О Маяковском

  Итак,

  Все, все, что гибелью грозит,
  Для сердца смертного таит
  Необъяснимы наслажденья -
  Бессмертия, может быть, залог!
  И счастлив тот, кто средь волненья
  Их обретать и ведать мог.

  Софизм (от греч. sophistes - мастер, художник) - так первоначально, в классической Греции, назывались мыслители и мудрецы, позднее - учителя КРАСНОРЕЧИЯ; благодаря их стремлению в споре добиваться победы любой ценой, они превратили спор в пустую, хитроумную, кажущуюся мудростью (софистика).
  Риторика (rhetorike) - ораторское искусство.
  А вот про Ницше:
  «У Ницше нельзя искать никакого покоя, в его философии нет ни окончательной истины, ни положений, которые просто можно принять на веру... Ницше может правильно понять лишь тот, кто предварительно уже получил систематическую выучку, кто приобрел точность мышления и настойчивость. Философствовать вслед на Ницше - значит постоянно утверждать себя в противовес ему» (К. Ясперс).
  Ницше был последним великим софистом и, как выразился А. Жид, «последним законченным эстетом».
 Вся схема взглядов Ницше закручена вокруг непрерывного противостояния с читателем. Ницше требует от читателя мыслить и опровергать его. Он ждет понимания, через диспут с собой.

  Говорят, что софистика имеет чисто негативный аспект. Софисты демагоги от философии. Риторика, эвклидова геометрия, классическая физика Ньютона... А где поэзия?
  А поэзия там, где софистика.
  Демагогия от философии и есть та самая ниша в философии, за которую уцепились поэты.
  Фридрих Ницше - поэт-философ. Причем так, а не наоборот. Понять философию Ницше может только поэт.
  Касательно религиозных взглядов Ницше, тут страшная путаница. Ницше заявлял, что «бог мертв», и предлагал побродить с Заратустрой (лютая издевка над религией Зороастра) по проселочным дорогам окружающего меркантилизма (намек на христианство, особенно в протестантской трактовке).
  А кто есть «сверхчеловек»?
  А вот сие покрыто тайной.
  Я предполагаю, что Ницше, как в последствии и Хлебников, называл «сверхчеловеком» того, кто владел словом. А кто владеет словом? Кто хозяин земного шара? Я! Велемир.

  И тут мы подходим к Маяковскому:

  Я сразу смазал карту будня,
  плеснувши краску из стакана;
  я показал на блюде студня
  косые скулы океана.
  На чешуе жестяной рыбы
  прочел я зовы новых губ.
  А вы
  ноктюрн сыграть
  могли бы
  на флейте водосточных труб?

  Написано в 1913 году, а вот еще:

  Порт

  Простыни вод под брюхом были.
  Их рвал на волны белый зуб.
  Был вой трубы - как будто лили
  любовь и похоть в люльках входов
  к сосцам железных матерей.
  В ушах оглохших пароходов
  горели серьги якорей.

  1912 год... Знаете, но так написать невозможно... точнее повторить
подобное. Маяковский экспериментировал со словом, но, прежде всего, он всегда оставался самим собой. Хлебников, тот полностью был погружен в лабораторные разработки и его, как мне кажется, почти не интересовало, будут ли читать его стихи кто-либо, кроме поэтов или нет. Вот здесь и произошел водораздел в футуризме, который оставил Хлебникова в полном одиночестве в своей фундаментальной лаборатории слова, где он разрабатывал и разрабатывал новые формы, творя буквально со скоростью машинописи (85% творчества Хлебникова утрачено, это я знаю). Хлебников так яростно дистанцировался от символистов, что создается впечатление, что его вообще не интересовало, насколько его концепции будут приняты публикой, и что из его творчества будет принято, а что отвергнуто. Он работал чисто на историю. Маяковский, Крученых, а также Н. и Д. Бюрлюки, работая непрерывно со своим учителем, тем не менее, не были готов к такому полному творческому отрешению ради истории. На листовке «Пощечина общественному вкусу» они все вместе, Хлебников слева от зрителя, целиком и полностью погруженный в самого себя, не выходящий ни на секунду из своего метафизического анализа, за ним стоят Бурлюки, в разных «суровых» позах, а рядом с Бурлюками - веселый и улыбающийся, с усиками и сигаретой во рту, модный и совсем не «надменный», как товарищи рядом, Маяковский.
  К чему это я все говорю?
  Футуризм родился в 1906 году, и был создан именно Хлебниковым.
  Поляков, «Велемир Хлебников»
  «... конкурирующие с ними (акмеистами) футуристы перемещали настоящее в
будущее... Футуристы отталкиваясь от символизма (!), искали путь к
непосредственно данной, вещной действительности. Смысловые «первоэлементы» искусства изменяли свою природу. Возникали новые художественные коды. Футуристы разрушали границы между искусством и жизнью (!), между образом и бытием, ориентировались на язык улицы, на лубок, рекламу, городской фольклор и плакат...»
  Представить Маяковского без футуризма просто невозможно. Все его
творчество - это футуризм. И раннее и позднее. Но если Хлебников не просто анализировал слово, но и разбирал окружающую его историческую реальность с помощью своего уникального, одному ему понятного метода, то Маяковский не был готов к такому глубокому анализу, но сконцентрировавшись на лирике и экспериментах с поэтическими формами, прежде всего, с акцентным ритмом (ранний Маяковский), иногда, словно пытался распознать Хлебникова, но не решался. Для Маяковского Хлебников был «... одним из наших поэтических учителей и великолепнейшим и честнейшим рыцарем в нашей поэтической БОРЬБЕ (слово «борьба» выделено мной)...».
  И если Хлебников увидев революцию, подверг, а за 10 лет до того точно
предсказав, ее своему метафизическому языковому анализу, то Маяковский
воспринял революцию и поддержал ее абсолютно искренне и честно. Маяковского ни в чем нельзя упрекнуть, его мысли о революции полностью соотносились с его мыслями о «революции» в языке, в слове и в поэзии. При этом, не сумев до конца разгадать язык своего учителя (Хлебникова), и понять его предостережений, Маяковский слился с революцией и, пойдя дальше своего
учителя, сумел разработать и создать больше поэтических форм. Именно в этот
период его лучшим другом стал Александр Блок, который фактически в своем последнем творчестве свалился в тот же футуризм (поэма «Двенадцать» и некоторые другие стихи). Но Блок, опять-таки, в определенный момент был шокирован реальностью и подавлен ею. Маяковский же, находясь в непрерывном творческом поиске, сумел абстрагироваться от самой сущности окружавшей его реальности и продолжить свой творческий поиск, свою революцию в слове.
  Его влек вперед футуризм и идея изменения самого языка и самой поэзии.
Я ничего не открою, если скажу, что и стихи о «Советском паспорте», и о
«Ленине», и о «Партии» и «О дряни» - написаны гениально и с точки зрения языка, и стиля и самой формы. То есть творческий поиск у Маяковского продолжался непрерывно всю его жизнь.
  С какого момента он осознал ужас происходящего?
  Я могу предположить, что примерно с 1930 года.