Алый отблеск зари. Глава 15

       Глава 15. Александр Владимирович

       Что за непокорная штука — жизнь. То полощет незаметные годы — невидимки, как ветер сохнувшие тряпки на провисшей веревке в саду, бездарно забытые нерадивой хозяйкой на несколько дней. То вдруг взовьется таким ураганом страстей, разметя привычное половодье застоявшихся мыслей, чувств, настроений, и тебя невозможная сила подхватывает и несет в водовороте чудовищного ускорения под самые небеса, как торнадо, сметающий целые поселки.

      Инне сказал в последнюю ночь перед ее отъездом:

      — Куда ты — туда и я. Не могу я без тебя. Лучше бы ты совсем не приезжала!

      Думал — обидится, с кровати соскочит, на сеновал убежит. Нет, лежит полуголая и улыбается:

     — Сашенька, давай еще два часа поспим, а потом ты меня на станцию отвезешь, чтобы не опоздать на поезд.

      «Какое тут спать? Запечатал бы ее в терем высокий, чтобы ни с кем не делиться, чтобы только мне свою улыбку и любовь дарила».

     А утром — будто и не было ночного томления и постельного прощания. Взял свою душу в ежовые рукавицы и с каменным лицом чмокнул у вагона в лоб, чтобы почувствовала холодок моего расставания.

     «Неужели не вернется больше никогда?»

      И еще эти чертовы десятки тысяч километров! И раненая нога никак не заживает. Спасибо другу Жене — шикарную машину пригнал. Только о такой постоянно мечтал раньше в зимней ночной глухомани. В других условиях вырулили бы с Инной на трассу и через неделю были на Волге. Сына бы с совершеннолетием поздравили. Может быть, у парнишки дрогнуло бы сердечко, признал бы, хоть для видимости, за отца.

      А теперь нет никакого желания натягивать на себя прежнюю жизнь, да и не влезешь в старые обновки — малы стали после всех злосчастных приключений этого несуразного лета и такого потрясающего августа.

      Спасибо ребятам из районных электросетей, установили переносной движок, свет провели в дом. Бочку солярки подвезли. А на мебель Инна запретила деньги тратить. Логика у нее железная:

      — Саша, если ты для меня хочешь тут рай создать, то не старайся зря. Здесь, в лесу, мы жить не сможем: моим дочерям нужна средняя школа. Единственный вариант на будущее для нас с тобой — дом купить или построить в райцентре. Решать тебе.

     Так что остаток денег из «беличьего тайника» перекочевал в сейфы Сбербанка.

      "Неужели дрогнет перед испытаниями моя восхитительная Инна, и таежные джунгли останутся просто отрешенностью воображения, когда будет восстанавливать прежние отношения с мужем?"

      И зажмурь, несчастный, до одури глаза, чтобы вышибить проявляющуюся картинку от радостной встречи ее с детьми в этой проклятой Германии. И потом продолжение: как она ублажает соскучившегося мужчину в спальной на большой, притягивающей в свои объятия, обжитой тысячи раз, кровати. Забеременеет, очнется от судорожного опьянения моей любви, промолчит, а потом родит в современной немецкой клинике наследника своему мужу.

     И земля перевернется только для него — брошенного, несуразного любовника, который вместо шикарных букетов и золотых украшений пытался захватить ее воображение красотами такой удивительной лесной глуши вокруг.

     И все ночи напролет требовал от нее удовлетворения своих разыгравшихся мужских сексуальных притязаний. Разве она была виновата, что у тебя столько лет не было постоянной женщины? И ты доводил ночами ее своими требованиями и ласками до полного изнеможения. А днем опять тащил настойчиво на свой сенник, и все время она должна была быть готовой к полной откровенной отдаче ради твоего удовольствия. Да Инна просто сбежала от моих домогательств.

     И не вернется она в Россию, в свою заброшенную деревню, а больше ей податься некуда.

      Евгений Петрович переживает за меня, но вида не показывает:

      — Чудак ты, Саша! Даже невооруженным глазом видно, что любит она тебя. Как только перевезет свою семью обратно в Россию, бросай ты свою заимку, бери отпуск без содержания на всю зиму и мотай к ней. Каким-нибудь охранником устроишься, и будешь заново строить отношения со всей семьей. А, если на проводы сына не успеешь попасть, то должен обязательно быть на его присяге. Вот там и поговорите по душам. Начало армейской службы трудное — не всегда мальчишки быстро перестраиваются.

      Да, мечтать не вредно, как говорят, вредно не мечтать.

      А потом Инна прислала СМС:

      «Ярослава забирают в армию двадцатого октября. Постараюсь все, что запланировала, успеть исполнить. Прошу тебя — не приезжай! Домик у нас маленький, родители уже в возрасте, девочкам нужно особое внимание после такого стресса. Мне просто будет не до тебя. Прости! Мы свое еще наверстаем. Люблю. Инна!

      Напился, как в лучшие годы молодости. Проснулся на рассвете. Движок горючее прожирал всю ночь без толку. Вышел на крыльцо — ветер лампочку над крыльцом мотает, мелкая пороша сорвалась откуда-то, зимней непогодой запахло. И запаялась в пьяной голове злость на всех, и, в первую очередь, на Инну: «Мне просто будет не до тебя».

     Ладно, переживу эту зиму один, как-нибудь, не подохну. В райцентре учитель истории умер. Его сын предложил Евгению приличную библиотеку за гроши купить. Пока дорога есть, нужно попросить друга, пусть обеспечит меня духовной пищей на долгие ночевки. Охотничий сезон скоро откроется. Но и ты, дорогая Инночка, не жди от меня нежных писем и долгих разговоров. Залягу в спячку как медведь, в своей заимке. Посмотрим, на сколько времени у тебя выдержки хватит!

     Ярославу позвонил домой в село девятнадцатого октября. Услышал в трубке мельком звонкий девчачий смех, какие голоса:

     — Ярослав, это Александр Владимирович! У мамы все получилось с Германией, как она планировала? Все домой вернулись? Желаю тебе отличной службы. Не переживай, все получится. Для меня годы службы — самые лучшие в жизни. Как определишься, пришли мне свои координаты. Обязательно буду на твоей присяге. Матери ничего не говори — ей сейчас не до меня. Мы с тобой обязательно встретимся и поговорим по-мужски.

      Ответом Ярослава остался недоволен, а потом в долгие осенние холодные вечера не раз прокручивал неторопливые слова юноши, отыскивая в них успокоительную для себя надежду на понимание:

     — Спасибо, Александр Владимирович! Приезжайте! Как жалко, что мы с вами летом не встретились.

     Вот так, коротко и объемно. Не туда дорожка судьбы опять свернула. Зато по этой дорожке вихрем ворвалась в его жизнь женщина его молодости.

     Каким волшебством наградил Бог каждую женщину, что пьешь ее прелесть и не можешь напиться! Заворачиваешься каждую ночь вместе с ней в такой клубок чувственности и желания, всего себя даришь ей, а тело ее опять накрывает тебя с головой непонятным влечением, подталкивая и шепча: «Ты еще не все забрал, чем я богата. Проспишь — другому достанется».

     Если любишь по-настоящему, никогда даже на секундочку не мелькнет образ или прелести другой женщины. Мы, мужики, в отместку самим себе, под пьяную дудочку пускаем слюни: «Все бабы одинаковые, по одному шаблону скроены, только у одних одного побольше, а у других зато кое-чего не достает».

     Пошляк ты, Александр Владимирович! Сиди и скули, как собака на Луну, если и тут маху дал. Слабак! Опять любимая женщина от тебя далеко».

      Попал Ярослав на службу в закрытый гарнизон, который прятался в глухой тайге в тридцати километрах от районного городка. Спасибо, позвонил. Каким-то чудом добился Александр Владимирович в комендатуре разрешения присутствовать на плацу на присяге, объяснив, что приехал по просьбе матери. На свидание с Ярославом выделили только тридцать минут, словно на зоне. Предупредил лейтенант, что всех прибывших родителей на служебном автобусе отправят назад в пятнадцать часов. Таков приказ начальника гарнизона. Ночевать всем придется в гостинице в городе. Места там есть.

      Ледяной северный ветер выжигал слезу. Выпавший за ночь на промороженную землю рыхлый снег свинцово отсвечивал на очищенном асфальте, обозначив уже окончательное прощание с осенней непогодой.

      И, когда прозвучала фамилия Ярослава, Александр Владимирович вздрогнул — к столу с автоматом в руках шагнул он сам, такой же рослый, худощавый, с красным обветренным лицом, словно и не было пролетевших стремительно лет. И голос у него, этого мальчишки в военной форме, был такой же, как у него когда-то, срывающийся от волнения, немного хрипловатый. Его сын был его копией.

      Он не смог вспомнить, что он говорил Ярославу потом в красном уголке: что-то бормотал в свое оправдание, просил прощения за мать, за себя, спрашивал о том, как тут тот обжился, еще о каких-то мелочах, а сам тонул в карих знакомых глазах, которые природа-матушка подарила его сыну на память от матери. На прощание тиснул мальчишку, пожал руку. И уже не удивился — и рука была знакомая, копия его в молодости.

      А потом и в автобусе, и в гостинице клял себя самыми страшными словами.

      Сожаление — о, какое это невозможное бессердечное слово, которое беспрестанно выворачивает всего тебя наизнанку, погружая в такие тайники твоего сознания, что ты начинаешь презирать себя, понимая бесславность прожитых дней и лет.

      На телефонные звонки Ярослав не отвечал. Стал писать ему письма: об удачной рыбалке, прочитанных книгах, о смутных думах в одиночестве замкнутого пространства, о смысле жизни.

      И этот мальчик, которого увидел мельком в течение часа, стал неожиданно его дальним собеседником. Немногословность паренька в жизни, природная развитость воображения теперь, вдали от привычной обстановки домашнего уюта, непроизвольно требовали возможности выговориться даже в переписке с почти незнакомым человеком. Так, совершенно случайно и неожиданно Александр Владимирович стал узнавать подробности дружбы Ярослава с дедом, который заменил внуку отца, о непонимании матери, спрятавшейся от сына в браке с нелюбимым мужчиной.

     А Инне в конце декабря после томительного долгого молчания процитировал в письме строчки из «Евгения Онегина» Пушкина:

       Дни мчались; в воздухе нагретом
       Уж разрешалася зима;
       И он не сделался поэтом,
       Не умер, не сошел с ума.

       Весна живит его: впервые
       Свои покои запертые,
       Где зимовал он как сурок,
       Двойные окна, камелек
       Он ясным утром оставляет,

       Несется вдоль Невы в санях.
       На синих, иссеченных льдах
       Играет солнце; грязно тает
       На улицах разрытый снег.

       Куда по нем свой быстрый бег
       Стремит Онегин? Вы заране
       Уж угадали; точно так:

       Примчался к ней, своей Татьяне
       Мой неисправленный чудак.

       "Дорогая Инна! До весны еще далеко, но у нас здесь произошли кое-какие подвижки. Евгения Петровича после ухода директора лесхоза на пенсию назначили его преемником. И мой друг добился моего перевода на его должность лесничего. После новогодних длинных выходных перебираюсь на новое местожительство в райцентр. А в мое зимовье переезжает лесником отец Максима. Надоело ему трактористом работать. Он известный в округе охотник. Вот такие новости. Делаю тебе официальное предложение — выходи за меня замуж. На майские праздники я вас к себе заберу".

     Ответ Инны по телефону прибил намертво к стулу:

     «Дорогой Саша! Пушкина ты использовал вовремя: на майские праздники тебе так или иначе придется приехать. Как твоя нога? Справишься с дальним переездом? У нас тоже новости: в десятых числах мая, если все будет благополучно, у меня должен появиться на свет твой второй сын. Как я и обещала. Ярослав пока ничего не знает. И не ревнуй меня к бывшему мужу, а то я смотрю, совсем перестал звонить. Характер твой мне хорошо известен, твое предложение принимаю. Я сейчас женщина свободная. Целую. Инна».


    Предыдущая 14гл. http://proza.ru/2020/10/06/1865

    Следующая 16 гл.http://proza.ru/2020/10/08/1797