Шанель номер пять или тайна зеленой комнаты

За ужином Актрисы не было. Ну, кем же еще, если не актрисой, могла быть эта высокая стройная женщина с мечтательным лицом и толстой косой пшеничного цвета, подпрыгивающей на спине при каждом шаге. А как было прекрасно ее шелковое струящееся платье: переливчатое длинное, почти до лодыжек, с широким серебристым поясом вокруг тонкой талии.
Она всегда сидела за столиком одна и почти ничего не ела. Зато любила смотреть в окно. А Полина любила смотреть на нее. Смотрела она преданно и влюбленно. Актриса однажды заметила это и улыбнулась Полине в ответ. Ах, если бы эту улыбку можно было сорвать как цветок, поставить в вазу, целую неделю любоваться и вдыхать аромат, а затем засушить и вечно хранить меж страниц любимой книги.
- А ну ешь давай, ворона! И так кожа да кости! – резкий мамин окрик выдернул Полину из мечтаний. – С хлебом!
Мама тоже, наверное, красивая – только волосы у нее короткие кудрявые и похожи на тонкую медную проволоку. И у нее нет такого чудесного платья, как у Актрисы.
Полина силилась припомнить, в каком фильме она эту Актрису видела, но название ускользало, как рыбий малек на мелководье.
А сегодня весь день столик пустовал. Может быть, ее срочно вызвали на съемки или кинопробы? Или выступать в этом… Кремлевском зале? А может быть тот рыжий мужчина с дурацкими длинными усами, который пару раз подсаживался к ней за стол, увез ее?
- Кисель тоже, - напоминает об ужине мама.
Но Полина все смотрит на пустующий столик и едва не плачет. Как жаль, что она не знает, где Актриса живет! Почему она ни разу не догадалась проследить за ней, чтобы узнать, в каком корпусе санатория та остановилась. Полина видела Актрису исключительно в столовой и лишь один раз в санаторном парке – та одиноко сидела на скамейке возле фонтана, курила и что-то записывала в тетрадку. Наверное, работала над ролью.

- Понь! Ты идешь? – это Колян подскочил к Полине, взъерошенный, запыхавшийся. Наткнулся на мамин взгляд. – Драссьтетьмарин!
- Куда? – глядя на носки обшарпанных сандалий, буркнула Полина.
- Как куда? На концерт! Я выступаю, разве не помнишь? – и гордо выпятил живот. – Мне надо пораньше подойти.
Ну, конечно, как она могла забыть про концерт: сегодня, на открытой эстраде, после ужина. Где же Актрисе быть, как не там! Эх, надо было платье надеть, а то и в самом деле, как мальчишка в этих своих шортах. И коленки ободранные.

Синяя раковина эстрады подсвечена изнутри желтым. Перед сценой полукругом ряды скамеек. Народу собралось пока немного.
- Интересно, что она будет делать? Петь? Или стихи читать? А может танцевать? – гадала Полина и вытирала потные ладошки о подол майки.
Прибывал народ, рассаживался. Худая женщина, похожая на пуделя, с длинным лицом и высокой прической со сцены поздравила всех с хорошей погодой, завершением санаторной смены и объявила открытие концерта. Полина вытянула шею – сейчас, совсем скоро….
Вот выступил хор старичков и старушек с песней про реку-Волгу, скакала с обручами какая-то девочка в синем купальнике, и один обруч у нее все время укатывался за кулисы, три мальчика с матросскими воротничками танцевали «Яблочко». Выступил и Колян – сыграл на балалайке. Сидел посреди сцены на низкой скамеечке, нога на ногу, серьезный, в большой черной кепке с бумажной гвоздикой, клетчатой рубашке и лаптях. Костяшками пальцев сосредоточено лупил по струнам: све-тит ме-сяц, све-тит яс-ный!
- Над сто-ло-вой, над – кол-бас-ной, - про себя подпевала Полина, еле сдерживая рвущийся изнутри смех.
Со сцены Колян ушел, неуклюже шаркая лаптями.
Полина тоже могла бы выступать, петь под баян песню из мультика: в небе туча хмурится, хмурится, хмурится… Скоро грянет гром. Ну и так далее, вплоть до того, как «из тумана в туфельках тишина придет». Но в последний момент выступать передумала, и на ее место взяли девочку, которая читала стихи. Но стихи – это совсем несерьезно…
Актриса так и не появилась. Ни на сцене, ни среди зрителей – Полина отчаянно крутила головой во все стороны, вскакивала, задевая локтями сидящих рядом. Даже пару раз выбегала в проход.
- Девочка, прекрати! – шипели на нее.
Затем был небольшой перерыв, а во втором отделении выступал какой-то фокусник-гипнотизер. Сначала ходил между скамеек со зрителями, по очереди подносил к носу желающих платок и просил представить запах.
Заказывали кто ландыш, кто тройной одеколон, кто армянский коньяк. Молодой женский голос из задних рядов прозвенел колокольчиком: миллион алых роз. Полина вздрогнула, затем подскочила, стала вертеть головой. Может, Актриса? Нет, не она… Увы!
- Духи «Шанель номер пять», - пропела сидящая спереди женщина в соломенной шляпе. Ее жирная спина в крупный синий горох почти загораживала Полине сцену.
- О! Изысканный вкус! – поспешил к ней фокусник. И манерно щелкнул пальцами перед ее вздернутым, похожим на свиной пятачок носом. - «Шанель номер пять» - раз! «Шанель номер пять» - два! «Шанель номер пять» - три!
И поднес к лицу женщины скомканный носовой платок. Манжета рубашки, торчащая из-под черного рукава фрака, была затертой и нечистой. Из-под манжеты торчали редкие черные волоски.
- О.. да! – воскликнула дама в шляпе и откинула голову назад.
По рядам прокатился шепоток.
- Дура… ты же не знаешь, как пахнут эти духи, - громко зашипел даме на ухо ее спутник, такой же жирный и тоже в шляпе.
- Как не знаю?! – закудахтала тетка. - Люська из Москвы привозила. Из «Березки».
А фокусник уже поднялся на сцену и по желанию стал вызывать к себе людей, заставлял их загадывать слово, а сам отгадывал. Затем просил слово записать на бумажке и тоже его отгадывал, а еще определял будущее по почерку.
- Человек, написавший слово «станция» имеет способности к технике…Возможно он станет инженером или…
Полине скучно. Она понимает, что чудесной девушки в шелковом платье она так и не дождется.
- Пошли отсюда, - потянул за рукав невесть откуда выскочивший Колян. Уже переодевшийся – в сандалиях и ситцевой кепке. – Фигня какая-то…
- Мам, мы гулять! – девочка чмокнула маму в щеку.
- Только недолго! И ни с кем чужим не говори!
В санаторном парке уже включили фонари, хотя небо еще совсем светлое, и оранжевое солнце еще мелькает между сосен и подмигивает.
 - Балалайка - это дедушкина блажь, - на ходу объясняет Коля. – На следующий год меня папа в бокс запишет. – И для наглядности запрыгал вокруг Полины, поочередно выбрасывая вперед кулаки.
Полина в ответ тоже сжала кулаки и размахнулась.
- Ты чо… совсем больная? Я же шутил… - заскулил Колька, потирая щеку.

Девчонок Полининого возраста в санатории мало. И с ними играть неинтересно. Что это такое – наряжают кукол и водят их друг к другу в гости. Или воображают, что куклы эти их дети, которых надо пеленать, кормить с ложечки и шлепать по попе. Или еще глупее – соберутся где-нибудь на веранде, листают книжку или журнал, и как увидят картинку с принцессой или красивой девушкой, тут же накрывают ладонью, пронзительно крича при этом: Я! Я! Я! Смысл игры в том, чтобы закрыть картинку самой первой.
С мальчишками куда интереснее: можно ловить кузнечиков и заставлять их драться, можно лазить по деревьям, можно в футбол играть, можно клянчить в столовой хлеб и печенье, но самое замечательное - это играть в лошадок.
 Возле самого обрыва, с которого открывает чудесный вид на водохранилище, есть деревянная танцплощадка, обнесенная высокими перилами. Так вот, если сесть верхом на эти перила лицом к реке, когда впереди ничего, кроме неба, кусочка земли и где-то на горизонте берега в дымке, то очень легко вообразить, будто скачешь на лошади. Ветер раздувает волосы, ноги болтаются в воздухе, грудь рвет от восторга, облака несутся тебе навстречу, липнут к разгоряченному лицу летучие семена цветущих трав, а впереди, буквально в двух шагах – обрыв, а внизу шумит-перекатывается вода. А девчонки говорят, что верхом на перилах сидеть вредно – от этого детей не будет. Вот дуры! Потому, что им ни за что не понять, как это поверить в то, что под тобой горячий конь, который готов ринуться в бездну, лететь, перебирая в воздухе тонкими ногами, упасть в воду, а затем вынырнуть на самой середине реки. Словно в фильме…
Фильм. Актриса.
- Коль… а ты не знаешь? Не видел… - неуверенно начинает Полина.
- Чего? – вздрагивает мальчик.
- Да ладно, ничего…

На пятачке возле одноэтажного деревянного корпуса собрались почти все. Сидят на позеленевшей от сырости бетонной тумбе: Сережка, Максим, Марат. Еще какой-то веснушчатый, в рубашке-ковбойке. Полина среди мальчишек своя.
- Мне сегодня в городе новый пистик купили. С пульками, - хвастает Максимка. – Давайте в войнушку…
- Чур я за наших! – одновременно вскидывают руки все. Кроме самого младшего, трехлетнего Артемки, Максимкиного братика. Тот сидит на бордюре и проводит эксперимент – зачерпывает сандалией мелкий гравий, а затем медленно высыпает обратно. Наклонив голову, прислушивается к шороху. Занятие мальчишке нравится.
- Горе ты мое, - с интонацией взрослого журит его восьмилетний Максимка.

Полина сидит в засаде и думает об Актрисе – вдруг та все же пришла на концерт. Интересно, одна или с тем дядькой? И стала бы она писать записки фокуснику, чтобы узнать будущее? А вдруг… вдруг… В животе похолодело – она больше никогда не увидит ее. И всю оставшуюся жизнь Полина будет укорять себя за то, что так и не узнала ее имени и названий фильмов, так и не попросила у нее фотографии с подписью.
- Понька… иди су-уда…только бырее, - из-под куста послышался хриплый голос Марата.
Низкие заросли шиповника и пируса затянуты густой паутиной, и в ней сидят серые мелкие паучки. Паучков Полина боится, но еще больше боится показаться трусихой. Втянув голову в плечи, зажмурившись, гусиным шагом она передвигается в сторону зарослей. Едва не вскрикивает, когда колючая ветка пребольно хлестанула по лицу.
- Смотри, они все на балконе, - шепчет в самое ухо Марат, едва не касаясь его губами. Губы у него вечно в каких-то болячках. – Что делать будем? Может из рогатки пульнуть?
Полина пожимает плечами. Смотрит, как на балконе Максим, Сережка и тот новенький рыжий, прильнули к окну и вглядываются внутрь комнаты.
- Чо там у них? – удивляется Марат.
- Пацаны, айда сюда! - шепотом зовет с балкончика Максимка и машет.
 Ребята покидают свои посты. Полина тоже бежит вместе со всеми.
- А девчонкам нельзя, - встает на пути Колян, грубо хватает ее за руку и, глядя под ноги, негромко произносит: Рано тебе такое смотреть.
- Чего? – возмущенно выдергивает руку Полина.
- Нельзя тебе туда, - повторяет Колян и легонько толкает Полину в плечо.
- Поль, иди отсюда. А… - разводит руки Сережка. – Иди по-хорошему….
- Вот придурки! Подумаешь, чего я там не видала!? – возмущенная девочка топает ногой.
- Тихо ты! – хором шикают на нее мальчишки.
 - Вот еще! – фыркает Полина. – Больно надо смотреть! Это когда взрослые голые друг на друге лежат? Фу! Гадость! Сами и смотрите! Придурки!

Полина обиделась. В носу защипало, будто от быстро выпитого стакана газировки. Сглотнула набежавшие слезы, шумно задышала. Подумаешь! Тоже мне, секреты! Загребая сандалиями мелкий гравий на узкой тропинке, шустро потопала прочь в глубину санаторного парка. Изредка навстречу шли люди, то парами, то поодиночке. Вероятно, возвращались с концерта. Раза два или три ее кто-то окликнул, но Полина, не поднимая головы, резко замахала руками.
Ноги будто сами принесли ее к парковой эстраде. Концерт уже закончился, огни были погашены, и сцена-раковина темнела на фоне наивно-лилового неба и темных силуэтов сосен, словно разверстая пасть огромного чудовища. «Море, море - мир бездонный…» - пело из динамиков на столбах.
Полина вышла из-за кустов и оказалась напротив сцены, возле третьей от нее скамейки. А на первой, спинами к девочке, сидели двое мужчин. Сидели полусогнувшись, перебирая или раскладывая что-то перед собой. Один из незнакомцев был в полосатой майке, второй в белой рубашке с закатанными рукавами.
- Думаешь, я ее не уговаривал? – басил здоровяк в майке. – Только что на коленях не ползал. Вот как!
- Она женщина своеобразная, ты сам знаешь, - негромко, но внятно отвечал ему второй. По голосу Полина узнала фокусника.
- Спросить или убежать? – мелькнуло в голове.
Предательски хрустнула галька под ногой. Мужчины разом обернулись.
- Батюшки, кто к нам пожаловал? Никак принцесса? - это действительно был фокусник, но уже не такой парадный, как два часа назад. – Ищешь кого? Ну-ка, подойди.
- Угу, - буркнула Полина и нерешительно сделала несколько шагов.
- Не бойся. Мы с Николаем Вадимычем тебя не обидим. Верно Коль?
- Верно, - подтвердил его товарищ.
 Между фокусником и мужиком в тельняшке на расстеленной газете - бутылки с пивом, кружочки огурца и огромный копченый лещ.
- Ну? И чего мы тут потеряли? – заглядывая в лицо Полине, спросил Николай.
Вблизи он похож на пирата. Волосы у него длинные, почти до плеч, светлые усы спускаются до подбородка, а во рту сверкает золотой зуб. И что Актриса в нем нашла?
Полина тревожно улыбается, мысленно спорит с собой: спросить или нет.
- Вы это… Ну, может, знаете… - собирается с духом Полина. - Она такая высокая, красивая... Наверное, актриса.
- Актриса? А в каком кино снималась твоя актриса? Или в каком спектакле играла? спросил фокусник.
- Вы фокусник, вы и отгадывайте! – неожиданно для самой себе выдала девочка.
- Ну вот, ежки-матрешки, здрасьти-приехали! – хлопнул в ладоши тот. - Ты уж загадала, так загадала… На вот, угощайся, и пододвинул к Полине газету с лещом.
Полина замотала головой и отстранилась.
- Ну нет, никакой актрисы мы не знаем, а вот погадать… Это, пожалуй, можем. Ладошку-то дай! – настойчиво попросил фокусник и пододвинулся к девочке.
Вблизи его большое лицо напоминало морду бульдога с оттянутыми веками. Изнанка век розовая в красной сеточке. Словно загипнотизированная, Полина протянула вперед кулак. Мужчина мягко взял ее за запястье, несильно надавил на сжатые пальцы, заставив тем самым кулак раскрыться. Ладони у него были настойчивые, но мягкие.
 - Э-э-э… девица… - зацокал он языком, близоруко вглядываясь в ее ладонь. Ты что же у нас, стихи сочиняешь?
 - Не-е-е-т…- испугано заблеяла Полина.
- А на руке написано, что сочиняешь…
- Это вы все сочиняете! – с досадой вскрикнула Полина, вырвала ладошку, резко отскочила и побежала прочь.

Больно бил по икрам летящий из-под сандалий гравий, хлестали по разгоряченному лицу гибкие ветки, бешено колотилось о ребра сердце. Остановилась девочка только тогда, когда резь в левом боку стала невыносимой. Некоторое время стояла, слегка наклонившись, успокаивая дыхание. Затем зашагала медленно и устало.
 Прошла мимо клумбы, сделанной в виде пятиконечной звезды. От клумбы густо и приторно пахло маттиолой и душистым табаком. Запах стоял над клумбой как густой туман, и его можно было раздвигать руками. В кустах негромко, будто нехотя вскрикивал сверчок. Полина села на бордюр, положила голову на колени.
Чуть поодаль, возле фонарного столба темнело что-то круглое. Это был еж. Он деловито тыкался носом в бордюр и возмущенно пофыркивал. Полина подошла, осторожно потрогала ежа по колючему горбику.
- Ежик-ежик, ты все знаешь, скажи мне, где ее искать? Никто-никто не знает, где она. И всем наплевать, – пожаловалась ежу Полина.
Луна спелая и крутобокая висела прямо над клумбой. Казалось, что достаточно подпрыгнуть, чтобы коснуться ее прохладного шершавого, как яблоко, бока.

Мама была в бешенстве. Резко распахнула перед девочкой дверь в комнату, грубо втолкнула внутрь. Несколько раз резко взмахивала правой рукой, будто готовясь ударить девочку.
- Где была, сволочь? Опять где-то шарахалась! Я же говорила, гуляй рядом с корпусом, чтобы я тебя видела!
- Да мы с пацанами… это… мы ежа поймали. Играли с ним. – Сама не очень-то веря в сочиненное на ходу, отвечала Полина.
- Три часа?!
- Чего три часа?
- Тебя три часа не было! Как только с вами этот еж не сдох! А я волнуюсь. Сколько раз вокруг корпуса оббежала. На площадке этой вашей была. И возле сцены, хорошо хоть мужики эти сказали, что тебя видели. Хотела уже по громкой связи объявить, что ты пропала! Вот позору-то не оберешься! Все дети как дети! И Колька твой дома давно!
Полина стояла, вжавшись в стену, ждала, пока мать остынет. Мама вспыльчивая, нервная, но отходчивая. Надолго ее гнева не хватит.
- Марш умываться!
Полина сопя стянула майку, надела ситцевый халатик, цапнула с подоконника щетку и пасту.
Уборная и душевые располагались в конце длинного, загибающегося буквой Г коридора. Возле последней, ближайшей к уборной двери, девочка неожиданно остановилась, словно кто-то ее позвал. Не голосом, а как бы мыслью.
Девочка огляделась, затем подошла ближе, осторожно подергала ручку и приложила ухо к замочной скважине. Изнутри раздавался тонкий будто скрип. Словно что-то покачивается. И тонкий тревожный аромат сочился из-за двери.

Ночью было неспокойно. Полина несколько раз просыпалась, то от комариного зуда, от резкого стука, от множества тревожных голосов, а то и от грохота собственного сердца, которое стало таким огромным, что не помещалось в груди и норовило выскочить через рот, отчего сбивалось дыхание.
- Спи! Чего разгулялась! - шипела на нее мать, тряся шишковатой в бигудях головой
 Всё суетливо ходили по коридору туда-сюда люди. Пытались говорить вполголоса, но срывались даже на крик.
- Куда! Куда тащишь-то!
Заскрипела дверь. Хлопнула. Пронесли мимо что-то тяжелое и длинное. Или снится все?
Утром Полина заметила на двери таинственной комнаты приклеенную бумажку с синим шлепком печати. Ни запаха, ни скрипа уже не ощущалось.

После завтрака вся компания была в сборе. Пацаны снова приняли Полинку в свой круг.
- Ладно, пошли с нами… - нехотя пригласил Колян и протянул ей сухую исцарапанную ладошку. – Только, чур, не визжать и не плакать! Ну, и самой собой, - мальчик понизил голос, - взрослым ни слова! ПонЯла?

Высокий и худой Сережка встал на подоконник и, просунув в форточку руку, открыл задвижку. Тяжелая, в обшарпанной краске оконная створка поддалась на удивление легко.
- Только быстро и тихо, - скомандовал Марат. - Я на шухере.

Комната, стены которой были выкрашены зеленой краской, была чуть просторнее, чем у Полины. Палас с дощатого пола убран, матрац на кровати поставлен на бок, дверцы пустого шкафа распахнуты. На фанерном днище кровати шариковой ручкой корявые буквы: «Сдеся жыли Оля и Катя с Арзомаса».
- Вот здесь она и висела, видите крючок на потолке? – с видом знатока рассказывал Колян, показывая пальцем на люстру.
- Кто? – раздалось сразу несколько голосов.
- Ну эта… Не знаю, короче. Слушайте… Шея длинная, ногами почти до пола достает.
- А зачем она повесилась? – спросил с балкона Марат.
- Откуда я знаю? И качается… Из стороны в сторону. И лица не видно, волосы его закрывают.
- А у нас сосед по даче повесился, в прошлом году, - обыденно произнес Максимка. – Батя говорит, что пил много, вот и допился. На ремне повесился…

И вдруг Полину словно кто-то позвал. Даже схватил цепко за локоть и потянул прочь от окна к стоящему возле двери шкафу. Между стеной и задней стенкой шкафа - узкая щель. Полина зажмурилась, протянула руку и нащупала что-то шершавое и холодное. Сжала пальцы, потянула, резко выдернула. На свету только и успела разглядеть, что это тетрадь в черной клеенчатой обложке.
Но успел заметить находку и Максимка, рванул тетрадь на себя.
- Мое! Мое! – кричит Полина.
- Дай позырить-то!
- Чо там, а, ребя?
Тетрадь, взмахивая исписанными листами, тяжелой птицей оседает на пол. На развороте видны вклеенные картинки из журнала и какие-то размашистые красные буквы, прочесть которые из-за набежавших слез Полина не может.
- А… так это песенник! У сеструхи такой есть! – мельком вглянув на поверженную тетрадку, делает вывод Колян. – Вечно вы девчонки глупостями занимаетесь. Стишки всякие друг другу пишете.
- Ах ты, рыжая кобыла, ты зачем секрет открыла! – на ухо завопил Максимка.
- Да бери ты.. ладно. Сказано, не реветь…
Взбешенная Полина схватила тетрадь, сунула под майку. Затем резво вскочила на подоконник, ударив Маратика локтем по лицу, и дальше через резные балконные перила вниз – в затянутые паутиной кусты. И не обращая внимания ни на пауков, ни на боль в лодыжке  - прочь, прочь…
- Девчонка! – полетело вслед презрительное.

Тетрадь пахло тонко, свежо и еле уловимо. Так пахнет первый снег, так пахнут ландыши и тонкие стрелки первой травы, так, наверное, пахнут духи «Шанель номер пять», которые загадывала толстуха в шляпе.
Несколько мгновений девочка благоговейно гладила шершавую обложку, дергала пальчиком чуть подогнутый нижний уголок. Затем наугад открыла. Клетчатые листы исписаны крупным пляшущим почерком. Крючки, полукружья и палочки складываются в буквы, буквы в слова, а слова... Слова звучат уже где-то в голове. Тихие, нежные, как перезвон хрустальных колокольчиков в новогодней сказке.
И вроде не меньше ни песен, ни света.
Вчера я узнала - закончилось лето.
И вроде все также - озера и реки,
под смуглой ладонью дрожащие веки,
Все также беспечно дымлю сигаретой,
но ты мне напомнил - закончилось лето.
Может, прав Колян, и это просто песенник… или анкета. Девчонки в старших классах заводят такие тетрадки, где пишут разные глупые вопросы, а затем на них отвечают. Твои любимые цветы? С кем из мальчиков ты дружишь? Ты уже целовалась? А здесь напиши мне стишок. И какая-нибудь чушь, вроде «охотник любит белочку, а мальчик любит девочку».
А как неумелы - кружочки, крючочки,
звериной тропой подбираются строчки,
Немного безумной, немного поэта,
Как вдруг кто-то скажет - закончилось лето

И вдруг Полинка все поняла, увидела осознанно и будто наяву – как легкая ткань платья струится вокруг ног, и как Актриса - тонкая, полупрозрачная, подсвеченная заходящим солнцем, парит в воздухе, покачивается….
И вроде все в мире течет без обмана
И яблоки слаще, и гуще туманы.
Все также размеренно кружит планета,
Никто не заметил, как кончилось лето.