Язык и реальность

В одном из тестов по русскому языку и культуре речи,на вопрос о том, какие функции выполняет язык, студенты должны были вычеркнуть несуществующую функцию. Этой функцией оказалась  ценностно-ориентирующая.

Это заставило задуматься, неужели  язык такой функцией не обладает? А дальше рассуждение привело к следующему ответу. Это зависит от того, какое определение языка мы выберем.

Если мы язык будем рассматривать как естественно возникающую в человеческом обще¬стве и развивающуюся систему облеченных в звуковую форму знаковых единиц, то есть рассматривать абстрактную форму звуковых и знаковых единиц, то, конечно, ни о какой ценностно-ориентирующей функции языка не может быть и речи, точно так же, как и о других  функциях, потому что функции языка выполняет речь: и коммуникативную, и познавательную, и волюнтативную; а в речи не может не быть не задействована и ценностно-ориентирующая функция. Но это по логике здравого смысла. А в абстрактных, научных рассуждениях «с водой выплескивают и ребенка»: ценностно-ориентирующая функция исчезает. Это отчасти происходит потому, что смешиваются понятия языка,  речи и речевой деятельности. 

Рассмотрим как исторически происходило разграничение трех  аспектов  единого    языкового  процесса.

Линвистика конца ХIХ –  начала ХХ века рассматривала язык как единую систему. И до сих пор четкого разграничения понятий языка и речи нет ни в русистике, ни в педагогике и методике обучения родному языку.

В  начале  XX  века еще не  было  достигнуто научного признания однозначного определения понятия «речь». Понятие речи и языка недостаточно разграничены в обыденном сознании и часто употребляются как синонимы: «язык или речь составляют исключительную принадлежность рода человеческого» так писалось в энциклопедическом словаре еще в 1904.

В   энциклопедических   словарях   начала ХХ века   нет самостоятельного определения речи, зато отмечено, что для «психолога язык представляет систематизированный, упорядоченный сборник представлений ...»
 
В начале ХХ века пришла в Россию структурная лингвистика. В  трудах Ф. де Соссюра, И. А. Бодуэна де Куртенэ, Ф. Ф. Фортунатова, Е. Н. Трубецкого происходит разграничение языка, речи и речевой деятельности применительно к русскому языку.

В дальнейшем эти  вопросы    раскрывались  в  работах Л. С. Выготского, А. А. Леонтьева,  Н. И. Жинкина,  А. Я. Лурии и др.
 
Н. И. Жинкин  рассматривает речевую деятельность как поток речи, пространственно временной континуум говорений, образованный пересечением и взаимоналожением полей речевой активности говорящих индивидов, а речь – как один из видов деятельности. Речь для него – это реализуемая потребность субъекта.

А. А. Леонтьев речевую деятельность представляет системой действий, входящих в какую-либо деятельность – теоретическую, интеллектуальную или частно-практическую. В узком смысле речевую деятельность он расматривает как один из видов деятельности вообще.
 
Другое определение-описание речевой деятельности дает Л. Н. Засорина.  «Речевая деятельность реально существует в психофизиологических процессах, погруженных преимущественно в подсознательную сферу деятельности мозга».
 
В работе Л. М. Васильева, хотя  и нет четкого разграничения языка, речи и речевой деятельности, но делается важный вывод о появлении смыслового содержания в процессе чтения текста. Это является главной составляющей речевой деятельности.

 Он поясняет, что на базе языковых данных в тексте порождается новое смысловое содержание, источником которого является неязыковое знание (например, концептуальная картина мира говорящего), а также прагматическая информация, источником которой являются эмоции, намерения, цели и мотивы автора. Следовательно, в тексте выражается знаковое (языковое) и незнаковое (неязыковое) содержание.

Таким образом, речевую деятельность можно рассматривать (как и любую деятельность), в ценностно-ориентационном или целе-мотивационном аспекте, и одновременно как речевую деятельность, погруженную в подсознательную сферу деятельности мозга. Речевая деятельность соразмерна с любой другой деятельностью.

 Первый аспект можно рассматривать как аксиологический, а второй как индивидуальный стереотип   речевой деятельности.
 
Еще раз подчеркнем, речевую деятельность можно рассматривать с двух позиций: как речевую деятельность, которая структурирует информацию, и, как деятельность, которая характеризуется ценностно-ориентационной и целе-мотивационной интенцией. Информационный компонент рассматривается как индивидуальный стереотип, а интенционный как аксиологическая направленность речевой деятельности.

Другими словами можно сказать, что речь являетя средством для перевода знаков языка в речевую деятельность.

И тогда не язык, а речь и речевая деятельность выполняют различные функции.

Чем совершеннее язык, тем дальше и абстрактнее связь между понятиями и словами, тем больше отрыв языка от реальности. Проверить истинность словесных конструкций, которые описывают и объясняют реальность, становится практически невозможно. Как следствие – забалтывание, пустословие, набор фраз, за которыми ничего нет. «Все это, видите ль, слова, слова, слова…» (Пушкин).

«Имеющий место быть», «в процессе перестройки уже существовавшего здания», «деятельность по реализации и внедрению» и т.д. – это уже настоящее засилье лишних слов, превратившееся в устойчивую тенденцию. В результате мы наблюдаем не просто бедность или убогость речи, а потерю смысла в предложениях.

Привыкая к таким конструкциям, включая их в свою речь, люди перестают замечать бессмыслицу и даже считают ее нормой.

По «гипотезе языковой относительности» Сепира и Уорфа, язык есть не просто средство выражения и оформления мыслей, но и способ воздействия на наше мышление и его результаты, так как представления людей о времени, пространстве и материи отчасти обусловлены структурой языка. Конечно, гипотеза остается гипотезой, но вряд ли кто будет спорить с тем, что очень часто носитель языка попадает в зависимость от него и мыслит в системе его норм.

На наш взгляд, одна из самых негативных черт сегодняшней языковой ситуации – тотальное пустословие, что грозит вполне предсказуемыми последствиями. Пустословие, пустомыслие, пустоутробие – известная логическая цепочка, подмеченная и обнародованная Салтыковым-Щедриным. В сознании современных людей возникают похожие на финансовые лингвистические пирамиды, иллюзорные словесные конструкции, подменяющие реальность. Говорится вроде бы по-русски, но про что это?

«Повышение бдительности в нужный момент связано, прежде всего, с наличием опасения срыва выполнения задачи в силу повышения цены ошибки» (из телепередачи). Не случайно наши студенты хуже всего справляются с заданиями по редактированию текстов, так как конструкций такого типа наштамповано и протиражировано СМИ множество. Неизвестно, к каким негативным социально-психологическим и этическим последствиям могут привести такие мутации.

Чистота  и правильность речи на Руси во все времена считались залогом высокой культуры. Академик М. И. Сухомлинов в статье «О языкознании в Древней Руси» отмечал: «В языке видели отражение внутренней жизни, мыслей и чувства человека, языком – верили твердо – говорила душа… Слово чтили как святыню и верили в него как в благодатного вестника... Поэтому словом должно было пользоваться с уважением, а не употреблять его попусту».

В стране с такими эпическими традициями, с таким доверием к слову довольно сложно привыкнуть к речам, за которыми скрывается пустота или такая неточность определений и формулировок, что теряется смысл сказанного.

Наше эпохальное время породило целую армию словесных трюкачей, воздействующих на сознание и подсознание. Противостоять такой магии слов непросто. В непривитого юного индивида вирус демагогии вселяется очень легко, может даже разрастись до научного факта.

Цитируем Некрасова:
Что ему книга последняя скажет,
То на душе его сверху и ляжет:
Верить, не верить – ему все равно,
Лишь бы доказано было умно.
«Саша». Некрасов.

Сладкое слово «свобода» изменило жизнь в нашей стране. Свободнее и раскованнее стала речь, ведь есть и такая связь: как живем, так и говорим. А говорим так: «Надеяться на то, что мы накормим и напоим страну только одними фермерами, нереальна, так как трудно обустроить деревню по причине роста товаров и услуг».
 
На размытость этических оценок и  представлений язык отвечает лукавством, чему очень способствует поток иностранной лексики. «Киллер» воспринимается спокойнее, чем исконное «убивец», «олигарх» приличнее «акулы империализма», «альтернативно развитый» корректнее «недоразвитого», настоящий «шопинг» вообще доступен только высокоорганизованным существам, знающим толк в красивых этикетках. Такой оценочный нейтралитет – это действительно лукавство языка или лукавство людей, использующих такого рода лексику с целью подмены понятий? По гипотезе американских учёных, как говорим, так и живём. Вот и наговорили, как накаркали: из всех щелей повылезали «педофилы», «бисексуалы», «голубые», «лесбиянки» и прочая нечисть. Наши дети  активно и бездумно используют эту лексику, не говоря уже о почти легализованном мате. А ведь сначала слово, потом …?

Культура речи неотделима от общей культуры – это аксиома. Чтобы повысить речевую культуру, нужно больше читать – это тоже аксиома. Что сегодня читает и смотрит большинство российского населения? Можно не отвечать.

Чтобы сориентироваться в современном культурном пространстве, можно познакомиться со сборником статей известной журналистки Татьяны Москвиной "Люблю и ненавижу". Ее работы отличают не только широкий кругозор и наличие собственного мнения, но и хорошая лингвистическая подготовка, чувство стиля. Здесь нет пустых фраз и расплывчатых оценок, слово «творит и отвергает, а не выслуживается и не выпендривается».

Ее рецензии на фильмы, спектакли, книги вызывают желание поспорить, но это ее трактовки и ее прочтение. В статье «Пусто-пусто» речь идет о прессе, которую журналист избегает называть «желтой», потому что это тоже словесный штамп. Москвина – о спецгазетах, таких, где «крупными буквами пишут на обложке что-нибудь вроде «У МУЖА ЛАРИСЫ ДОЛИНОЙ УКРАЛИ МИЛЛИОН».

Остроумие, точность и выразительность речи, богатство интонации, сочность характеристик убеждают лучше всех проклятий в адрес желтых газет и судебных разбирательств с ними.

Цитата: «Живя в стране, где за Уралом кончаются дороги, и губернаторы вверенных им краев вынуждены летать на вертолетах, отчего происходит серьезная убыль в их рядах, я нисколько не удивлялась, что главным событием в такой сказочной стране является то, что Людмила Гурченко помолодела на 50 лет».

Журналист делится опытом освоения словесных конструкций, устойчивых газетных фантомов, которые создают своего рода магию притяжения, но это притяжение «пустоты».

Цитата: «Мы ошибочно думаем, что в киосках и на прилавках лежат газеты, в которых работают журналисты. На самом деле, это – лекарство от умственной деятельности. Их изготовляют квалифицированные и мудрые специалисты. Журналистика тут ни при чем».

Мы наивно полагаем, что все языковые тексты - это результаты мышления. Москвина использует метафору «газетные таблетки от ума».

Один из парадоксов нашего времени заключается в том, что, осваивая безграничное пространство сегодняшней реальной жизни, язык начинает уходить в виртуальность. Но фантомы испаряются, когда включается жизненный опыт и здравый смысл. Потому-то и веришь слову Москвиной, что, как она сама объясняет, у нее «нет ничего за душой, кроме здравого смысла».

Кроме этого есть еще, конечно, и высокая культура речи с отпечатком яркой индивидуальности, полемичность высказываний без желания угодить или обидеть, а, главное, неравнодушие человека к тому, о чем он пишет.
 
Словесные миражи, иллюзия знаний и дел вовсе не безобидны. «Пиар», «гламур» и «имидж» нужны не сами по себе, это нам с вами хочется «казаться», а не «быть».

В языке заключена огромная сила, которую хорошо сознавали и классики, и простолюдины, умевшие называть вещи своими именами. В эпоху перемен в языке происходят мутации, которые мы не можем не замечать. Они неизбежны, как перестройка. В задачу лингвистов входит не только изучение этих мутаций, но и прогнозирование языкового будущего, чтобы не оправдались самые неблагоприятные прогнозы. Противостоять засилью словоблудия и уберечь от потери языкового вкуса можно только просвещением, активной поддержкой литературных норм и влиянием на их формирование авторитетом настоящей культуры.

В статье Т.Москвиной «Американская духовка» говорится о том, что перед духовной культурой нашего народа Америка готова преклониться.

 Интеллигенты-американцы, которые уже в полной мере освоили сферу материального, начинают понимать, что «русская духовность» была не ругательством, а огромным креативным запасом генеральных стратегических идей, рассчитанных на будущее».

Русская культура жива, но она скромна, ненавязчива, поэтому за миллионными тиражами агрессивной печатной прессы ее можно не разглядеть.


Написано в соавторстве с Андреевой Г.А., Ж. Личность и культура № 2 – 2011. - с.8-12   См. ссылку внизу на авторской странице

Дополнение. Без изменения сознания людей и язык людей в лучшую сторону не изменится. Об этом подробно рассказывается в фильме "Спроектированное будущее"(Жак Фреско)


Рецензии
«Все это, видите ль, слова, слова, слова…» (Пушкин).
Во-первых, А.С.Пушкин здесь намеренно цитирует реплику Гамлета из одноименной шекспировской трагедии; во-вторых, Поэт в этом позднем своем стихотворении дает понять, что его более не занимают проблемы литературной жизни, свободы слова и всевластия "чуткой" цензуры. В третьих, вы ставите здесь несколько другую проблему повышения абстрактности языка по мере его совершенствования. На мой взгляд, это "естественный процесс". В первобытном обществе язык был относительно конкретен и беден. А уже в античном обществе (классический период истории Древней Греции) рассуждения философов, например, Платона, настолько абстрактны, что их не понимали не только его современники из числа "простых" людей, но не понимают и многие наши современники с высшим образованием. У Джека Лондона в "Мартине Идене" хорошо сказано, как человек из низов, занявшийся самообразованием, был поражен тем, что ничего не может понять в философском трактате, хотя каждое слово в нем, взятое по отдельности, было ему более или менее понятно.
Кстати, один маститый переводчик, доктор наук, как-то сказал, что в результате эволюции английского языка в нем сложилась масса конструкций и понятий, настолько абстрактных, что их крайне сложно интерпретировать. В частности, сказал он, фултоновскую речь Черчилля практически невозможно адекватно перевести на русский язык - возможны и полноправны различные версии перевода.

«Имеющий место быть»
Да, здесь есть лишнее слово, причем само выражение не присуще нашему языку и заимствовано русскими дворянами, скорее всего, из французского, поскольку они нередко мыслили по-французски, говоря на "родном" языке. Во французском есть выражение avoir une place, как, впрочем, и в английском - take place. Однако в данном случае мы имеем дело с частотностью употребления выражения. Какой-то не слишком грамотный грамотей в 20-м веке употребил это сочетание некорректно - и пошло-поехало. Помню, нас на одних курсах преподаватель русского языка учил, что выражения типа "(целый) ряд кого-то" требует глагола в ед. числе: "ряд деятелей культуры протестует против засилья английской терминологии в русском языке". Однако частотные словари фиксируют противоположную речевую, а затем и письменную тенденцию: "ряд деятелей протестуют..." Так что здесь, как мне кажется, речь идет не просто о лишнем слове, а о том, что "некорректное" выражение становится чуть ли не нормой (возможно, из-за факта заимствования "русское" понимание языка требует большей "ясности", выступившей в данном случае в виде неопределенной формы глагола "быть").

«Киллер» воспринимается спокойнее, чем исконное «убивец», «олигарх» приличнее «акулы империализма»
Думаю, здесь дело в другом. Меня всегда поражает, что вместо, скажем, "водолаз" журналисты упорно говорят "дайвер". На мой взгляд, наши журналисты всё время, что называется, "выщелкиваются": а давай-ка я скажу не по-русски (т.е. не "по-славянски"), и меня сразу зауважают. И вот где надо и не надо звучит устная речь и публикуются заметки, обильно уснащенные дайверами, киллерами, спонсорами, ресепшенами и т.д. и т.п. А поскольку наши образованцы кое-как освоили только английский, постольку и сыпят они английскими словами. Помню, как в одном телеинтервью советский врач, сделав значительное лицо, с гордостью сказал: "Я работал в саус-африка". Видимо, по его мнению, Южная Африка звучит слишком обыденно, приземленно. Правда, "олигарх" - слово не английское, но опять-таки пришло к нам из англоязычного (американского) источника. Спроси нашего рядового журналиста, кого древние греки называли олигархами, вряд ли он ответит правильно.

"В статье Т.Москвиной «Американская духовка» говорится о том, что перед духовной культурой нашего народа Америка готова преклониться."

Ну, это ей так хочется думать. Может быть, преклоняются те американские интеллектуалы, которые изучают духовное наследие человечества. А вот духовная культура современной российской молодежи вряд ли сильно отличается от культуры молодежи американской и пребывает, как говорят американцы, at a reptile level. Вот поколения советских людей неплохо разбирались в классическом культурном, особенно литературном, наследии Запада. Во всяком случае, помню, когда я в беседе с французскими коллегами упомянул писателя Гюстава Флобера и рассказал о его литературной "методе" (на странице литературного текста не должно быть одинаковых слов, кроме служебных), они были поражены (откуда этот русский слышал о Флобере?).

Алексей Аксельрод   01.02.2023 11:13     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.