Александр Геращенко портрет в обрамлении

АЛЕКСАНДР ГЕРАЩЕНКО: ПОРТРЕТ В ОБРАМЛЕНИИ

Творить добро, однако стяжать впоследствии дурную славу – есть нечто в этом царственно-величественное, парадоксально заключил в свое время мудрец Антисфен. Жизнь порой оказывается еще более антиномична: казаться в глазах окружающих «идеальным спутником жизни» и «образцом мужчины» [1] и при этом быть хладнокровным убийцей – вот, пожалуй, предел «величия» земных негодяев.

Соликамский маньяк А.В. Геращенко представляется более чем странным даже на фоне своих наиболее одиозных «коллег по цеху». Из вереницы серийных убийц его выделяет довольно причудливая с точки зрения обывательской логики мотивация. Пермские сыщики прозвали Геращенко «коллекционером»: бывший морпех и действующий прапорщик МЧС в период с 1998 по 2005 гг. совершил серию вооруженных налетов на режимные объекты. Подоплека подобного рода нападений, казалось бы, более-менее ясна – завладеть табельным оружием с целью подготовки к более серьезному преступлению. Однако подлинным стимулом смертоносных похождений Геращенко были отнюдь не внешние, а внутренние факторы. Побудителем хитроумных вылазок прошедшего специальную подготовку военнослужащего в действительности являлась иррациональная тяга к огнестрельному оружию [2].

После задержания мономан признавался, что только обладание оружием гарантировало ему чувство защищенности.

«Я понимал, что если я буду им [оружием] владеть, — я буду защищен» [1].

Средство в случае «соликамского стрелка», таким образом, полностью подменило собой цель: «скупой рыцарь» с обаятельной физиономией еще одного печально известного «хорошего парня» Теда Банди оборудовал для своих фетишей специальные схроны-«киновии» в лесу и на чердаке заброшенного завода. Геращенко много времени проводил за чисткой и разборкой экспонатов своей коллекции. Тщательно смазывая револьверы, он, по всей видимости, таким способом пытался умилостивить этих кровавых «божков». Мировосприятие Геращенко, таким образом, концентрировалось вокруг патологической жажды владения смертоносными металлическими трубками, плюющимися огнем.

Однако «культовое сооружение», оборудованное в архивном помещении покинутого завода, вопреки тенденции не пережило своего единоличного алтарника-киновита. После пожара в здании заводского архива оперативники наткнулись на оскверненный «символ веры стрелка». На пепелище был найден тайник с АК-74, весь в ошметках обгорелой резины. Эта примечательная деталь (Геращенко на память о службе прихватил с собой резиновый рюкзак водолаза), а так же элементы пожарного снаряжения, обнаруженные в том же схроне, навели пермских сыщиков на след предполагаемого стрелка.

Экспертиза признала Геращенко полностью вменяемым. Однако до сих пор не совсем ясно, какие причины на самом деле подтолкнули образцового служащего пожарной охраны к убийствам. Весьма примечателен один эпизод. В 2004 г. во время нападения на завод «Урал» Геращенко совершил на первый взгляд, пожалуй, абсолютно бессмысленное даже в его собственной системе координат убийство. Он мог беспрепятственно забрать у беспечно задремавшей на посту охранницы наган, однако зачем-то безжалостно застрелил спящую женщину. На закономерный вопрос следственной группы – зачем убивать не оказывавшую сопротивления женщину, ведь можно было обойтись без крови – Геращенко довольно цинично ответил:

«Вероятно, можно было. Но я не стал» [2].

Пожалуй, этот предельно выдержанный, внешне бесстрастный и дисциплинированный человек в действительности куда более безумен, чем кажется. А мотивы, побудившие его убивать, несмотря на свою кажущуюся непостижимость, возможно, не столь глубоки и на самом деле лежат на поверхности.

В целом, поражает специфика нападений Геращенко, определяемая, в свою очередь, видоспецифичностью избранного маньяком круга жертв. Фактически все объекты атак «соликамского охотника» (за исключением Юлии Тюхтиной, которую Геращенко застрелил из ревности — еще один примечательный штрих к портрету якобы безэмоционального «супермена») являлись солдатами, сотрудниками милиции и служащими ВОХР. Теоретически все жертвы, таким образом, должны были быть вооружены (по крайней мере, на это рассчитывал убийца, когда планировал свои вылазки). Следовательно, Геращенко всегда действовал с заведомым риском для собственной жизни. Согласитесь, довольно нетипичное поведение, никак не вяжущееся с традиционным образом маньяка-извращенца, априори нападающего на слабых и беспомощных: женщин, детей, стариков.

Геращенко, подобно гофмановскому Кардильяку [3, с. 514-515], совершал свои нападения словно в пику абстрактным схемам. Общие места из учебников криминологии не могли пролить свет на подлинные побудительные мотивы соликамского убийцы.

Is fecit cui prodest, гласит крылатая поговорка. Миром правит интерес - ищи, кому это выгодно. Но какой интерес мог быть у безумного соликамского стрелка? Да и безумного ли? Убийство ради убийства? Или, как в случае с Рене Кардильяком, ради искусства? [3, с. 516] Не пора ли тогда провести душегубство по ведомству изящных искусств и ремесел?

Вспомним ещё одного знаменитого романного убийцу. Не донеси на себя сам, Раскольников так бы навсегда и остался недосягаем для полиции. В деяниях Родиона Романовича отсутствовала та обыденная корыстная логика, присущая криминальному убийству вообще и помогающая правоохранителям, в частности, выйти на след преступника. Однако именно потому, что Раскольников не был шаблонным киллером, в конечном счёте и оказался возможным этот акт саморазоблачения бывшего студента. Не был абстракцией из пособия по криминалистике и бывший морпех Геращенко.

Не прослеживается ли в деятельности А.В. Геращенко своего рода изощренная игра цинического разума «высших сил природы»? Солдат, как известно, учат убивать и умирать. Не является ли, следовательно, человек, добровольно избравший своей профессией владение оружием, садомазохистом на подсознательном уровне? Готовность убивать равно подразумевает и готовность быть убитым. «Всякий взявший меч, от меча и погибнет». «Путь самурая обретается в смерти»: любой надевший погоны или заступивший в караул с оружием в руках должен быть готов безропотно принять гибель. Не так ли размышлял Геращенко, когда планировал свой очередной эпизод? Жертва и палач в рамках такой изуверской логики как бы действуют заодно, выступая единой ипостасью. Убитый сам бессознательно жаждет быть убитым.

После задержания маньяк признавался, что его страстью была охота, однако ни одного животного этот вегетарианец и убежденный ЗОЖник, отказавшийся от алкоголя, табака и вообще любых психостимуляторов, так и не убил. «Я зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове». Достойному охотнику полагается достойная добыча. Ex ungue leonem pingere: человек — наиболее хитрый и самый хищный зверь.

Подобного рода отстраненный, метафизический взгляд на поступки Геращенко справедливо может показаться вопиюще циничным. Однако такую оптику предписывает отчужденная логика самого убийцы: «соликамский рэмбо» действовал на своей земле, словно диверсант в тылу врага. В противном случае мотивация маньяка оказывается слабопостижимой.

Вместе с тем данный очерк не притязает подменять собой судебное разбирательство и тем более служить апологетикой душегубу. Это необходимое отступление – nota bene, как говорил Хайдеггер: «примечание для ослов». Рассматриваемое эссе скорее выступает элементом комплексного процесса структурной деконструкции общественно-исторических феноменов – точнее: отношений и взаимообусловленных эффектов между этими явлениями.

Насколько определяющим фактором в судьбе Геращенко стал факт распада СССР? Геополитическая катастрофа срезонировала, в первую очередь, институциональным кризисом: с развалом армии боец-подводник не смог продолжить службу в морской пехоте. Отношение к этому неблагоприятному фактору максимально рельефно запечатлелось в калейдоскопе судьбы несостоявшегося морпеха. После демобилизации в 1992 г. последовала череда безуспешных попыток устроится на контрактную службу, затем торговый флот и даже вербовка в Иностранный легион. В конечном счете, Геращенко оседает в родном городе на посту начальника караула пожарной охраны, однако серые будни тяготят бравого морпеха.

Сколько еще в стране осталось таких «рэмбо», обученных убивать и более ни к чему не приспособленных? – задается справедливым вопросом Владимир Петров, автор одной из первых заметок о Геращенко. – А самое главное: чем они в данный момент занимаются? [4]

У Густава Гасфорда в «Стариках» есть довольно примечательный эпизод. Новобранец Пайл сходит с ума и начинает разговаривать со своей винтовкой, не выдержав жесткой муштры в учебном центре подготовки морпехов США. «Рядовой Пайл, я горжусь…», – пытается отдать должное новичку сержант Герхайм, однако не успевает договорить. «Наиболее мотивированный морпех» прошивает инструктора насквозь пулей калибра 7, 62 мм., ни за что не желая расстаться со своим «символом веры стрелка».

 «Морской пехоте нужны убийцы»: сержант Герхайм при жизни любил с восторгом рассказывать, какие первоклассные стрелки выходят из Корпуса – Чарльз Уитмен и Ли Харви Освальд [4]. Пожалуй, этот скорбный список можно сделать интернациональным, добавив сюда Геращенко. Герхайм определенно гордился бы советским морпехом.

А.В. Геращенко, должно быть, был блестящий солдат, прочно усвоивший моральное кредо, привитое ему за годы службы командованием. Проблема заключается в том, что, как заметил в свое время Гюго, принципы, по итогу, могут низвергнуть человека в пропасть.



1. «Он был охотником на людей» // https://m.lenta.ru/articles/2020/02/16/strelok/

2. Приговоренный к пожизненному сроку остается загадкой для криминалистов // https://rg.ru/

3. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л., «Худож. лит.»,1973. - 568 с. http://bookre.org/

4. Владимир Петров. «Диверсант» // http://www.permv.ru/archive/?article=8426

5. Густав Гасфорд. «Старики» // http://lib.ru/DETEKTIWY/HASVORD/shorttimers.txt