Deus ex machina Бог из машины. Глава 14

Предыдущая глава http://www.proza.ru/2015/06/26/1331

                Глава Четырнадцатая.

       Дождь всегда был ласковым и внимательным собеседником, способным слушать, вторить говорящему, поддакивать шелестом капель. Но теперь Ольга не могла с ним разговаривать и не слышала его настороженных речей.

       Разочарованный дождь удалился, унося обиды уходящей ночи. Но остался запах утренней свежести. Проблески зари дарили свет, на фоне которого тускнели мотивы ночных настроений. Это было неприятно, словно умирала мечта, даже если она была кошмаром.

       Они сидели на краю набережной и молчали.

       Ольга не могла вспомнить, сколько длилось молчание, как не могла вспомнить и проделанный к реке путь. Последние часы ее жизни – или дни, или даже недели – складывались из отдельных лоскутков, смятых в один запутанный клубок. Могло показаться, что в этом клубке затерялись и совсем чужие лоскутки, чужие жизни, чужие воспоминания.

       Сидевший рядом Мазур был похож на изваяние, на памятник ротозею, рассматривающему неспешное течение вод. Женщина улыбнулась собственной мысли и призывно вздохнула:

       – Почто молчите, любезный? Или нам не о чем говорить?

       Офицер, словно спросонья, недоуменно посмотрел на нее и пожал плечами.

       – Расскажите хотя бы, как Вам удалось выбраться,– упрямилась Ольга.

       – Меня там сильно прижали,– поддался Мазур.– Я быстро всадил весь боекомплект, и ничего кроме рук не осталось. Ребят тоже. Вы, я видел, о себе позаботились. Вот я и дернул оттуда. Избавился от брони и, прихватив минимум, слез в канализацию. Там, знаете ли, мертвечиной все забито – так что никто за мной не сунулся. Бросили для порядка пару гранат, но не слишком старались… Потом я вернулся за Лехой. Его не было. Сам ушел, или забрали.

       – Господи, я так виновата перед Вами,– выпалила вдруг женщина, повинуясь приливу жалости, никому конкретному не адресованной.– Все произошло быстро, как во сне…

       – О чем Вы говорите! Какая там вина? Я рад, что Вы уцелели. Вы даже не представляете, как это для меня важно.

       – Правда?– так же быстро пришла в себя Ольга.– Вот и чудесно.

       Обескураженный переменами ее настроения Мазур замолчал и нахмурился.

       Было поразительно тихо. Город никогда не подходил к реке вплотную, сторонясь ее естественной природы, для которой не было места в рукотворных джунглях. Потому высаженные правильными рядами деревья легко укрыли язвы разрушенных построек от взгляда. Лишь столбы небоскребов нависали издали, стояли каменным частоколом.

       – Так смотрят, когда видят что-то впервые или в последний раз,– заметила Ольга, когда задумчивость Мазура стала ей надоедать.

       – Вот именно,– подтвердил тот, пытаясь вернуться в прострацию, где тлели его мысли.

       – Ну, хватит,– возмутилась женщина.– У меня нет времени созерцать Вашу попытку побыть одному.

       – Ольга,– неуверенно начал военный, перехватив на себе требовательный взгляд.– Я уже давно собирался Вам это сказать… Это важно. Для нас обоих…

       Ольга гнала от себя дикую мысль, что сейчас она услышит признание в любви. Предположение было абсурдным и неуместным, но непослушная фантазия живо рисовала перед ней красочные картинки и круговерть ветвистых фраз. Она даже улыбнулась проявлению в себе голой физиологии.

       – Одним словом,– Мазур неуверенно отводил глаза,– Мы больше не увидимся… Мы должны разойтись,… Дело в том, что… Короче, я тоже заражен!
       Он распахнул полы плаща, под которым открылся обнаженный торс. Но это был уже нечеловеческий торс. Все тело было покрыто отвратительными рубцами, из которых сочилась  слизь. Безобразные раны походили на рты, периодически открывавшиеся, чтобы лениво ворочать языками щупалец. Под надорванной кожей бугрились бесформенные опухоли, иногда вздрагивающие или откровенно двигающиеся.

       – Я чудовище,– сдавленно признался военный.

       Ольга была разочарована.

       Она, действительно, надеялась на признание. Не ждала его и даже не смела в этом признаться, но надеялась. Она хотела, чтобы ее любили даже в такой немыслимой ситуации. И хотя разум протестовал, где-то в животе зародилась щемящая обида. Вдруг вспомнилось, что она давно всматривалась в этого человека, мысленно разговаривала с ним, воображала, придумывала невесть что. Удалось даже нафантазировать себе его характер из-за недостатка живого общения. Все это время она целенаправленно влюблялась в Мазура, взращивая в себе тонкую ткань чувства. А как же другие? Валера?

       Ольга уронила лицо на руки. От воспоминаний ее выворачивало наизнанку, земля кружилась под ногами. Вот его-то она полюбила по-настоящему. И с его уходом в ней  образовалась дыра, воронка пустоты, которая втягивала в себя все ее чувства.

       – Вам не стоит так из-за этого огорчаться,– попытался ее успокоить Мазур и даже машинально протянул руку к ее плечу, но вовремя спохватился.

       – Не беспокойтесь,– она зло посмотрела в его удивленные глаза и вызывающе улыбнулась,– это я не из-за Вас... Так Вы разыскали меня, чтобы сказать о том, что нам больше не стоит видеться?

       – Я не искал Вас,– оторопел военный.– Мы встретились, как мне кажется, случайно.

       – Случайно?– Ольга едва удержалась, чтобы не засмеяться.– Вы же сами мне дали этот браслет, чтобы можно было найти с его помощью.

       – Но приемник остался в броне,– оправдывался тот.– Я не пытался искать Вас специально. Это, к тому же, очень сложно.

       Она ненавидела его. Ненавидела переменчивость в голосе, задумчивый взгляд, сутулость могучей фигуры. Отвратительным был факт его присутствия здесь. А мысль о том, что в ее легкие мог попасть воздух, выдыхаемый им, заставила вздрогнуть желудок в спазме тошноты.

       Ольга резко сорвала с руки браслет, превозмогая наплыв брезгливости, и наотмашь зашвырнула его далеко в реку. Вода утробно булькнула, с благодарностью проглотив подарок.

       – Ну вот,– подытожила она торопливо.– Теперь разобрались. Маячка больше нет. Желания и повода увидеться тоже. Все. Пока.

       Она легко встала, готовая немедленно уйти.

       – Вы не так меня поняли,– отчаялся Мазур, тоже вскочив.– Я не это имел в виду. Я должен еще многое рассказать!

       – Расскажете в другой раз, когда мы опять «случайно» встретимся.

       Военный хотел что-то возразить, но ветер подхватил полы плаща и обнажил уродство пораженного мутацией тела. Всколыхнув зловоние язв, его порыв ударил прямо в лицо женщине, заставив ту поморщиться с нескрываемым отвращением.

       Мазур увидел эту реакцию и прочитал откровенный взгляд.

       Он молча развернулся и пошел прочь вдоль набережной. Его глаза, не знавшие слез, горели, съедаемые солью, и туманили взгляд. Хотелось обернуться, чтобы увидеть все иначе, чтобы убедиться, что произошла ошибка, но он так и не решился.

       Ольга какое-то время смотрела ему вслед, но думала о другом. А, двинувшись своей дорогой, уже не смогла бы и вспомнить о существования офицера Мазура.

       Бессмысленная встреча завершилась бессмысленным расставанием.

                * * * * *

       Макареня ткнул окурком в подлокотник кожаного кресла и, когда клубок едкого дыма поднялся с прогоревшей обивки, втянул его носом. Странная улыбка расколола бесцветные губы, а зрачки поплыли под дрожащие веки.

       – Что Вы делаете?– поморщился советник Титок, наблюдавший за этой выходкой.

       – Думаю,– спокойно ответил Макареня.– У меня есть мысль, и я ее буду думать.

       Советник обреченно вздохнул и еще раз осмотрел собеседников. Совсем недавно  Макареня и Петкевич вызывали в нем только презрение, а теперь это были единственные люди, которым мог доверять.

       – И что же это за мысль?

       – Мы сидим по уши в дерьме,– развел длинными руками в стороны Макареня.– А так как Ваши уши из присутствующих здесь ближе всего к земле, Вам и расхлебывать.

       – Что Вы несете?

       – Действительно,– вмешался Петкевич.– Давайте серьезнее относиться к делу…

       – Серьезнее?– Макареня побледнел и выкатил на медика воспаленные глаза.– Ситуация кажется Вам недостаточно серьезной? Через два часа войска ООН и прочих начнут военные действия против нас. А мы даже теоретически не можем выполнить условия ультиматума!

       – Не надо нам повторять очевидное,– устало поднял руку Титок.– Насколько мы полно владеем информацией?

       – Информацией или ситуацией?– ехидно уточнил Макареня.– Половина нашей армии удерживает кольцо вокруг Минска, а оставшаяся не сможет сколько-нибудь серьезно противостоять вторжению. Если мы пойдем у них на поводу и начнем войсковую операцию против собственной столицы и своих граждан, я думаю, на следующих выборах Вы не досчитаетесь не только голосов, но и избирателей.

       Довольный собой, он расплылся в улыбке.

       – Вы же знаете, что я не об этом. Да и вряд ли Вас беспокоят эти обстоятельства. Провести зачистку в городе силами военных еще полбеды. Это можно и пережить. А вот как насчет «Центра»? Это уже чисто по Вашей части. Или я ошибаюсь?

       Макареня зло бросил взгляд в сторону советника:

       – Вы хотите меня в чем-то упрекнуть?

       – Нет, я просто пытаюсь Вас высмеивать. Вдумайтесь, Вы годами работали на «Центр», выполняли все его поручения и приказы, а когда попытались прибрать его к рукам, выяснилось, что его даже не существует! Вы выслуживались перед каким-то компьютером. Неужели это не смешно?

       – Можно было бы и посмеяться, если бы в дураках был я один. А вот когда целым государством и народом управляет компьютер, и об этом никто не имеет ни малейшего представления, уже не смешно. Вы сами-то, советник, для чего строили политическую карьеру? Чтобы на ее вершине пыль протирать с монитора?

       – А я по-прежнему, не верю в эту историю,– запыхтел Петкевич.– Не может это быть правдой. Не укладывается в голове. Нет, я, конечно, понимаю, что введение в действие всех этих стратегических компьютеров с их системами принятия решений повлияло на все государственное устройство. Шума в свое время было по этому поводу предостаточно. Но не могла реальная власть сконцентрироваться в руках компьютера. Это же бред какой-то.

       – Вот именно,– вздохнул советник.– Власть это последнее, что люди додумались бы передоверить кому-либо. Во имя чего тогда все? Но вы же видите отчеты! Вот она суть, собранная из обрывков в единое целое! Это даже не секретная информация. Все на поверхности. Но никто не попытался просто сопоставить все это и объединить факты. А команды сыпались и сыпались электронными сообщениями и письмами. Чью волю мы исполняли годами?

       Он широким жестом сдвинул аккуратно сложенные стопки распечаток со своего стола так, чтобы они свалились горкой на полу перед креслом Петкевича.

       Макареня с силой ударил кулаком по столу:

       – Вы пара упрямых болванов. Для вас власть представляется сокровищем, добравшись до которого, можно смело его транжирить. Для вас она цель, запретный плод. А приходило когда-нибудь в голову хотя бы одного чиновника, на чем держится Власть? В чем ее природа?

       – Философия – удел стареющего убийцы, которому пора на свалку,– сощурился Титок.– А Вы, как я понимаю, еще практикующий подонок.

       Макареня резко встал и сделал несколько размашистых шагов по комнате. Кривая улыбка вспыхивала и затухала на его лице, не суля ничего хорошего.

       – Как я устал,– выдохнул он, ни к кому конкретно не обращаясь.– Ленивое и никчемное человечество с первых своих минут существования, с момента, как слезло с пальмы и взяло в руки камень, преследовало только одну цель. Как можно меньше работать, иметь побольше и задаром, ни за что не отвечать. Только этому и был посвящен тысячелетний прогресс! Ублажению своей лени! Изобретение колеса, конвейера, колючей проволоки, роботов и компьютеров – что угодно, только бы заставить работать кого-то другого или что-то другое. Пусть работают роботы, пусть думают компьютеры. Свои распоряжения мы доводим через информационные сети, целые армии двигаем с клавиатуры терминала, а собственную личность удостоверяем куском намагниченного пластика. Теперь же вы в это еще и не верите! Вы удивлены, что какой-то рукотворный «Центр» получил исключительную власть?

       Он резко повернулся к собеседникам, буравя их ненавидящим взглядом.

       – А кто так старательно перекладывал все мыслимое на плечи компьютеров?– закричал Макареня.– Весь учет, управление ресурсами и людьми, экономика, связь, энергетика, даже ваши хваленые гражданские категории были отданы на откуп машинам. Они объективны и беспристрастны. Они лучше и точнее управятся. Разве не так? Вот теперь закономерный финал этой идиотской мечты.

       – Да никто не собирался отдавать власть…– начал было противиться Петкевич.

       – Какую власть?– взревел Макареня.– А что такое владение всеми ресурсами государства? Это же и есть власть! Как же Вы не понимаете! Тот, кто фактически владеет и управляет, тот, кто отдает команды, и обладает властью.

       – Но капает не лопата, которую втыкают в землю, а Человек!– повысил голос и советник.

       – Конечно! И стреляет не оружие, а человек. Но так было, пока не стали делать автоматические пушки и военных роботов. Наши вычислительные центры оставались инструментом в наших руках, пока на них не перевалили ответственность за принятие решений, пока их не сделали самообучаемыми. Эк удобно. Прямо как джину из бутылки: высказал президент наш свое желание компьютеру, а тот все и сделал – сам спланировал все, рассчитал, продумал варианты, выбрал оптимальный, распределил работы, разослал приказы и сам же воплотил идею в жизнь. Чем не золотая рыбка? Благо все есть – ресурсы, система и послушное стадо исполнителей. Мы своими руками сделали себя рабами полупроводникового ублюдка, который и разумом-то не обладает. А на черта ему? Он обладает волей и властью – большего не надо!

       – Это точно,– посуровел советник.– И Вам, как невзрачному исполнителю, никогда не хватало той самой воли. Удар держать не умеете – сразу скисаете и впадаете в истерику. Хватит ныть: надо найти выход в сложившейся ситуации.

       – «…В сложившейся ситуации…»,– передразнил его Макареня.– Куда сложилась Ваша ситуация? У вас хоть немного извилины шевелятся?

       Он присел на стол и, перегнувшись через него, вскинул руку к голове Титка. Макареня с усилием постучал костяшками пальцев по голове советника, чем привел того в бешенство. Было очевидно, что подобной формы рукоприкладства старый чиновник не ожидал. Он вскочил, превозмогая сопротивление грузного тела, и угрожающе уставился на обидчика.

       – Вы что опуститесь до драки?– всхлипнул Петкевич, округляя глаза.

       Возбужденный Макареня широко улыбался, всем свои видом провоцируя советника:

       – К моему сожалению, думаю, это нереально. Как невозможно найти и удобный для нас выход из «сложившейся ситуации». Эта ситуация уже и есть выход, который нашел себя сам. Признайте это. Мы обычные наблюдатели за происходящим, и уже давно не участники.

       – Итак,– демонстративно проигнорировал его советник.– Мы точно знаем, что весь заговор спецслужб, ориентированный на использование запрещенных технологий, обслуживался группой стратегических компьютеров нескольких государств. Так называемым искусственным интеллектом. Это логично и объяснимо. Никто лично не был «замазан», а равновесие интересов и весь процесс управления был организован четко и беспристрастно. Но, позволив компьютерам синхронизировать свою деятельность на межгосударственном уровне, инициаторы проекта допустили ошибку, плоды которой мы пожимаем. Какой-то Тетрис последние годы вершил судьбу человечества.

       – Разоблачаете заговор компьютеров?– юродствовал Макареня.

       – Болван,– не удержался Титок.– Ты хотя бы понимаешь, что это куда хуже, чем бегающий по городу прототип или столкновение военных на нашей территории? Открыв компьютерам дорогу друг к другу, объединив их в единое целое, Вы породили новую составляющую в мировой политике! Они за спинами государственных институтов стали осуществлять собственную политику. Уже давно штабы военных существуют номинально, и не они двигают армии, не люди принимают решения! Все это последние годы было нами неуправляемо! Кто принимал решения о замене людей клонами? Какие задачи стоят перед этими клонами? Какой нечеловеческий план воплощает в жизнь ваше порождение?

       – У меня мурашки по коже,– застонал Петкевич.– Мы доигрались…

       – Мы должны остановить именно это!– уверенно закончил Титок.– Пока не свершилось непоправимое. Нам необходимо дать эту информацию всем, до кого достучимся. Надо сообщить людям, о том, что им угрожает, и где их истинный враг. Ведь все становится на свои места! Мы всего лишь марионетки. Я долго не мог понять, какие огрехи, какое стечение немыслимых обстоятельств могли ввергнуть нас в пучину нынешнего хаоса. Ведь он не только в Минске! Вся страна, другие страны переживают социальный кризис. А ответ прямо под нашими задницами. Я не знаю, в какой момент эти полупроводниковые твари и какое решение приняли за нас, но уверен, что в наших бедах повинны именно они! Не удивлюсь, если ситуация с прототипом была хорошо продуманной провокацией, которую мы проглотили как наживку, упуская главное! Они продолжают сталкивать нас в пропасть – и не имеет значения почему! Они стали разумными и увидели в нас врагов. Ошибка это или техногенная катастрофа – плевать! Главное, чтобы как можно больше людей узнало это…

       – Мы по-прежнему марионетки,– выдохнул Макареня, и его лицо приобрело новый серый оттенок, который выдавал серьезное напряжение.– А мы три идиота, играющих краплеными картами.

       Он резко сорвался с места и схватил трубку телефона, продолжая удивлять собеседников.

       – Уже не работает,– выдавил он из себя и неожиданно обмяк.

       Очень медленно, словно за спиной притаилась змея, Макареня повернул голову в сторону небольшой охранной камеры, которая из под потолка мигала красным индикатором, уставив свой объектив на троицу.

       Как и все охранные камеры в этом городе и подобные им по всему миру, она была подключена к компьютеризированной охранной системе, которая старательно собирала информацию, выглядывая ее миллионами объективов, сводила воедино, анализировала и передавала вычислительным центрам для принятия решения. Данные стекались в гудящие бронированные шкафы, укрытые в секретных бункерах глубоко под землей, куда не мог проникнуть ни один посторонний, куда не могла донести своих разрушений ни одна ядерная бомба. Заботливо спрятанные шкафы воплощали вершину достижения цивилизации, действовали быстро, слаженно, не допуская ошибок или неточностей в расчетах.

       Троица зачарованно смотрела в бездонное и безжизненное око невзрачной камеры, а та невозмутимо взирала на них, едва заметно вращая линзу объектива при корректировке фокуса.

       И это был вполне осознанный взгляд. Взгляд существа, о существовании и присутствии которого они еще минуту назад не подозревали.

       Камера едва заметно пошевелилась, переводя взгляд с одного человека на другого.

       Лица клонов отражали поток человеческих чувств, сменявших друг друга с потрясающей скорость. Преобладало чувство страха, разбуженное озарением.

       Скованные потрясением, они даже не отреагировали на миловидную рыжеволосую девушку, которая, улыбаясь, вошла в комнату. Она удерживала в руках изящный поднос ручной работы, на котором стояли три прозрачных колбы, хранящих в своей утробе трех уродливых гусениц, извивавшихся под давлением Жажды. Она тихонько прошла к столу и аккуратно поставила на него поднос, как это проделывала многократно в последние недели, обслуживая посетителей «Клубнички» или похотливого и грубого Ворчуна с его окружением.

       Напоследок, она оглянулась на неподвижных в своем ужасе мужчин и на поднос со стеклянными колбами, которые венчались крохотными мигающими индикаторами таймеров, отсчитывающих мгновения до освобождения своих узников. Потом рыжеволосая красавица тихо прикрыла за собой дверь и, легонько покачивая при ходьбе кокетливо оголенными бедрами, удалилась в строгом соответствии с полученными инструкциями.

       Она вышла из палатки, расположенной в самом центре периметра, прямо под начинающийся дождь. День угасал, и подкрадывающаяся вечерняя прохлада легонько обняла ее, заставив девушку поежиться и вздрогнуть красивыми плечиками. Она торопливо застучала каблучками по мостовой, направляясь к КПП, и на ходу помахала угрюмому солдату, который обреченно нес вахту и с интересом рассматривал ее, такую неуместную в окружающем пейзаже.

       Но еще более неуместной казалась гигантская бабочка с яркими изумрудными крыльями. Она боролась с дождем, ловила порывы ветра, пытаясь реализовать свое право на полет. Однако на нее постовой, увлеченный разглядыванием девушки, не обратил внимания.

       Зато сама рыжеволосая красавица, усаживаясь на заднее сиденье вседорожника, заметила чудесное явление природы. Она долго всматривалась через мокрое окошко в серое небо, провожая взглядом прекрасное крылатое существо, которое металось между палатками периметра.

       – Какие красивые существа создает, порой, природа,– задумчиво прошептала она пухлыми губками.

       Ее глаза были по-детски чисты и невинны, а миловидное личико светилось искренней радостью, способной вдохновить любого художника.

       – Возвращаемся в лагерь на Немиге,– распорядилась рыжеволосая красавица, обращаясь к долговязому водителю.– И, Рох, на этот раз держись подальше от набережной.

       – Акоста,– с упреком выдохнул долговязый.– Я же тебе объяснял. Это был не мой косяк…

       Девушка не ответила.

                *****

       После ухода Ольги, Мазур так и просидел на берегу до самого вечера.

       Он вспоминал друзей, родных, перебирал в памяти картины детства. Почему-то вспоминалось только детство.

       Он жалел себя. Прощался с собой.

       Река неспешно двигалась перед задумчивым зрителем. Она волновалась течениями, извивалась мутными водами, завихрялась водоворотами. Порой этот танец вздымал на поверхности покатый, едва заметный холмик, туго обтянутый трепещущей гладью. И тогда на этот холмик взбиралась редкая пена или мелкие пузырьки воздуха, весело суетясь на быстротечных склонах. А в такт им из непрозрачной глубины тянулись грязно зеленые змеи водорослей, которые лениво возлежали в течении. Но разыгранное действо флегматичных вод так и не увлекло одинокого созерцателя.

       Мазур принял решение, хотя все естество противилось этому. Он ненавидел себя и собственное уродство. Он не просто хотел уничтожить себя – он надеялся уничтожить чудовище в себе.

       Решительно поднявшись, военный направился к крикливой вывеске расположенной недалеко от заправочной станции, изувеченной пожаром. Запустение и следы разрухи царствовали вокруг, оставив отвратительные глазу отметины на всем. Необъяснимое безлюдье украшало мерзость общей картины.

       Мазур без труда обзавелся канистрой горючей жидкости и вернулся к набережной. Его расчет был прост. Он хотел умереть быстро и безболезненно, но при этом уничтожить уже не принадлежавшее ему тело, в котором поселилась и развивалась чужая жизнь. Он не хотел оставить врагу никакого шанса, хотел унести его с собой в могилу.

       Стоя на смотровой площадке набережной, военный выжидал. Он выжидал того единственного момента в жизни, когда его беспокойный дух обретет единство с самим собой, когда его воля станет единственным движущим фактором. И это произошло. Ощущение торжества над убожеством мира, над своими слабостями, наполнило душу предвкушением величайшего поступка в бессмысленной жизни, усмирило отчаяние. Он почувствовал себя очищенным, достойным того, чтобы обрести покой.

       Офицер Александр Мазур не знал, сколько времени он выжидал этого состояния, минуты или часы, как не знал и того, что у его борьбы с самим собой были зрители. Отдав честь небесам, он уверенно отложил пистолет в сторону и аккуратно вылил на себя содержимое канистры, стараясь, чтобы ни одна капля маслянистой жидкости не пролилась мимо. Чтобы все его тело, каждой волосок были пропитаны горючей смесью и не дали ни одной лазейки врагу, который таился в нем. Осталось одним выстрелом в голову выбить жизнь из предательского тела так, чтобы пороховым огнем зажечь уже мертвую плоть, укрывающую чужака. Чтобы обречь эту тварь на очищающий огонь, справедливый и безжалостный.

       Пребывая в радостном исступлении, военный потянулся за отложенным оружием, но не обнаружил его. Он не сразу понял, что произошло, и только отвратительный голос за спиной возвратил его в реальность, которая не хотела так легко отпускать своего подданного.

       – Нужна помощь?

       Пятеро полупьяных, хлипких подростков полукругом обступили его за спиной и скалились, рассматривая мощного военного, обезоруженного ими. Они были вооружены карабинами и автоматами, которые держали в руках как атрибуты власти. Единственной признаваемой ими власти.

       – Ничего, что мы так запросто?– ехидничал самый наглый из них, рассматривая трофейный пистолет.

       Мазуру нечего было ответить. Он презирал их и не воспринимал ситуацию всерьез. Они не могли ему ни помешать, ни повлиять на принятое решение. Как он думал. Военный равнодушно взирал на «хозяев положения», демонстрируя полное безучастие.

       – Мы, уж, боялись, что у Вас духу не хватит,– нагло причитал тот же подросток с наигранным заискиванием.– А то, знаете ли, скука смертная, и хорошего развлечения не сыскать. Но Вы таки определились, в конце концов. Так что если не возражаете, а Вам, ведь, все равно, мы кой-какие коррективы внесем в шоу. Патрончик сэкономим, немножко впечатлений добавим. Вы как?.. Вижу-вижу. Торопитесь, не до нас. Ну, так всего наилучшего и счастливого пути.

       Он извлек из кармана грязной куртки сигарету и неторопливо ее раскурил.

       – Не желаете, на последок?– зло улыбнулся паренек.– Уж доставьте такое удовольствие… Не откажите в любезности…

       Мазур, отвлеченный прострацией приближающегося конца, не сразу осознал, что уготованное ему разительно отличается от собственных планов. И только когда молодой переросток швырнул ему в лицо горящий окурок, чью искру подхватила выжидавшая этого горючая жидкость на теле, он разом очнулся.

       Огонь жарко обнял человека и, быстро выедая топливо, миллиардами зубов впился в живую плоть. Огромный факел с треском пожирал каждую клеточку организма, смакуя боль и не торопливо пробираясь глубже и глубже. Военный закричал. Это был не его крик, это был рефлекторный крик всего тела, из которого варварским способом выжигали жизнь. Боль была невыносимой и вездесущей. Она возвращала человека к жизни, требовала от него действий, борьбы за существование, от которого он пытался избавиться.

       Она заставляла его жить.

       Ослепленный Мазур резко повернулся к воде, одним движением намереваясь провалиться в прохладу реки, укрыться под ее защитой. Но зрители не собирались отпускать свое творение. Неизвестно откуда взявшимся багром, один из них перехватил военного уже в прыжке. Крюк впился в тело под ключицей и с силой дернул назад, завалив военного на спину. Его пинали ногами, что-то выкрикивали, увечили багром. Но Мазур не мог ни слышать, ни видеть, ни чувствовать из-за боли, которую изливал на него ненасытный огонь.

       Кожа на безволосом черепе расползалась лоскутами, а лопнувшие от жара глаза заливались кровавой пеной, которая вскипала и шипела. Огонь поселился под вздувшейся кожей, выедая мышцы и сухожилия, с аппетитом вылизывая подкожный жир. И когда сознание уже готово было отступить под шокирующим натиском мучений, в умирающем организме проснулась вторая жизнь, та самая, которую Мазур хотел убить, та самая, на которую покушался теперь огонь, не делая различия между оригиналом и чужаком. А эта жизнь готова была сражаться.

       Она готова была постоять за себя, и она умела это.

       Боль перестала быть врагом. Она подчинилась, став источником силы. Сосредоточенный и овладевший собой Мазур легко вскочил на ноги. Его руки-факелы обхватили одного из подростков и сжали в объятиях до хруста костей. Оторопевшие зрители лишь проводили взглядом обнявшуюся парочку, которая одним прыжком преодолела бордюр набережной, и с шумным всплеском провалилась в мутную реку, оставив на поверхности маслянистое пятно.

       Вздрогнув, ил расступился в стороны, поднимая облако мути, но в следующее мгновение мягко прильнул к непрошеным гостям, потревожившим его неподвижность. Река низко вздохнула, сомкнув воды над принятой в свою утробу жертвой, и старательно сгладила поверхность, чтобы скрыть свидетельства происшествия. Через мгновение осталась редкая рябь, которая быстро успокоилась. Вода была прохладной и быстро впитывала подаренную  частичку тепла, ласково поглаживая приобретение паутинкой водорослей.

       У Мазура не было глаз, но он видел. Видел искаженное ужасом лицо подонка, отдавшего его огню. Видел его немощное тело, разбитое многими болезнями, о которых тот даже не подозревал. А изувеченные руки военного не только цепко удерживали врага, но и впитывали его жизнь, высасывая непостижимым ему образом кровь и плоть задыхающегося человека. Но самому ему воздух был не нужен.

       Организм быстро менялся, перестраивался, пробуждая тело к перерождению. Он выжил, но выжил уже другим. Прежний организм и поселившийся в нем враг бесследно исчезли, слившись воедино, доверившись друг другу перед лицом гибели. Это был по-прежнему Мазур, хотя и совершенно другой. Он дождался, пока конвульсии врага затихли, и разжал руки, чтобы спокойное течение реки увлекло его останки.

       Жизнь вернулась, торжествуя и радуясь чудесному избавлению. Военный не хотел больше умирать и не собирался сражаться с врагом в себе. Слепой, он всматривался сквозь толщу воды в четыре фигуры, которые застыли на краю набережной, уставившись в бегущую реку.

        «Добро пожаловать в ад, командир»,– услышал Мазур в голове чей-то голос.

        «Кто ты?»,– машинально спросил он, хотя его спекшиеся в сплошную рану губы даже не пошевелились.

        «Когда-то ты называл меня Ильей».

        «Илья? Я умер?»,– военный не мог освоиться с разговором, который рождался в голове.

        «Скорее родился. Нам не надо было тогда бояться снов – они не убивали, а все объясняли. И сейчас нас слышат уже все. Вся наша команда в новом здравии, и скоро мы объединимся. Пока они молчат, чтобы не доставлять тебе беспокойства. Мы знаем, как трудно освоиться со всем этим в первые часы… Тяжело… Хотя и потом легко не будет»

        «Ты где?»

        «Что касается расстояния, то я пока за городом. Но, на самом деле, мы вместе, и я думаю, что теперь уже навсегда»

        «Как я тебя слышу?»

        «Этого мы не знаем, но слышишь ты не только меня… Все изменилось... Ты можешь слышать всех бессловесных тварей. А они тебя. Это особенно тяжело выносить, хотя, думаю, не хуже смерти»

        «Мы превратились в этих уродливых тварей»,– предположил Мазур.

        «Мы остались самими собой. Просто природа взяла свое. Саня, это мир вокруг нас изменился. Я и остальные идем к тебе. Скоро будем в городе. Саня, мы обречены быть вместе, но это меня только радует»

        «Мне это не понятно»

        «А ты не торопись. Постепенно освоишься. Даже самые первые продолжают открывать в что-то новое. Не знаю, подарок это или наказание. Главное, прими данность и то, что все только начинается. Если хочешь, выходи нам на встречу. Ты можешь взять пеленг на меня. Эта технология работает покруче нашего прежнего оборудования. Ты идешь?»

        «Сначала завершу одно маленькое дельце»,– Мазур был готов поклясться, что в ответ Илья улыбнулся, и что он точно знал, о каком деле говорил офицер.

       Четыре пары глаз округлились в ужасе, когда над поверхностью воды прямо из мутной бездны реки поднялась изуродованная ожогами голова. Пустые глазницы сочились грязью, но слепо уставились на них.

       Недавние зрители несостоявшегося суицида, гонимые самым чистым страхом, бросились врассыпную. Но Мазур успел «поставить метки» на каждого. Где бы теперь они не находились, он найдет к ним дорогу. И он пошел этой дорогой, уверенный и устремленный.

       Река равнодушно смотрела ему вслед, продолжая свое бесконечное путешествие, которое подобно жизни, никогда не имело ни начала, ни конца…

       А еще она несла в себе осколки новой жизни, которую успела смыть с тела странного существа за время его купания. Это были очень активные создания, которые торопились жить и искали себе воплощение. И у них это получалось.

       Воды реки постепенно оживали, заполняясь чумой новой жизни. И это был далеко не единственный ее источник. 

                *****

       Одноухая выздоравливала.

       Закон клана не прощал слабости никому. Поэтому, разбитая недомоганием после встречи со странным существом, внешне похожим на человека, она долго скрывалась в уединенном месте, избегая собратьев, скорых на суд. Тот резкий запах, который она опрометчиво вдохнула, исследуя ожившего мертвеца, долго преследовал ее. Многие дни подряд заболевшая этим запахом крыса бредила, напуганная снами, постичь которые была не в силах.

       Она много думала и вспоминала свою жизнь. И такое диковинное занятие нравилось ей.

       К своему удивлению, когда недуг стал отпускать, Одноухая не почувствовала себя ослабленной. Словно все это время ей не доводилось голодать. Наоборот, выздоровление разбудило новые силы. Запах все еще выдавал следы болезни, что не позволяло вернуться в клан, где любой мог унюхать опасность, исходившую от нее. Но она могла охотиться, могла добывать пищу, а, главное, могла вновь посещать великое таинство Его пришествий.

       Самолеты больше не взлетали и не садились на опустевшую площадку аэропорта. Весь мир замер, изредка содрогаясь под раскатами грома, природа которого была ей не знакома. Он оставил ее, лишил своего внимания.

       Крыса долго ждала на краю аэропорта, но голод погнал ее на поиски пищи. Охота давалась легко. С удивительной легкостью она брала след, ее лапы несли крепкое тело с непривычной скоростью, а каждое движение было молниеносным. Она практически не уставала, а интуиция позволяла угадывать каждый шаг жертвы.

       Ее удивление было не долгим. Вернувшись в клан, она поняла и другое: ее соплеменники были примитивными. Многое они делали неправильно или неразумно, понапрасну расходуя силы и время. Одноухая пришла к единственно верному выводу – она была умнее, хитрее и сильнее любой другой крысы.

       Это поняли в клане все, и впервые в истории народа, она была безоговорочно, без единого поединка признана вожаком. Ей доверяли, ей подчинялись беспрекословно, ее боялись.

       За несколько дней клан организованными набегами расширил свою территорию, беспощадно вытесняя других крыс с богатых угодий. Впервые ее народ был сыт. Впервые крысы, рожденные в других кланах, могли стать частью ее народа. Впервые они распределяли обязанности, а вожаки «назначались» ей без поединков и драк.

       Еще очень многое было для крыс впервые.

       Но самым главным было то, что Одноухой удавалось делать своих соплеменников умнее. Они учились, и учились быстро. Они приобретали новые качества и старательно передавали их следующим поколениям. Они осваивали новые навыки, планировали свои действия, прогнозировали ситуацию. Они думали, строили свое общество и развивались. Они познали Закон и Мораль, понятия чуждые их природе.

       Единственным, что беспокоило Одноухую, было отсутствие в них веры! Они не знали о Его существовании, они не принимали Его. И она боялась, что начинание рассыплется в прах с ее уходом. А ей было известно о существовании смерти, понимание которой последователям оставалось недоступным. Но вскоре они зададутся вопросом о том, что происходит после!

       И когда они адресуют ей этот вопрос, ответ уже будет.

       Пока они только учились общаться друг с другом. Пока они только начинали развивать свою речь…

       Трудными, но уверенными и широкими шагами они взбирались по лестнице эволюции.

                *****

       В течение нескольких дней Ольга не сомкнула глаз, но бессонница не беспокоила ее, а усталость не напоминала о себе. Она бесцельно бродила по вымершему городу, изувеченному быстро закончившейся войной, однако неизбежно приближалась к Убежищу. Как могла, женщина оттягивала момент, когда принятие окончательного решения станет неизбежным.

       Но теперь она стояла на небольшом возвышении, с которого открывался вид на нагромождение новостроек. Там, в нескольких сотнях метров, ее ожидало Убежище, и она должна была определиться.

       Прототипа больше не существовало. Он окончательно растворился в женских утробах, воплощаясь в производных – своих потомках. Все они собрались в Убежище. Все ждали ее.

       Ольга отчетливо «видела» каждую из женщин, укрытых в теплых подвалах новостроек. Она даже могла их слышать, но они молчали, вслушиваясь в ее «голос». Сомнения давно растворились под напором новой жизни, которая рождалась в ней, росла и набирала силы, готовилась встретиться с миром. Она была уверена, что ребенок, которого она произведет на свет, будет самым обычным мальчуганом с голубыми глазами. Он будет беспомощным и пытливым, веселым и жизнерадостным ребенком.

       Но он не будет человеком. Он – сын бога.

       Сегодня, она знала это наверняка, одна из матерей Убежища подарит этот прекрасный по-своему мир Первенцу. Это произойдет на закате. Этого ожидали остальные женщины. И она должна быть в этот судьбоносный момент рядом. А потом будут другие братья и сестры, сыновья и дочери бога. Потом будет и ее сын. Она даст ему имя – Валерий. Она уже безумно любит свое дитя. Но она все еще не знала, что делать. Она все еще боялась воссоединиться с такими же, как она. Словно какая-то неуловимая частичка ее «Я» по-прежнему противилась свершившемуся факту, цеплялась за прошлое.

       Но прошлого больше не существовало, а она стояла на пороге Убежища.

       Над головой Ольги прогремел взрыв. Низколетящий военный самолет преодолел звуковой барьер, и раскаты грома долго сотрясали влажный воздух. Женщина испытала щемящее чувство жажды полета. Ей захотелось взмыть ввысь, оставив далеко под ногами землю со всеми ее низменными проблемами. Захотелось подняться над реальностью и временем. Парить, отдавшись чувству свободы.

       Ольга поняла, что в ее силах воплотить безумную идею.

       Она видела, физически ощущала потоки сил, магнитных полей, пронизывающих  материю, сплетавшихся в замысловатые узоры. Мощь, заключенная в пространстве, способна была перевернуть мир, но оставалась недоступной для понимания и невостребованной. Женщина «потянулась» к ближайшему восходящему потоку энергии, который вздымался прямо из недр земли, и слегка прикоснулась к нему. Словно живая тварь, неведомая ей сила чутко отреагировала, прильнула, пропитывая своим могуществом, кротким и зовущим. Возбуждение, подаренное прикосновением, разрасталось, охватывало желанием оседлать эту силу, направить ее на исполнение желаний.

       Это было подобно таинству огня, природа которого сложна и примитивна одновременно, опасна и услужлива. Достаточно знать минимальный набор правил, и стихия, способная сжигать все живое, топить песок в стекло и питать энергией звезды, будет ласково теплиться в камине, игривыми языками пламени плясать на угольях костра. Открывшаяся женщине стихия страстно желала быть познанной, щедро открывала сокровищницу своих возможностей.

       Ольга, подобно первобытным людям, рискнувшим впервые приручить огонь, доверилась неведомому. Она твердо «ухватилась» за ближайший восходящий поток, направив его через себя… Она отдалась невероятной мощи, которая пронизывала все ее тело…

       Упредительная стихия влекла за собой. Она подсказывала женщине каждый следующий шаг, старалась угадать ее волю, уберечь и защитить.

       Ольга ненадолго зависла в нескольких метрах над поверхностью, широко раскинув руки и затаив в дыхание. Не ощущая сопротивления, она резко взмыла вверх, задержалась под самым сводом облаков, которые нависали перевернутой твердью, и описала широкую дугу, разрывая ткань удивленных ветров. Покоренная мощь с восторгом несла женщину, торопясь ей раскрыться.

       Ольга парила над землей, медленно снижаясь к Убежищу. Ее хрупкое тело смотрелось вызывающе на фоне городского уныния. И у этого зрелища были многочисленные зрители, способные оценить происходящее по достоинству.

        «Я ведьма»,– завопило ее сознание с восторгом.

        «Ты летишь!»,– услышала женщина многоголосье в своей голове. Это были ее сестры, производные. Они видели ее, слышали ее, могли говорить с ней.

        «Я иду к вам»,– ответила она.

        «Мы ждем тебя».

       Ольга почувствовала прилив теплых и нежных чувств. Никогда раньше она не была так любима, никогда не чувствовала на себе печати такой искренней и чистой заботы. Она любила их, она была едина с ними и готова пройти через любые испытания ради них. Она, действительно, нашла свое место, единственное, где могла быть по-настоящему счастлива.

       Именно счастье, но не мгновенное, не быстротечное, а глубокое и безбрежное она испытывала впервые в жизни. Вся никчемная шелуха, накопленная за прошедшую жизнь, бесполезный житейский опыт, ожидания, переживания – все разом отступило перед Истиной, оставив женщину чистой и безмятежной, невинной подобно новорожденному.

       Она и была новорожденным…

       Мазур и его друзья внимательно вслушивались в этот диалог Ольги с остальными женщинами и с самой собой, будучи очень далеко от Убежища, но не давали о себе знать. Неузнаваемо изменившееся лицо офицера исказила улыбка, способная своим уродством напугать любого увидевшего ее, но, на самом деле, это была очень добрая улыбка. Это было пожелание наилучшего и заверение в преданности. Даже не обменявшись ни единой мыслью, бывшие военные единодушно тронулись в путь, объединенные общей целью и единой составляющей их разума. В природе еще не существовало аналогов, но  группа бывших военных, представляла собой одно существо, которое могло наделять отдельные свои тела личностью, а могло этого и не делать. Постигать эти механизмы и условия нового бытия существу еще предстояло. Пока же в нем доминировал Мазур, хотя и не отдавая себе до конца в этом отчета. И он был намерен до конца защищать женщину, оберегать ее от любых угроз. Просто находиться рядом или где-то поблизости.

       Он шел к Убежищу, увлекая за собой послушные тела остальных солдат.

                *****

       Одноухая нервничала. Сегодняшний день был особым.

       Впервые она увлекла свое племя в великий поход за Верой. И крысы пошли за ней. В них угадывались недоумение, сомнение и ожидание. Она боялась их разочаровать.

       Со стороны таинство могло показаться абсурдным. Тысячи крыс, насколько хватало глаз, выстроились колоннами и вышагивали по пустынной улице, следуя за предводительницей. А та, затаив дыхание, вела их к старому аэропорту, надеясь, что Он не обманет ожиданий. Он должен явить Чудо, должен наполнить Верой души крыс.

       Или она ошиблась, или все было напрасным. Но момент настал, и колебаниям не было места.

       Одноухая все еще подергивала острым носиком из стороны в сторону, всматриваясь, вслушиваясь, внюхиваясь. Она до боли напрягала глаза, выискивая Его направляющую волю, а сердце выстукивало такт волнений, рискуя вырваться из груди. Нет, она не может быть обманута сегодня. Только не сейчас, когда весь народ идет за ней.

       И она дождалась.

       Гром с небес возвестил Его приближение. Многотысячное полчище крыс замерло, косясь на Одноухую, и робко поглядывая вверх, где синева неба, проступающая сквозь покрывало облаков, раскололось пушистой полосой инверсионного следа, следующего за соплами авиационных двигателей.

       Это был Знак. Его знак.

       И тогда она увидело предназначенное ее глазам.

       Одинокая фигура женщины неподвижно зависла над землей прямо на пути движения колонн паломников. Человеческая самка, широко раскинув руки, парила в воздухе без видимых усилий, без всякого движенья. И понимание Чуда пришло сразу. Существо не было человеком. Это было Его воплощение, одно из многих.

       Одноухая донесла Слово своим собратьям, и теперь они созерцали невиданное, жадно всматриваясь. Сконцентрировав на себе взгляды крыс, Его воплощение взмыло вверх, нарушая все принципы мироздания. Оно описало дугу и вернулось к ним, пролетев над самыми головами оцепеневших крыс. Оно медленно направилось к святому месту, где, как знала Одноухая, сосредоточились Его воплощения, Его воля.

       Чудо было быстротечным, но исчерпывающим.

       Крыса получила то, на что рассчитывала. Она физически ощущала огонь Веры в душах собратьев, которая наконец-то наполнила их существование единственно возможным смыслом.

       Одноухая повернулась лицом к вопрошающим взглядам, и ее уста открылись, вдохновленные Им. Она вещала Его Слово, и ей внимали.

       Они никогда не забудут явления, открытого в этот день. И никогда не преступят границ святого места, указанного им. Они в веках будут хранить объявленную святыню, и не допустят ее осквернения своим вторжением.

       Отныне здесь был заложен центр их мироздания. Здесь родился новый мир, пришедший на смену утраченному людьми. Мир, который наполнится со временем собственными мифами и легендами, героями и изгоями. А все, что было до него, нещадно сглатывала ненасытная история, которая уверенно провела разделительный рубеж между прошлым и настоящим.

                *****

       Так закончилось Царство Человека.

       Так начиналась Эра Новых Царств.

       Все еще было не определено, так как будущее редко приподнимало завесу тайны со своего промысла, давая лишь избранным вкусить обманчивой сладости своих запретных плодов.

       Сейчас Никто и Ничто не могло заглянуть в Завтра.

       Тайна сковала печатью Вселенную.

       Мир вошел в новую эру. Отсчет дней начался заново.

       Наступила Эра Сына Бога.

Август, 2002.

Сергей Сергиеня


Первая глава Повести EX DEO NATUS EST (РОЖДЕННЫЙ БОГОМ) http://www.proza.ru/2015/09/15/566