Год Тигра или чеченский дневник

ФЕЛИКС БАХЧИНЯН
Перевод с армянского: Ашот Левонян

О Кавказе написано, рассказано и воспето много. Кавказ, как для кавказских, так и для многих чужеземных поэтов, писателей, художников и музыкантов был и вечно останется неиссякаемым источником вдохновения, сказочным раем, приближенным к Космосу и Богам. Здесь даже в XXI-ом веке сохранились и чувствуются обычаи и нравы древности и можно увидеть следы первобытного человека на вечных следах горных вершин. Такой парад вечности, по вершинам гор устремленный ввысь! Это край высоких горных вершин, глубоких ущелий, нетронутых лесов, бурных рек и величественных озер, содержит в себе все блага, которые может дать природа – от росточков до щедрых урожаев. В то же время здесь, в глубине, хранятся загадки и законы о добре и зле, боли и страданиях, любви и ненависти, которые каким-то тайным нашептыванием доводятся до обитателей края и передаются поколениям. Объяснение этих тайн оказываются не под силу даже многим умудренным опытом кавказцам, корни которого насчитывают тысячелетия. Надо обладать духовной силой и проявлять неистовое воображение, чтобы с высоты орлиного полета взором души охватить эту землю с ее людьми, историей, языками, книгами и песнями.
За пределами Родины для кавказца весь Кавказ становится Родиной, независимо от той конкретной страны или местности, которую он считает своей Родиной. Это означает, что быть кавказцем это предписание судьбы - носить в себе две Родины и при этом постоянно ощущать зов Космоса. Здесь воздух, очищенный горами, стирает границу между землей и небесами, и это создает ощущение близости к великим тайнам Вселенной, что порой вызывает страх вперемежку с гордостью.
Топонимические названия, которые имеют тысячелетние истории, могут очень красноречиво и четко характеризовать местность. Кавказ с древнегреческого переводится как «Венец Богов». В справедливости этого названия нетрудно убедиться, пролетая над местностью на самолете, но название это дано за многие тысячелетия до появления самолетов, значит, человек вознесся на эту высоту благодаря своему воображению, откуда спектр охвата неограничен и безмерен. И сегодняшние обитатели Кавказа – эти орлы, парящие над вершинами гор, на многие из которых до сих пор не вступала человеческая нога. Интересно, как и когда образовался этот удивительный неповторимый рельеф? Первый взгляд из иллюминатора самолета создает впечатление, что вся поверхность закрыта вулканическими породами. На огромном пространстве стелятся массивы вулканических пород, расплавленной лавы промеж бесконечных извилин горных цепей. Это свидетельствует о том, что все это пространство с незапамятных времен было покрыто водой и превратилось в гористую сушу в период формирования альпийских хребтов. Краю было суждено стать альпийским раем. Водное прошлое оставило здесь свои памятники: чистейшие горные озера, скалы, утесы, овраги и ущелья, опоясанные бесчисленными серебристыми змейками горных рек и речушек. Движение воды наполняет воздух перед этим вечно открытым алтарем неповторимого храма Природы волшебной и неповторимой музыкой. Эти песни – бессмертное посвящение пантеизма, восхваляющее Богов всех времен. «Природа-Бог», поют водопады, «Бог-Природа», отзываются горы. И песне этой нет конца!
История человечества наполнена как славными, так и ужасающими страницами. История человечества сходна с самой сущностью человека, где вместе могут сосуществовать героизм и трусость, возвышенность и низость. Самыми первыми свидетелями этого парада противоречий стали первые древнейшие цивилизации и их продукты – народы, исчезнувшие и исчезающие, а так же народы, обреченные на жизнь. Для скольких народов Кавказ является родиной, сосчитать почти невозможно. Еще труднее посчитать потери, какие несли народы за право считать ее своей Родиной. Кавказ стал важнейшей деталью, двигателем в механизме возведения человеческой истории. Неисчерпаемая сокровищница естественной биоэнергии, формирующей ее из недр, воды, воздуха и управляющей поведением человека.
Страна солнца и снега! Когда на склонах скал лежит еще снег, под этими же скалами уже цветет растительность, доносится песенное жужжание пчел и жуков. Солнце и снег – это олицетворение сердца кавказца: сурово-холодное и одновременно яркое и горячее.
«Венец Богов» наш слух, когда он настраивается на духовную волну, наряду с величием улавливает в этой фразе умиротворение, мудрость, красоту. Наверное, не случайно, что легенды о Ковчеге Ноя, о Прометее, о Золотом Руне, древних амазонках, связываются именно с Кавказом. Поэтому больно осознавать, что Кавказ на протяжении всей истории человечества является предметом дележа и становится разменной монетой в руках различных государств и их правителей. На «теле» Кавказа появляются и исчезают административные, и даже государственные границы. Хотя очевидно, что Кавказ с точки зрения цивилизации является единым и целым. Целостность эта установилась на протяжении тысячелетий, и любое вмешательство извне нарушает эту целостность. Свидетельством цивилизованности народов, населяющих Кавказ, являются многочисленные упоминания в античных литературных памятниках. Среди авторов этих памятников самым почитаемым можно считать Гомера – автора «Илиады» и «Одиссеи». Этот слепой, но великий повествователь в своих творениях упоминал Кавказ и давал названия живущим на Кавказе народам. До рождения Христа Кавказ упоминался в трудах Геродота, Евклида, Гиппократа, Платона, Страбона, Плутарха и других.
На территории сегодняшнего Кавказа расположено десять административных субъектов Российской Федерации: Ставропольский и Краснодарский края; семь республик: Дагестан, Чечня, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Северная Осетия, Адыгея; одна область – Ростовская. За южными склонами Большого Кавказского хребта расположены три независимых государства – Армения, Грузия и Азербайджан. На мировой карте Кавказ может считаться важнейшим регионом только потому, что здесь находятся ворота, соединяющие Европу с Азией, и через них проходят трансконтинентальные потоки и не только товарные, но и культурные, способствующие духовному обогащению. Например, в результате таких миграционных потоков южные славяне сформировали новую этническую единицу – казачество, что придало этому многоэтническому региону новый колорит. В то же время такое многообразие этносов, исповедующих к тому же различные религиозные течения, не могло не вызвать межэтнических конфликтов. Во всяком случае, после развала Советского Союза первые очаги межнациональных конфликтов возникли именно на Кавказе, которые вскрыли труднозаживаемые раны, имеющие многовековую историю и дремавшие на протяжении многих лет. Эти раны кровоточат и сегодня, сотрясая разрывами снарядов покой орлов и унося с собой сотни человеческих жизней. Наблюдая за полетом орлов, сегодня мы замечаем какое-то беспокойство в их величавом парении над вершинами гор. Что тогда можно сказать о людях, как и когда станет возможным остановить распространение появившихся трещин в отношениях народов, вовлеченных в эти конфликты? Как быть с клятвами, обязывающими никогда не проливать невинной крови? На чьей совести лежит груз отступничества от клятвы, из-за которой вот уже более двадцати лет льются реки невинной крови? Где, в глубинах какой пещеры, без воды и без пищи укрылся здравый смысл кавказца? Ведь для кавказца не характерна вечная вражда, наоборот, перед лицом внешнего врага весь Кавказ поднимался единой неприступной стеной. Развитие торговли в пределах Кавказа стирало условные границы между обособленными по этническому признаку поселениями. Межнациональные браки становились обычным явлением. Какая же сила смогла вбить клин ненависти между народами, да так, что с течением времени эта ненависть не спадает, а наоборот, углубляется и приобретает новые, до сих пор не обычные для этого края симптомы.
Идеи дружбы и мира всегда витали в умах идеологов различных эпох и направлений. Веками проверенная истина заключается в том, что для сохранения нашей цивилизации необходимо мирное сосуществование народов. Однако, несмотря на осознание этой истины, на нашей планете всегда бушевали большие и малые войны, как-будто ниспосланные людям из самого ада, пожиравшие человеческие жизни и распыляющие все то, что накапливалось трудом и талантом поколений. Не стал исключением и Кавказ, особенно сильно на стабильность в этом регионе повлияло зерно вражды, посеянное в начале XX-го века, в первую мировую войну и пресловутым Карским Договором, который одним росчерком решил судьбы народов и земель Закавказья, отнимая у одних и отдавая другим. Спустя 70 лет после этого, с развалом Советской империи, весь мир вновь услышал злой скрежет зубов сил, жаждущих новой крови и желающих на этой крови обеспечить себе политический (да и не только политический) капитал. Такие периодически возникающие кризисы имели место и до первой мировой войны, но теперь, когда человечество, благодаря информационному буму, так резко повзрослело, кажутся невозможными из-за их бессмысленности. Говоря об идее мирного сосуществования нельзя обойти ту серьезность к этой идее, которую проявляли светлые умы армянской интеллигенции. Великий лориец Ованес Туманян писал: «…испугавшись духа революции, бюрократия, чтобы отвлечь внимание народов от их проблем, придумала эту злую игру…». В Закавказье ими было сделано все, чтобы столкнуть армян, грузин и турок... Странно то, что люди живя на одной земле, которая омывается и орошается водой одних и тех же рек, не могут осознать неизбежность совместного проживания. Это совместное проживание оставило опечаток и на общности культур – даже музыкальные инструменты, называемые каждым народом по-своему, очень схожи между собой. Надо всегда помнить, что доставшийся от Всевышнего «Венец Богов» надо бережно содержать в угодном Всевышнему мире и благоденствии и не опорочить его ядом насилия в угоду необъяснимой жажды властвования и территориальной корысти.
Моя первая поездка в Чечню произошла в драматичный момент истории, когда противоборство на этой земле достигло своей кульминации. Да и весь Кавказ тогда содрогался от взрывов и ран. Шел 1992 год, и для Армении это было тяжелое время, время славных боевых побед и тяжелых горьких потерь. Освобождение Шуши, потеря Шаумяна. В условиях глобальной блокады Армении и Карабаха победоносный штурм Лачина и прокладка «дороги жизни» для наконец освободившегося народа Карабаха.
Моя поездка в Чечню как писателя и представителя армянской интеллигенции преследовала несколько целей. Во-первых, надо было самому увидеть, как в когтях войны сохранял себя этот маленький, свободолюбивый народ. Сколько бы не твердила тогдашняя российская пропаганда об «экстремистах» и «боевиках», симпатии мои были на стороне чеченцев. Прежде всего я проводил параллели со справедливой борьбой народа Карабаха и считал такую борьбу священной. О второй важнейшей цели моей поездки нужно рассказать подробнее. Мне необходимо было повидаться с моим старым другом, который в это время (март 1992 года) находился в Грозном. Изгнанный с Родины первый Президент Грузии был вынужден найти убежище в соседней Армении, а затем, по согласованию с Президентом Армении Левоном Тер-Петросяном, в сопровождении своего друга, Президента Чечни Джохара Дудаева, на его личном самолете был доставлен в Чечню. Со Звиадом Гамсахурдиа я познакомился в 1970 году, в то время я, будучи студентом Эчмиадзинского колледжа культуры, основал Клуб Армяно-Грузинской дружбы. Почетным Председателем этого клуба был избран классик грузинской литературы, выдающийся общественный деятель и большой друг армянского народа Константин Гамсахурдиа. В доме Константина Гамсахурдиа, куда я был приглашен, я и познакомился с его сыном – Звиадом. Вторая наша встреча состоялась весной 1989 года в здании Союза Писателей Грузии, с тех пор наши приятельские отношения переросли в дружбу. Звиад тогда руководил общественной организацией «Илиа Мартали» (Илья Праведный), которую сам основал, и которая объединяла тогда многих свободомыслящих молодых представителей грузинской интеллигенции. Через некоторое время Звиад был избран Президентом Грузии и наши дружеские отношения, основанные на общности литературных взглядов, перешли в иную плоскость. Время было смутное, в любую минуту можно было ожидать обострения ситуации из-за преднамеренной провокации или чьей-либо непредсказуемой глупости. На наших тогдашних встречах обсуждалась только одна тема – недопущения ни в коей мере обострения армяно-грузинских отношений, любые признаки этого явления пресекать и гасить на зачаточном этапе их возникновения. Если бы сторонник обострения армяно-грузинских отношений действовали бы только извне! Оказалось, что таких было больше изнутри, из нас самих, и причем, с обоих сторон. Как раз такие мерзости и смогли поднять головы после изгнания Звиада. На Кавказе бытует поговорка «совместный хлеб сближает людей, а неприятности отдаляют», я никогда не воспринимал эту поговорку, для наших со Звиадом отношений она никак не подходила. Осознав, что мой друг находится в тяжелом положении, я почувствовал необходимость встречи с ним, и ничего уже не могло противостоять этому желанию: ни военные действия, ни преследования людей за проявление малейших симпатий к личности Звиада. Казалось, над всей Грузией витал дух Сталина или же пошел новый виток «охоты на ведьм». Автобусом из Тбилиси добираюсь до Владикавказа, оттуда на такси в Грозный. То время было крайне неудобным для путешествий и любых перемещений. Бандитизм на дорогах, столкновения на межнациональной почве, блокпосты, комендантский час, кризис на продукты, горючее. Как раз в те дни Президент России Борис Ельцин в телевизионном обращении произнес приводящее в смятение и ужас слово «война». Эта война в Чечне вошла в каждый дом. В этой обстановке я, по своей природе бесконечно миролюбивый человек, никогда не державший в руках никакого оружия, по своей воле оказался в этом пекле. Первое дыхание войны я почувствовал еще на территории Грузии, когда неожиданно и без всякого предупреждения стоявшие вдоль дороги какие-то люди вдруг пустили короткие автоматные очереди в сторону нашего автобуса. Опытный водитель сумел увернуться от пуль, спас и нас, и машину, и самого себя. Сомнительно, что за какие-то доли секунд один, хотя и опытный водитель, был способен на все это. Я уверен, что в эти мгновения с ним, да и с нами, был Бог. Обратной дороги не было, и уже вечером я снял номер в центральной гостинице города, привел себя в порядок и пошел в направлении резиденции главы республики, которая находилась прямо через дорогу. Принял меня помощник Дудаева, выслушал, попросил подождать и удалился в соседнюю комнату. Ждать мне пришлось долго, настолько долго, что через несколько часов ожидания терпение мое иссякло, и я постучался в соседнюю дверь, за которыми скрылся принявший и выслушавший меня помощник главы государства. Помощник озадаченно посмотрел на меня, потом извинился и откровенно признался, что в суматохе дел вообще забыл про меня. Такой холодный душ подействовал отрезвляюще. Тем не менее, меня тут же проводили в приемную Дудаева. Приемная состояла из двух комнат, в первой находился один молодой солдат, вооруженный автоматом, позже я познакомился с ним поближе, узнал, что его звали Мусса и что он был родным племянником Дудаева. Во второй комнате сидела сестра Муссы, молодая девушка по имени Хеда. Открылась дверь в кабинет и появившийся на пороге человек пригласил меня войти.
Я не сразу узнал его, на экране телевизора Дудаев был другим. Сейчас на меня внимательно смотрел не столько генерал, сколько умудренный жизненным опытом человек с гордым и умным взглядом. Перекинувшись несколькими дежурными фразами, он повел нашу беседу в такое русло, словно мы были знакомы давно, и эта наша встреча была далеко не первой. Я подарил ему сборник документов о геноциде армян, изданной под редакцией Мкртыча Нерсисяна, книгу Франца Верфеля «Сорок дней Муса Дага», и альбом репродукций Мартироса Сарьяна.
Дудаев достал из шкафа адресованное ему трогательное письмо жителя Еревана о бессмысленности чеченской войны. Я запомнил, что написавший это письмо ереванец жил на улице Киевян. Затем Дудаев познакомил меня с министром  прессы и информации Мавлади Удуговым и министром внешней политики, который был гражданином Иордании и не владел русским. Постепенно Дудаев перевел разговор на более близкие мне по духу темы. Тепло отозвался он о деятельности Анастаса Микояна в руководстве Советского Союза, я узнал, что он был главным инициатором возвращения чеченцев в родные края. Он говорил, что живущие в Чечне армяне всегда приносили большую пользу в развитии края, Дудаев знал, что большинство живущих в Чечне армян являются выходцами из Карабаха. Дудаев посоветовал мне познакомиться с его советником по межнациональным вопросам господином Аствацатуровым. (Через несколько дней я познакомился с этим человеком, он действительно произвел на меня очень хорошее впечатление). В обстановке беседы на эти отвлеченные от основной цели моего приезда темы, Дудаев резко задал мне вопрос:
- А вы уверены, что Гамсахурдиа захочет встретиться с вами?
Неожиданность вопроса несколько озадачила меня, но я спокойно ответил утвердительно, Дудаев на этом прервал нашу беседу.
- Встретимся здесь в полночь и вместе поедем.
В гостиницу меня проводил вооруженный племянник Дудаева. Было около 10 часов вечера. Через два часа я снова был в резиденции Дудаева на одиннадцатом этаже в приемной комнате под номером девять. Ровно в полночь Дудаев вышел из рабочего кабинета, и мы молча спустились вниз не на лифте, а пешком по лестнице. Я понял, что это исходило из соображений безопасности. Внизу, на тыльной стороне резиденции, нас ждала машина. По дороге я узнал, что Гамсахурдиа живет в летней резиденции Дудаева. По приезду на место мне стало понятно, что Гамсахурдиа ждал нас. Был он в белой рубашке с закатанными рукавами. Было заметно, что Гамсахурдиа был очень рад встрече. Мы по-братски обнялись. До этого мы встречались со Звиадом в правительственной резиденции в Тбилиси за полгода до этого, точнее 4-го октября 1991 года. Войдя в дом, я увидел сыновей Звиада, которые также выразили свою нескрываемую радость, особенно были заметны эмоции младшего сына – Георгия. По священным для грузина правилам гостеприимства Звиад разбудил кухарку и поручил накрыть стол. Мы прошли в помещение на третьем этаже, комната очень напоминала Малый зал Союза писателей Армении. За столом сидели втроем, говорили на общие темы, естественно, на единственном общем для нас русском языке. Через некоторое время я почувствовал необходимость оставить Дудаева со Звиадом наедине, извинился и вышел в вестибюль, где кроме сыновей Звиада встретился с его супругой, госпожой Мананой. Несмотря на радость встречи в глазах Мананы просматривалась тревога от возникшей неопределенности вынужденной эмиграции. Наша беседа касалась общих воспоминаний и особенно дней, проведенных в Армении. Затем госпожа Манана затронула тему последних дней их пребывания в Грузии. Когда стало ясно, что они вынуждены покинуть Родину ради необходимости сохранения собственных жизней, было принято решение поехать в Баку, но руководство Азербайджана отвергло это намерение, объяснить это можно только менталитетом турка оставаться глухим к проблемам человека падшего, униженного, переживающего полосу затруднений. В этой ситуации Гамсахурдиа и его семья нашли временный приют в Армении, по согласованию с Президентом Левоном Тер-Петросяном. Это решение Тер-Петросяна тоже получило противоречивые оценки, для одних это была протянутая рука друга, а для некоторых других - даже мафиозная акция. Но, в конце концов, история подтвердила, что это шаг Президента Армении остался мужественным жестом человека и государственного деятеля. Очень тепло госпожа Манана отозвалась о бывшем секретаре Иджеванского райкома партии Джемме Ананян. По прошествии многих лет, когда я с моими эчмиадзинскими сестрами Меланией и Анаит Мадатян сидели в кафе рядом со зданием Союза писателей, встретили проходящую мимо Джемму Ананян. Я рассказал ей о нашем разговоре с госпожой Мананой в Грозном. Джемма скромно ответила, что тогда она просто исполняла свой долг не только как перед политическим и государственным деятелем, но и перед сыном выдающегося писателя Константина Гамсахурдиа.
В сегодняшней Армении многие и не знают, что в свое время Константин Гамсахурдиа, скрываясь от своего земляка и человеконенавистника Лаврентия Берия, по иронии судьбы нашел убежище тоже в Армении, а точнее - в Эчмиадзине. Об этом великом человеке я много рассказывал моему сыну Гайку, и когда Гайк начал работу над кандидатской диссертацией, то он выразил желание исследовать отношения Константина Гамсахурдиа с Арменией. Я, конечно, приветствовал это намерение. Хочется здесь процитировать одно из изречений Константина Гамсахурдиа: «наши народы никогда не пытались пользоваться неудачами друг друга. Никогда не сотрудничали с врагом, вторгшимся на территории оного из нас, наоборот, объединяли силы и вместе боролись с общим врагом и кровью подтверждали свое братство». Другое высказывание: «мы армян любим потому, что похожи друг на друга как братья-близнецы…». Очень четко эту мысль выразил грузинский поэт Морис Поцхишвили, который на вопрос, почему он так любит армян, лаконично ответил: «люблю армян, потому что я грузин». Это братство выдержало проверку временем на протяжении тысячелетий и превратилось для нас в вечную ценность. Возвращаясь к истории семьи Гамсахурдиа скажем, что злопыхатели пытались и пытаются дважды протянутую руку дружбы к двум выдающимся личностям из одной семьи представить как не до конца искренний жест и даже ставят знак равенства между действиями правителей Азербайджана и действиями Левона Тер-Петросяна. Пусть это останется на их совести, время все расставит по своим местам.
Я уже упоминал о моей последней на территории Грузии встрече со Звиадом Гамсахурдиа четвертого октября 1991 года. Расскажу, что послужило поводом встречи, чтобы читатель смог понять и оценить сложность того момента, когда кровопролитие могло хлынуть в любую минуту по самой незначительной причине. Ко мне тогда обратился мой старый знакомый, тбилисский журналист Грант Абрамян. Работал Грант в редакции армянской газеты «Врастан» («Грузия»), издающейся в Грузии. Просьба Гранта заключалась в том, чтобы я повлиял на решение редактора газеты Вана Байбурта об увольнении Гранта с работы в редакции. Мне было известно, что многие сотрудники газеты были уволены с работы по прихоти нового редактора и, зная характер Байбурта, я решил не просить от своего имени, а дать ему соответствующее указание от высшего руководителя государства. Встреча с Гамсахурдиа состоялась в его резиденции, выслушав мою просьбу, он тут же по телефону дал указание Байбурту восстановить Гранта в прежней должности. После этого Звиад посетовал на недостаточно эффективную работу Посольства Армении в Грузии и предложил мне взять на себя обязанности посла, при этом он гарантировал мне положительную реакцию Левона Тер-Петросяна относительно мое кандидатуры. Выйдя из резиденции, я поздравил поджидавшего меня на улице Гранта с восстановлением в должности и заодно рассказал о предложении Гамсахурдиа. Реакция Гранта в тот момент была для меня очень неожиданной.
- Это очень сложная и ответственная работа, и ты с ней не справишься, откажись от него и порекомендуй назначить меня (!).
Я был шокирован такой реакцией, но потом, взвесив и реально представив обстановку, я понял правоту Гранта. Конечно, я его кандидатуру на должность посла не представил, но сам поблагодарил Звиада и вежливо отказался. Это было время, когда во всех армянонаселенных районах Грузии сохранялась очень напряженная обстановка. Всем известно трагическое положение армян Абхазии, оказавшихся меж двух огней, но немногие представляют себе сложность обстановки, например, в регионе Ахалцихе, где противостояние перешло на религиозную основу. Сегодня кажется абсурдом, но конфликт нарастал даже между двумя армянскими общинами – приверженцами апостольской и католической церквей. В такой обстановке посредственности поднимают свои головы и стараются словить рыбку в мутной воде. Их псевдопатриотизм преследует только одну цель – личную выгоду. Такие «деятели», как Ван Байбурт и Грант Абрамян, дрались за депутатские мандаты и мягкие кресла, видели себя на дипломатической службе высокого ранга. В это же время я, отбросив все амбиции и осторожность, выискивал скудные средства и номер за номером издавал периодическое литературное собрание «Айос – Картлос», в духе «Великого лорийца» проповедовал, доводил до сознания рядового читателя необходимость укрепления армяно-грузинского единства. Кроме этого было необходимо устранить раздор между армянскими общинами. Когда я вместе с сотрудником Ахалцихского райвоенкомата по имени Арам приехал на собрание сельской община Цхатпила, у деревенской церкви нас окружила группа разгневанных пожилых людей, которые подозревали, что цель нашего приезда заключается в присоединении католической общины к апостольской. На наше счастье в толпе оказался человек, которому я когда-то помог устроиться в Армении на работу в художественную школу, он-то и спас нас от гнева толпы. Такое это было время!
Конечно, незаменимых людей нет, нашлись и «серьезные» послы и «удобные» депутаты, но это время открыло мне, провинциалу из Лори, глаза, научила отличать друга от шкурника, и проложила между мной и подобными невосполнимую трещину.
Возвращаясь к поездке в Грозный, сажу, что встреча с Гамсахурдиа осталась в моей памяти незабываемой вехой. Я видел трагедию личности, наделенной широким кругозором, самолюбием и гордостью истинного сына гор. Аристократ по происхождению, горец по рождению, он не позволил себе согнуться под тяжестью ударов судьбы, горькая обида за предательство самых близких была спрятана в самой глубине, а благородство и гуманизм не дали опуститься до мести, что привело бы к новому кровопролитию. Жестокость и мелочность его врагов не знала границ, даже дом-музей Константина Гамсахурдиа, где родился и вырос Звиад, был предан огню. Интеллигент же остается интеллигентом, помню все детали нашей последней встречи. Даже в этой трагической ситуации Звиад беспокоился, что из-за поспешного отъезда не успели взять нужные учебники и словари, что могло негативно отразиться на образовании детей. Звиад говорил о необходимости доставки из Тбилиси в Грозный аттестата старшего сына – Цотне. Дудаев же на прощание попросил передать привет Левону Тер-Петросяну, он думал, что я в Армении занимаю важную должность и часто встречаюсь с Президентом. Мне же удалось исполнить просьбу Дудаева и передать привет Тер-Петросяну через восемь лет, только в 2000 году. Возвращение было тяжелым, одолевали грустные мысли, неужели самопроизводство двойников Берии в Грузии бесконечно, а феномен Сталина бессмертен? Гамсахудиа дал мне телефоны и адреса трех людей, которые могли бы мне помочь в вопросе аттестата и книг. Все трое были мне знакомы – известный писатель, авторитетный литературовед и редактор солидного издания. Двое из них встретили меня настороженно и холодно, вежливо отказали в содействии просьбе первого Президента, покровительством которого, я уверен, многократно пользовались, кичились личными отношениями с его отцом, и при каждом удобном случае напоминали сыну об этих отношениях, тем самым подчеркивая особую близость уже во втором поколении. Этих людей сегодня нет в живых, поэтому я не хочу называть их имен. Третьим в списке Звиада был главный редактор «Литературной газеты» профессор Элизбар Джавелидзе. Этот человек принял меня очень радушно. Мы за столом говорили о ситуации в Армении и Грузии. Джавелидзе очень корректно поблагодарил меня за то, что я нашел возможность выполнить эту трудную миссию и встретиться с первым Президентом его страны в изгнании. Все это время я чувствовал повисший в воздухе риторический вопрос – почему ты, где же наши грузинские близкие Звиада? Этот вопрос, конечно же, не был озвучен по понятным причинам. Джавелидзе собрал книги в картонные коробки, куда кроме заказанных Звиадом учебников и словарей от себя положил несколько художественных книг. С большим тактом и деликатностью принес извинения за то, что не может составить мне компанию в дороге, что мне и так было понятно. Такой шаг в Грузии того времени мог иметь тяжелые последствия для любого человека, тем более для главного редактора – представителя четвертой власти. В дороге компанию мне составил друг моего сына молодой человек по имени Мкртыч.
Звиад очень обрадовался нашей встрече, вероятно, он не очень верил в мое возвращение, да еще и с нужным грузом. Звиад попросил нас остаться и принять участие в небольшом торжестве в компании нескольких бывших грузинских депутатов. Отмечали день рождения своей коллеги, писательницы из Абхазии Мзии Шервашидзе. Шампанское развеяло усталость, обстановка непринужденности и искренности дала нам повод отдохнуть и развеяться. Потом была встреча с Дудаевым. Мы говорили о проблемах армянской общины Грозного, в разговоре я попросил Дудаева посодействовать в вопросе возвращения церкви армянской общине. Церковь находилась в центре города и не действовала многие годы. Выслушав просьбу, Дудаев пообещал рассмотреть этот вопрос и, по возможности, исполнить ее. Честь и хвала светлой памяти этого человека, через некоторое время на имя ныне покойного Католикоса всех армян Вазгена Первого поступило письменное сообщение о передаче церкви армянской общине. Одновременно глава Чечни пригласил его святейшество принять участие в проводимом в Грозном 17-18 октября 1992 года собрании духовных глав. Его Святейшество тепло поблагодарил главу Чечни за содействие в богоугодном возрождении армянской религии и пообещал направить в Грозный делегацию во главе с архиепископом Тираном Кюрегяном для участия в церемонии передачи церкви.
Прощание наше с Гамсахурдиа было грустным.
Я тогда еще не знал, что Джахар Дудаев за Звиадом Гамсахурдиа сам, за штурвалом самолета, прилетел в Ереван. Хотя и было общеизвестно, что Дудаев был военным летчиком, генералом авиации и героем афганской войны, но эта деталь характеризует его как человека беспредельно верного дружеской клятве. Какой разительный контраст поведению азербайджанского руководства, где властвовали голые до омерзительности понятия почитания не человека, а его сегодняшнего положения в политической иерархии. Дудаев был ребенком, когда его семью вместе с тысячами чеченских семьей, с легкой руки Сталина, выслали в казахстанские степи. Надо отдать должное и ему самому, и той уродливой системе, которая, тем не менее, способствовала развитию способностей ребенка. Дудаев получил блестящее образование, закончил высшее авиационное училище и академию военно-воздушных сил имени Ю.Гагарина. Прилетевшего в Ереван с далеко не официальным визитом Дудаева принял президент Армении Левон Тер-Петросян.
Враги Звиада Гамсахурдиа даже в этих, чисто дружеских действиях, пытались искать свидетельства предательства, и по Грузии пошли слухи о том, что, якобы, Гамсахурдиа в Чечне отрекся от христианства и принял ислам. Действительно, ненависть, вызванная стремлением уничтожить политического конкурента, не знает границ, понятие морали там не уместно. Они завидовали тому, что их политический конкурент, который по популярности на родине был несравненно выше их, и на чужбине, в изгнании, пользовался беспредельно чистой дружбой со стороны представителя другой религии. Для Кавказа никогда не был характерен религиозный фанатизм, аналогичный Ирану или Ближнему Востоку. Видимо, большую позитивную роль здесь сыграла сбалансированная политика России. В XIX-м веке Россия смогла в жестокой войне задавить попытку исламистов создать мусульманское государство на Кавказе. Затем установление Советской власти, которая отвергала религию и объявила атеизм государственной идеологией, практически затерла в человеке поклонение перед Богом и заменила это материализмом и моральным кодексом советского человека. После развала Советского Союза религиозные чувства получили пробуждение, но все же не приняли характер фанатизма и не переросли в экстремизм. Во всяком случае, на Кавказе и сегодня не убивают только по религиозному признаку и в этом мы, в какой-то степени, должны быть благодарны советской идеологии, которая впитала в сознание людей понятия свободы совести и религиозной терпимости.
Итак, мой третий приезд в Чечню был связан с участием в работе собрания духовных лидеров. Шел октябрь 1992 года. В работе собрания принимали участие до 25 делегатов из разных стран. Как независимый делегат в работе принимал участие и Звиад Гамсахурдиа. Дудаев был в командировке и отсутствовал, собранием руководил Яндарбиев. В своем выступлении Гамсахурдиа выделил тех нечистоплотных политиканов, которые политическим ориентациям пытаются придавать религиозный оттенок. Мое участие в работе собрания было обусловлено моим профессиональным интересом к изучению культурных и исторических корней в межнациональных отношениях, исходя из этого, в условиях напряженности во всех уголках Кавказа, я не мог оставаться безразличным к судьбе армян, живущих в этих краях. Именно благодаря этой гуманитарной работе мне удалось выявить исторические факты, которые способствовали моим профессиональным и научным исследованиям в области межнациональных отношений. Исследовать эти связи и придавать их гласности позволит, на мой взгляд, смягчить имеющуюся напряженность, впрыснуть здоровые струи свежего воздуха в застоявшуюся и затхлую атмосферу ненависти и экстремизма.
За относительно короткое время трижды побывав в Чечне и встречаясь там со многими людьми, я не только обогатил свои познания по истории этого края, но и выявил очень интересные исторические факты, попытался их систематизировать и на их основе сделать определенные выводы, направленные, как я уже говорил, на сближение народов, на их стремление к взаимному культурному и духовному обогащению. Например, на основе моих наблюдений я убедился, что российские телеканалы, выполняя государственный заказ, неверно обрисовывают ситуацию в Чечне. А «государственный заказ» исходит из личных интересов не только политических, но и отдельных финансовых авантюристов от политики (тогда еще не была предана гласности роль Березовского в эскалации конфликта, но я уже чувствовал материальный интерес, построенный на крови). Я не политик и политическая агитация не мой профиль, я писатель, в круге интересов которого находятся межнациональные культурные отношения. Поездки в Чечню позволили мне изыскать очень интересные исторические факты армяно-чеченских отношений. Например, я выяснил, что чеченцы в седьмом веке приняли христианство от армян. Армяне чеченцев в то время называли «нахчир», теперь это название по отношению к самим себе применяют только сами чеченцы, конечно, уже не понимая значения этого слова. Азбуку и букварь чеченцы до сих пор так и называют –«нахчирматьян». Другой факт: матерью выдающегося  французского ученого и писателя, члена французской академии наук и армянина по происхождению Анри Труайа, была чеченка. Таких фактов достаточно много, я уже говорил о роли Анастаса Микояна в вопросе реабилитации и возвращения чеченского народа на родину.
Так я проникся большим уважением к истории чеченского народа и под впечатлениями моих поездок и обнаруженных исторических фактов, в 90-ых годах я написал и издал книгу. Это было летом 1998 года, книгу я назвал «Чеченский дневник». Книга охватывала определенный период моих исследований по чеченской тематике и по моему замыслу должна была стать стартовой площадкой и одновременно промежуточным этапом перед дальнейшими изысканиями. В то время я сотрудничал с журналом «Паспорт в новый мир», который редактировал Генрих Боровик, и чеченская тема приобретала все большую актуальность. Со стороны коллег и друзей я получал одобрительные призывы опубликовать имеющийся материал в одной книге, что я и сделал. Теперь надо было довести этот материал до чеченского читателя. И вот, летом 1998 года, я с моим зятем, которого зовут Арсен, выехали из Еревана с намерением прямиком доехать до Грозного. Доехали до Тбилиси, и тут водитель заявил, что с машиной технические проблемы и отказался от дальнейшей поездки. Пришлось продолжить поездку на случайном микроавтобусе, принадлежавшем какому-то армянину, ехавшему вместе с семьей на отдых в Кисловодск. Небольшая проблема возникла на российском пограничном пункте, когда пограничники попытались запретить нам въезд на территорию России, но после того, как я показал мое удостоверение, проблема исчезла, и нас пропустили, минуя общую длинную очередь. Во Владикавказе попрощались с нашими попутчиками, и пошли договариваться с таксистами. Пожилой таксист очень озадачился, узнав о нашем намерении ехать в Грозный.
- …что вы там потеряли? Армянская церковь и община имеются и здесь, оставайтесь и поработайте с ними. Ну ладно, - сказал он мне, - ты едешь, а молодого не жалко? Какому риску ты его подвергаешь? Тут у нас в местном КГБ работает очень хороший человек по фамилии Бестаев, он прежде работал в Армении и очень уважает армян, отвезу вас к нему домой, он очень обрадуется и отговорит вас ехать в Чечню.
Конечно, мы отказались от такого гостеприимства, пообещав, что на обратном пути обязательно повидаем Бестаева. По дороге нас остановили на посту ГАИ, проверили документы. Начальник поста обратил внимание, что я с ним тезки и тоже попытался нас отговорить от дальнейшей поездки. Я поблагодарил тезку за добрый совет, но дорогу мы продолжили, не меняя направления. По пути мы догнали желтый автобус ПАЗ, ехавший в Грозный, и пересели на него, тем самым освободив нашего таксиста от тяжелого рейса. По дороге нас останавливали несколько раз, проверяли документы, но проблем не возникало. Доехали до Грозного, город был совсем другим, кругом были руины, следы штурма. Резиденции главы Чечни не было, на его месте оставалась огромная груда развалин, не было и гостиницы напротив. Когда мы остановили прохожего молодого человека и спросили его, как пройти в министерство культуры или Союз писателей, он на нас посмотрел как на инопланетян, ему не было известно о существовании таких структур. Зато он нас проводил к резиденции главы Чеченской республики. Резиденция располагалась на территории какого-то автотранспортного предприятия, к нам сразу подошли трое вооруженных молодых людей. Когда они узнали о цели нашего визита, предложили нам сесть в стоящий неподалеку автомобиль марки ВАЗ и сказали, что повезут нас в летнюю резиденцию главы. Естественно, нам нечего было возражать, и мы поехали. Ехали долго, часов семь, заехали в какой-то лес и тут нам объявили, что мы взяты в заложники, но при этом успокоили и посоветовали не паниковать. Мы сами понимали, что протестовать или паниковать не имело смысла. Вот так мне, больному диабетом, пришлось вместе с моим зятем 29 дней провести в чеченской неволе. Трудно сопоставить, чему равны эти 29 дней, скольким годам тюрьмы общего или строгого режима, тяжелой, продолжительной болезни с постельным режимом. Кто знает, с чем это можно сравнить? Каждое утро нас допрашивали о цели нашего визита, выясняли, кто нас заслал и на кого мы работаем. Их абсолютно не интересовала история армяно-чеченских отношений, а на книгу, которую я им показывал, вообще не обращали внимания. Наконец, через несколько дней заявили, что их совершенно не интересует цель нашего визита, а только то, кто может за нас расплатиться и выкупить нашу свободу.
Первые два дня нам не давали пищи и воды, проверили содержимое моего ноутбука, старались по адресам и фамилиям отыскать людей, способных за нас расплатиться. Чтобы не грешить перед истиной, надо все же признать, что вели себя они корректно и не допускали никакой грубости. На третий день подошла смена и нас стали кормить. Нас караулили два солдата, одному из них было лет 16-18, высокий парень, вооруженный до зубов. Потом мы узнали, что, несмотря на молодость, он был опытным боевиком, которого иметь в своих рядах мечтала бы даже самая авторитетная силовая структура. Сначала по отношению к нам он повел себя строго, запретил между собой разговаривать на армянском. После того, как он ближе узнал нас и поверил в правдивость истории нашего прибытия в Грозный, отношение его к нам стало улучшаться. Вторым караульным был совсем молодой парень. Оказался он глубоко верующим, целиком ушедшим в религию человеком.
На тринадцатый день нашего плена появился водитель тех самых «Жигулей», на котором нас доставили на место заточения. И мы узнали, что он привез с собой приговор, где исполнение и техника исполнения целиком возлагалась на нашего вооруженного «опекуна».
Позднее, уже дома, я многократно возвращался к воспоминаниям о чеченском плене. Не потому, что это было моим желанием и этого требовало мое сознание. Совершенно независимо от моего сознания я мысленно возвращался в глухой чеченский лес, где все казалось не тронутым цивилизацией. В памяти остались не выводимые никаким средством фрагменты событий тех дней. Мне, человеку, никогда не служившему в армии, никогда не державшему в руках оружия, пришлось оказаться в плену! Такое состояние пробудило в моем сознании какое-то никогда не испытанное чувство перемещения во времени. Оказавшись в этой глуши, мое сознание перемещалось в то время, когда не было войн, не было политических и идеологических направлений, где все люди сообща вместе боролись с силами природы. Был Бог, подобный человеку и был Человек, сотворенный Богом по образу и подобию своему, и поэтому находящийся под его Всевышним покровительством. Ненависть между людьми появилась позже, после того, как между людьми появилась разница в социальном и материальном положении, а это зарождение и развитие так называемого цивилизованного общества. В этих лесных глубинах во мне и начал просыпаться этот дух, идущий из первобытно-общинного устройства отношений. Тогда я перестал ненавидеть моих стражей, наоборот, я стал их жалеть, беспокоиться за их дальнейшую судьбу. Они были ровесниками моего сына, и я с ужасом задавал себе вопрос: а чем они займутся после того, как закончится эта бессмысленная война? Если человеку в этой земной жизни суждено вкусить это чувство ответственности и тревоги за судьбу своего сегодняшнего врага, значит, он действительно постиг счастье. Эти размышления я хотел поместить в самом конце моих воспоминаний, но потом подумал о нетерпеливом читателе, который, узнав финал приключений, уже не дочитывает до конца. Хотя, если следовать подобным рассуждениям, эти размышления надо было поместить в самом начале,.. кто знает, главное, что я изложил суть моих размышлений и, наверное, остальное уже не так важно.
Теперь я вернусь в чеченский лес, где нас держали в плену эти молодые ребята. Ребята, на которых смирительную рубашку натянула бездушная интрига, называемая межнациональной политикой, руками порочного плода этой политики – войны со всеми его последствиями – насилием и смертью. Имен этих парней я так и не узнал, но я понял, что они сознательно выбрали себе такую жизнь, где на плечах надо было носить оружие, где постель им заменяла голая земля, а камни заменяли подушку. Все это они выбрали исходя из веры в победу своего дела, которая многими не воспринимается как правое дело. По их понятию землю их предков у них отняли и поэтому они считают свою борьбу священной. Если же оставить в сторону романтизм этой борьбы, то остается только жестокость, в своем бессилии скатывающаяся к террору. Для меня стала заметна неуверенность этих парней, наверное, они стали осознавать нечестность их командиров, которыми тоже двигали материалистические мотивы. Конечно, с нами они не делились своими мыслями и сомнениями, но между нами установилось молчаливое взаимопонимание. Мысли и сомнения наших стражей приходили ко мне в состоянии полудремоты. Я вообще всегда страдал бессонницей, и этот кошмар полностью меня лишил сна. Перед моими закрытыми глазами проходили ясные картины, характерные для сеансов гипноза и психотерапии. Потом, уже наяву, размышления об увиденном во сне, возвращали меня к анализам выдающегося психоаналитика Юнга, который подводил под сновидения реальную основу. На третий день пленения я во сне увидел мою одноклассницу, которая стала моей первой любовью с первого класса и с первого взгляда и на протяжении всей моей жизни так и осталась единственным несравненным эталоном женственности и чистоты. Я видел ее в школьной форме, такой, какой я увидел ее в первый раз и сохранил в памяти. Видение кончилось, я вернулся со школьного класса в дремучий лес и вдруг заметил светящиеся огоньки, приближавшиеся в нашу сторону. Они мне показались вооруженными людьми, ползущими к нам, я разбудил самого молодого охранника и молча указал в направлении приближающихся огоньков. «Волки», - воскликнул он и впал в обморочное состояние, пришлось будить главного в охране, который был и водителем грузовой машины, на котором приехала последняя смена караула и самым взрослым в группе.
- Волки сыты и идут на водопой, а мы оказались на их пути. Нам они не навредят, если мы спокойно уйдем с их дороги.
Молча мы затушили костер, погрузились в машину и отъехали на другое место. Потом, уже в безопасности я вернулся к увиденному сновидению и его продолжению в реальности. Это впечатление я не забуду никогда. Видение предупредило об опасности и, может быть, спасло мне жизнь.
Через несколько дней видение принесло мне моего сына, но в трехлетнем возрасте. Ребенок во сне внятным от отчаяния голосом задал мне вопрос: «Ара, ну когда же ты вернешься?»
Я проанализировал этот сон и понял, что я обязательно вернусь домой, но это возвращение будет связано с некоторыми препятствиями, поскольку видение ребенка - это символ устранения противоречий. Внутри каждого человека заложен его ребенок, но не как след из прошлого, а как частица его личности.
Прошло еще несколько дней и пришло третье видение в образе моей пятилетней внучки, отец которой, Арсен, и был вместе со мной в плену. «Дедушка, – сказала она мне, – ты и папа вернетесь через три месяца». Зять мой является абсолютным материалистом, и поэтому когда я рассказал сон про его дочь, он совсем и не ободрился, а только истерично стал проклинать свою судьбу.
Наши охранники тоже старались помогать нам и найти выход из положения. Один из них предложил одному из нас остаться, а другому поехать в Армению, достать 80000 долларов, вернуться и выкупить второго. Эта идея воодушевила нас, но наш пыл охладел, когда мы задумались о том, где и как возьмем такие деньги, которые мы никогда и не видели. Этот вариант потом окончательно отпал из-за отказа командиров. Другой «доброжелатель» предложил нам обратиться к Матери Терезе и напомнил нам о помощи, которую она организовала в пользу пострадавшей от землетрясения Армении. Бедняга, он не знал, что Матери Терезы уже много лет нет в живых.
Сновидения мои придали мне уверенности и это почувствовали охранники. Страх исчез, и выделявшийся запах адреналина перестал раздражать их обоняние. Другим признаком моего выхода из состояния уныния было то, что мои рассуждения стали переходить в мечтания. Стал строить какие-то планы на будущее и склоняться к мысли, что мои сегодняшние страдания ниспосланы мне за какие-то грехи. Стал рыться в прошлом, но серьезных грехов не выкопал, тогда утешил себя, что эти страдания являются божьим испытанием. Стал сравнивать мое положение с заключенным тюрьмы, представил наручники, решетки и пришел к выводу, что мое положение лучше. Мне даже стал нравиться этот лес. Вспомнил старую притчу, где безногий калека благодарит Бога за свою судьбу и объясняет это тем, что ему легче, чем человеку без рук! Удивительна природа человека!
В лесу были и другие опасности. Нас предупреждали о диких кошках и кабанах. На ветвях большого дерева даже соорудили специальную площадку для укрытия от нападения кабанов. Так как я не могу вскарабкаться на дерево, обещали в случае опасности помочь. Один из солдат дал мне две короткие цепи и учил меня пользоваться ими при нападении кабанов. Так я прошел первый в моей жизни курс боевой подготовки. Зятя моего обеспокоили эти уроки, в них он видел возможность провокации и предлог моего убийства за нападение на солдат. Вообще зятя своего я недолюбливаю, вероятно, внутри каждого армянина живет вирус ревности тестя к зятю, который к тому же не совсем ему по душе. Даже солдаты заметили эту мою неприязнь. Как-то увидели фото моего сына, который я ношу в бумажнике. Внимательно рассмотрели, и один из них сказал, что надо было в эту поездку взять с собой сына, а не зятя. Воевал бы вместе с нами, видно, хороший парень. Зятя же моего и они невзлюбили и объясняли это недостаточно почтительным отношением его к моей персоне как старшему и недостаточно здоровому человеку. Мне было известно, что почитание старшего является составной частью воспитания чеченца. Зять же мой не соответствовал их традициям. Вообще, если быть откровенным до конца, зятя моего никто и нигде не уважает. Когда у солдат заканчивались сигареты, привезенные последней сменой караула, а у зятя моего еще оставались, он не делился с ними им же привезенными сигаретами, а выкуривал в одиночку. Чеченцы замечали это, но терпели из-за уважения ко мне. Мой же авторитет в их глазах постепенно возрастал и уже ко мне стали обращаться за советами, и порой складывалось впечатление, что командир это я, а они мои подчиненные.
Действительно, прав был великий Эйнштейн – все в жизни относительно. Так кто же тогда провел границы между хорошим и плохим, добром и злом, врагом и другом? В жизни таких условных границ нет. Гений Эйнштейна построил теорию и математически описал ее на основании жизненных реалий. Все гениальное берется из жизни. Можно ли было утверждать однозначно, что я и эти охранявшие меня вооруженные парни, являемся врагами? Конечно, нет, наши отношения приняли такую форму, что и наши общие интересы стали пересекаться и сходиться. Обычно нас охраняли два или три солдата, но потом, бывало, собирались до 10 и даже 15 человек. Это была естественная тяга к общению и посредством общения к познанию. Даже играя в карты, отдельными репликами и фразами ставились вопросы и находились ответы на них. Был случай, когда один из солдат назвал меня командиром, на что я ответил – какой же я командир без оружия, - то он тут же вручил мне пистолет марки «Макаров», но при этом он вынул обойму, для надежности. Я попросил и кобуру и он мне дал кобуру с поясом. Для удобства подобрал себе деревяшку под трость и так и прохаживался по территории с тростью и пистолетом в кобуре за поясом. Со стороны, наверное, я очень напоминал Храброго Назара. Конечно, пистолет с кобурой я вернул владельцу, но этот эпизод уже говорит о многом.
Прогуливаясь по лесу, я поймал меня на мысли, что пошел тринадцатый день пребывания в плену, и ощущение этого числа приземлило и пресекло всю эйфорию моего настроения. Весь день я так и не смог отогнать налегший на меня психологический груз, навеянный суеверием. Меня стали одолевать сомнения в откровенности наших отношений с солдатами. Я, как армянин, хорошо изучил поговорки нашего вечного врага – турка. Большинство этих поговорок сами турки переняли у других народов, но перевели их на свой язык и стали ими пользоваться. Но именно одна поговорка не встречается ни у одного другого народа. Так вот, эта их поговорка гласит: если хочешь уничтожить врага, сначала ты должен его обнять. Я чеченцев знаю не так хорошо, знаю, что они мусульмане и у меня возникли подозрения, что это их поведение также продиктовано этой поговоркой. Значит, нас убьют и произойдет то, что должно произойти. Но тогда откуда во мне предчувствие благополучного завершения этой истории? Долго метался в этих сомнениях и потом окончательно решил отбросить и злую магию числа 13, и турецкую поговорку, и прислушиваться только к внутреннему голосу. Бродил по лесу в моих размышлениях, глядя то на деревья, то на разорванные клочья облаков на небе, вдыхая благоухание сырости и свежести леса. Уныние никак не отходило. Почему после стольких лет перенесенных лишений, вместо того, чтобы начать пожинать плоды, я оказался в положении, когда от меня ничего не зависит. Моя жизнь повисла на волоске и попала в зависимость от прихоти случайных людей. Как я докатился до такого положения, откуда во мне этот дух бродяжничества, почему я пошел на этот авантюрный шаг? Что я искал, не мог объяснить даже себе самому. Как я собирался найти то, чего сам не знал? Как хочется сейчас оказаться в другом лесу, лесу моего детства, раскинутого на склонах лорийских хребтов. Или совсем неподалеку отсюда, в настоящей жемчужине Кавказа – Кисловодске, куда меня мама отвозила на каникулы к своему брату, моему дяде. С мамой мы подолгу гуляли в парке. Кисловодский парк - это тоже лес, маленький кусочек леса, перенесенный в цивилизацию. Аллеи, скамейки и люди. Присутствие людей в парке тогда мне нравилось. Мама уходила пораньше, чтобы приготовить еду для меня, а я бродил по парку до тех пор, пока чувство голода не одолевало меня окончательно. Не успевал зайти в дом, как мать тут же начинала накрывать стол. Утолить голод сына для матери является настоящим ритуалом. Смешивалось все - торопливость, суета, забывчивость, нахваливание готового блюда, круги вокруг стола, блеск глаз. Мне же оставалось любоваться этой сценой, что даже смягчало чувство голода. Куда все это ушло? Кто сможет для меня так накрывать стол? Сейчас, бродя по дикому чеченскому лесу, я узнавал породы тех же деревьев, которые росли в парке, но не было прогуливающихся людей. Поймал себя на мысли, что не хотел бы я, чтобы вокруг были люди. Что это означает: означает ли это то, что я постарел окончательно? Первое ощущение старости пришло ко мне в тот самый день, когда скончалась моя мама, в такой момент все сыновья ощущают это. Как бы я хотел, чтобы рядом была бы мама! Минуло полвека жизни и я один. Одиноки бывают звери, но я не зверь. Бог тоже один, но я не Бог. Нет, у меня тоже есть близкие, родные, нет, я не совсем один. Детям моим я подарил жизнь, и им я, наверное, так же дорог, как и мои родители были для меня. Ноги отяжелели и я вернулся. Встретил зятя, который возбужденно рыл яму, объясняя мне, что нашел тут нефтяную залежь и роет скважину. Пришлось пошутить: молодец Арсен, и в Баку нефть обнаружили армяне. Станешь магнатом, глядишь, и у меня дела поправятся, разбогатеем...
- У тебя никогда дела не пойдут, ты не сможешь вести бизнес, - грубо прервал он меня.
Вот в этот самый момент и подъехали те самые «Жигули», на которых 13 дней назад нас привезли в лес. Как я уже говорил, водитель привез нам смертельный приговор. Оказывается, они пытались начать переговоры с различными организациями, но безрезультатно, и руководство решило избавиться от нас, как от лишней обузы. Я воспринял это сообщение спокойно и все это приписал к судьбоносному тринадцатому дню. С другой стороны, в ушах стоял голос моей внучки: вернетесь через три месяца.
Между водителем, доставившим приговор, и молодым солдатом возник спор, говорили они на своем языке. Разговор длился не менее пяти часов. Затем солдат обратился ко мне и объяснил, что суть приговора до меня довели неверно. Оказалось, что этот юноша и был командиром всех остальных боевиков. Среди них он выделялся интеллектом, манерами и образованностью. Потом он признался мне, что в ночь нашего ареста он не спал, а читал конфискованную вместе с сумкой мою книгу «Чеченский дневник». Более того, он объяснил, что причина уважительного отношения ко мне заключалась именно в этой книге, теплота, с которой автор отнесся к армяно-чеченским отношениям. Он понял мою позицию, поддерживающую справедливость требований независимости. Я напомнил ему, что и такие великие классики русской литературы, как Лев Толстой, побывав на Кавказе, также с великим уважением относились к местному населению. Мой собеседник был хорошо начитан и перечислил такие произведения, как «Герой нашего времени», «Хаджи Мурат». Тогда мне пришлось заметить, что наше сегодняшнее положение соответствует героям «Кавказского пленника» Льва Толстого, где плененному Жилину предлагают написать письмо с просьбой выкупа его свободы, а он отказывается, ссылаясь на то, что ему не у кого просить помощи. И получил он помощь от Бога. Командир не был знаком с этим произведением и заинтересовался, как же пришло спасение к Жилину. Мне пришлось рассказать о маленькой девочке по имени Диана, которая тайно подает Жилину пищу, не дав тем самым умереть голодной смертью.
- В жизни так не бывает, это только в произведениях, - сказал командир.
Я снова возразил, что литературные произведения отражают реальную жизнь, поскольку они взяты из жизни. Лицо командира посуровело:
- Сколько лет уже мы не слышали о чеченцах доброго слова, ты первый чужеземец, которого я встречаю, и который относится к нам хорошо и говорит в наш адрес что-то доброе.
Прошло несколько часов, командир подошел ко мне и шепотом, чтобы другие не видели и не слышали, спросил
- Говоришь, Диана помогла Жилину сбежать из плена?
Я утвердительно кивнул.
- Думаешь, хватит у меня смелости с тобой поступить также? Я ведь тоже люблю людей!
Я не ответил и молча посмотрел ему в глаза, он глаз не отвел. Так между нами установился безмолвный договор, и отношения наши приняли новый оттенок. Как-то в разговоре он с горечью сказал про ошибочную позицию Масхадова, из-за чего им пришлось уйти в лес и стать боевиками. В другой раз он проявил откровенную, неподдельную заинтересованность по отношению к хранимым в Матенадаране древним документам касательно Чечни и чеченцев.
В другой раз, когда в беседе участвовал и другой солдат (тот, который был очень набожным), командир открыто сказал, что добьется нашего освобождения потому, что мы приехали в Чечню без оружия и с добрыми намерениями. Набожный солдат же добавил, что убивать безоружного нельзя, это против воли Аллаха. Позднее этот солдат признался мне, что ненавидит войну и в первый же удобный момент хотел бы приехать ко мне в Армению, стать моим учеником и изучать историю и литературу. Он понимал цену образования.
Так шли дни, и наступил 29-ый день нашего пленения. Командир мне тихо сказал, что если сегодня на смену приедет тот молодой набожный подросток-солдат, они вместе выведут нас на дорогу и отпустят на свободу. Представляете мое состояние? Как я хотел увидеть этого мальчугана именно сегодня! Наконец появился он и сменил караульного прошлых трех дней. Я думал по наивности, что этот солдат принесет с собой решение о нашем освобождении, но оказывается, я неверно понял сказанное командиром. Приказ о нашем расстреле никто не отменял, просто командиру удалось тогда, на 13 день, отложить исполнение приговора. Мне всегда казалось, что командир хочет помочь нам, так сказать, легальным методом. Оказывается, я неправильно понимал обстановку и его намерения. Командир, который по иерархии был выше него, не отменял приговора. «Наш» же командир подвергал опасности уже себя самого ради нашего спасения. Мама моя часто повторяла пословицу: не утруждая себя, другому добра не сделаешь, и эту поговорку повторил мне командир уже на русском. Он рассказал мне свой план нашего освобождения путем имитации нападения других, внешних сил. Весь запас еды, который имелся в лагере, они сложили в одну кучу и сожгли. Появились двое незнакомых нам солдат, они были самыми доверенными лицами нашего командира, вот они и инсценировали нападение. Нам показали дорогу, которая выведет нас на трассу. Отдаляясь от лагеря, мы услышали последовавшие друг за другом два взрыва. Это те, двое «новых», били по лагерю из противотанковых гранатометов. Набожный солдат по дороге мне сказал, что там один солдат должен ранить другого выстрелом в мягкие ткани, чтобы в глазах руководства все бы выглядело правдоподобно. Все должно было говорить о том, что на наш лагерь напала другая банда боевиков, ранили солдата, разрушили и сожгли укрытие, а нас похитили. В эти минуты я был в шоке, потом я задумался над тем, почему, ради кого они пошли на такой риск и даже пролили собственную кровь? Ради двух армян? Нет, они следовали высшему принципу справедливости – нельзя наказывать невинного. Что же касается «ненависти к неверным», то это принцип политических манипуляторов всех мастей, которые на этом наживаются и наращивают свой финансовый и политический капитал. Для простых боевиков этот принцип чужд, у них нет религиозной ненависти.
Расстались мы на опушке леса недалеко от трассы. Показали дорогу в сторону ингушской границы. Прощались по их правилам, прижались друг к другу левыми сторонами грудных клеток, - сердце к сердцу. О какой форме благодарности мы могли говорить в этот момент? Я только смог пообещать, что обязательно напишу рассказ об этих 29-и днях. Командир отреагировал мгновенно,
- Быть может, о нас напишешь и хорошее, а вот о чеченцах вообще добрых слов не скажешь. Прошу, не отделяй нас от нашего народа, не надо, и нас не вспоминай добром.
- Что я напишу и как все это опишу, пусть останется на моей совести, а сейчас важно то, что вы нас провожаете с чистой совестью.
Мы вдвоем с зятем двинулись вдоль трассы в путь.
Шли всю ночь, ранним утром добрались до границы с Ингушетией и подошли к пограничному пункту. После коротких объяснений нас на машине доставили в резиденцию главы Ингушетии (главой Ингушетии в то время был Руслан Аушев). Сотрудник аппарата для выяснения наших личностей по телефону связался с заместителем министра иностранных дел Республики Армения Арменом Байбуртяном. Потом нас перевели в 6-ой отдел МВД Ингушетии, где мы написали объяснительные записки. В тот же вечер, на границе с Северной Осетией, нас передали двум сотрудникам 6-го отдела МВД уже Северной Осетии, один из которых был русским, а второй осетином. Вид обоих сотрудников мог навести ужас даже на человека, побывавшего в чеченском плену, - бритоголовые, здоровые верзилы. По дороге осетин вдруг обратился ко мне и сказал, что сам он является сыном писателя, и хочет выяснить, как мы оказались в Чечне. Пришлось повторить всю историю и, под конец рассказа, я спросил фамилию его отца–писателя. На мой вопрос он ответил вопросом: а кого я знаю из осетинских писателей? Первое, что пришло мне в голову, было имя моего старого знакомого Александра Царукаева. После моего ответа он неожиданно произнес
- Александр Царукаев - мой отец.
Следуя своим профессиональным методам, осетин не прекратил проверку и тут же задал новый вопрос:
- А как вы думаете, сколько лет будет моему отцу?
Почти не задумываясь, я ответил
- Около 80 лет, может, года на два больше или меньше…
- Верно, моему отцу 78 лет.
Сомнения в правдивости моих рассказов рассеялись, я же рассказал молодому человеку подробности моего знакомства с его отцом. Три года подряд мы встречались в Доме творчества Союза писателей, который находится в подмосковном Переделкино и вместе проводили по два летних месяца. Юноша успокоился и разоткровенничался, оказывается, их фамилия происходит от армянской фамилии Царукян и предки их по происхождению были армянами. Тогда он признался, что очень хочет побывать в Армении и завести знакомство с представителями рода Царукянов. Я дал ему координаты, по которым он сможет поддерживать со мной связь и сообщить о приезде. Пока что от него я не получал никаких вестей, кто знает, может и приедет. Уже во Владикавказе Царукаев познакомил меня со своим начальником Нодаром Гаглоевым, который с максимальной корректностью провел еще один допрос, и, конечно, не арестовал. С большой вежливостью нас проводили на автовокзал и усадили в автобус, следовавший в Тбилиси, это означало, что то, о чем мы так мечтали все последние 29 дней, наконец сбылось!
Эти 29 дней стали самым весомым источником моих впечатлений за всю жизнь. Не знаю, что они дали моему зятю, не уверен, что что-то полезное. Во всяком случае, в моем присутствии он никогда не возвращался к этим дням. Меня же до сегодняшнего дня продолжает беспокоить судьба тех ребят, да и всей этой чеченской трагедии. Конфликт в Чечне вызван искусственно с целью отмывания денег, торговли оружием и наркотиками. Жертвами этого конфликта становятся тысячи безвинных людей, большинство из которых - люди молодого возраста, еще не успевших создать семьи. Эти молодые люди в потенциале своем могли бы принести огромную пользу не только своему краю, но и всей России, и всему человечеству. Наш лесной командир, который был ровесником моего сына, в моих глазах является эталоном благородства и наивысшей порядочности. Такие люди, как он, должный пополнять генофонд человечества с целью его совершенствования, так же, как сливки облагораживают продукты питания. Ему же пришлось оставить студенческую аудиторию, взяться за оружие и с головой уйти в болото войны, не понимая ее основной цели. Этот парень в любой момент готов положить жизнь не только за Родину, но и за одного человека, если в его страданиях он видит несправедливость. Эта его готовность на самопожертвование позволило ему сотворить чудо нашего спасения, да, наше спасение, после вынесенного смертного приговора, было действительно чудом! Дай Бог этому парню стать отцом сыновей, ему будет, что им рассказать, по какому пути их направить, и конечно, передать им свою бесценную генетику как вклад в общечеловеческий генофонд. Вера этого парня не какая-то из  существующих религий, его вера выше религии, он верит в Бога, как в единственного творца и носителя справедливости.

Под лазурным небом Кавказа
Может жить подлая власть,
Но народ, не может
Быть подлецом!

В справедливости этих слов великого француза я убедился давно, лет 20 назад, но у того же Виктора Гюго есть такие слова «…кругом смерть и кровь. Здесь прошел турок». Кого имел в виду Гюго, кого подразумевал: турецкие власти, или весь турецкий народ? Да простят мне блюстители авторского права, но я, как армянин и как мыслящий человек, из этих двух высказываний одного и того же великого мыслителя могу вывести одну логическую формулу: «Власти могут быть подлыми, но народ не может быть подлецом. Исключением являются турки». Те силы, которые разваливали царскую Россию, те силы, которые стремились ценой воин и революций удержать под своим контролем огромные территории с покорным населением, и использовали присущую туркам, как и подлецам всех категорий, жадность и зависть к чужому добру. Согласно законам логики, исключение подтверждает правило. Этого я не мог не сказать, особенно после чеченского плена и чудесного спасения. Вот уже более 12 лет прошло после этих событий. Не могу сказать, что я ежеминутно, даже ежедневно живу этими воспоминаниями, но смело могу сказать, что эти 29 дней разделили мою жизнь на две части: до и после. Это не только плод доставшихся переживаний на грани жизни и смерти, сколько основа переосмысления цены самой жизни. Окунувшись в чеченский ад и проведя параллели с судьбой армян Карабаха и Нахичевани, я сам себе задал вопрос, который армянский поэт, революционер и романтик Чаренц назвал «вопросом великим и безответным». Должен признаться, что в моем сознании не произошла кардинальная переоценка ценностей. Фундаментальному пересмотру в самых мелочах должно сопутствовать мощное потрясение. Такое потрясение я пережил, но это потрясение не вызвало коренных колебаний моего мировоззрения, и лишь переосмыслив все это, я поднялся на новую ступень познания. Я не считаю, и не считал себя наивным человеком, тем не менее, я, как и многие, был обманут. Пользуясь безнаказанностью организаторов и исполнителей первого и самого большого геноцида ХХ-го века, «сильные мира сего» сегодня на Кавказе творят новый геноцид. На что можно надеяться? Наивно думать, что варвары всего за какую-то сотню лет станут полноценными людьми, а их покровители только перед очередными выборами в органы власти обещают дать «объективную оценку» этому варварству, но, как только оказываются у власти, «забывают» свои обещания, или же начинают игры с манипуляцией слов.
Естественно, после возвращения из Чечни я стал более внимательно следить за средствами массовой информации, освещающих чеченские события. Наследники «империи зла», по-шулерски тасуя факты, стремятся представить происходящее в Чечне привычными штампами: «боевики», «экстремисты». Это вызывает во мне чувство унижения моего собственного достоинства.
Кавказ всегда был предметом соперничества между большими государствами. Еще с VI-го века Кавказ превратился в сцену борьбы Рима и Персии, в VII-ом веке Кавказу пришлось пережить нашествие арабов. В XI-ом веке кавказцы дали отпор вторгнувшимся туркам, после этого набеги турок повторялись регулярно, унося сотни тысяч человеческих жизней и подвергая уничтожению ценнейшие памятники культуры. Только в XVI-ом веке туркам удалось полностью завоевать Кавказ, что очень тяжело отразилось на судьбе всех народов Кавказа. Мятежный, свободолюбивый дух кавказцев восставал против смертоносного турецкого ятагана. Туркам удалось насильно обратить многие народы в мусульманство, но эти народы в глубинных слоях своей духовности сохранили основы христианских ценностей, национальную культуру, традиции и уникальные языки кавказских народов и народностей. От турецкого ига Кавказ был освобожден в результате русско-турецкой войны 1877-1878 годов, и превращен в обширный южный регион Российской империи. При этом туркам все же удалось оставить свой след на Кавказе, заселив восточные районы Южного Кавказа чужеродными тюркскими племенами. Такой ход истории не обеспечил умиротворения обстановки на Кавказе, противоречия усиливались и, с распадом СССР, вылились в кровопролитные войны. Говоря об исторических связях коренных народов Кавказа, можно привести пример, основанный на открытии ученых Х. Старостина, И. Якунова и К. Брауна о языковой и антропологической близости народа Урарту с чеченцами. В языке чеченцев сохранились библейские произношения, например, слова «смерть» и «яблоко» имеют одно и то же звучание. Самоназвание чеченцев, как я уже писал, «нохчи», происходит от имени праотца Ноя, а окончание «чи» на кавказских диалектах означает «человек». Это объяснение принадлежит академику Н.Марру. Этот экскурс в историю я привел в доказательство того факта, что кавказские народы являются этнически родственными народами, что подтверждается в исследованиях народных эпосов и других памятников фольклора и литературы.