Туда, где танцует солнце...

(отрывок из романа)

Валентина Бари

Курасово – небольшой  северный поселок. Старые, полуразвалившиеся бараки. Раньше в них жили приезжающие на вахту нефтяники. Постепенно промысел  перемещался в другие места. Бараки восстанавливались, в них обживались постоянные жильцы, решившие остаться здесь навсегда. Чуть подальше от времянок строились новые деревянные дома. Люди обустраивались, переселялись, рожали детей и вели размеренную по тем временам, тихую жизнь.

Иногда возникали вспышки. Ольга вспомнила случай, когда взбунтовавшиеся в посёлке женщины снесли винную будку на автобусной остановке, мимо которой мужики не могли пройти спокойно, чтобы не пропустить пару стаканов креплёного кавказского вина. Бедный, перепуганный грузин-предприниматель, получивший немалую порцию смачных словесных «пилюль» и тычков от взбесившихся баб, исчез в неизвестном направлении, бросив свою будку с остатками вина, которое бабы сами и допили за восторжествовавшую справедливость. А мужики ещё долго сокрушались о недопитом и хлёстко, по-северному, материли взбалмошных фурий, лишивших их этой маленькой радости.

***
Был обычный день. Андрей в своей кроватке капризничал, по-своему чего-то требуя. Серый сибирский кот - Барсик , отвлекая малыша, мастерски перемещался по периметру металлических прутьев детской кроватки, громко мурлыкая и нервно подёргивая пушистым хвостом. Брат тянул к нему руки, начинал улыбаться и лепетать что-то невнятное, но очень даже понятное только ему и коту. Пятилетняя Оля играла со своей любимой Тасей, тряпичной куклой, набитой то ли сухой травой, то ли опилками. Она одевала её в лоскутки, оставшиеся от пошива маминого халата с разноцветными бабочками и поучительно говорила:
- В гостях у тёти Лиды веди себя хорошо, Тася, не капризничай и ничего не проси.

В комнате пахло блинами и какао. Мама негромко разговаривала с соседкой-тётей Лидой, ужасно любопытной и чрезмерно болтливой женщиной, но по натуре доброй и отзывчивой. Оля невольно услышала весь их разговор.
- Ийка, куда ты теперь пойдёшь? Кто приютит тебя с двумя-то детьми.
- Не знаю, ничего не знаю! - Услышала девочка взволнованный голос матери. - И так, Лида, больше не могу. Думала, после рождения сына угомонится, а он ещё пуще звереет. Я боюсь каждого вечера, потому что он трезвым не бывает. Опять будет искать повода к чему-нибудь придраться. Вера предлагала пожить у них какое-то время в Бурляевке, а потом можно будет и  в город перебраться. Так  у неё своих трое, - тяжело вздохнув, сказала Ия. - Устала я , Лида, от Ивана. Боюсь его.

Оля поняла, что они говорят про отца, которого она по-своему боготворила. Девочке он казался сильным и красивым.
Отец был на двадцать лет старше матери. Уже седеющий, он тщательно скрывал свою седину, подкрашивая  виски чёрной тушью. Был ревнив. Чаще всего без повода устраивал скандалы, но рук не распускал. Мать вечно оправдывалась непонятно в чём, плакала и, улучив удобный момент, когда он засыпал, одевала ребятишек и убегала из дома, обычно к соседке – Лиде.

Оля помнила, когда отец, подвыпив в компании с соседскими мужиками, любил говорить, колотя себя в грудь: «Когда вы за мамашины юбки держались, а кто и в окопах отлёживался, я воевал, самого генерала Белобородова сколько раз от смерти спасал! Под пули лез, чтобы прикрыть его!» Правду говорил отец или придумывал, Оля не знала, но она не один раз видела на теле отца глубокие шрамы, и потому всегда была уверена в правоте отцовских слов и тайно гордилась им.

От мыслей девочку отвлекла тётя Лида. Выглядывая из закутка, считавшегося кухней, она спросила :
- Оленька, пойдёшь с Вовкой играть?
- Пойду, - быстро согласилась девочка, - Тасю тоже возьму с собой.
- Ладно, Ий, если что, прибегай ко мне,- обувая галоши, сказала соседка.
- Лида, угости ребятишек, - мать протянула соседке тарелку с блинами. - Сметанки возьми, - добавила мама.
- Не надо, есть сметана, - забрав угощение, сказала Лида. - Айда, Олюшка.- Набросив на девочку пальтишко, она попрощалась с Ией, и они вышли на улицу под мелко-моросящий дождь и сильный ветер.
Лида жила в соседнем бараке, но Оля успела почувствовать холод в наступающих сумерках и промозглость рано наступившей северной осени.

С Вовкой Оля любила играть. И дома, и в детском саду она всегда чувствовала надёжную защиту со стороны друга. Чаще всего молчаливый, но временами по-взрослому рассудительный, Вовка всегда подчинялся подруге и выполнял все её прихоти. Их обоих это устраивало, и в ком-то ещё они не нуждались. Тихо играя в специально отведенном для этого углу, дети побывали и в магазине, и на работе. Разрисовали все свободные странички в незаконченных ученических тетрадях старшего Вовкиного брата Лёшки, за что им и досталось от него.

До дому Лида провожала Олю, когда за окнами было уже совсем темно. Кое-где светили фонари своими мутными глазницами. Грязь прилипала к ботам. Девочка скользила, но надёжная рука женщины спасала её от падений. Кое-как добрались до дому.
- Ну, всё, Олюшка, дальше уж сама дойдёшь, - сказала соседка, ещё немного постояв и взглядом проводив девочку.

Открыв дверь, Оля с порога увидела мать, лежавшую на полу, в разорванном и окровавленном халате, в том самом, с разноцветными бабочками. И если бы не этот халат, девчушка подумала бы, что это лежит какая-то другая, вовсе не знакомая ей женщина, но только не её мама.

Андрейка тихо плакал в кроватке. Барсика рядом не было, и некому было успокоить ребёнка. За занавеской, обутый, не снявший с себя верхних одежд, разбросав руки в стороны и сильно храпя, спал пьяный отец. Оля укрыла брата одеялом, сунула в рот ему соску, осторожно ступая по скрипучим половицам, подошла к матери. Проведя рукой по слипшимся от крови волосам, прошептала:
- Мам, ма-ма, вставай, Андрейка плачет.- Мать не слышала её. - Мамочка, милая, мне страшно, вставай! - В голосе прозвучали надрывные нотки. Готовая разреветься, девочка подняла голову матери, не узнавая самого доброго и самого красивого лица. Оно было избитым в кровь, чужим и отрешённым. - Ма-ма, встань, открой глаза, - и, уже не сдержав слёз, Оля впервые в жизни, совсем ещё короткой, плакала внутри себя, прикрывая рот ладошкой, плакала навзрыд, тихо поскуливая, боясь разбудить пьяного отца.

Мать очнулась, открыла глаза. Она вначале не осознавала, что происходит, но через короткое время поняла, что дочь перепугана, и, судорожно прижав кудрявую головку дочери к груди, тихо сказала :
- Всё, Оленька, всё. Успокойся. Помоги лучше подняться мне. - Кое-как, с большим усилием, мать поднялась с пола и, опираясь на плечо дочери, подошла к рукомойнику. Осторожно стала смывать намоченным полотенцем запёкшуюся от недавних побоев кровь с лица и рук.

Оля смотрела на мать и не узнавала её. «Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!» - мелькали в голове страшные слова, рвущиеся из самого сердца. Появилась страшная боль, обида, страдание и главное, ненависть к человеку, которого она ещё совсем недавно любила, и который позволил себе осквернить  самое для девочки святое, самое дорогое существо на свете – её маму!

Смыв с лица и волос кровь, Ия сняла с себя всю одежду, бросила в короб для мусора. Переоделась в чистую комбинацию, серое шерстяное платье, подчёркивающее её статную фигуру и слегка выделяющийся "животик". Она принялась быстро собирать вещи и складывать их в маленький чемодан, освободив его от Олиных игрушек.

- Мам, мы уходим? Куда? - Спросила девочка, выведя мать из состояния задумчивости.
- Да... да... Олюшка, одевайся.- Она достала из шкафа любимое платье дочери, в котором та могла позволить себе ходить только в гости да на утренники, кофту и тёплые штанишки.
- Мам, темно на улице, куда мы пойдем? К тёте Лиде? - Не унималась девочка. Так поздно они никогда не уходили из дома.
- Нет, в Бурляевку, к Вере, - хриплым голосом ответила мать. Она помогла Оле застегнуть пуговицы на платье и принялась одевать сонного малыша, стараясь не разбудить его. Расстегнув пуговицу на планке платья, Ия освободила грудь, и малыш, почувствовав запах материнского молока, прильнул к соску и, смачно причмокивая, принялся сосать.
- Мам, темно на улице, и автобусов нет, - рассуждала девочка.
- Мы пешком пойдём, через лес, - покачивая сына, спокойно ответила Ия.
- Пешком далеко, и в лесу страшно...

Обув стоявшие в углу  резиновые боты и одев пальто, Оля натянула на голову пушистую шапку и стала ждать, когда  брат насытится, и они уже пойдут к тёте Вере.
«Ну, наконец-то, налопался, маленький обжорка!» - Подумала про себя девочка, вздохнув облегчённо. Взяв в одну руку укутанную в платок куклу-Тасю, в другую – небольшой чемодан, деловито сказала маме:
- Андрейку сама понесёшь, я вся занята.
Боясь разбудить храпящего Ивана, Ия осторожно вытащила из-под него белый тёплый полушалок, достала большое байковое одеяло, завернула в него спящего Андрейку. Прикрыв плотно дверь,они вышли в холодную темноту и пошли в сторону леса.

* * *

Лес встретил путников резким запахом хвои. Дождя уже не было, и при слабом лунном свете, пробивавшемся сквозь рассеянные тучи, были едва заметны контуры
проторенной дороги, по которой нужно было идти до Бурляевки. Главное, не пропустить поворота, постепенно переходящего в узкую тропку, ведущую прямо до
посёлка. Чем дальше они заходили в лес, тем сильнее сгущалась слепая темнота. Луна не в силах была осветить путь из-за высоких деревьев, и тропа становилась 
едва незаметной. Ия с сыном шла впереди. Оля не отставала от них. Она не могла дождаться, когда закончится лес, и они, наконец-то, выйдут на Бурляевку.

- Давай отдышимся, Малыш, - сдавленным голосом сказала мать. Оля устала и ждала, когда же мама предложит немного передохнуть. Сев на чемодан и
прижав к себе свёрток из платка, она обнаружила, что тот пуст. Сквозь моментально навернувшиеся слёзы девочка прокричала:
- Тася, моя Тася, мама... Я её потеряла. Она теперь заблудится в лесу, и ей одной будет очень страшно там! - Не услышав сочувственных слов от матери и, понимая, что говорить о возвращении нет смысла, Оля замолчала, а слёзы продолжали литься по её щёчкам тихо и незаметно.

Немного отдохнув, они пошли дальше. По дороге стали попадаться коряги,  поваленные деревья. Идти становилось всё сложнее, потому как путь постоянно что-то преграждало. Два раза споткнувшись, девочка падала, но снова поднималась, по звуку шагов догоняла мать, не хныкала, не жаловалась, она понимала, что маме тоже тяжело.

- Всё, дальше не пойдём, - внезапно остановившись, сказала Ия.
- Мам, мы заблудились, как моя Тася? - Тихо спросила дочь.
- Нет, Олюшка, мы не заблудились. Просто я пока не знаю, куда идти дальше, очень темно, и ничего не видно. Отдохнём до рассвета, а там  пойдём дальше, - с
заметной усталостью ответила мать. Оля, почувствовав тревожные нотки в голосе матери, про себя подумала: «Заблудились! Точно заблудились! Но мне-то не страшно, я с мамой... Тасю жалко, она там одна в лесу».

- Сиди здесь, Малыш, смотри за братом, - осторожно переложив Андрейку Оле на руки, сказала Ия.- Я  сейчас подойду.
Мама была совсем близко. По хрусту веток девочка могла понять, где она, но ей всё равно было страшно оставаться среди мрачных от ветра издававших жуткий
скрип деревьев и кустарников, возможно,скрывающих за собой страшных лесных чудищ. Где-то грозно ухнула одинокая сова, охраняющая покой леса. Испуганные криком совы, мелкие зверушки вмиг разбегались в разные стороны, оставляя лёкгий, едва слышимый звук шуршащих листьев.

Через некоторое время Ия вышла из темноты, неся в охапке еловые ветки. Аккуратно разложив их у ствола огромного дерева, она сняла с себя пальто,
постелила его на приготовленную из веток лежанку, забрала у Оли Андрея, потому как настало время кормить малыша.
- Ложись,дочка, - тихо сказала она. - Пальто своё сними, я тебя им укрою. Так будет удобнее и теплее. Только набрось мне на плечи мой платок, а то холодно
мне что-то стало.
Свернувшись калачиком на мягкой кровати из еловых веток,  девочка быстро уснула крепким  сном.

Оля проснулась от тихого кряхтения брата, который пытался высвободиться из своего одеяла. У него не получалось, и он начал хныкать. Девочка подняла голову, посмотрела по сторонам. Сквозь обнажённые кроны деревьев пробивался едва заментный свет наступающего утра. Мамы рядом не было. «Где она? Куда ушла?» - в недоумении подумала девочка.

- Ма-ма, - тихо позвала Оля. Слабое эхо пробежалось по кустам и деревьям, пробуждая лес от ночного покоя. Девочка с тревогой в голосе крикнула громче, – ма – ма! - Хруст веток со стороны поляны, которую Оля уже успела приметить, разглядывая окрестность, заставил её оглянуться. Она увидела мать. В одной руке она несла пучок какой-то травы, напоминающей пушистую морковную ботву, но уже пожелтевшую от осенней непогоды, а в другой... «О, Боже... моя Тася... моя любимая кукла... она нашлась!» - Внутри девочки бушевал восторг.

- Мамочка! Где ты Тасю нашла? - радостно спросила она.
- Под кустом у дороги, по которой мы шли. Она поспала, и готова идти дальше, - с улыбкой ответила мама.
Оля подбежала к ней, обняла, нежно поцеловала и сказала:
- Спасибо за Тасю! Ты самая хорошая мама. Я тебя очень люблю!

"Господи!!!"- про себя произнесла девочка. Синяки на лице матери выделялись ещё сильнее, особенно на подбородке и виске. Ей так жалко стало её, она прижалась к ней, осторожно поцеловала в висок и тихо прошептала:
- Бедная моя, я люблю тебя ещё сильнее... А его я ненавижу!
Ия взяла на руки не на шутку раскричавшегося сынишку. Мальчик проголодался за ночь и требовал своей законной порции молока.
- На, на, маленький, кушай! - нежно прижимая к теплой груди раскрасневшегося от крика малыша, сказала мать. Немного погодя она обратилась к дочери, - Оленька,
я нарвала корешков дикой морковки. Вон там на поляне, за небольшим камнем есть родничок, помой корешки, покушай, они очень вкусные.

Оля набросила пальто, за ночь послужившее ей тёплым одеялом, заправила под шапку слегка растрепавшиеся кудряшки. Посмотрев на маму, дочь увидела на её лице боль и муку.
- Мам, тебе больно? - спросила она.
- Нет, Малыш. Я просто устала, - отведя взгляд в сторону, ответила мать.

***

Тогда Ия не могла сказать маленькой дочери, ещё ничего не смыслящей в "женских делах", что она не спала всю ночь. Дождавшись, когда уснут Оля и Андрейка,
от невыносимой боли в спине и внизу живота она вынуждена была уйти поглубже в лес, чтобы не испугать детей своими стонами. Там, в  темноте и сырости осеннего
леса, она потеряла ребёнка, который должен был родиться через три месяца. Она похоронила сына под елью, завернув в свою сорочку, и один-на-один горько
оплакивала душу маленького ангела, не успевшего прийти в этот мир. А теперь Ия опасалась и за свою жизнь. Кровотечение не останавливалось, и она постепенно
теряла силы.
Об этом Оля узнала через много-много лет.

***

Помыв корешки и надкусив один, Оля почувствовала сладкий, слегка вяжущий, но ни с чем непохожий вкус дикой морковки. Ей понравилось. Девочка аппетитно грызла
остальные корешки и получала от этого удовольствие.
- Олюшка, на попей, - мама протянула ей небольшую кружку.
- Что это? Молоко? Откуда?! - Удивленно спросила дочка. Она знала, что с собой поесть они ничего не брали.
- Это Андрюшкино молочко. Пей, оно полезно, - настоятельно сказала Ия. Оля понюхала содержимое кружки, пригубив, определила, что на вкус оно чуть-чуть 
сладковато, но почему-то не такое белое, как обычное молоко, а мутновато-голубое. Маленькими глотками, непроизвольно давясь, потому что ей не очень
хотелось его пить, но чтобы не обидеть маму, она выпила всё.

Сквозь кроны деревьев стали заметны первые лучи осеннего солнца, начинающего слегка прогревать охлажденный за ночь воздух. Постепенно лес озарялся в его
нежно-тёплых лучах. Словно и не было вчера вечером ни дождя, ни пронизывающего до костей холодного ветра. От земли шёл слабый, едва заметный пар, что предвещало тёплый и солнечный день.

- Мы сейчас пойдём? - Спросила Оля. Она начала укутывать в "пелёнку" куклу Тасю и  поправлять выбившиеся из-под шапки волосы.
- Олечка, ты знаешь, я очень устала и не смогу идти дальше, - как бы оправдываясь перед дочерью, проговорила мать. Поворотом головы указав на светло-розовый восход солнца, она сказала, - там просыпается солнышко...  Сейчас тебе придётся идти одной. Осталось пройти совсем немного. Только, главное, Малыш, – иди на солнце. Выйдешь из леса, Бурляевку увидишь сразу. Перейдёшь дорогу, и через поле беги до посёлка. Дом Гребневых ты знаешь. Приведёшь Веру сюда. Мы с
Андрюшкой вас будем ждать здесь. Только поторопись, Оленька.

- Мам, а если я заблужусь? - с плаксивыми нотками в  голосе спросила дочь. - Мне же страшно одной идти.
- А ты Тасю возьми с собой, и поговорить будет с кем. Иди, Малыш, иди скорее! Не забудь - иди на солнце!
У Оли что-то сжалось внутри: то ли из-за страха, что придётся идти одной через лес, то ли от дурного предчувствия. Она же видела на лице мамы несвойственную
для неё бледность и тёмные круги под глазами. Прижавшись к ней, с дрожью в голосе  девочка прошептала:
- Я пойду мамочка, пойду, я приведу тётю Веру, обязательно, только ты дождись! -Не сумев, как она ни старалась, сдержать своей взволнованности, почти сквозь
слёзы крикнула, - ты только не умирай, мамочка, дождись нас! Ладно, ма-ма?
Резко сорвавшись с места, Оля побежала, но вернулась, Тасю  забыла и, больше не останавливаясь, быстро устремилась через поляну в лес, навстречу восходящему
солнцу.

Девочка не замечала  на своём пути ни коряг, ни веток, цепляющихся за пальто и шапку, ни ям, предательски прикрытых пожухлой листвой. Она спотыкалась,
падала, снова поднималась, бежала, изредка поднимая к небу глаза, боясь потерять солнечные лучи. Она стремилась вперёд, не чувствуя боли от хлёстких веток, безжалостно бьющих по лицу. Она бежала к солнцу, прося его согреть маму, пока её, Оли, нет рядом. Просила Бога, самого доброго и справедливого, не забирать  к себе дорогого ей человека. Она плакала и тихо стонала. Она боялась не успеть. Но ей надо поторопиться и позвать на помощь, спасти маму, чтобы ей было кого любить всегда, чтобы не остаться одной, потому что ближе и роднее у неё уже никого и никогда не будет.

- Тася, девочка моя, мы дошли, видишь - лес кончился! - Прижав куклу, ласково сказала Оля. Она остановилась, чтобы хоть немного перевести дыхание. Она не
знала, сколько времени бежала, потому что не разбиралась во времени, но знала точно, что Гребневы рядом, и они помогут.

Выйдя из леса, Оля посмотрела по сторонам. Дорога была рядом. Она перебежала на другую сторону. Сбежав с небольшого склона вниз, по вспаханному полю
помчалась к знакомому ей поселку.
- Тасенька, потерпи, осталось еще немного! - успокаивала куклу Оля, стараясь показать свое превосходство и авторитет перед слабым и уставшим «ребенком».
Вот и поле осталось позади. В ботах набилось столько, что ногам стало больно и тяжело бежать. Оля остановилась ненадолго и, подпрыгивая то на одной, то на
другой ноге, выскребла руками слипшуюся в обуви  мокрую землю и побежала дальше, к дому Гребневых, который находился на самой крайней от леса улице.

Обежав дом вокруг, Оля с трудом открыла высокую калитку, по выложенной красным кирпичом дорожке добралась до крыльца, который в один миг преодолела через
несколько ступеней. Она стала стучать кулаками в запертую дверь и громко кричать:
- Тётя Вера, тётя Вера! Откройте! Там мама, в лесу, она умирает, помогите! Тётя Вера-а-а!

Через минуту дверь открыла перепуганная женщина, простоволосая, в ночной рубашке, вначале не понявшая, что происходит, но потом быстро сообразив, что её
подруга в беде, Вера на ощупь нашла висевшую на гвозде в сенях фуфайку, натянула на босу ногу холодные кирзовые сапоги, на ночь оставленные на крыльце, и пустилась бежать за Олей, которая переполошив всех в доме своим криком, почти без остановки уже бегом возвращалась снова в лес, где ждали её мать с братом.

С трудом догнав девочку, Вера  кое-как дозналась о случившемся, и в распахнутой фуфайке, в тяжёлых сапогах она уже вместе с Олей стремилась к лесу.
- Оля! Оленька! Да стой же ты, шальная! Мне ж не угнаться за тобой! - Крикнула женщина. Остановившись, чтобы немного перевести дыхание, она медленно
опустилась на землю. Оля вернулась, на корточках присела рядом с ней, через короткое время спросила:
- Ну что, отдышалась? Айда дальше!

Совсем близко слышен был рокот мотора. Василий, муж Веры, мчался на мотоцикле по мокрому от дождя полю. Пустая люлька, натыкаясь на не раздробленные комья вспаханной земли, подпрыгивала, то опускала колесо, то задирала его кверху. Догнав женщину с девочкой, командным голосом мужчина крикнул:
- Садись в люльку, Вера! На, платок набрось, а то раскрылесила лохмы во все стороны, точно ведьма! А ты, - обратился он к девочке, - иди на руль, показывай
дорогу!

До леса добрались быстро.
- Стойте! Дальше надо идти пешком. Мама с Андрюшкой там, в лесу, - Оля рукой указала в глубь леса, но тут же растерялась, правильно ли она показывала, куда
надо идти. Она заплакала, сквозь слёзы едва выговаривая слова, - из леса до вас я бежала на солнце, а сейчас не знаю, где искать маму! Солнце убежало...
- А-а-а? Ну понятно, - произнёс с иронией дядя Вася. - Ладно, утри глаза. Найдем мы твою мамку.

И снова кусты, снова коряги, сучья деревьев. Василий шёл уверенно, как-будто сотню раз проходил этот путь. Вера, пыхтя, тяжело дыша, шла за ним, стараясь не отставать.
- Вот, вот эта поляна, вон родничок! - Радостно крикнула девочка. - Там мама, - показав в сторону большого дерева и облегченно вздохнув, что наконец-то, они
дошли, уже спокойно сказала Оля.

Все подбежали к лежащей на еловых ветках женщине с ребёнком. Мальчик тихо плакал. Ия лежала на спине, укрытая по пояс пальто. Платка на ней не было. Лицо
было бледным до неузнаваемости. Она не сделала ни одного движения, а ведь не отреагировать на зычный голос дочери было просто невозможно.
- Мама! Мама! Мы пришли! - Радостно воскликнула Оля. Но мама её не слышит, девочка взволнованно закричала, едва не заплакав, - мама, открой глаза,
посмотри, мы уже здесь!
- Да не шуми ты, Оля, Андрюшку перепугаешь. Видишь, глядя на тебя,  он ещё громче расплакался. Я просто немного вздремнула, - открыв глаза и подняв голову, утешила дочку мама.

- Ия, как ты, что с тобой? - спросила Вера, склонившись над подругой. Мама что-то сказала ей шёпотом, после чего Вера резко поднялась, подозвала мужа и 
сказала:
- Так, Василий, бери её на руки, только осторожно. Пальто не снимай, подверни его под неё.
Мужчина осторожно поднял Ию на руки и с улыбкой сказал:
- Вот так! Ну-ка, сердешная, обними меня за шею покрепче, пока Верка разрешает. - Он нёс её осторожно, чувствуя  каждую ветку, каждый бугорок, обходил их стороной.
- Пушинка, прям, не то что моя, её и в четыре руки не поднимешь, - продолжал шутить Василий. - Потерпи, милая, потерпи... Что же он с тобой сделал... убил бы гада! - В сердцах произнес мужчина и, решив окончательно успокоить Ию, с шуткой сказал, - ничего, доберемся до районки, отремонтируют тебя там, и будешь снова бегать как молодая оленица.

Вера несла Андрюшку. Оля спотыкалась и злилась на себя, что такая неуклюжая, она что-то бурчала себе под нос, но старалась не отставать от остальных.
Ию бережно усадили в люльку, передав Андрея  в руки, укрыли фуфайкой и брезентовым пологом. Оля с Верой пристроились на заднем сиденье мотоцикла.

До больницы доехали быстро. Дорога, в основном была ровной, а если и попадались ухабы, Василий объезжал их, слегка притормаживая  мотоцикл. Подъехали прямо к
приёмному отделению. На крыльце стоял мужчина в белом халате и курил. Это главврач районной больницы, сегодня, в субботу он как раз заступил на суточное
дежурство.

- Геннадий Семенович, давай быстро носилки! - Крикнула Вера, с трудом слезая с мотоцикла.
Мужчина в белом халате забежал в отделение, через несколько минут выбежал, вынося носилки. Он подошёл, посмотрел на сидевшую в люльке мотоцикла Ию, спросил:
- Что с ней? - Вера что-то тихо говорила Геннадию Семёновичу, видимо, что бы Оля не могла их слышать.

- Так, мужик! - обратился доктор к Василию, помоги-ка донести больную до операционной. Набрось халат сверху.
Осторожно переложив Ию на носилки, мужчины понесли её в помещение больницы.
Оля, взглядом проводив мать, повернулась к Вере и спросила:
- Мама поправится? - В глазах девочки всё ещё стояли слёзы.
- Ну конечно, Оленька, поправится, - гладя девочку по голове, тихо сказала Вера. - Врачи маму подлечат, и она снова придёт домой. А пока с Андрюшкой
поживёте у нас. Помогать мне будешь по хозяйству . У меня ведь нет девочки, вот и заменишь мне на время дочку.

- Тётя Вера, я так хочу спать. Меня ноги совсем не хотят держать, - сказала Оля, притулившись к мотоциклу.
- Поспи, девонька, скоро будем дома, Василия только дождёмся, - сказала женщина, усадив Олю поудобнее на сиденье в люльке.

Оля, подставив лицо тёплому солнышку, улыбалась. Глаза слипались. Она едва слышала грохот проезжающей мимо телеги, голоса, слабым и протяжным гулом удаляющиеся куда-то вдаль. Она засыпала, утопая в лёгкой и тёплой неге нахлынувшего сна. Лёгкий ветерок, словно, мягкой бархоткой прошёлся по её обласканному солнечными лучами личику, слегка потревожил выбившиеся из-под шапки завитки волос и унёс с собой последние, слабо витающие и постепенно исчезающие звуки происходящего. Оля спала. Ей было тепло и спокойно. Снилась милая улыбка мамы и снилось солнце.

Маму выписывали из больницы через восемь дней. Вася собирался ехать за ней, и Оле очень захотелось скорее увидеть маму, прижаться к ней и сказать, как она
без неё скучала. Долго не раздумывая, девочка набросила пальто, обулась, выбежала из дома, запрыгнула в люльку и спряталась под брезентом. Боясь быть обнаруженной, девочка сидела тихо, едва дыша. Тут она услышала, что кто-то подошёл... Потом тишина... Теперь мотоцикл затрясло... Олю похлопали по пологу, и девочка услышала добрый голос дяди Васи:
- Ну, ладно, не прячься, я тебя и без конспирации взял бы с собой.
Выбравшись из своего укрытия, Оля изучающе посмотрела на мужчину, чтобы убедиться, что Василий не шутит и, увидев лукавый взгляд, она успокоилась. Усевшись поудобней, довольная, что у неё всё получилось, махнув ручкой, Оля крикнула:
- Поехали, дядя Вася. Мама уже заждалась!

До больницы ехали с ветерком. Оля пыталась что-то напевать, но от ветра звуки срывались,  у неё ничего не получалось, и оставшуюся дорогу она ехала молча,
глядя по сторонам.

Оля издали увидела около больницы отца, который тоже, наверное, решил встретить Ию. Он нервно курил "беломорину", стоял, сгорбившись, вдавив голову в плечи,
будто зяб от холода.  Увидев девочку, отец подошёл к ней, присев на корточки, начал говорить  быстро и сбивчиво:
- Оленька, дочка, как ты? Как Андрюшка? А я вот тоже за мамой приехал. Машина там... Там, за углом. Тётя Лида дома прибралась, пельмени приготовила. Ты же
любишь пельмени? -
Не услышав от дочери ни единого слова, он продолжил, надеясь хоть чем-то разговорить девочку:
- Вовка про тебя спрашивал. Ждёт, когда придёшь.
Оля в упор глядела на отца.
- Чего ты, а? Оля!
Девочка молчала, в ней все кипело. Она не хотела видеть этого человека, не хотела слышать его голоса, и вдруг хриплым и сдавленным голосом она проговорила:
- Я тебя ненавижу! Уйди!
Отец мог бы ударит её, но девочке было всё равно, что предпримет этот человек, который недавно был её отцом.

Из стопора Олю вывел скрип открывшейся двери приёмного отделения. Она резко повернула голову в сторону спасительного звука и увидела маму. Та осторожно спускалась по лестнице, держась за перила. Увидев дочь, она улыбнулась своей доброй и печальной улыбкой. Оля побежала навстречу, забыв про отца, про разговор с ним, прижалась к матери, не сдерживая радости, что-то лепетала непонятное. Она никого не хотела подпускать к ней. Она чувствовала в себе такую внутреннюю силу, что никакие преграды не могли бы сдвинуть её с места.

- Ну? Долго мы будем так стоять? Дай-ка мне поцеловать моего маленького спасителя, отважного и смелого человечка! - Мама погладила Олю по голове, присев перед ней, посмотрела с такой благодарностью, что Оле уже ничего не было страшно. Она была уверена, что защищена, и что мама всегда будет рядом. Они
обнялись. Оля, поцеловав мать, почувствовала чуть соленый привкус на губах.
- Мам, ты плачешь? Почему? Не надо, ведь все прошло, - сказала она, еще крепче прижимаясь к матери.
- Я плачу от радости, Олюшка. Ведь у меня такая замечательная дочь. Я уверена, что с тобой мне ничто не грозит. Мама взяла Олю за руку, и они пошли к
ожидавшему их возле мотоцикла Василию. Отец стоял, виновато глядя на их счастливые лица, хотел что-то спросить или сказать, но поняв, что его не желают
видеть и слышать, ушел.

***

Отца, вернее отчима(об этом факте Оля узнала позже),она больше не видела. После случившегося он уехал куда-то. Про него долго ничего не было слышно. Потом
Оля узнала, что Ивана Степановича хотели привлечь к уголовной ответственности, но мать отказалась писать на него заявление,  но и жить с ним больше не стала.
Кто-то видел его в Тюмени. После развода с матерью, он больше не смог создать новой семьи. Потихоньку спивался, а вскоре умер от рака лёгких.

Мамы тоже не стало. Она умерла  так же тихо, как и жила, не мучая ни себя, ни близких. Ольга до сих пор винит себя, что не смогла проводить Ию в последний
путь, так как жила очень далеко, и сообщение пришло слишком поздно.  Брат Андрей хоронил мать один.

***

2012 год. Ольга Магомедовна часто вспоминала слова матери : «Главное, Малыш, иди на солнце!» -«Почему на солнце?», - думала женщина. И тут перед глазами, словно на яву в один миг  промчался ещё один день, хороший, весенний и тёплый, не предвещающий ничего плохого.

* * *

Это было в том же 1963 году. Ещё засветло, накануне Пасхи, отчим отвез их на машине в Бурляевку. До праздника надо было успеть испечь пироги, куличи.Вера была уже на ногах. Печь потрескивала поленьями, издавая едва слышимый звук печной тяги. Тепло. Тесто  распирало огромную эмалированную кастрюлю. В
четыре руки всё быстро было раскатано, разложено по формам и противням, начинено разными вкусностями. И вот уже совсем скоро в избе стоял такой аромат от пирогов, куличей и сдобных булочек, что удержаться от соблазна отщипнуть хоть маленький кусочек, было невозможно.

Оля с мамой вышли на крыльцо. После ароматных запахов не сразу определишь вкус чистого свежего воздуха. Ия стояла, направив лицо к тёплому весеннему солнцу,
щурилась и улыбалась.
- Хорошо! Правда, Олюшка? - Спросила она и вдруг, указывая в сторону льющегося света, радостным голосом прокричала. - Смотри, Малыш! Смотри на солнце! Оно
танцует!

Оля, прикрыв козырьком ладошек глаза, щурясь и уклоняясь от яркого света, смотрела на небо. Да, действительно, ей казалось, или на самом деле, она видела, что солнце двигалось из стороны в сторону, и от этого было видно подобие слабой улыбки на солнечном диске. Они с мамой долго смотрели на это чудо природы, им было хорошо и тепло от солнечного света, согревающего душу.


Рецензии
Валентина, как же ощутимо, пронзительно написано! Сколько души и внутренней силы
в вашем рассказе, всем сердцем сопереживаешь героям!
Всего Вам самого доброго в жизни и творчестве!
С уважением и наилучшими пожеланиями,

Марина Фадеева   14.04.2015 20:18     Заявить о нарушении
Спасибо, Марина, за добрый отзыв. Весеннего Вам солнышка! С теплом,

Валентина Бари   15.04.2015 08:41   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.