Рождество

Отрывок из воспоминаний А. И. Шумилина
Декабрь 1942 года

Утром, когда рассвело, я залез в одинокий окоп и стал осматривать в стереотрубу оборону немцев. Случайно в перекрестие оптики попал немецкий блиндаж. Около блиндажа мелькнуло что-то зелёное. Я присмотрелся, в снегу около блиндажа торчала зелёная ёлка. Сначала я подумал, что это артиллерийская веха: такие ориентиры в виде очищенных от веток стволов с оставленой на макушке нетронутой зелёной хвоей. Длинный голый ствол, а на конце вроде как помело. Их можно было видеть с далёкого расстояния. А тут около блиндажа стояла обыкновенная зелёная ёлка. Когда я повнимательнее вгляделся в неё, у меня невольно вырвался смех. Ёлка была наряжена. На ней висели фонарики, флажки, блестящие шары и торчали свечи.
— Иди посмотри! — крикнул я Самохину. — Немцы ёлку нарядили. В ночь под Рождество бенгальские огни и свечи зажгут. У них это главный семейный праздник. Вайнахтен! Так, кажется,  его называют.
Теперь было ясно. Немцы готовятся к празднику Рождества Христова.
— Осталось немного! Подождём несколько дней. А на праздничек мы им всыплем тройную порцию. Только патронов побольше нужно запасти. Представляешь Самохин! Немцы в эту ночь достают семейные фотографии, смотрят на них и воображают, что они вместе со своими родными. Их фрау и киндер тоже на фотографии глядят, мысленно общаются между собою. У ёлки будут веселиться. Видит бог, Самохин, под ёлочкой они и получат тройную порцию свинца! Это будет настоящий удар! В Рождество они разомлеют, распустят нюни. От воспоминаний и чувств слёзы выступят у них на глазах. В этот момент мы им и врежем. Ты иди, взгляни Самохин, как они старательно к смерти готовятся!
- Одного мы не знаем, когда оно начнется. Надо позвонить Малечкину, пусть узнает в дивизии. А ты знаешь Самохин, какое сегодня число?
— Нет, оно мне вроде ни к чему
— Вот так Самохин! Они со свечами пойдут вокруг ёлки, на саночках с горки будут кататься, выдут на дорогу свежим воздухом подышать, а мы их из четырех «Максимов». Видишь, как бывает! Стоишь в обороне, кругом вроде всё тихо, делать нечего, нигде ничего не видать. А посмотрел в стереотрубу — тут у них ёлочка, тут у них с горки катание. Из пулемётов до Рождества не стрелять! Это мой категорический приказ! Понял? Передай всем: никакой стрельбы!  Они у нас теперь на прицеле. Пусть поживут до праздника. Жить им осталось пару дней, не более. Я сегодня же иду к Малечкину, буду просить снарядов. Пусть хоть по десятку на орудие дадут. Ударим сразу!
Я ушел в землянку звонить по телефону. Самохин остался в окопе, он продолжал наблюдать в стереотрубу. Ночью я уехал со старшиной в батальон. Разговаривал с Малечкиным. Майор обещал добиться в дивизии разрешения истратить два десятка снарядов. Я передал ему схему обороны немцев с указанием целей, привязанных к координатам карты. Малечкин выложил её перед начальником штаба дивизии. Начальство дивизии пошло нам навстречу. Артиллеристы получили указание дивизии отработать цели указанные по схеме.
2

Они уточнили пристрелку и в ночь с 24 на 25 декабря были готовы по нашему сигналу ударить по немцам. Сигнал начала обстрела — две красные ракеты. Теперь оставалось только ждать. Малечкин приехал из дивизии, скинул валяные сапоги, залез на нары и сказал:
 — Начальник штаба нас похвалил. Это хорошо, что пулемётчики придумали.

На следующий день я вернулся в роту. До немецкого Рождества оставалось два дня. Мы приказали пулемётчикам два дня отдыхать и как следует выспаться.
Утро 24-ого было хмурое и ветреное. Днём мы с Самохиным вели наблюдение, вечером подняли на ноги всех людей и объявили боевую готовность. Солдаты заняли свои места.
Стрелков тоже вывели на огневые позиции. Стрелкам приказали выпустить по немцам две обоймы патрон.
— А куда стрелят, если не видно ночью ни матушки, ни цели?
— Стрелять будете над самой землёй. Положи винтовку на бруствер и можешь не целиться. Сигнал открыть огонь — две красные ракеты.
Ракетница торчит у меня за поясным ремнём. Солдаты сидят в окопах, посматривают в мою сторону.
 Точно не могу сказать, в котором часу немцы и фины вдруг зашевелились. Они, видно, в ночь под Рождество решили устроить фейерверк и шествие со свечами. Мы этого не ожидали. Они открыли беспорядочную стрельбу. Пальба была в небо в основном трассирующими. От этой стрельбы ночное небо озарилось голубыми прочерками пуль. Тёмное пространство над передовой вдруг озарилось осветительными ракетами. По телефону из полка тут же раздался звонок.
— Что там у немца случилось? Немец пошел в атаку?
Потом на проводе появился голос Малечкина.
— Почему пулеметы молчат? Почему не начинаете?
— Сейчас начинём, немцы сидят на месте!
Я хотел подождать. Хотел, чтобы побольше немцев и финов высыпало наружу. Бить, так бить! Чего стрелять в пустую.
 — Самохин посмотри! Они на ёлке свечи зажгли?
Ночная мгла сверкала от летящих пуль и осветительных ракет. Нити трассирующих извивались в воздухе. Я поднял над головой ракетницу и медленно, как бы целясь, потянул на себя спусковую скобу. Первая красная ракета глухо хлопнула над головой и взлетела. Она заставила многих вздрогнуть и взять на изготовку оружие, пулемёты и пушки.
Я ясно представил себе, как все сейчас ждут второго сигнала. Перезарядив бумажный патрон, я рывком дёрнул за спуск и вторая сигнальная ракета полыхнула красным огнём.
И в тот же миг застучали пулемёты, затрещали винтовочные выстрелы, из-за леса рванули пушки.

3

Немцы и фины под свою трескотню, которую они открыли, вначале не поняли, что их режут осколки и бьют свинцовые пули. А когда ещё раз грохнули наши батареи и снаряды с воем запели у них над головой, было уже поздно размышлять, им уже некуда было деваться.
На КП дивизии, узнав что немцы открыли стрельбу опередив нас на полчаса, решили, что они перешли в атаку. Пока звонили, выясняли.
Время шло! Дали команду двум реактивный установкам дать залп по высотам. Реактивные снаряды, проревев над головой, ударили по господствующей высоте. Вот это был фейерверк! Горящие снопы термитных снарядов вскинулись вверх и закрыли собой вершины высот. Стрельба со стороны немцев мгновенно прекратилась. Утром, просматривая в стереотрубу полосу обороны немцев, я увидел пустые поля, бугры и дороги. Здесь уже не катались легко одетые лыжники и любители быстрой езды на саночках. Все попрятались в землянки и блиндажи. Отстрелявшись на Рождество, мы прекратили стрельбу. Пулемётные стволы были сильно изношены. А новых запасных было мало, мы их берегли. Стрельба на передовой постепенно утихла. Кое- где промелькнёт над снегом немецкая стальная каска. Промелькнет и скроется, как проворная полевая мышь. Ни одного выстрела с той и другой стороны. Я ушёл с передовой оставив всё и трубу на Самохина.