Молоток. Воспоминание из детства

   Со вторым нашим отчимом О.И. познакомилась по переписке, через другого своего  знакомого, с которым познакомилась в санатории.

   Не помню, как звали санаторного, но нашего будущего отчима звали Засухин. Не помню, как имя-отчество. Иван Николаевич? Не помню точно. В моей памяти он остался просто "Засухин".

   На тот момент, как мы о нём узнали, он отбывал срок в тюрьме, и ждать его оставалось полтора года. Письма писали ему на зону всей семьёй... Сначала сочиняли ему письма все вместе. Потом немного поосвоились, и каждый начал писать ему по отдельности, вести с ним индивидуальную переписку.

   Я помню, что меня удивлял его заковыристый красивый каллиграфический почерк. Не крупный и не мелкий, но чуть мельче среднего. Аккуратный, разборчивый, но с завитушками всякими. Непростой, короче, почерк... Чем-то даже напоминал старинный, когда каждую буковку не писали, а прям рисовали...

   Мне было тринадцать с половиной или четырнадцать.

   Я переписывался с Засухиным, поверяя его в свои наивные нехитрые мечты, касающиеся ведения хозяйства, и всё около того. Он отвечал взаимностью, и тоже писал красивые картины нашего совместного будущего...

   Надо ли говорить, что ждали мы его искренне и с нетерпением.

   И вот, он однажды пришёл... Точнее, приехал из тюрьмы. Было лето или весна - в общем, было тепло. Самое первое, что мне бросилось тогда в глаза - это полное отсутствие у него личных вещей с собой. В руке был только тощенький пакет, в котором лежала зубная щётка, паста, бритвенный станок, и, вроде бы, больше ничего. На нём самом - белая рубашка с коротким рукавом, и тёмно-серые брюки. Высокий, стройный, и даже слегка поджарый.

   Мы в этот момент с Анжелой сидели на полу у порога спальни, и перебирали мусор, который вымели из комнаты. Это была у нас такая традиция уборки в комнате: сперва всё, что лежало на письменном столе, сметалось одним махом на пол, и вместе с пылью и всякой другой сранью - выметалось за порог комнаты. И там мы потом сидели над этой кучей, и выбирали из неё то, что "надо" (то есть, нужные вещи, спасая их тем самым от участи сгореть в огне печки). И вот, над такой кучей нас Засухин и застал. Мы смерили друг друга взглядами: он - оценил наш срач, в котором мы в этот момент сидели, а мы - оценили его тощенький пакет в руке и чистоплюйский городской прикид. Что называется - "Здрасьте, ну вот, и приехал"...

   С первой же минуты мне он не понравился. Хотя по письмам он мне нравился, и я даже видел одну его фотографию, но... Когда я увидел его живьём, когда увидел его взгляд на нас сверху вниз... Я даже не могу точно подобрать слово, которым можно было описать его тот взгляд. Там что-то смешалось такое, что можно определить несколькими словами: разочарование, брезгливость, осуждение... И высокомерие.

   Всё. С этого же его первого взгляда - между мной и им установилась прочная война. Его взгляд был объявлением войны мне, а я - понятное дело, этот вызов принял, и подобным взглядом молча объявил войну ему.

   Первым травлю начал он. Его ехидный острый язык резал больно. Унизительно. Обидно.

   Я огрызался, - тем более, что и мой начитанный язык был не тупее.

   Это была война. Точнее, это было только хождением вокруг да около, как ходят двое борцов прежде, чем прыгнуть навстречу друг другу, и вцепиться руками, зубами, когтями...

   Я потихоньку готовился к решительной атаке: впервые начал носить с собой нож, который время от времени потихоньку точил. Также всюду рассовывал крепкие палки, чтобы огреть ими, в случае чего, его по голове. И рассовывал всюду другие инструменты, которыми я бы смог обороняться или напасть.

   В одной из таких "нычек" у меня был припрятан молоток. Он был засунут за быльце кровати, которая стояла в кухне.

   Наступила зима.

   Я ходил на ферму вместе с О.И., доил её группу, пока она была на подмене. Однажды поздним вечером мы вернулись с ней домой, и не успели мы ещё и раздеться толком, как пришёл Засухин, и стал требовать есть. О.И. ответила:

   - Мы только пришли с работы, я ещё ничего не готовила, вот, только каша манная с обеда на плите.

   Засухин взбесился, схватил эту кастрюлю с манной кашей, и надел её ей на голову. Они вцепились в драке, он повалил её на кровать, и начал бить. Она брыкалась, и пыталась сбросить его с себя. И тут я вытащил из "нычки" молоток... И, дотянувшись до него сзади, ударил его молотком по голове. Поскольку он в этот момент дрался с О.И, и дёргался, то удар пришёлся вскользь. Дальше всё произошло в доли секунды.

   Он резко повернулся ко мне, и посмотрел на меня дикими глазами. Я понял, что мне не удалось его оглушить, и сейчас он накинется на меня... В ту же секунду я пулей вылетел из хаты во двор: босиком, раздетый... По снегу, бежал, что было мочи, чтобы он меня не смог догнать.

   В ту ночь я ночевал у каких-то дальних родственников ("седьмая вода на киселе"). Наутро должен был как штык выйти на работу. "Наутро" - это, в смысле, в 5 утра уже быть на ферме. Конечно же, я вышел, хотя боялся, что Засухин подстережёт меня там, и в потёмках прикончит.

   В базу мы встретились с О.И.. Она рассказала, что было дальше, - после того, как я убежал...

   Она сказала, что он сел на пол и... начал плакать.

   Я не поверил своим ушам: "Засухин умеет плакать???"... Засухин? Плакать?... Это было нечто невообразимое, чего я не мог осмыслить.

   Да, начал плакать. А потом сказал О.И.: "Пусть возвращается домой, я не трону..."

   Я, конечно, вернулся домой. Но... Я ему ни на грамм не поверил. Я понимал, что передо мной ядрёный зэк, у которого уже было три "ходки". Поэтому был готов к его мести... Теперь я с ножом не расставался ни днём ни ночью, и даже ложился с ним спать, зажимая его в руке... А ему как-то однажды бросил фразу: "Я тебя убью ночью: задушу подушкой, когда ты будешь спать..."

   И он понял, что я не шучу, и перестал ночевать дома.

   Более того: стал избегать вообще попадаться мне на глаза: как только он видел издалека, что я вхожу в калитку - он тут же разворачивался, и уходил из двора прочь, задними дворами. Мы с ним оба боялись друг друга. Только я боялся мести, а он - повторного покушения...

   Потом мне исполнилось 16, я получил паспорт, и уехал в город. Спустя полгода я узнал, что Засухин напился, полез на склад воровать, его повязали, и посадили снова в тюрьму. А ещё через полгода я узнал, что его сокамерники его убили.

   Хух.

30.01.2017, 19:06
Братис Либертус