Полуночный контакт

                ПОЛУНОЧНЫЙ КОНТАКТ

13 августа 2015

      Я в полуночный час сидела на кухне и винилась пред мамой (мама умерла 13-го декабря 2014-го года), что не додала ей внимания, заботы, нежности. Да, я много делала для мамы, всю жизнь ей помогала, но должна была сделать больше, гораздо больше! И вдруг я почувствовала, что мама здесь, со мной. Я тонко почувствовала её присутствие.
- Мама, прости меня! - сказала я в сердцах.
- Я давно тебя простила, а простила ли ты меня?
- О, мама, конечно, все обиды забыты! – сказала я и вдруг поняла, что мама посылает мне телепатические сообщения, хотя я слышу (или чувствую?) её голос, его тембр, его обертоны.
- Мама, я видела вас с Джеральдом в лесу, в раю, в чудесном месте! – сказала я. Джеральд – мой брат, он ушёл раньше мамы.
- Да, - сказала мама, - мы там были. Вернее, нам показали, где мы должны быть. Мне предлагали там остаться, но Джеральд сильно нагрешил, и его опустили в сумеречную зону. Это условная бездна. У Бога бездны – только условные. Я спустилась туда вслед за Джеральдом. Он в очень тяжёлом состоянии. Я ему помогаю выправиться.
- Да, мама, ты всегда жертвовала собой ради него.
- Я пытаюсь его поднять до более высокого духовного уровня. Это тяжело, но я очень
стараюсь. И я буду с ним рядом, пока его не подниму.
- Мама, ты мне часто снилась в каких-то тяжёлых снах.
- Нет, не беспокойся о нас. Нам здесь не так уж плохо. Здесь спокойно, Бог обнимает нас своим милосердьем. Все мы встретимся в радужных мирах Брахмы!
     Упоминание Брахмы меня насторожило. Хотя мама и увлекалась индуизмом и йогой, в конце жизни она посвятила себя Христу. И я спросила:
- Мама, а что Христос?
- Христос, - ответила мама, и голос её беззвучно шелестел, как из далёкого далека, - не уникальный Мессия. Он один из сынов Божьих, христов так же много, как и будд.
- Мама, а долго ли вам быть в этой сумеречной зоне?
- Пока Джеральд не очистится и не придёт в себя. Сейчас ему очень трудно адаптироваться к миру иному… Спасибо, что ты воскресила меня, отреставрировав мою молодую фотографию!
- Да что ты, мама…
- А я сейчас именно так и выгляжу, как в свои земные двадцать пять лет.
- Мама, мы с тобой встретимся?
       Послышался как будто шорох морских волн и связь прервалась. Я очень испугалась, что не услышу ответа. Но ответ воспоследовал:
- Мы встретимся в светлых уделах благоуханных райских садов, как это формулирует наш с тобой знакомец отец Иоанн Береславский. На самом деле, мы встретимся в мирах более высокого духовного уровня, чем Земля. И ты вплотную подошла к этому уровню.
- Спасибо, мама. Хоть иногда снитесь мне с Джеральдом.
- Это будут тревожные сны.
- Пускай! Я хочу вас видеть. А ещё хочу издать твой итоговый однотомник, но ты мне не даёшь, ты всё время этому сопротивляешься, я же чувствую.
- Что ж, если надо, издавай, я больше мешать не буду. Спокойной ночи.
     И я снова услышала шорох морских волн…

     Я действительно видела маму и брата в чудесном райском месте. Это было то, что мама любила, о чём она мечтала:

                ...и я увидела весенний лес
                в обильной свежей зелени и света
                лучах отвесных.
                В молодой траве
                цветут и ландыши, и первоцветы,
                а над травою бабочки летают.
                По лесу ходят лоси и олени,
                и белки резво скачут по деревьям.
                Течёт река с чистейшею водою
                а вдалеке
                зеркалятся озёра.
                Идёт по лесу мама в длинном платье,
                и волосы распущены привольно,
                она совсем юна, но я не вижу
                её лица. Я вижу тёмный сруб
                из свежих брёвен, на крылечке - Джеральд,
                златые кудри падают на плечи,
                в глазах - речная чистота и детство,
                и чистая открытая улыбка.
                Они встречаются.
                И кот Борис,
                и кошка Куся рядом... В светотени
                весенний лес, и хорошо, и вольно,
                и речка льёт свои святые воды,
                и бабочки так ярки, как признанье
                в любви, и воздух свежестью пропитан
                и некой первозданною свободой.

       Неутешительные слова мамы повергли меня в глубокую печаль. Однако, интуитивно я знала, что всё справедливо. Брат совершил в жизни много тяжких проступков, и ему надо их проработать при свете его пробуждённой высшими силами совести.. Мама слишком благородный человек, чтобы бросить сына в беде. И, как сказано в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», «любящий разделяет судьбу того, кого он любит». Жаль, что контакт с мамой был таким недолгим, но все контакты с ушедшими непродолжительны, знаю по личному опыту. Иные миры закрыты от нас плотной завесой тайны. Утешает то, что голос мамы был совершенно спокойный, как наш пруд в безветренную погоду. Значит, ничего страшного не происходит. Бог вам с помощь, мои родные, я верю, что скоро вы выберетесь к Свету! Лесной домик не исчез, он вас ждёт. И на окошке сидят кот Борис и кошка Куся…

11 августа 2018

        Свершилось! Одиссей вернулся на Итаку! Сегодня мне было телепатически сообщено, что маму и брата взяли в Свет, взяли в Рай! Брат свой счёт оплатил и закрыл. Как долго я ждала этой вести! Приведённый выше разговор с мамой не выходил у меня из головы и лишал меня покоя. Я молила Бога о счастливом уделе для моих родных, а порой, приходя в отчаянье, ругала Его последними словами. Страх сменялся надеждой, надежда – страхом. И вот… Мне кажется – нет, не кажется, я действительно вижу счастливые лица Джеральда и Катерины, счастливые лица с ослепительными улыбками. Моя душа танцует и ликует. Слава тебе, Боже, слава! И ныне, и присно, и во веки веков…

-


Рецензии
Ворон
Как-то в полночь, утомлённый, я забылся, полусонный,
Над таинственным значеньем фолианта одного;
Я дремал, и всё молчало… Что-то тихо прозвучало —
Что-то тихо застучало у порога моего.
Я подумал: «То стучится гость у входа моего —
‎Гость, и больше ничего».

Помню всё, как это было: мрак — декабрь — ненастье выло —
Гас очаг мой — так уныло падал отблеск от него…
Не светало… Что за муки! Не могла мне глубь науки
Дать забвенье о разлуке с девой сердца моего, —
О Леноре, взятой в Небо прочь из дома моего, —
‎Не оставив ничего…

Шелест шёлка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах —
Чуткой, жуткой, странной дрожью проникал меня всего;
И, смиряя страх минутный, я шепнул в тревоге смутной:
«То стучится бесприютный гость у входа моего —
Поздний путник там стучится у порога моего —
‎Гость, и больше ничего».

Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,
Восклицая: «Вы простите — я промедлил оттого,
Что дремал в унылой скуке — и проснулся лишь при стуке,
При неясном, лёгком звуке у порога моего». —
И широко распахнул я дверь жилища моего —
‎Мрак, и больше ничего.

Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая
В ощущеньях, человеку незнакомых до того;
Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,
И единственное слово чуть прорезало его —
Зов: «Ленора…» — Только эхо повторило мне его —
‎Эхо, больше ничего…

И, смущённый непонятно, я лишь шаг ступил обратно —
Снова стук — уже слышнее, чем звучал он до того.
Я промолвил: «Что дрожу я? Ветер ставни рвёт, бушуя, —
Наконец-то разрешу я, в чём здесь скрыто волшебство —
Это ставень, это буря: весь секрет и волшебство —
‎Вихрь, и больше ничего».

Я толкнул окно, и рама поддалась, и плавно, прямо
Вышел статный, древний Ворон — старой сказки божество;
Без поклона, смело, гордо, он прошёл легко и твёрдо, —
Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего
И вверху, на бюст Паллады, у порога моего
‎Сел — и больше ничего.

Оглядев его пытливо, сквозь печаль мою тоскливо
Улыбнулся я, — так важен был и вид его, и взор:
«Ты без рыцарского знака — смотришь рыцарем, однако,
Сын страны, где в царстве Мрака Ночь раскинула шатёр!
Как зовут тебя в том царстве, где стоит Её шатёр?»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

Изумился я сначала: слово ясно прозвучало,
Как удар, — но что за имя «Никогда»? И до сих пор
Был ли смертный в мире целом, в чьём жилище опустелом
Над дверьми, на бюсте белом, словно призрак древних пор,
Сел бы важный, мрачный, хмурый, чёрный Ворон древних пор
‎И назвался «Nevermore»?

Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово,
Точно в нём излил всю душу, вновь замкнул её затвор.
Он сидел легко и статно — и шепнул я еле внятно:
«Завтра утром невозвратно улетит он на простор —
Как друзья — как все надежды, улетит он на простор…»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

Содрогнулся я при этом, поражён таким ответом,
И сказал ему: «Наверно, господин твой с давних пор
Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока
И отчаялся глубоко и, судьбе своей в укор,
Затвердил, как песню скорби, этот горестный укор —
‎Этот возглас: «Nevermore…»

И, вперяя взор пытливый, я с улыбкою тоскливой
Опустился тихо в кресла, дал мечте своей простор
И на бархатные складки я поник, ища разгадки, —
Что сказал он, мрачный, гадкий, гордый Ворон древних пор, —
Что хотел сказать зловещий, хмурый Ворон древних пор
‎Этим скорбным: «Nevermore…»

Я сидел, объятый думой, неподвижный и угрюмый,
И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор;
Мысль одна сменялась новой, — в креслах замер я суровый,
А на бархат их лиловый лампа свет лила в упор, —
Ах, на бархат их лиловый, озарённый так в упор,
‎Ей не сесть уж — nevermore!

Чу!.. провеяли незримо, словно крылья серафима —
Звон кадила — благовонья — шелест ног о мой ковёр:
«Это Небо за моленья шлёт мне чашу исцеленья,
Благо мира и забвенья мне даруя с этих пор!
Дай! — я выпью, и Ленору позабуду с этих пор!»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Адский дух иль тварь земная, — произнёс я, замирая, —
Ты — пророк. И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор
Занесли тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый,
В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, —
Говори: пройдёт ли рана, что нанёс его топор?»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Адский дух иль тварь земная, — повторил я, замирая, —
Ты — пророк. Во имя Неба, — говори: превыше гор,
Там, где Рай наш легендарный, — там найду ль я, благодарный,
Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, —
Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Если так, то вон, Нечистый! В царство Ночи вновь умчись ты» —
Гневно крикнул я, вставая: «Этот чёрный твой убор
Для меня в моей кручине стал эмблемой лжи отныне, —
Дай мне снова быть в пустыне! Прочь! Верни душе простор!
Не терзай, не рви мне сердца, прочь, умчися на простор!»
‎Каркнул Ворон: «Nevermore».

И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный чёрный Ворон,
Над дверьми, на белом бюсте, — так сидит он до сих пор,
Злыми взорами блистая, — верно, так глядит, мечтая,
Демон, — тень его густая грузно пала на ковёр —
И душе из этой тени, что ложится на ковёр,
‎Не подняться — nevermore!

В.Е.Жаботинский По Ворон

Тауберт Альбертович Ортабаев   25.04.2019 23:20     Заявить о нарушении
Да, я знаю это стихотворение Эдгара По. Но слово "никогда" мне очень не нравится. Я верю в посмертное существование, в котором мы обретаем наших ушедших близких и любимых. А иначе всё не имеет смысла, я же без смысла жить не могу.

Элла Крылова   26.04.2019 11:13   Заявить о нарушении
если сейчас читать переводы классиков там можно сойти с ума настолько неаккуратно настолько неграмотно даже смысла некоторые из них не могут передать они которые могут но не всегда

Тауберт Альбертович Ортабаев   27.12.2019 21:17   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.