Девероизация

Наибольшие проблемы современного человечества – от нехватки чистой пресной воды и загрязнения планеты полиэтиленовыми отходами до возросшей угрозы войны с применением средств массового поражения – складываются в мегапроблему, которая требует обязательного и скорейшего разрешения. Это вопрос выживания и перспективного долголетия нашего вида.

Но ешё ни одно из десятков слагаемых общей беды не уменьшилось и даже не приостановило свой рост. Очевидно бессильными для решения сверхзадачи убережения человечества от самоистребления показали себя имперские, религиозные, национальные и классовые идеологии и увязанные с ними практические шаги.

Впрочем, пока не востребованным остаётся могучий ресурс – сила слова.

Из всей лексической массы выделим самую «тёмную» единицу для прояснения скрытых в ней смыслов. Что, в свой черёд, приведёт, полагаем, к высвобождению энергии, наиболее подходящей для осознанно добрых и непритворно гуманных дел. Этим словом является «вера».

От исконного своего значения – «твёрдое убеждение в чём-либо при отсутствии доказательств», или «принятие чего-либо за истину, без доказательств (фактических или логических)» - оно совершило экспансию беспрецедентную. Слово прячется от ревизии и критического разбора за своей кажущейся всеохватностью. Адепты ставят его во главу почти всякой деятельности: предпринимательской, производственной, религиозной, культурной и даже научной. Им представляется, что любой человеческий вдох невозможен без «веры»… что и животное без неё не отыщет путь к водопою! А между тем, лишь в немногих случаях сумма признаков веры оправдывает данное словоупотребление. При небольшом усилии мысли иллюзия веры, как правило, разрушается, распадаясь, вся без остатка, на эмоции, чувства и качества следующего условно позитивного ряда: надежда, любовь, уважение, чуткость, открытость, искренность, вдохновение, дружба, радушие, обаяние и так далее; условно нейтрального: мера, обязанность, необходимость, традиция, моральная опора, привычка, инерция, знание, опыт, чутьё, интуиция, озарение; условно негативного: страх, ненависть, ревность, зависть, обман, болезненно острое самолюбие, властолюбие, раболепие и так далее.
 
На слуху у многих наивно-странная «вера» в любовь. Но сама любовь – столь проявленное в мире чувство, что ни в каких дополнительных рефлексиях не нуждается. Нахлобучка «веры» её не украсит и не возвысит.
 
В фильме «Левиафан» друг главного героя заявляет о том, что он «верит в факты». А ведь более неудачное применение слову «вера» трудно придумать. Факт – это данность, он либо есть, либо отсутствует, и рефлексия веры тут ни при чём.

Далеки от здравого смысла и сочетания слов: «вера в правду», «вера в отечество», «вера в народ». Впрочем, эти пафосные конструкции в основном преднамеренно созданы для управления массой людей на волне коллективного возбуждения.
 
Напыщенность добрых и ясных слов в их насильственных сочетаниях с «верой» почему-то мало кого удивляет. Это может быть оттого, что «вера» вовлечена тут и там в операции по подмене понятий «надежда», «желание», «дружба», «опора», «привязанность», «предпочтение», «чаяние», «вдохновение», «опыт» и даже «знание». Получается, что «вера» - во всем и везде, без неё никуда и никак. При усердии заинтересованных сторон это слово захватывает всё новые и новые смысловые территории. Оно обильно в своих повторениях и старательно возвеличено:
• абсолютная вера
• безграничная вера
• беззаветная вера
• безмерная вера
• безрассудная вера
• беспредельная вера
• большая вера
• великая вера
• глубокая вера
• истовая вера
• крепкая вера
• настоящая вера
• неиссякаемая вера
• неистощимая вера
• непоколебимая вера
• несокрушимая вера
• огромная вера
• пламенная вера
• подлинная вера
• сильная вера…

Но если мы будем рассматривать, например, заурядную религиозность отдельного потребителя веры в бога, то вскоре увидим, что по основным своим функциям она может быть разъята на следующие составляющие:
объяснение,
назидание,
утешение и защита,
воодушевление и надежда.

Призрак веры – в частности, веры в вождя или веры в бога – появляется над поверхностью бурного моря личных проблем. Но ещё не становится верой, пока человек сохраняет силы на «осмысляющее мышление» (Мартин Хайдеггер) и способность наново увязать результаты раздумий со своей живой совестью.
 
Итак, до каких-то границ сумма чувств, эмоций, обязанностей и привязанностей не обладает определяющей целокупностью и не может, следовательно, считаться верой. Когда же пёстрый портовый сброд, слоняющийся по набережной, становится экипажем пиратского судна? Когда же принимаемая за веру халтура души – эклектическое нагромождение страхов, привязанностей, ожиданий, предубеждений, восторгов и прочего – преобразуется в доминантное и монолитное качество? Только тогда, когда кроме фактических и логических доказательств несостоятельности какой-либо «истины» силу теряют и нравственные аргументы. Здесь проявляется главное (генеральное, стержневое, центральное, кардинальное, имманентное, гвоздевое, наиважнейшее, корневое, первейшее, магистральное) свойство веры: дарить неподсудность и безнаказанность человеку со стороны его совести.

На первый взгляд это кажется странным: а как же заповеди, непреложные кодексы, кровью умытые родовые традиции и другие формы строгой морали? Ведь для очень многих людей они накрепко соотносятся с верой. Но что есть мораль, если не нравственность, претерпевшая групповое насилие?

После сказанного, очевидно, следует дать сколько-нибудь удовлетворительное определение нравственности. Полагаем, она - наивысшее порождение совести. Из всех её измерений есть только одно надёжное: это уважение к земной человеческой жизни и (стратегически) уважение к жизни и долголетию нашего вида. А последнее, на сегодняшний день, тесным образом связано именно с разумом – со способностью принимать доказательства, фактические и логические; строить версии, гипотезы и предположения; мыслить смело и широко, а также профессионально строго и глубоко.

Но «разум – первый враг всякой веры». Так примечательно высказался когда-то Мартин Лютер.
 
«Один человек с верой равен по силе ста тысячам тех, у кого есть только интерес» - написал в «Твиттере» хладнокровный убийца подростков Андерс Беринг Брейвик. В чём он не ошибся, так это в оценке энергии веры, которая велика по своей концентрации именно из-за узкоморального, таранного применения.

Нравственное наполнение веры оспаривается давно и вполне обоснованно. «Вера требуется для наставления грубых народов, которые должны быть управляемы, а доказательства – для созерцающих истину, которые умеют управлять собой и другими» - оставил в наследство всем нам величайший защитник научных истин Бруно Джордано.
 
Присмотримся к вере в области действительного (подкреплённого её определением) существования. Эта область открывается там, где сама повседневная жизнь по вере становится стержнем для человека; когда на безотчётном уровне он себе обрубает шансы перемениться. 

ЭГОИСТИЧЕСКИЕ ВЕРОВАНИЯ

Вера в себя любимого. Воодушевляемый мыслью, что он «не тварь дрожащая, а высшее право имеет», Раскольников берётся уже за топор.
 
Весьма представительны здесь маньяки-убийцы. С каждой новой расправой их вера в свое моральное право, которое «не для слабых и не для дураков», получает значительную подпитку. В отличие от хищников-одиночек, главарей преступного мира увлекают не столько акты прямого насилия, как приёмы психологического давления и манипулирования в подконтрольных им группировках.

Агрессивное себялюбие взращивает патологическое властолюбие, при сколько-нибудь благоприятствующих тому обстоятельствах. Безошибочно написал Анатолий Собчак в своей книге «Сталин. Личное дело»: «Сталин являл собой наиболее законченный тип властолюбца, для которого не существовало никаких моральных или этических ограничений, когда дело касалось власти».

Вера строит прочный барьер между человеком и его живой совестью. Но в случаях крайнего эгоизма барьер не имеет значения, так как совесть уже мертва.

ВЕРА ВО ВСЕВЛАСТИЕ ДЕНЕГ

Её основной постулат - «в мире всё продаётся и всё покупается». Кстати, действительно очень многое продаётся: голоса избирателей, кресла в парламентах, олимпиады и чемпионаты, важнейшие политические и человеческие ориентиры некоторых государственных лидеров.

Отдельной строкой стоит выделить заказные убийства.

Пусть даже мы с вами знаем: главные наши качества, принципы и позиции не продаются. Но верующие в «тринадцатый знак Зодиака – пиастр» (евро, доллар, юань…) не относятся к нам серьёзно; они-то считают, что нет таких качеств, позиций и принципов, и действуют соответственно – грубо и нагло, что делает жизнь Сообщества менее защищённой.
 
ВЕРА В ВОЖДЯ

Малодушная вера в его суперкачества как народного благодетеля - мстительная к ослушникам, нетерпимая к независимо мыслящим «оригиналам» и ревнивая ко всем прочим. Вспомните у Стругацких в «Трудно быть богом»: «Умные нам не надобны. Надобны верные». Там же: «Мне объяснили, что правда – это то, что сейчас во благо королю… Всё остальное ложь и преступление». Вера в Гитлера – в мессианскую роль его личности для «чистой» немецкой нации; вера в Сталина – в его «эффективный менеджмент» для Советского государства, для народов СССР.

ПАТРИОТИЧЕСКИЕ ВЕРЫ

«В каждой стране пропаганда контролируется государством и представляет собой то, что нравится государству, - писал Бертран Рассел. – А что нравится гоударству, так это ваша готовность совершить убийство, когда вам прикажут». Он же, Рассел, писал: «Капиталисты, милитаристы, церковники сотрудничают в деле образования, потому что всем им выгодно, чтобы у людей развивалось эмоциональное отношение к действительности, а не критическое мышление».

Подчеркнём роль страстей и эмоций в формировании веры, высокомерной и даже враждебной к фактам, её умаляющим. «Если тронуть страсти в человеке, то, конечно, правды не найдёшь», - читаем в стихотворении Сергея Есенина.
 
Эмоции, вспененные и растерзанные чувства – благодатная среда и для веры в непогрешимость своей страны, в неизъяснимую безусловную правду, дарованную родному народу, и только ему одному.

Лев Николаевич Толстой с совершенной ясностью предупреждал: «Патриотизм – чувство безнравственное», «всякий человек под влиянием патриотизма признаёт себя сыном своего Отечества, рабом своего правительства и совершает поступки, противные своему разуму и своей совести. Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своём есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых – отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так он и проповедуется везде».

Близорукое противопоставление национальных интересов глобальным, истерическая готовность спалить хоть полмира, хоть весь его, ради национальной идеи (либо невразумительной, либо уже откровенно нелепой) - вот что сегодня собой представляет российский патриотизм.

КОМПЛЕКСНАЯ (СОБОРНАЯ) ВЕРА

Сплав двух и более психологически однотипных обсуждаемых нами рефлексий – не редкость, а, скорее, общее правило. Нарциссический джихадизм или православно-патриотический сталинизм не слабее слагающих их частных верований. И не менее вредоносны для будущего.

По обыкновению, к вере людей гонит страх перед внешними силами. Но после существенных действий по вере их веру уже караулит страх обвинительного приговора со стороны их собственной совести – что иногда страшней страшного!

Веры не отвечают тем чаяниям и, особенно важно, тем действиям, что продлевают Сообществу жизнь.

Ещё в XVII веке Джордж Севил Галифакс утверждал: «Если что и спасёт человечество, так это отсутствие веры». Сей выдающийся английский государственный деятель подразумевал, конечно, религию. И вот уже в наши дни религиозные догмы не оставляют Сообществу шансов на успешное политическое маневрирование, необходимое в условиях нарастающей нестабильности и перегруженности нашей планеты оружием массового уничтожения. А сторонники сотворённости мира существенно тормозят борьбу с инфекционными заболеваниями (такими, как СПИД), где прогресс едва ли возможен без признания принципов эволюции. То же с оценкой рисков от климатических изменений и от уменьшения биологического разнообразия. Креационисты знать не желают, что только при понимании эволюционного механизма можно рационально и своевременно оценить эти риски. Так что религиозный обскурантизм попускает пандемии и катастрофы, которые, в свою очередь, могут вызвать новые страшные беды, включая, возможно, и те, что уже не оставят Сообществу шансов на выживание.

Апокалиптические тексты религий резко расходятся с нравственностью. Эти злые пророчества гасят волю верующих людей к строительству будущего. Заботы об экологии, о разрешении трудных политических ситуаций накрываются густой апокалипсической тенью и упраздняются; ум слабеет, смиряясь с предсказанным и ожидаемым победоносным шествием смерти, даже и научается этому радоваться. Столь важное для современного человека «осмысляющее мышление» (Мартин Хайдеггер) становится невозможным, когда завораживающие картины гибели материального мира принимаются с благоговением.

«Когда свернётся (и погаснет) солнце,
Когда (теряя блеск свой) распадутся звезды,
Когда (подобно миражу)
Придут в движенье и исчезнут горы,
Когда верблюдицы, несущие во чреве последний месяц,
Будут без присмотра,
Когда в стада собьются звери (без разделения на виды),
Когда набухнут и прольются все моря,
Когда распределятся души (по заслугам),
Когда зарытую живьём младенца-девочку воспросят,
За грех какой она была убита,
Когда раскрыты будут свитки (записей добра и зла),
И обнажится небо,
И разожжён огонь бушующего Ада будет …»
 
Этот и ему подобные по настроению стихи Корана, как и «Откровение» от Иоанна Богослова, как и прочие болезненные фэнтези на тему «о конце времен», своей порочной красотой овладевают многими умами, что делает сценарий самоистребления человечества всё более и более реалистичным.

Хоть и не противонравственны, но нравственно мизерны догмы тех религиозных школ, согласно верованиям которых земное будущее предопределено и увязано с твёрдыми обещаниями «золотого века». Мифы о заведённой богом строгой последовательности сменяющихся эпох сковывают стремления, если таковые имелись, что-то менять в окружающем социуме по существу. Тогда как безотлагательные изменения необходимы почти повсеместно. 

Итак, религии либо нравственно ущербны (это в лучшем случае), либо антинравственны. 

Откровенно противонравственна вера в этническое или национальное превосходство одних людей над другими. Её бурлящей энергией резко разъединяется мир, единство которого – базис для сбережения homo sapiens от самоуничтожения.

Антинравственна вера во всевластие денег. Особенно – в милитаристской своей составляющей. Разумеется, производство и продажа оружия фантастически прибыльны. Но они же – путь в никуда, где не будет ни сверхдоходов, ни внуков, которым хотелось бы передать капитал.

Поклонение фюреру, милитаризм, джингоизм, глубоко порочное мнение о всевластии денег, антиобщественный эгоизм, религии и религиозоподобные идеологии – вырастают не сами по себе, но являются коррелятами веры. Сильными коррелятами.

Сильнее прочих корреляция веры и подобострастного отношения к тирану. Подхваченные грозной волной такого политического цунами, как сталинизм или гитлеризм, люди веры катастрофически быстро теряют нравственные ориентиры, лихорадочно замещая их крикливыми лозунгами. Многие десятки миллионов невинных жертв – это ещё не полные и не окончательные итоги веры в «великих вождей». Сохранение, подновление или модернизация тиранических культов ведут к новым жертвам и потребуют в будущем уже сверхусилий для сбережения жизни нашего вида.
 
Но как стало возможным, что на слуху «вера в разум» и не звучит «вера в глупость»? Не говорят «вера в зло», хотя «вера в добро» отвербалена до банальности. Говорят и пишут о «вере в честность», «вере в порядочность» и умалчивают о «вере в подлость, откат, воровство». Где здесь баланс? Его нет, многозначное слово «вера» преподносится как феномен исключительно положительный. Так, говоря о своей крепкой «вере в Великого Кормчего», люди автоматически соглашаются с тем, что «кормчий» держит правильный курс.
 
Кстати, а почему со словами «любовь» и «надежда» не церемонятся так, как со словом «вера», не защищают их столь же ревностно от негатива? Как бы то ни было, а сложившаяся ситуация приводит к тому, что вера в благо, свет, надежду, любовь оборачивается преумножением зла, мракобесия, ненависти и отчаяния.

Общеизвестно, что всякая вера претендует на право окончательного вердикта. «Верую – значит точка!», «не верую – так ничего уже мне не докажешь, хоть тресни!» Это очень удобно для непритворных ревнителей веры, так как снижает их ответственность перед собой за любые поступки; и для мошенников, так как существенно расширяет пространство манипуляций (с учётом того безбрежного произвола, который присутствует в толкованиях слова «вера»).

Можем теперь здравомысленно оценить свойства веры, решительно отделив её от умственных хитросплетений с понятиями «надежда», «любовь», «справедливость», «духовность» или другими из ряда высоких чувственных проявлений. То есть хорошо понимая: ничто не является верой кроме собственно веры.

Она работает против природных инстинктов, а не в гармонии с ними. В частности, Александром Невзоровым в книге «Отставка господа бога» метко замечено, что «в поступках святых и благочестивцев мы отчётливо видим способность очень легко перешагнуть через барьеры сложных рефлексов, установленных для защиты как важнейших функций организма, так и его целостности».

Вера немилосердна. Проповедники классовой ненависти и расизма, фашисты и сталинисты, так называемое «Исламское государство», «Аум Сенрикё» и талибы – вот типичные потребители веры.

Вера коверкает человеческую свободу, которая, если о ней говорить без пафоса, проявляется в присутствии возможностей и в отсутствии зависимостей. Разных. Уместно теперь сопоставить возможности веры делать добро и, напротив того – творить зло.
 
В первой группе вера приоткрывает возможности милосердия и/или жертвенности… но, являясь в своих истоках продуктом сильной эмоции, она оттесняет разумное понимание этих поступков. Что практически если не исключает, то оглупляет стратегически сбалансированное подвижничество в действительно добрых делах.

Во второй группе вера легитимирует наклонности к грабежу, насилию и убийству, легко индульгируя их государственными, национальными, классовыми, «богоугодными» и прочими идеологиями; она – гнездовье всех войн.

По части преодоления зависимостей вере доступны победы над некоторыми из них, как то – неглубокая наркомания, пьянство, табакокурение. Но они достигаются через жёсткое подчинение авторитетам, порабощение личности религиями и религиозоподобными идеологиями, которые сами по себе – зависимости, и не гуманны.

Вера - в корнях серьёзных пороков. Таких, например, как стукачество (политическое доносительство), ксенофобия, алчность, сервильность, патологическое властолюбие.
 
Лишь на уровне краткосрочного, личного блага какая-то вера может быть хороша. Да и то, жить по вере – это как парковаться на слух.
 
Действия по глаголу «верить» опасны! Как-то в летний сезон самоорганизованная группа из пяти человек – муж, жена, их маленький сын, почти взрослая дочь и ещё одна женщина – торопились покинуть горный Саянский курорт. На пути у них оказалась вздувшаяся после ливня река. Взявшись за руки, люди стали переходить реку вброд. Напор воды разорвал их живую цепочку, сбил с ног, завертел. Мужчина и мальчик спаслись, но женщины утонули, а их тела унесло потоком на три километра. Они поверили мужу, отцу, «многоопытному» туристу; мужчина, похоже, верил в себя; и все они вместе – в счастливые звёзды, удачу, везение, милость судьбы… Тогда как им нужно было соразмерять свои силы и навыки с характером водной преграды.

Вера никак не на пользу суммарному нравственному здоровью Сообщества. Ни в одной вере нет того позитивного, что обнимало бы весь земной шар, нет того благородного, что присуще любви, мере, разуму. Все веры узкоморальны, а по глубинной сути противонравственны. Никакая из вер не решает главных проблем человечества, не способствует и не может способствовать их решению по существу. Перенаселённость, вынужденная миграция, потеря лесов, потеря целых видов растительного и животного мира, оскуднение биоресурсов океана, спровоцированные промышленным ростом изменения климата, загрязнение Природы полиэтиленовым мусором, нехватка пресной воды, накопление смертоносных вооружений. Эти и другие угрозы для общего будущего преодолимы только через разбор барьеров между людьми – через решительную и настойчивую девероизацию.
 
Например, воинствующий исламизм, породивший шахидов – явление уродливое и противоестественное. При всей своей антинравственной сути, шахидизм вырастает и размножается на сильных чувственных аргументах: якобы сразу после самоподрыва смертника встретят в магометанском раю 72 прекрасные гурии; 70 его родных и друзей по одному его слову тоже будут пропущены в рай; а шахидка, если она не замужем, обретёт в раю себе мужа по сердцу.

Бомбометанием вредный миф не разбить, он слишком прилипчив. Но ДЕВЕРОИЗАЦИЯ призвана с этим справиться. Очень важно понять: не бывает «правильной» или «ложной» веры, а только вера более или менее сильная. Вера шахидов сильна. Она имеет во многих случаях не единственно религиозный, но и национальный характер, разогревается несправедливостью и неравенством, присущими современному миру. Так что коварный миф о немедленном попадании в райские кущи через самоподрыв и убийство «неверных» будет побит лишь критическим отношением к вере как таковой. А иначе… «прилив поднимает все лодки»!

Завтра нашего мира, его дыхание и сердцебиение связаны с великодушием граждан Земли, с повседневной способностью умещать в себе планетарный масштаб мышления и отлаженное чувство меры, с великодушием, чутко разоблачающим и отметающим всякую веру.
 
* * * * *

Есть такой анекдот в стиле «жесть».

В стародавние времена в некий город приехал палач-виртуоз. На его показательное выступление собрали народ, привели и приговорённого татя-разбойника. Палач поставил «клиента» на колени и ну махать над его головой топорами, мечами, секирами. Махал-махал, потом аккуратно сложил инструмент, поклонился - и всё!.. Народ, что называется, в непонятках. Тут и разбойник как бы очнулся:
- Ха-ха, голова-то моя на месте!!
- На месте, говоришь? – усмехнулся заплечных дел мастер. – А ты попробуй кивни.

Сегодня в цивилизованном мире нет места палачам-виртуозам, но запущены технологии насаждения веры, которые, образно говоря, сносят головы столь же ловко.

«Безголовость» легко распознать по отсутствию чувства юмора. Правда, его потерю обеспечивают и собственно патологии человеческой психики, что описано, например, Александром Луком в книге «Юмор, остроумие, творчество».

Вместе с тем, погружение в веру закономерно обкрадывает мышление со стороны как раз тонких творческих проявлений, которым юмор обязан своим зарождением и существованием. Догматизм всякой веры медленно иссушает это чувство, а сильная, концентрированная эмоция, приносящая веру, может сразу его уничтожить.
 
Насколько ДЕВЕРОИЗАЦИЯ обязательна? Экологи говорят: если ты не являешься частью решения, ты – часть проблемы. Участие в нашем проекте есть часть решения мегапроблемы убережения и долголетия человеческого сообщества. А практически это –
десталинизация,
демилитаризация,
деполитизация религий,
десакрализация авторитарной и/или диктаторской власти,
деэскалация насилия. 
При том, что ДЕВЕРОИЗАЦИЯ никак не может быть причислена к идеологиям, поскольку направлена на сбережение жизни всего вида homo sapiens. А тема жизни, естественно, старше и шире каких бы то ни было идеологий.
 
ДЕВЕРОИЗАЦИЯ – спасительная стратегия. Даже если сама по себе она не подарит решения мегапроблемы, то станет значительной частью более общей стратегии языковых преобразований, которая обеспечит нашему виду защиту от коллективного самоубийства и чаемое долголетие.
 
В любом случае мы обязаны попытаться.