Отражение в зеркале. Я с тобой

          Меж тем, мелкая водяная пыль, постепенно сгустившись, превратилась в мелкий, холодный дождь. Идущий впереди Петр вдруг обернулся и остановился так резко, что Анна, не успев затормозить, неожиданно оказалась в его объятиях. На мгновение оба замерли. Крепко прижав ее к себе, так, что ей стало слышно биение его сердца, он тихо сказал: - Смотри-ка, дождь как разошелся. Возвращаемся.
     - А эшелон? Ты же... - смущенно проговорила Анна отстраняясь.
     - Успею, - перебил он ее, - сейчас отведу тебя в нашу летнюю кухню, разожгу огонь. Промокла вон вся, дрожишь. Согреешься, обсохнешь. Иди вслед за мной, не отходи в сторону. И держись за мою куртку. “Как хорошо, что уже стемнело”, - подумал он, горько усмехнувшись, - значит, отложим шок до завтра.
     Анне казалось, что она идет с закрытыми глазами, такая опустилась темень. Нигде не было ни огонька. Она шла, оскальзываясь и спотыкаясь на мокрых ухабах, крепко ухватившись за куртку Петра.
Мелкий настырный дождь постепенно перешел в ливень, вода хлюпала под ногами и затекала под одежду. Казалось, что путь их никогда не закончится.
     - Стой, пришли.
     Заскрипела калитка, что-то зашуршало, еще несколько шагов и они подошли к едва различимому в темноте домику. Щелкнул ключ в замке, теплая рука нашла ее ладонь и повлекла за собой.
     - Здесь порожек, осторожно.
     Высоко подняв ногу, она послушно переступила невидимый во тьме порог и остановилась. Чиркнула спичка, начал разгораться огонек в плошке, высветив небольшую комнату, топчан, дощатый стол, скамью, печь.
     - Электроснабжение пока не восстановили, наверное несколько дней еще света не будет. Свечей тоже нет. Вот пришлось соорудить коптилку из снарядной гильзы. Мы на войне так делали. Светит она, сама видишь как... Но хоть не тьма кромешная. Да и воняет, конечно, и чадит изрядно, но ты уж потерпи. Я сейчас разожгу в печурке огонь, и мы эту коптилку погасим. Посиди пока.
     Повозившись в дальнем углу, он принес дрова, ведерко с углем, и ловко разжег огонь в печи. Выждав пока разгорится, подсыпал еще немного угля.
     -  Когда чуть-чуть прогорит, добавишь еще. Только немного.
     -  Дед в детстве научил печь топить, не забыла еще.
     Петр подошел к окну, проверил, плотно ли задернута штора и погасил коптилку испустившую облачко едкого дыма.
     Анна закашлялась.
     - Ничего, сейчас выветрится. Я скоро вернусь, а ты попробуй подремать пока. Вот топчан, и укрыться есть чем. Одежду всю сними и просуши здесь, возле духовки, – он приоткрыл дверцу и пододвинул скамью, - сейчас тепло пойдет. Можешь надеть пока что-нибудь мое, найдешь вон в том сундуке. Отогревайся. Если услышишь, кто вокруг ходить будет, ты не обращай внимания, сиди тихонько, сюда не полезут. Я тебя запру.
     Проводив Петра, Анна подбросила еще немного угля в огонь и разложив на скамье возле духовки мокрую одежду, натянула свитер и военные штаны Петра найденные в сундуке, совершенно в них утонув. Пришлось подвязаться найденной здесь же веревкой. Сойдет.
Поразмыслив, завернулась еще и в одеяло, затем улеглась на топчан и задумалась, глядя на блики огня в приоткрытой дверце давно не беленой печурки. Постепенно мысли ее начали путаться, тягучая дрема сковала тело, отяжелевшие веки сомкнулись, и Анна погрузилась в забытье.
     В печи догорал огонь, бросая  яркие огненные блики на железный лист с выкатившимся из поддувала одиноким  красным угольком, на половицы, неряшливо засыпанные мелким сором, и на бледное, с горько опущенными уголками рта лицо Анны.

     И вот уже видится ей во сне, что она в родном доме. Сидит в спаленке на теплой лежанке, а на коленях тихонько мурлычет рыжий кот Матвей.
Вдруг сквозь щели рассохшихся ставен полыхнуло зарево и высветило деревянную кровать в углу. Провалившись на мгновение в темноту, сполз с нее кряхтя дед и снял со стены ружье. В буром отсвете зарева блеснул металл.
     - Деда, это что? – испуганно спрашивает она его.
     - Спи, детка, спи. Я посмотрю. Сейчас.
Скрипнули половицы, кот Матвей, испуганно метнулся, и багровой тенью соскочил с лежанки.
     - А-аа! Чертово семя! – ругнулся споткнувшийся об него дед.
     Звякнула щеколда, и мрак середины ночи мгновенно поглотил щуплую фигуру деда, погасил блеск ружейного ствола.
Духота, на миг растревоженная свежим запахом трав, дохнувшим из сенцев, медленно сгустилась снова. Протяжно зазвенела, забилась проснувшаяся муха, хрипло закашлялась бабушка в темном углу и пробормотала запинаясь:
     - Ох-хо-хо... Гос... споди-и! И куда это он?
     - Баба, мне страшно...
     - Спи, Анечка, детка, спи.
     Муха смолкла, только слышно, как у печи заерзал по подстилке копытцами козленок.
Вот щели в ставнях высветились ярче, порозовел угол лежанки, блеснули зеленым глаза кота.
     - Баба, страшно!..
     - Спи, не бойся, детка. Пойду, погляжу куда наш дед подевался. А ты спи - вон козленочек, видишь, спит. И ты спи.
Запрыгала, заметалась черная тень на багровой стене, вслед за бабушкой выскользнул за дверь кот.
Тихо, душно. Страшно.
     Аня боязливо сползает с лежанки, чувствуя, как мягкая козья шкурка, лежащая на полу, щекочет ее босые ноги. Темно. Вытянутые вперед руки касаются стола. Вот стул, буфет, щеколда, скрипит дверь. Снова потянуло пряным травяным духом.
Под ногами земляной пол, мягкие полынные стебли на нем. С томительным скрипом  растворяется перед Аней еще одна дверь - в сарай.
     И видит она верстак, груды стружек на нем, на полу - сохнущие на рядне нарезанные кусочками яблоки и абрикосы. Все это залито слепящим багровым светом. Дверь во двор широко распахнута и зияет красным. А перед дверью, над темным провалом погреба, Аня видит серую, чуть темнее самой ночи фигуру деда. Снизу веет промозглым сырым духом.
     - О-о-х... - гулкая пустота подземелья повторяет глухой стон деда. Его хриплый голос монотонно бормочет, повторяя одну и ту же фразу. - Беда... Мимо нашего дома прошла беда - смотри!
     Страшная скрюченная тень качается на стене и указывает пальцем вниз. Аня видит - внизу раскинув руки, неподвижно лежит бабушка. Багровое зарево медленно сгущается на правом ее виске и длинной лентой ползет по земляному полу погреба.

- Аня! Аня, проснись!  Проснись! – Очнувшись, она почувствовала, что кто-то мягко, но настойчиво тормошит ее. - Не бойся, это я. Тихо, тихо... Что ты...  Это же я.
К ней склонилось едва различимое в полутьме лицо Петра, теплые руки обняли за плечи.
     - Ты? – не понимая еще, сон это или явь, Анна испуганно всматривалась в него полными слез глазами.
     - Я, Аня, я.  Ну-ну... Не плачь. Это сон. Всего лишь страшный сон. Забудь. Я с тобой, - отирая слезы с ее щек шершавой ладонью, бессвязно бормочет Петр. – Я с тобой.
     -  Сон...  Очень страшный... - Она всхлипнула и прижалась к его груди. -  Как хорошо, что ты со мной.

     Они сидели, обнявшись, боясь пошевелиться и нарушить ощущение внезапно возникшей близости. Ей вдруг стало так спокойно. Странное чувство охватило все ее существо, точно после многих лет изгнания она возвратилась наконец в свой родной дом.
     - Боже мой, - думала Анна, - словно и не было разлуки. А ведь прожита порознь такая длинная жизнь. И этот чужой человек – Петр. Ее Петр, с которым вместе она росла, и который был для нее дороже всех на свете.
     - Тогда, давно... Ты исчез. Почему? – Ей очень хотелось заглянуть ему в глаза, но он лишь крепче прижал ее к себе.
     - Не мог я... Так случилось. Не сейчас. Расскажу. Потом.
Он разомкнул руки, медленно встал, подошел к окну, отдернул штору. В бледном свете зарождающегося дня, лицо его, перечеркнутое уродливым кривым шрамом, выглядело серым и изможденным.
     - Потом, - снова повторил он, отходя от окна. – Прости.
Лицо его внезапно искривила гримаса боли.  Закрыв глаза и сжав руками виски, он медленно опустился на топчан.
     У Петра случился сильнейший приступ головной боли, пришлось ей самой дать ему лекарство, которое среди нескольких других отыскалось во внутреннем кармане его куртки. Сам он не мог от боли пошевелиться, не мог говорить. Анну пробрал озноб – ей показалось, что еще мгновение, и он просто умрет у нее на глазах, а она ничем не может помочь, даже не знает которое из лекарств ему сейчас нужно. Она по очереди стала показывать ему все лекарства, что нашла у него в кармане. Увидев одно из них, он все же смог едва заметно ей кивнуть – дескать, оно.
     Спустя некоторое время лекарство возымело свое действие, Петр уснул.
Сон его был неспокойным, изредка он что-то бессвязно бормотал, взмахивал руками, на лбу его выступила испарина. Прошло еще немного времени и, наконец, он притих. Лицо его утратило суровость, разгладилось и порозовело, только еще резче проступил рваный шрам на щеке. Повернувшись на бок, Петр вздохнул, подложил ладонь под щеку и стал тихонько посапывать.
     - Как ребенок, - грустно улыбнулась Анна, - взрослый израненный ребенок...
     За окном словно и не рассветало, все так же лил холодный осенний дождь и в дверной щели завывал ветер.
Нужно было подумать уже и о том, чем бы подкрепиться. Оба ничего не ели со вчерашнего дня. Анна вынула из сумки гостинцы, которые везла для Петровны - соленую рыбу до которой старушка когда-то была большой охотницей, сыр, колбасу, чай, шоколад.
     Стараясь двигаться как можно тише, она подбросила угля в печь и стала готовить суп из найденных в кухоньке продуктов. Петр оказался запасливым - были у него и овощи, и крупы, и сало, и даже мед в литровой банке. Был и “сухпай” – тушенка, рыбные консервы и галеты. Не было только хлеба. Вот галеты и придутся  кстати, подумала Анна и занялась стряпней.
     Комнатка наполнилась аппетитными ароматами, зашумел чайник на плите. Управившись с делами, Анна опустилась рядом с Петром на топчан. Осторожно взяв его руку в свои ладони, она долго сидела, не решаясь разбудить его и вглядываясь в изуродованное войной, но казавшееся сейчас таким родным лицо.
     - Жаль тебя будить, поспи еще, - наконец прошептала она и, отпустив его руку, осторожно прилегла рядом. Вскоре уже оба мирно спали обнявшись во сне - два человека так странно вновь обретших друг друга через множество лет, испытаний и мытарств.
____________
Продолжение http://proza.ru/2020/05/07/1880
Предыдущая глава http://proza.ru/2020/05/07/832