Анастасия

       Трудно сказать почему Анастасии в начале двухтысячных дозволили поселиться на Секирке, то ли послушание ей такое дали, то ли умолила батюшку или самого митрополита. Ровно год, от осени до осени, прожила она здесь длинную северную зиму и короткое белое лето. Исправно каждый день по лесной дороге добиралась до монастыря, где молилась спокойно, без исступления. Потом в посёлке заходила в местный магазин, где покупала ровно столько, сколько птица в клюве могла унести, и возвращалась в крошечную постройку при Свято-Вознесенском Храме, в котором в ту пору богослужения проходили только в престольные праздники.

Худая, невысокого роста, узколицая и белокожая, в длинной юбке и светлом платке - она ничем не выделялась среди паломниц, которых уже и тогда на Соловках было предостаточно. Однако между ними и Анастасией, никто не замечал какого-либо сближения и даже, когда работали на небольшом картофельном поле, расположенном справа от дороги к Храму, держались поодаль друг от друга.

   Анастасии казалось, что многие, приехавшие на остров за молитвенной помощью женщины, будто бы напоказ бьют поклоны, излишне придирчивы к приезжим и особенно экскурсантам. Паломницы, в свою очередь, сходились во мнении, что Анастасия слишком суха и ничем не выказывает молитвенного рвения, под благословение идёт без должного трепета и поглядывали на неё искоса.  Один случай и вовсе на час-другой развёл их.
 
Как известно, купание в Святом озере рядом с монастырём не благословляется. Однако экскурсанты и экскурсантки, эдакое бесовское отродье, то ли по незнанию, то ли от жары и усталости, едва сойдя с дороги, что от Секирки, бросались к воде. Нет, не нагишом, в купальниках. Но какой же это соблазн для монахов, тьфу, срамота. Вот и задумали паломницы отучить купальщиков от этой гнусности. Набили бутылок, затолкали их в мелкую заводь, что средь зарослей прибрежных трав тёплым песочком вдавалась в озеро и, спрятавшись за кустами, стали наблюдать.
 Однако экскурсанты задерживались. Вместо них вышла из леса Анастасия. Привычным широким шагом дошла до озера, расшнуровала кроссовки и уже готовилась к тому, чтобы босиком зайти в воду и ополоснуть разгорячённое лицо, как вдруг заметила блеснувших в воде стайки окуньков. Скинув обувь, прошла по траве, вступила на влажный песок и ахнула. Перед ней остриями вверх торчали битые бутылки. Вытаскивая их из вязкого дна, поранила руки, и кровь, растворяясь в воде, размытым узором поплыла по озеру. Сложила осколки в матерчатую сумку, сняла с головы платок и, перевязав им ту руку, где кровь вытекала струйкой, медленно пошла к воротам монастыря.

 На службу без платка на голове зайти не посмела. Смиренно стояла на паперти. Проходившие паломницы зыркали в её сторону. Лишь несколько сочувственных взглядов задержались на её руке. По окончании службы Анастасия не зашла как обычно в магазин, а отправилась в больницу. Но по дороге подумала, что приём, наверно, закончился и, повернула в сторону к дому.

    В это же время от ворот монастыря на Секирную гору по расписанию отправлялся списанный с материка автобус с паломницами.  Набившись в ПАЗИК, бывший когда-то  бело-голубым, женщины изнывали от жары, ожидая водителя. Вот он прошествовал к кабине, включил зажигание, раз, другой, третий.  Увы, автобус даже не чихнул в ответ. “Свечи, - подумал водитель, - свечи” и, обратившись к исстрадавшимся женщинам, подтвердил: “Поездка отменяется. Свечи” …

     Покорно, вслед бодро шагающей Анастасии, пошли по дороге. Кто-то напевал что-то церковное, кто-то молча молился. Сначала держались кучкой, потом растянулись так, что передние, оглядываясь назад, за поворотом не видели последних. Выступал пот, комары липли к лицу, оголённым рукам… Дышали с натугой.  После подъёма в гору, слушая стук в голове и сердце, в изнеможении садились на что придётся: на траву, камень, пень… Некоторые добрели до скамейки около храма.

Когда же из постройки  с ведром воды и кружкой вышла Анастасия,встали и, расправляя ноги, потащились к ней. Не глядя на её руку, перевязанную платком со следами крови, подставляли сложенные черпаком ладони и медленными глотками втягивали в себя воду.