Судьба и небо. Апрель 1943 г. Краснодар

********************** Отрывок из художественно-документального романа *****
2 апреля  1943 года. 

     В этот день  16-й гвардейский истребительный авиаполк наконец-то всем составом в 32 экипажа вылетел на фронт. «Аэрокобра» Покрышкина резво набирала высоту, и покрытая свежей зеленой листвой земля постепенно тонула в голубой дымке.  Позади остались полгода тыловой жизни, полные напряженной учебы, надежд, переживаний и, как это ни странно получилось, любви. Отправляясь в тыл, Александр никак не мог предположить, что ему принесут эти несколько месяцев, в какую бездну отчаяния они его забросят поначалу, и на какую вершину счастья вознесут потом. Они лишили его заслуженной в тяжелых боях звезды Героя, но зато подарили ему Марию, которая уже согласилась составить ему счастье и стала его женой. Если вообще можно было рассуждать на эту тему, то они ему дали гораздо больше, чем забрали. А награды, в том числе самые высокие, никуда от него не денутся. Справедливость, так или иначе, восторжествует.  Он в отличной форме и уверен в себе.   Война только разгорается, для немцев наступают все более тяжелые времена. Период крупных удач и побед на Востоке для вермахта закончился. И лучшим подтверждением тому являются нынешние события на Кубани.

     После катастрофы под Сталинградом немцы  потерпели немало новых поражений, им пришлось оставить Кубань, и только на Таманском полуострове еще остались фашистские войска, которые уцепились за этот клочок русской земли. Прижатые со всех сторон к морю, наземные войска противника отчаянно сопротивляются, а ударная группировка Люфтваффе на основе  4-го воздушного флота изо всех сил старается закрыть небо для советских штурмовиков и бомбардировщиков. Необходимо  расчистить его для нашей бомбардировочной авиации, потому и отправляется 16-й гвардейский полк в Краснодар, на помощь нашей группировке  на  основе  4-й и 5-й воздушных армий с поддержкой авиации дальнего действия и  ВВС  Черноморского флота. В числе полков, которые уже вовсю дерутся с лучшими «экспертами» Геринга, и вооруженный «аэрокобрами» 45-й гвардейский полк под командованием подполковника Дзусова. Уже отличились в боях его знаменитые асы -  Борис и Дмитрий Глинка, Михаил Петров, Иван Бабак, Николай Лавицкий, Николай Кудря. Первые боевые столкновения с «аэрокобрами»  произвели на немцев ошеломляющее впечатление. Там, где появлялись «кобры», немедленно происходил решающий перелом, а ведь им противостояли не обычные летчики, а элитные  эскадры: JG-3 «Удет», JG-51 «Мельдерс» и имеющая лишь номер, но оттого не менее знаменитая истребительная  эскадра JG-52. Вражеская группировка почти вдвое превышает по численности нашу, и среди немецких летчиков-истребителей на Кубани отчаянно дерутся такие прославленные асы, как Храбак, Ралль, Баркхорн, Крупински и Визе.  Это исключительно опасные противники. Но гвардейцы не боятся никого и ничего.  В бою, который провел со своей группой  комэск Петров 22 марта 1943 года, восьмерка «кобр» в схватке с превосходящей  втрое группой немецких «экспертов» сбила тринадцать «мессеров», потеряв троих летчиков, двое из которых – Кудряшов и Шматко - совершили самоубийственные тараны. Ошеломленные мастерством и яростью противника,  немцы почему-то решили тогда,  что на Р-39 летали канадские летчики: «Ни одного канадца не выпускать живым!» - прозвучало по радио. Канадцы участвовали в боях над Ла-Маншем и летали именно на «аэрокобрах». Но очень скоро немецкая разведка уже знала точно, что никаких канадцев на Кубани нет, это русские летчики великолепно освоили американскую боевую машину.  Недооцененная англичанами «аэрокобра» стала одним из самых опасных для них истребителей советских ВВС. И вот теперь на укрепление советской группировки отправляется второй вооруженный этими самолетами полк, в составе которого летит и эскадрилья Покрышкина. Скоро, очень скоро враг почувствует на своей шкуре  всю сокрушительную мощь и ярость его «соколиных ударов».
                **
Полк вылетал в Краснодар поэскадрильно. Эскадрильи капитанов Покрышкина и Тетерина приземлились вовремя, а вот Крюковская и Фаддеевская куда-то подевались. Когда прошли уже все сроки, и стало ясно, что их можно не ждать, летчики всей гурьбой пошли в казармы. Самолеты остались тесниться на узком клочке бетонированной полосы, потому что чернозем весь пропитался водой, и взлететь с него было бы практически невозможно. Александр же пошел на КП, надеясь застать там командира полка, но встретил Погребного. Ему и доложил о прибытии своей эскадрильи. Комиссар выглядел озабоченным, рассеянно выслушал Покрышкина, кивнул и сказал:

- Тут такое скопление полков, а аэродромы раскисли.
- Да, товарищ комиссар, если немцы ударят по аэродрому, то таких дров наломают! Надо нам выбираться отсюда.
- А некуда выбираться, Покрышкин! Все раскисло кругом. Еще счастье, что здесь есть бетонированная полоса. Отсюда мы сможем работать, пока не будет готов аэродром  в станице Поповическая, который назначен нашему полку.

В этот момент к КП подошел Исаев. Комэск обернулся к нему.

- Товарищ командир полка, вверенная мне эскадрилья прибыла без происшествий. Все в порядке.
- Порядок, говоришь? – криво усмехнулся Исаев. – Какой порядок, если твой дружок Фаддеев сел неизвестно где?  И Крюков, между прочим,  тоже. Штурман полка называется!  Гвардейцы, мать их!

Слышать такие слова о боевых товарищах Александру было очень неприятно.

- Мне все ясно, товарищ командир, - внешне совершенно спокойно сказал он.
- Что тебе ясно?
- Они приняли весенний разлив Кубани за Азовский залив, взяли вправо и проскочили Краснодар.
- Детский сад! – воскликнул Исаев. – Ну, я им всыплю обоим. Вся эта распущенность от Иванова осталась!

Услышав очередную шпильку в адрес Иванова, Покрышкин не выдержал:

- А может, командир полка должен был вести весь полк сразу, а не поручать это командирам эскадрилий? Тогда все бы одновременно пришли в назначенный пункт.
Исаев покраснел.
- Слушай, Покрышкин, ты все никак не можешь избавиться от привычки указывать начальству. Мало тебе в прошлом году досталось?   – запальчиво сказал он и нырнул в люк землянки КП.

Когда Покрышкин с Погребным шли вместе к казармам, комиссар задумчиво произнес:

- Cаша, опять ты на рожон лезешь! Ты как будто специально Исаева злишь. Ну, неужели нельзя иногда просто промолчать? Сам же страдаешь от своего языка.
- Я, товарищ комиссар, не выношу, когда он начинает плохо говорить об Иванове. Это был настоящий командир.
- Я ведь тебе уже объяснял: ты никогда не пожалеешь о том, чего ты не говорил. А вот о том, что ты сказал, ты можешь пожалеть очень крепко.
- Ну да! Молчалины блаженствуют на свете, - процитировал Покрышкин «Горе от ума».
- Конечно, - кивнул комиссар. – Так было и будет всегда, а не только во времена Грибоедова. А ты хочешь быть Чацким? Ну, и кончишь, как он. В сумасшедшем  доме.
- Не по мне это все, товарищ комиссар. Молчать,  кривить душой, приспосабливаться. Я потому и люблю боевую работу, что она этого не требует.
- Я тебя понимаю, Саша, но как старший товарищ хочу еще раз предостеречь. Будь осторожнее, обдумывай свои слова. И если сомневаешься, то лучше промолчи. Я тебе добра желаю.
- Спасибо, Михаил Акимович.

Они уже подходили к казармам, и литературная беседа закончилась сама собой.  Казармы для летного состава представляли собой довольно просторные продолговатые бараки, в которых стояли койки в два яруса. Весь первый этаж уже был занят, и эскадрилье Покрышкина пришлось занимать второй. Искрин похлопал рукой по набитому соломой матрацу.

- Да, командир, - обратился он к комэску, - на такого скакуна еще не каждый заберется!   
- Для такого джигита, как ты, Коля, это должно быть парой пустяков! – засмеялся Покрышкин.
- А вот Фаддеева эти дощечки нипочем не выдержат, - вставил, как всегда, в разговор свое слово Андрей Труд. - Честное  благородное слово!
- А если и выдержат, то длины этой шконки ему уж точно не хватит, - добавил Искрин.

Что правда, то правда. Этому гиганту всегда не хватало места. Ну, да он привычный.  Внимание Покрышкина вновь привлек комиссар Погребной, который не спеша прохаживался по длинному коридору с начальником БАО. Оставив друзей, Александр подошел к комиссару.

- А, Покрышкин, - улыбнулся ему Погребной, - ну как, устроились? 
- Нормально, товарищ комиссар, спасибо. Разрешите в город съездить.
- А зачем тебе?
- Подстричься, побриться.
-Слыхал? – обратился Погребной к начальнику БАО. – Война, не война, а наши летчики всегда заботятся о своем внешнем виде и  прическе…   
- И правильно делают! – отозвался начальник БАО. – Пусть твои орлы едут в город, а я им свой «газик» дам.
- Спасибо, товарищ майор!- поблагодарил Александр.
- Поезжай, Покрышкин, - разрешил Погребной. – И раз уж тебе дают «газик», бери с собой попутчиков. Не ты один оброс, как дикобраз.
- Есть, товарищ комиссар!

В итоге в Краснодар на «газике» майора отправилась довольно большая компания летчиков, среди которых были, конечно, и Труд с Искриным. В машине все весело галдели, Андрей рассказывал какие-то смешные анекдоты, но Александр его не слушал, а задумчиво глядел в окно. В последний раз он был в Краснодаре до войны. Тогда это был чудесный, утопающий в пышной зелени  город, по оживленным улицам которого гуляли красивые девушки. Прямо вдоль дорог росли вишни, сливы и алыча. Город был полон  жизни, солнца и радости, и сам он там был  другим человеком. И вот сейчас ему снова доведется побывать в любимом  Краснодаре, пройтись по знакомым улицам. Что он сейчас увидит? Что осталось от того счастливого, красивого и беззаботного довоенного города? Когда машина въехала в Краснодар,  худшие предположения  Покрышкина оправдались: город был почти полностью разрушен. На месте  домов остались в основном руины или пустые коробки без крыш и с обугленными отверстиями окон. Опаленные почерневшие деревья, которым уже никогда не плодоносить, довершали удручающее впечатление. Летчики вышли из машины и шли по улицам прекрасного некогда города, обезображенного и  убитого войной.

- Вот здесь был кинотеатр, - печально показал Покрышкин друзьям на груду развалин. – А вот там, через два квартала, находился Дом офицеров. 

Летчики вздохнули, их веселое настроение мигом улетучилось, когда они увидели, каким стал Краснодар, и как это тяжело видеть командиру.

- А вот в этом доме я прожил почти три года, - сказал Александр, остановившись перед почерневшей коробкой большого стоквартирного дома. Ему показалось, что он стоит у могилы старого друга. Три счастливых года прошли здесь. Мог ли он предположить тогда такое?  Андрей Труд положил ему руку на плечо.

- Не расстраивайся, командир! Выгоним фашистов, и заново отстроим все наши города. Будет и Краснодар еще краше прежнего. Давай лучше все-таки найдем парикмахерскую.
- Мы как раз и идем туда. Не знаю вот только, уцелела она, или тоже придем к развалинам.

Здание парикмахерской чудом уцелело, и даже работал  в нем тот же мастер, который стриг Покрышкина до войны.  Мастер работал здесь один, и к нему была длинная очередь. Прав Погребной: война войной, а людям все так же надо стричься, бриться, следить за собой. Когда дошла очередь до Александра, он в ответ на приглашение молча сел в кресло и внимательно посмотрел парикмахеру в лицо. Узнает ли он своего постоянного довоенного клиента? Нет, похоже, не узнает.

- А вы так и оставались в Краснодаре во время оккупации или эвакуировались?- решил он задать наводящий вопрос.
- Здесь был, - машинально ответил мастер, затачивая опасную бритву о кожаный ремень, затем внимательно посмотрел в лицо Покрышкину.
- Постойте-ка! Да ведь мы же знакомы с Вами. Александр, если  не ошибаюсь?
- Верно, - улыбнулся Покрышкин.
- Как я рад Вас видеть живым и невредимым, молодой человек. Возмужали, окрепли, боевые ордена на груди!  Вы один пришли?
- Нет, я с товарищами.

Парикмахер так растрогался, что даже прослезился. Это не помешало ему, впрочем, приняться за работу.

- Как же Вам тут жилось во время оккупации? – спросил его комэск.
- Это было ужасно. Гитлеровцы – это просто звери, а не люди! Расправлялись с мирными людьми, не щадили никого. Всех оставшихся в городе евреев расстреляли в первые же три дня. А потом тоже – расстрелы, виселицы. Я вспоминаю это все, как ужасный сон. Ваш аэроклуб они взорвали.
- Знаю, - сдвинул брови капитан, - мы еще с ними поквитаемся сполна за все. И за аэроклуб тоже. Кровью умоются.
- Не сомневаюсь, - мастер немного отклонился и внимательно посмотрел в лицо Покрышкину. – Вы все-таки очень сильно изменились. Поэтому я Вас сразу и не узнал. Вы изменились внутренне, и это отразилось на вашей внешности. Вы стали очень жестким и суровым, у Вас изменился взгляд и интонации. Это война. Она меняет людей необратимо. То, как Вы спокойно и буднично произнесли эти слова, даже немного пугает.

Парикмахер вздохнул и снова принялся на работу.
                ***