О мистификациях Пушкина, Ершове и Коньке-Горбунке

    Обновлённая версия доклада на научных конференциях:
    "XVII Голицынские чтения" (январь 2013 г. Государственный историко-литературный музей-заповедник А.С. Пушкина, с. Большие Вязёмы Московской области);
    "XLI Болдинские чтения" (сентябрь 2013 г., Государственный литературно-мемориальный и природный музей-заповедник А.С. Пушкина "Болдино", с. Большое Болдино Нижегородской области).

     Публикация: Егорова Е.Н. О мистификациях Пушкина и сказке Ершова "Конёк- Горбунок" // Хозяева и гости усадьбы Вязёмы. Материалы XIX Голицынских чтений. - М.: "Зебра У", 2013. С.481-491.


Как известно, у А.С. Пушкина с детских лет было великолепно развито чувство юмора. Одна из самых первых его шуток - находчивый ответ рябоватому баснописцу Дмитриеву в московской гостиной родителей. «И.И. Дмитриев сказал: «Посмотрите, ведь это настоящий арапчик». Дитя рассмеялось и, оборотясь к нам, проговорило очень скоро и смело: «По крайней мере, отличусь тем и не буду рябчик». Рябчик и арапчик оставались у нас целый вечер на зубах», - вспоминал писатель М.Н. Макаров [1].

Одна из последних шуток Пушкина была саркастической. В конце 1836 года, когда его свояченицу Е.А. Гончарову уже просватали за Ж.-Ш. Дантеса, К. Данзас при выходе из театра поздравил её, а Пушкин сказал другу по-французски: «Моя свояченица не знает теперь, какой национальности она будет: русской, французской или голландской?!» [2]

Пушкин любил и ценил шутки, розыгрыши, сочинял занятные байки и заведомые небылицы, рассказывал приятелям анекдоты о своих забавных «похождениях», собирал и записывал любопытные случаи из жизни исторических лиц, мог иногда разыграть и даже мистифицировать друзей.

Такой мистификацией, оригинальной «устной новеллой», Л.П. Гроссман [3] считал рассказ поэта Павлу Воиновичу Нащокину о своём жарком любовном приключении с блестящей великосветской дамой, в которой угадывается жена австрийского посланника Дарья Фёдоровна Фикельмон, хотя она пользовалась в свете безупречной репутацией. Нащокин поддался на розыгрыш и из соображений деликатности просил П.И. Бартенева, записавшего его воспоминания, не называть имя женщины в печати. Бартенев слово сдержал: имя Долли осталось только в его черновиках. Впервые рассказ Нащокина был опубликован М.А. Цявловским в 1922 году в статье «Пушкин и графиня Фикельмон» [4]. Хотя далеко не все пушкиноведы солидарны с мнением Гроссмана, нам оно представляется обоснованным. На это указывает ряд деталей «устной новеллы», если в них вдумчиво вчитаться. Так, поэт, которому не 18-20, а уже 33 года (приключение относят к 1832 году), несколько часов лежит под диваном. В то время диваны делали, как правило, довольно низкими и взрослому человеку забраться под них было непросто, а тем более долго лежать. Даже если предположить, что диван оказался достаточно высоким, чтобы под него можно было легко влезть, другие подробности «новеллы» ещё более красноречивы: «Начались восторги сладострастия. Они играли, веселились. Перед камином была разостлана пышная полость из медвежьего меха. Они разделись донага, вылили на себя все духи, какие были в комнате, ложились на мех…» [5]. И всё это при том, что муж был дома и мог эти «восторги сладострастия» слышать. Дорогих стойких духов в комнате богатой великосветской дамы наверняка было несколько склянок, что-нибудь около полулитра. Из рассказа в любом случае следует, что «любовники» отнюдь не юного возраста вылили на себя много духов. Однако невозможно поверить, что утром благоухающего женскими духами Пушкина француженка, наперсница Долли (якобы опытная в таких делах: т.е. выходит, эта безупречная, по мнению света, дама постоянно водила домой любовников?), вывела в сени прямо через комнату обманутого Карла Фикельмона. Возможно, он спросонья и не видел Пушкина из-за ширмы, но сильный запах должен был почуять. Духи тогда делались на масляной основе, глубоко впитывались в кожу, быстро от них отмыться невозможно. Что сказала бы ревнивая Наталья Николаевна, явись Пушкин домой в ореоле стойких женских ароматов? Пощёчиной тяжёленькой ручки своей Мадонны поэт бы здесь явно не отделался. Нащокин, видно, не вникал глубоко во все эти детали, потому и попался на розыгрыш друга.

Тем не менее, Пушкин в своих главных произведениях был серьёзен и не прибегал к мистификациям. Опубликованные им якобы как издателем «Повести Белкина», никого в заблуждение не ввели – читатели знали, что они принадлежат перу самого Пушкина. Тем не менее, в последние десятилетия появился ряд «сенсационных» публикаций, представляющих великого поэта «великим мистификатором». Принадлежат они в основном перу А. Лациса и его последователя В. Козаровецкого. Вот что писал последний: «Пушкин был одним из самых крупных и ярких мистификаторов в истории не только русской, но и мировой литературы. Очутившись после лицея в Коллегии иностранных дел под началом графа Каподистрия, который с помощью шифров переписывался с греческими патриотами, Пушкин осваивает тайнопись, а с 20 лет, оказавшись в ссылке и под приглядом власти и цензуры, он до самой смерти использует приемы шифровки и мистификации: придумывает произведения, якобы принадлежащие известным писателям или являющиеся переводами с других языков; публикует свои стихи под чужими именами; ставит многоточия вместо будто бы пропущенных строк; меняет даты у стихов, чтобы их нельзя было привязать к определенным событиям; вставляет опасные для его времени записи среди записей других лет, для чего оставляет в дневниках и тетрадях пустые страницы; среди черновых набросков, не предназначенных для печати, вписывает верноподданнические строки для отвода глаз соглядатаев III отделения; вписывает ключ к шифрованным строкам якобы уничтоженной Х главы «Евгения Онегина»; в хозяйственную тетрадь…» [6].

В подобных размышлениях часто действительные события соседствуют с вымыслом, с недобросовестным или неквалифицированным анализом, когда замалчиваются факты, не укладывающиеся в рамки выдвигаемых гипотез, применяется выборочное цитирование, искажающее смысл, и т.п. Примером могут служить курьёзная версия о еврейском происхождении Пушкина, также выдвинутая Лацисом,  и гипотеза о том, что Пушкин, якобы ведя игру со своими врагами и с царём, сам написал себе в ноябре 1836 года анонимные письма. Эта гипотеза, разработанная доктором экономических наук, академиком РАН Н.Я. Петраковым, не выдерживает критики: такое поведение по меркам XIX века являлось в высшей степени бесчестным, а поэт в вопросах чести был очень щепетилен.

Неудивительно, что подобные работы Непомнящий назвал «домашним литературоведением». Одни ученые просто не обращают на них внимания, другие аргументировано критикуют, относя их к ненаучному «сенсационному пушкиноведению», которое активно осваивает пространство интернета, вводя в заблуждение читателей-неспециалистов.

Особенно жесткой и совершенно справедливой, на наш взгляд, критике подвергается утверждение, что не Ершов, а Пушкин - настоящий автор известной сказки «Конёк-Горбунок», которую следует включить в собрание сочинений великого поэта. В. Козаровецкий уже довёл дело до издания в 2009 году в издательстве НПЦ «Праксис» книги «Конёк-горбунок», где на обложке имя Ершова зачёркнуто и поставлено имя Пушкина. Позднее было выпущено ещё два тиража такого издания.

Факты биографии П.П. Ершова, переписка, документы, воспоминания о нём свидетельствуют о том, что он был человеком благородным и порядочным, ни в чём бесчестном не замешанным.  Печально, что гипотеза о нём как о бесталанном подставном авторе знаменитой сказки порочит честное имя этого человека, ведь исходя из менталитета пушкинской эпохи, он поступил подло, не объявив после смерти А.С. Пушкина об авторстве великого поэта в отношении «Конька-Горбунка».

Суть основных приводимых аргументов в пользу этой литературной «сенсации» (по книге А. Лациса «Верните лошадь!» и публикациям в прессе) сводится к следующему:

• Ершов не мог написать в 1834 году в возрасте 18 лет такой великолепной сказки, о его работе над ней нигде не упоминается, сам себя он автором нигде не называет и ни одной талантливой строчки в последующем не написал;
• Пушкин с помощью П.А. Плетнёва якобы привлёк его студента - юного Петра Ершова – в качестве подставного автора своей сказки за весьма скромную плату в 500 рублей, а сам получил потом за публикацию отдельным изданием 25-30 тысяч рублей, которые утаил от жены;
• Другой причиной мистификации Пушкина стали цензурные соображения: в произведении ещё неизвестного Ершова цензоры оставили бы без внимания «крамольные» места, где царский Спальник – пародия на шефа жандармов Бенкендорфа, а «державный кит», проглотивший корабли, — намёк на царя, сославшего декабристов в Сибирь.
• Ершов, перерабатывая сказку «Конёк-горбунок» к изданию 1856 года, ухудшил её, ввёл неуклюжие обороты и дописал новые стихи, которые следует исключить при публикации сказки под именем Пушкина.

В.С. Непомнящий, отвечая в 2009 году на вопросы журналистов «Новой газеты», сказал: «Известно, что Пушкин написал первые четыре стиха и внес поправки в текст Ершова, все остальное — домыслы». Несколько позднее он добавил: «Про издание, где Козаровецкий формирует текст, положившись на свою интуицию: «когда исправления текст заметно улучшают, они принимаются как пушкинские, а когда исправления текст очевидно ухудшают, они отбрасываются как ершовские», — говорить нечего, а не то что отвечать в письменном виде» («Новая газета». 6 июня 2009 года).

Более подробную отповедь деятельности Козаровецкого дала Наталья Тархова [7] в той же «Новой газете», показав несостоятельность его аргументов. Она привела и воспоминания профессора В.В. Григорьева о том, как его однокурсник Ершов писал сказку на скучных лекциях в Петербургском университете, и о письмах Ершова, где он называет себя родителем сказки. Разбивает исследовательница и все финансовые построения авторов курьёзной гипотезы: называемых ими баснословных гонораров поэт никогда не имел (к примеру, за публикацию всего романа «Евгения Онегина» ему заплатили 8000 рублей) и о получении им в 1834 году таких крупных сумм ни прямых, ни косвенных подтверждений нет.

Ещё более детально опровергает доводы Лациса и Козаровецкого Т.П. Савченкова в статье «Конёк-Горбунок» в зеркале «сенсационного литературоведения» [8]. Исследовательница показывает, что Ершов обладал всеми юридическими правами на сказку, о своём авторстве писал многократно, заключал договоры с издателями. Она также приводит аргументы в пользу того, что Пушкин не сочинил, а только поправил первые четыре строки сказки Ершова.

Добавим, что кроме сказки «Конёк-Горбунок» П.П. Ершов написал и другие талантливые поэтические произведения, в настоящее время практически неизвестные широкому кругу читателей. В их числе, на наш взгляд, выделяются поэмы по мотивам старинных преданий «Сибирский казак» и особенно «Сусге». Ершов отлично владел техникой стихосложения и, как будет показано ниже, его лексикон достаточно богат, что ярче всего проявляется именно в произведениях на народные сюжеты. Перерабатывая свою знаменитую сказку в 1856 году, Ершов вовсе не подпортил её, по нашему мнению, а наоборот - обогатил неизбитой народной лексикой, приблизил к языку подлинных русских сказок. Это уже не раз отмечали в своих трудах специалисты [9], и мы полностью  согласны с их заключением. Отрывок, приводимый А. Лацисом в статье «Верните лошадь!» как пример ухудшения текста Ершовым, таковым вовсе не является:
 
     Редакция 1834 г.

     Мужички такой печали
     От рожденья не видали;
     Стали думать да гадать -
     Как бы вора им поймать;
     И решили всенародно:
     С ночи той поочерёдно
     Полосу свою беречь,
     Злого вора подстеречь.

     Редакция 1856 г.

    Мужички такой печали
    Отродяся не видали;
    Стали думать да гадать -
    Как бы вора соглядать;
    Наконец себе смекнули,
    Чтоб стоять на карауле,
    Хлеб ночами поберечь,
    Злого вора подстеречь.

Кроме народной лексики, как в вышеприведённом примере, Ершов одновременно ввел в сказку и некоторые литературные тропы, повышающие образность поэтического текста, например, синекдоху «Всем ушам на удивленье», которую создатели гипотезы об авторстве Пушкина сочли ухудшением текста.

Наталья Тархова справедливо замечает: «У Ершова перекличка только с одной пушкинской сказкой - «О царе Салтане…», которая, единственная к тому времени, была напечатана и послужила юному автору непосредственным толчком к его работе. А использованные в «Горбунке» цитаты из «Салтана» — элементарные заимствования сказочной атрибутики, каких много в нём и из других сказок, не пушкинских».

Замечательные произведения Пушкина «Сказка о царе Салтане…» и Ершова «Конёк-Горбунок», хотя и написаны одинаковым размером – четырёхстопным хореем, заметно отличаются и по лексике, и по творческому почерку поэтов и даже по ритмике. Для читателя с развитым музыкальным слухом и чувством ритма это очевидно.

Однако «поверим алгеброй гармонию» и покажем, насколько различаются две сказки по ритмическому рисунку, воспользовавшись методом статистического анализа поэтических произведений, разработанным Андреем Белым и Борисом Томашевским, которые исследовали с его помощью роман «Евгений Онегин», написанный четырёхстопным ямбом [10].

По аналогии с этим размером в четырёхстопном хорее можно теоретически выделить стихи следующих типов:

• 1-й. Присутствуют все четыре сильных метрических ударения («Старший умный был детина»);
• 2-й. Отсутствует 1-е метрическое ударение («Мужички такой печали»);
• 3-й. Отсутствует 2-е метрическое ударение («Около царя сидят»);
• 4-й. Отсутствует 3-е метрическое ударение («Братья сеяли пшеницу»);
• 5-й. Отсутствуют 1-е и 3-е метрические ударения («Отродяся не видали»);
• 6-й. Отсутствуют 2-е и 3-е метрические ударения («Сгорбленны и безобразны»);
• 7-й. Отсутствуют 1-е и 2-е метрические ударения.
Отметим, что 6-й тип встречается редко, а 7-й вообще не встречается в изученных нами первых 300 стихах сказок Пушкина и Ершова, что неудивительно: в таком стихе первое сильное ударение должно приходиться на 5-й слог, а такие слова для русской речи не характерны.

Для наглядности добавим к двум сказкам ещё раннюю редакцию «Конька-Горбунка» (1834 г.) и написанные нами в 2011 году по мотивам сюжетов няни Пушкина и стилизованные в духе XIX века «Святочные сказки Арины Родионовны» (см.: http://proza.ru/2012/01/18/1798, http://proza.ru/2012/01/31/808, http://proza.ru/2012/01/18/1791), чтобы показать, насколько отличается у разных авторов ритмический рисунок одного и того поэтического размера в произведениях одного типа - сказках. Причиной выбора нашей сказки послужило нежелание обидеть ненароком кого-либо из сказочников или их потомков.

Результаты подсчётов на 300 строк представлены в таблице (в абсолютном выражении) и на диаграмме (в процентах):


  Тип стихотворных строк хорея         1     2     3     4     5    6
Пушкин. «Сказка о царе Салтане»    73   59   9    88   69    2
Ершов. «Конёк-Горбунок» 1834        54   62   1  107   76    0
Ершов. «Конёк-Горбунок» 1856        54   66   1  116   63    0
Егорова. «Святочные сказки…»        48   67  37   86   61    1


Как наглядно видно из этой таблицы и, особенно,  из диаграммы, у Ершова по сравнению с Пушкиным заметно меньше стихов со всеми четырьмя метрическими ударениями (на треть!) и с пропуском только 2-го ударения, а также заметно больше с пропуском только 3-го ударения. Таковы основные особенности его подсознательных ритмических предпочтений. С небольшими отличиями они повторяются в каждой сотне строк. Существенное различие в ритмике сказок Пушкина и Ершова налицо. У Пушкина ритмический язык гармоничнее за счёт большего числа стихов со всеми четырьмя ударениями (тип 1) и более разнообразен за счёт гораздо большего (в 9 раз!)  числа стихов 3-го типа и наличия стихов 6-го типа.

При этом ритмический рисунок двух редакций «Конька-Горбунка» отличается далеко не так значительно: в трёх графах из шести мы видим полное совпадение, в остальных различия заметны, но невелики. За 22 года ритмические предпочтения П.П. Ершова изменились, но непринципиально: он так отредактировал стихи, что стал несколько чаще пропускать только третье ударение (тип 4) и реже первое и третье ударения (тип 5). Если перевести данные в проценты и рассчитать среднее квадратическое отклонение частоты появления разных типов стихов по двум редакциям, получим значение 2,2 процентного пункта. Тот же показатель по сравнению со «Сказкой о царе Салтане» гораздо выше: редакции 1834 г. – 4,0 пункта, редакции 1856 года – 4,9 пункта. На первый взгляд, это может показаться и не очень большим различием, но на самом деле не так. Речь идёт именно о процентных пунктах, и отклонение, к примеру, 6,3% при значении частоты стихов 1-го типа у Ершова 18%, составляет больше трети. Заметит, что сравнительные расчёты Б.В. Томашевского по ритмике VIII и IX глав «Евгения Онегина» дают значение среднего квадратического отклонения всего 1,3 пункта, что говорит о стабильности ритмических предпочтений Пушкина.

В наших «Святочных сказках…» гораздо меньше, чем в «Сказке о царе Салтане…», стихов со всеми 4-мя метрическими ударениями, почти столько же пропусков только 3-го ударения, несколько меньше - одновременно 1-го и 3-го ударений, больше пропусков только 1-го ударения и в 4 раза больше пропусков только 2-го ударения. Среднее квадратическое отклонение составляет 5,1 процентного пункта, т.е. почти как для редакции «Конька-Горбунка» 1856 года. При этом различие ритмического рисунка наших «Святочных сказок» со сказкой Ершова тоже очень существенно: среднее квадратическое отклонение - 6,1 пункта к редакции 1834 г. и 6,4 пункта - к редакции 1856 г.

Вообще говоря, специально добиться хотя бы приблизительного совпадения ритмического рисунка практически невозможно. К примеру, В.Я. Брюсову, написавшему продолжение «Египетских ночей» Пушкина, это при всём желании совершенно не удалось [11]. Мы знаем лишь один пример более-менее успешного подражания ритмическому рисунку произведения Пушкина. Это написанная онегинской строфой «Тамбовская казначейша» М.Ю. Лермонтова (см. http://proza.ru/2014/10/06/119).

Напевность стиха воспроизвести, оказывается, проще: число гласных на 1000 звуков в «Сказке о царе Салтане…» и наших «Святочных сказках…» практически одинаково – 425-427 (впрочем, мы к этому не стремились, вышло само собой). В сказке Ершова (редакция 1856 года) данный показатель заметно ниже – 404-408. При чтении вслух это чувствуется: в «Коньке-Горбунке» говорных стихов больше, хотя эта сказка тоже напевна в сравнении с прозаической речью, где гласных на 1000 звуков обычно около 380. Таким образом, напевность «Сказки о царе Салтане…» больше, чем «Конька-Горбунка», примерно настолько, насколько напевность «Конька-Горбунка» выше напевности прозаической речи.  Отметим, что в ранней редакции сказки (1834 г.) на 1000 звуков гласных ещё меньше – 387-392. То есть Ершов, дорабатывая своё произведение, сделал его более напевным.

Оценить лексическое богатство литературного произведения помогает количество разных слов из взятых подряд 1000 слов в тексте. В сказке Ершова разных слов около 500 на 1000 в редакции 1856 года и 486-490 в редакции 1834 года, что само по себе является очень хорошим показателем при наличии полных или частичных рефренов в тексте [12]. Например, в знаменитой народной поэме Твардовского «Василий Тёркин» он составляет около 450 в среднем [11] - тоже хороший показатель для произведения на сюжеты народной жизни.

  Однако у Пушкина в «Сказке о царе Салтане…», где в изученных последовательностях слов примерно столько же рефренов, как у Ершова, объем лексикона гораздо больше – 540-555 слов на 1000. А в «Евгении Онегине», где повторы стихов практически отсутствуют, этот показатель составляет около 620 с небольшой вариацией по разным главам [11].

По составу лексикон Ершова очень существенно отличается от пушкинского. Т.П. Савченкова насчитала в «Сказке о Коньке-Горбунке» около 400 слов и оборотов, отсутствующих в «Словаре языка Пушкина». По нашим же подсчётам, число народных просторечных оборотов, слов и их форм в сказке Ершова составляет в среднем около 21 на 100 стихов в редакции 1834 года и около 30 в редакции 1856 года, тогда как в «Сказке о царе Салтане» - только 5, то есть в 4-6 раз меньше. Различие велико даже по сравнению с ранней редакцией, не говоря уже об окончательной, которая заметно обогащена  колоритными просторечными оборотами, как уже мы отмечали выше.

Существуют и другие статистические методы для оценки поэтических произведений, развитые академиком А.Н. Колмогоровым и его единомышленниками, однако и проведённых несложных с расчётов вполне достаточно, чтобы выявить очевидные различия в ритмическом рисунке, напевности и объеме лексикона двух сказок, написанных четырёхстопным хореем. Эти произведения принадлежат разным авторам, которые отнюдь не прибегали к мистификации.

Добавим, что хотя объем лексикона обеих редакций «Конька-Горбунка» и меньше, чем «Сказки о царе Салтане», сам по себе язык Ершова достаточно богат и разнообразен, насыщен народной лексикой. Это опровергает утверждение Лациса и Казаровецкого, будто Пушкин иронизировал, когда говорил: «Этот Ершов владеет русским языком, как своим крепостным мужиком», хотя юноша родом из Сибири и крепостных у него действительно не было. В устах Пушкина данное сравнение не уникально, его великий поэт употреблял и по отношению к другим авторам – в самом прямом смысле, в том числе и в письмах [13]. Кроме того, как установила Т.П. Савченкова [14], неправдоподобно само свидетельство касательно этой фразы в отношении Ершова, впервые опубликованное в "Русском архиве" за 1899 г. И вот почему. После издания "Конька-Горбунка" А.С. Пушкин не мог остановить молодого гусара графа А.В. Васильева, ехавшего на учения мимо дома Китаевой в Царском Селе, где поэт снимал дачу в 1831 году, и сказать гусару пресловутую фразу, поскоьку что сказка Ершова опубликована только в 1834 году

Следовательно, не только слабая аргументация А. Лациса и В. Козаровецкого, опровергаемая их оппонентами, но и статистическое исследование ритмики и некоторых других особенностей текстов позволяет сделать заключение, что приписывание А.С. Пушкину сказки П.А. Ершова «Конёк-Горбунок» не обосновано, как и издание этого произведения под именем великого поэта.



      Постскриптум 1. В настоящей статье мы использовали статистические методы для анализа поэтических текстов, в основном ритмики произведения вкупе с анализом фактов и работ литературоведов, исследовавших вопрос другими методами.

Важно отметить, что нельзя рассматривать результаты статистического анализа текстов в отрыве от широкого спектра литературоведческих изысканий и фактов и тем более подгонять их интерпретацию под определённые гипотезы, которые хочется доказать. И невозможно на основании только статистических характеристик утверждать или опровергать авторство конкретного произведения.  Например, так называемые авторские инварианты могут совпадать у различных авторов. Также и ритмические предпочтения у одного и того же автора могут варьироваться с течением времени и в зависимости от творческих задач (см. наше исследование http://proza.ru/2014/10/06/119).

Абсолютизация статистических результатов может привести к необоснованным выводам. Ярким примером являются исследования доктора физико-математических наук С.Н. Бозиева (см. например книгу "Превратности текстов произведений М.А. Шолохова и Ф.Д, Крюкова" - М.: Библио-Глобус", 2017. - издание есть в интернете). Автор исследовал по довольно широкому ряду произведений частоты появления в них каждой буквы алфавита, слов, длину слов и предложений и т.д. и по результатам анализа коэффициентов детерминации характеристик пар различных произведений уверенно пришёл к общему выводу, что "Тихий Дон" написал Ф.Д. Крюков, а "Конька Горбунка" - А.С. Пушкин.

На самом деле уважаемый исследователь подпал под магию цифр и невольно подогнал свои результаты под те мнения, которые хотел доказать (может быть, подсознательно). Из его же расчётов следует, что сказки Пушкина "Сказка о царе Салтане...", "Сказка о мёртвой царевне..." и "Сказка о золотом петушке" хорошо согласуются между собой (высокие коэффициенты детерминации), а "Сказка о рыбаке и рыбке" из этого ряда выпадает (низкий коэффициент детерминации с тремя названными сказками). Однако все эти произведения точно принадлежат Пушкину. Таких примеров можно найти в книге С.Н. Бозиева немало и в отношении других авторов.

Следовательно, по коэффициенту детерминации между статистическими характеристиками произведений нельзя уверено судить об их авторстве. Близость по этим показателям двух версий "Конька Горбунка" (1834 и 1861 г.) между собой и с тремя сказками Пушкина свидетельствуют не об авторстве Пушкина, а лишь о влиянии его произведений на творчество П.П. Ершова. БОльшая близость редакции "Конька Горбунка" 1834 г. к сказкам Пушкина по сравнению с версией 1861 г. свидетельствует тоже только об этом.

Отметим, что наш анализ ритмики произведений относится к двум произведениям одного жанра, написанным примерно в одно время разными авторами и одним стихотворным размером, что и позволяет сделать более достоверные выводы, но только при учёте фактов и результатов авторитетных исследователей.

Посткриптум 2. Существует семейное предание, что А.С. Пушкин подарил автограф "Конька-Горбунка" семье декабриста П.И. Колошина (с посвящением), но в годы Гражданской войны автограф был утерян. Ничем, кроме семейного предания в среде потомков декабриста, существование автографа не подтверждается. Если он существовал, сейчас невозможно судить, что это был за документ: действительно ли беловой автограф, список ли, копия и т.д. Тем более ничего конкретного не известно о содержавшейся в нём редакции произведения. Поэтому в основном тексте статьи данный документ не упоминается.
               

Ссылки и комментарии

1. Пушкин в воспоминаниях современников. – СПб: Академический проект, 1998. Т. 1. С. 46.
2. Там же. Т. 2. С. 398.
3. Гроссман Л.П. Устная новелла Пушкина // Этюды о Пушкине. – М., 1923. С. 109-115.
4. Голос минувшего. 1922. № 2. С. 108-123.
5. Пушкин в воспоминаниях современников. – СПб: Академический проект, 1998. Т. 2. С. 228.
6. Парламентская газета. 2004. 26 ноября.
7. Новая газета. 2010. 7 июля.
8. http://www.rospisatel.ru/savtshenkova.htm
9. См. например: Фролова Л.А. К вопросу о двух редакциях сказки П.П. Ершова «Конёк-Горбунок» // Ершовский сборник. Вып. 2. – Ишим; Тобольск. 2005. – С. 25-28.
10. См. например: Томашевский Б.В. О стихе.  – Л.: Прибой, 1929.
11. Артамонов М.Д. Под вечными сводами. – М.: Русский мир, 2006. С. 322-323.
12. По этому показателю написанные нами «Святочные сказки Арины Родионовны», где отсутствуют рефрены, нельзя сравнить со сказками Пушкина и Ершова. Оценка объема лексикона в другой нашей сказке «Пропавший жених», где таких повторов довольно много, даёт показатель 530-540 разных слов на 1000.
13. На «Болдинских чтениях» 2013 года с конкретными аргументами и цитатами полемизировал с В. Казаровецким по этому поводу учёный секретарь Пушкинской комиссии, с.н.с. Пушкинского дома А.Ю. Балакин, однако Казаровецкий, как обычно, к его аргументам не прислушался и продолжал утверждать, что хоть в других случаях Пушкин говорил эту фразу в прямом смысле, но в случае с Ершовым – в обратном.
14. Савченкова Т.П. Пушкин и Ершов в 183 4году: уточнения историко-биографического характера // Хозяева и гости усадьбы Вязёмы. Материалы XIX Голицынских чтений. 26-27 января 2013 г. - М.:"Зебра Е", 2013. С.439-454.


Рецензии
Возможно, правильно так: 7. Новая газета. 2010. 7 июня. На сайте НГ именно такая дата, если имеется в виду статья "Кто написал «Евгения Онегина»?".

Рой Гудолл   07.01.2024 13:59     Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.