Лешу в иных обстоятельствах мысль. Но, в атмосфере этой пустоты, одиночества, тишины, и даже какой-то безжизненности эта догадка показалась вполне.... реальной.
Кап-кап...
Лешу бросило в жар, он инстинктивно вскочил с дивана. Шумно выдохнул – фууух, рассердился на себя. Какой же он трус! Никаких приведений, естественно, не бывает. Зато какой-нибудь мелкий воришка вполне мог забраться в жилище приятеля...
Леша уныло вздохнул – в любом случае, требовалось осмотреть кухню и, при необходимости, остановить того, кто там намеревался поживиться....
А что, если это взрослый, накачанный мужик? Леша с тревогой поискал глазами хоть что-нибудь могущее сойти за оружие. Наконец, его взгляд остановился на тяжелой, массивной фарфоровой вазе. Да, не фонтан, но если по голове...
Дрожащими руками вытряхнул из вазы ссохшиеся цветы, крепко зажал импровизированное орудие справедливости в потных ладошках... Ничего, и не из такого дерьма выпутывались. Друг потом "спасибо" скажет.
Стараясь ступать как можно тише и мягче, Леша медленно двинулся по коридору на кухню. Он был страшно напряжен, сердце бешено стучало в груди, грозилось вот-вот выпрыгнуть... Затаив дыхание, сконцентрировался до предела – сейчас войду...
Бесшумно толкнув дубовую дверь, остолбенел на пороге. Глаза широко раскрылись от шока, челюсть отвисла.
Вор... точнее, воровка, присев на корточки и чувствительно выводя какую-то неизвестную Леше грустную мелодию, трудолюбиво протирала влажной тряпочкой один из кухонных шкафчиков. Шкафчик был  и без того абсолютно чист, но грабительница, видать, считала по-другому.   
Но самым ошеломляющим было даже не дикое, неуместное занятие злодейки. Преступница оделась крайне странно, даже учитывая жаркие погодные условия. Девичье тельце утопало в растянутой, длинной, полупрозрачной рубахе. Внизу одеяние немного задралось, и обнажило темные, маленькие трусики бандитки. Они плотно облегали изгибы юного тела. На ножках правонарушительницы красовались серые носочки с очаровательными, умильными, по-детски невинными мишками... Довершали фантастический облик прямые розовые волосы до пояса, что лиходейка предусмотрительно стянула "в хвост".
Леша ощутил, как стремительно, мучительно краснеет. Щеки просто-таки пылали. Он представлял себе другое - брутальный, опустившийся, заросший, воняющий перегаром и водкой мужичара средних лет, схватка не на жизнь, а на смерть, а тут... Взгляд снова невольно вернулся к узеньким трусишкам, Леша помимо воли почувствовал горячую судорогу возбуждения, прошедшую по всему телу, хрипло закашлялся.
Реакция на звук была мгновенной - девушка вздрогнула всем телом, ее миниатюрная ручонка машинально разжалась и выпустила тряпку, злодейка резко обернулась, чересчур резво вскочила, в результате чего смачно стукнулась лбом о кухонный стол. Выругалась сочно, совсем не по-женски, рывком подняла бледное личико на Лешу.
Теперь Леша мог рассмотреть ее получше. Она оказалась очень юной - на вид лет шестнадцати, не больше, и очень худенькой, даже истощенной, - пожалуй, даже худее Степы. На ней не было бюстгалтера, и ее груди - крохотные, упругие, податливые - отлично просматривались сквозь полупрозрачную ткань. Сосочки воинственно торчали, и можно было предположить, что она, так же, как и он....
Девушка перехватила его похотливый взгляд, нервно закусила губку,  импульсивно поддернула футболку, порывисто прикрыла тоненькими ручонками свои... свое богатство. Сжала ручонки в кулачки с такой силой, что костяшки пальцем побелели, взглянула на Лешу своими огромными, отчаянными, глубокими темно-зелеными глазами. На ее лице отразилось такое уничтожительное презрение, такая сильная ненависть, каких Леше не доводилось видеть еще никогда в жизни.
Храбрая, иступленная, жертвенная, самотреченная, принципиальная - она скорее умрет, нежели позволит кому-нибудь взять себя силой. В глазах - сталь, нерушимость, жесткость - не раздумывая, уничтожит насильника.
Только Леша... он ведь не с дурными намерениями... и вовсе не собирается ее... Зачем это ему? Он рассеянно скосил взгляд вниз, и тут до него дошла причина настороженной агрессии девушки - он все еще механически сжимал в руках увесистую вазу. Поспешно поставил предмет на стол, выжидательно и растерянно зыркнул на розоволосую. Оттаяла?
И все же, кто она? Любовница Ли? Нет, такие любовницами не бывают. Такие бывают ( в зависимости от возраста)  девушками, невестами, женами.... Но никак не любовницами.
Выясняется, у Ли есть девушка, и она... настоящая красавица. Только, почему Федорович, гад, не предупредил...  и ее, бедную, судя по всему, тоже.
- Кто ты? - не выдержав натянутого, острого, раскаленного, стрессового молчания, ляпнул Леша. Получилось как-то тупо, бестолково и по-детски.
- Я тебя об этом хотела спросить, - бросила она высоким, звонким, чуть подрагивающим голосом. В нем пробивались едва уловимые истеричные нотки, которые она явно пыталась скрыть, как и то, что испугалась до потери пульса... "Только бы не заплакала" - оробело подумал Леша. Он не переносил, когда плакали девочки, особенно такие.
- Леша, - неуверенно, робко представился, нерешительно, бесхитростно, доверчиво заулыбался. Внезапно она отчего-то растерялась, вся непоколебимая сила и собранная энергия  покинули ее, она выдохлась и поникла... Леша опять обеспокоился насчет ее возможных слез, но она не заплакала, а прошептала опустошенно:
- Алена...


Рецензии
Поэтому они и стали дружить потому что не похожи на других, по разному, но их связывает это неравнодушие к миру и к жизни, интересно узнать, кто же эта девочка по имени Алена. Спасибо, Саша, мне очень нравится читать, видишь, прям оторваться не в силах!

Татьяна Осипова Величкина   22.07.2013 15:46     Заявить о нарушении
Да, это Вы очень верно подметили: они оба отличаются от других, но отличаются совершенно по-разному.
Спасибо большое, мне как автору, это очень лестно и приятно слышать:))

Весенняя Поганка   22.07.2013 18:12   Заявить о нарушении
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.