Время жить и время умирать

В понедельник 9 февраля по немецко-французскому каналу показывали американский фильм, снятый по роману Ремарка в 1958 году. Ремарк не участвовал во Второй Мировой войне, о которой написал этот роман. Когда Гитлер пришёл к власти, его первая антивоенная книга была предана огню, а сам он был вынужден эмигрировать. Роман "Время жить и время умирать" и фильм призывают к миру, хотя в романе автор и допустил погрешности в мелочах. Так, например, у него в русской церкви оказываются статуи Марии и распятого Христа, или его герой, когда получает отпуск, привозит отцу из России сигары. Но в другом своём романе о Первой мировой войне автор точен во всём, потому что на ней то он сам побывал. Этот роман "На западном фронте без перемен" чуть ли ни получил Нобелевскую премию* - это он был предан огню.  В этом романе герои высказывают мысли,актуальные и сегодня. Например:

"Кат твердо придерживается своего мнения, которое он как старый солдат-балагур и на этот раз высказывает в рифмованной форме: «Когда бы все получали поровну и ели одно и то же, на свете б давно о войне забыли" **.

В противоположность Кату Кропп — философ. Он предлагает, чтобы при объявлении войны устраивалось нечто вроде народного празднества, с музыкой и с входными билетами, как во время боя быков. Затем на арену должны выйти министры и генералы враждующих стран, в плавках, вооруженные плётками, и пусть они схватятся друг с другом. Кто останется в живых, объявит свою страну победительницей. Это было бы проще и справедливее, чем то, что делается здесь, где друг с другом воюют совсем не те люди.

Предложение Кроппа имеет успех."

Или в другом месте:

"Тут снова появляется Тьяден. Он все так же взбудоражен и сразу же вновь включается в разговор: теперь его интересует, отчего вообще возникают войны.

— Чаще всего от того, что одна страна наносит другой тяжкое оскорбление, — отвечает Альберт довольно самоуверенным тоном.

Но Тьяден прикидывается простачком:

— Страна? Ничего не понимаю. Ведь не может же гора в Германии оскорбить гору во Франции. Или, скажем, река, или лес, или пшеничное поле.

— Ты в самом деле такой олух или только притворяешься? — ворчит Кропп. — Я же не то хотел сказать. Один народ наносит оскорбление другому…

— Тогда мне здесь делать нечего, — отвечает Тьяден, — меня никто не оскорблял.

— Поди объясни что-нибудь такому дурню, как ты, — раздраженно говорит Альберт, — тут ведь дело не в тебе и не в твоей деревне.

— А раз так, значит мне сам бог велел вертаться до дому, — настаивает Тьяден, и все смеются.

— Эх ты, Тьяден, народ тут надо понимать как нечто целое, то есть государство! — восклицает Мюллер.

— Государство, государство! — Хитро сощурившись, Тьяден прищелкивает пальцами. — Полевая жандармерия, полиция, налоги — вот что такое ваше государство. Если ты про это толкуешь, благодарю покорно!

— Вот это верно, Тьяден, — говорит Кат, — наконец-то ты говоришь дельные вещи. Государство и родина — это и в самом деле далеко не одно и то же.

— Но все-таки одно с другим связано, — размышляет Кропп: — родины без государства не бывает.

— Правильно, но ты не забывай о том, что почти все мы простые люди. Да ведь и во Франции большинство составляют рабочие, ремесленники, мелкие служащие. Теперь возьми какого-нибудь французского слесаря или сапожника. С чего бы ему нападать на нас? Нет, это все правительства выдумывают. Я вот сроду ни одного француза не видал, пока не попал сюда, и с большинством французов дело обстоит точно так же, как с нами. Как здесь нашего брата не спрашивают, так и у них.

— Так отчего же все-таки бывают войны? — спрашивает Тьяден.

Кат пожимает плечами:

— Значит, есть люди, которым война идет на пользу.

— Ну уж только не мне, — ухмыляется Тьяден.

— Конечно, не тебе и не одному из нас.

— Так кому же тогда? — допытывается Тьяден. — Ведь кайзеру от нее тоже пользы мало. У него ж и так есть все, что ему надо.

— Не говори, — возражает Кат, — войны он до сих пор еще не вел. А всякому приличному кайзеру нужна по меньшей мере одна война, а то он не прославится. Загляни-ка в свои школьные учебники.

— Генералам война тоже приносит славу, — говорит Детеринг.

— А как же, о них даже больше трубят, чем о монархах, — подтверждает Кат.

— Наверно, за ними стоят другие люди, которые на войне нажиться хотят, — басит Детеринг.

— Мне думается, это скорее что-то вроде лихорадки, — говорит Альберт. — Никто как будто бы и не хочет, а смотришь, — она уж тут как тут. Мы войны не хотим, другие утверждают то же самое, и все-таки чуть не весь мир в нее впутался.

— А все же у них врут больше, чем у нас, — возражаю я. — Вы только вспомните, какие листовки мы находили у пленных, — там ведь было написано, что мы поедаем бельгийских детей. Им бы следовало вздернуть того, кто у них пишет это. Вот где подлинные-то виновники!

Мюллер встает:

— Во всяком случае, лучше, что война идет здесь, а не в Германии. Взгляните-ка на воронки!

— Это верно, — неожиданно поддерживает его не кто иной, как Тьяден, но еще лучше, когда войны вовсе нет."


При этом я думаю о конфликте на Украине, и о том, что в 1958 году США тем пацифическим фильмом боролись за мир, а теперь в правительстве борются за возможность послать на Украину оружие. Конечно, фильм снимали люди искусства, и сейчас в ФРГ его показали по телевидению опять же люди, причастные к искусству, не политики. Хотя как раз на этой неделе А. Меркель и  Ф. Олланд летали в Киев, Москву, Вашингтон (только Меркель) и в Минск - всё с целью добиться мира.

*Вышел роман в 1928 году, в июне 1930 года в Германии был продан миллионный экзампляр, во Франции - 440 000 экземпляров, в России - 410 000, в США - 310 000. Роман был переведён на 23 языка, и если бы немецкие военные не запротестовали, роман получил бы Нобелевскую премию. В1930 году в США по этому роману был создан фильм, получивший Оскара. Опять же немецкой верхушке удалось добиться, чтобы его в скором времени показывали лишь в сокращённом, ими отрецензированном варианте.

**Gleiche Loenung, gleiches Essen, waer der Krieg schon laengst vergessen. В официальном переводе зарифмовали так:"Когда бы все были равны, тогда бы не было войны" Но равны люди никогда не будут, и герой романа говорил только о равной оплате за равное дело, и об одинаковом питании на фронте.