Папочка, пока!

В больничной палате было душно, а за окном первый снег валил крупными хлопьями, покрывая ещё тёплую землю. Два больших жёлтых яблока висели на ветке, на которой уже не осталось ни одного листочка. А тут папа – с огромной головой, длинным тонким телом, но сильный, могучий, не желающий укрываться. Увидев нас с сестрой, он приподнялся и замахал маме рукой, чтобы она вышла. Вот уже год, как ему поставили страшный диагноз, но его это только подстегнуло к более упорному научному поиску, массе встреч с коллегами и учениками. Нам, родным, часто отказывали по причине плотного рабочего графика. Пока он мог думать и передвигаться, он работал и оппонировал диссертации.

Отец всю жизнь занимался неравновесной термодинамикой, возглавлял закрытые советы, но в последнее время со своим любимым учеником ушёл в новую сферу – эволюцию звёзд. Наши вздохи и жалостливые взгляды ему были совсем не нужны, поэтому и встречи были крайне редки.

Через год его положили в больницу, сделали необходимые манипуляции, и состояние было плохим, но стабильным. Встречаться с научными работниками он уже не мог, принимал ухаживание только мамы. Он терпел боль и молчал. Единственное, что я придумала, – писать ему юмористические рассказы, которые, по маминым отзывам, вызывали у него улыбку. Нас с сестрой он не принимал.

А тут что-то произошло. Мама сказала, что рассудок его оставляет, и он захотел нас увидеть. Нет, он не был в обиде на нас, он очень, очень сильно любил своих дочурок, просто мы, по его мнению, стали бы рыдать, смотря на него, что совершенно не хотелось сильному, здоровому, наполненному идеями мужчине.
 
Войдя в палату, мы с Иринкой просто его не узнали. Он был возбуждён, говорил, говорил без умолку, как ребёнок.

– Ира, дай мне пить, – болтая языком во рту, прошептал папа. – Смотри на мои губы и следи, что мне хочется.

Иринка, моя старшая сестра, детский врач, страдающая до этого дня от своей бесполезности, дала ему попить из детского поильничка. Мама, уходя из палаты, строго-настрого запретила нам давать ему воду, а он всё просил и просил. Иринка постоянно смазывала его губы помадой, сбрызгивала струёй «Аквамариса», а он повторял:
– Какая вкусненькая водичка, как брызги шампанского!
Несмотря на свою худобу, папа был очень красив. Его тело было правильной формы: широкие плечи, длинные выразительные пальцы, горящий, умный взгляд, устремлённый куда-то ввысь. Перед входом в палату мы с Иринкой решительно договорились не реветь, так как это совершенно не нужно никому в такие минуты. Ириша сидела у изголовья, а я массировала его стопы.
 
– Ира, что ты делаешь? – спросил папа, потерявший её из виду. 
– Я мою руки, – ответила сестра.
– Правильно, мой. А можно сильнее? – шептал папа.
– Что сильнее?
– Сильнее мой. Я слышу шум моря. Это удовольствие, это счастье, – шептали его губы.

Иришка поняла его просьбу и повернула кран, усиливая шум воды.
 
– А какое море, пап? Средиземное? Красное?
– Нет, Чёрное море. Водопады Кавказских гор.

Тут я поняла, почему он болтал быстро-быстро языком во рту. Это напоминало ему звук струящейся воды.

– Ира, я хочу глаза в глаза, где мой носик? 
Иринка помогла его руке найти носик.
 
– Вот, папочка, мой носик, а это твой носик, они рядом, они хорошие. Мы очень любим твой носик.

– Какое расстояние от моего до твоего носика? – шептал возбуждённый, но любопытный папа.

– Сантиметров тридцать, наверное.

– Девочки, слушай мою команду! Положите меня точно в горизонталь, чтобы голова и ноги были на одном уровне.

Мы убрали подушки, подложили одеяла, горизонталь почти получилась.
 
– Не тормозите, делайте, что я говорю! Откройте окна, я хочу сквозняк. Шире, шире, я сказал!

Мы знали, что мама никогда бы это не сделала, но он настаивал. Укрыв его всеми одеялами, мы подарили ему это счастье. Крупные хлопья, увлекаемые ветром, полетели на его постель. С блаженным лицом всей грудью он вдыхал чистый холодный воздух.

– Девочки, пойте!

Мы с Иринкой, не сговариваясь, затянули нашу любимую «Есть на свете цветок алый-алый, яркий, пламенный, словно заря. Самый сказочный и небывалый, он мечтою зовётся не зря…» – Громче, громче! Сильнее, сильнее!

Когда песня закончилась, он возбуждённо продолжал:

– Так, не молчите, говорите что-нибудь. Даша, давай читай свои рассказы.
Иринка давала ему пить, а я читала, читала, читала.

– Так, всё, хватит. Задавайте мне вопросы. Скорее, скорее!

– Какие? – спросила Ира.

– Любые. Скорее! – торопил его шёпот.

– Как воспитать сына настоящим мужчиной?

– Это прекрасно знает его отец, слушай его.

– Кем стать Настюшке, нашей выпускнице? – продолжала я.

После небольшой паузы он отчётливо произнёс:

– Изобретателем! Ещё вопросы!

– А мне писать, писать рассказы? – робко спросила я.
 
– Обязательно писать, творить, – шептал он.

– А ещё рожать? – спросила я, мама четверых детей.

– Что за глупости, конечно! Рожай, сколько сможешь! – кричал шёпотом папа.
Больше никакие вопросы не лезли нам в голову.

– А теперь сбросьте меня на пол. Что я говорю, быстрее, быстрее! Я сильный, здоровый мужчина! Думайте сейчас не о себе, а обо мне!

Он настолько настаивал, что мы осторожно подняли его худенькое тело и опустили на пол. 

– Это кайф! – прошептал папа. – А теперь вверх, обратно!

Так мы опускали и поднимали его несколько раз.

Мы нежно гладили его тело: голову, грудь, его умную голову. Убаюкивали и успокаивали как маленького ребёнка. Он закрывал глаза и блаженно говорил:
 
– Ещё, ещё, сильнее, сильнее! Слушай мою команду!
 
Его творческий ум придумывал всё новые и новые задачи для милых его сердцу сиделок. Так пролетели пять часов, пока нас не сменила мама, которая немного поспала за эти несколько дней. 

– Папочка, пока! – почти хором сказали мы. – Завтра приедем ещё!

Снег так и продолжал валить крупными хлопьями, слепляя наши ресницы. Когда мы ехали домой, странное чувство усталости, радости и удовлетворения разлилось по моему телу. 

Утром папы не стало. Он не боялся ни смерти, ни боли, он верил, что будет жить и творить дальше… 

Первый снег полностью покрыл ещё тёплую землю и сверкал разноцветными огоньками в
лучах восходящего солнца.