Уже вот-вот...

         Иногда человек очень хочет, чтобы его услышали, но говорит совершенно противоположное. Иногда он говорит: "нет", пряча "да". И когда найдется тот, кто будет слышать именно то, что человек этот хочет сказать, и станет твердо поступать именно так, как тот хочет, даже вопреки его твердому противлению, он сделает того человека счастливым. Он освободит этого человека от кого-то в нем, кто его поработил.
 
         Все мы хотим этой свободы, все ходим в масках (не, не, я не о том сейчас!) и все притворяемся в разной степени и многообразно. Лжём окружающим, включая самых близких, но в поступках наших всегда как-то содержится эта потребность, этот иногда бессознательный поиск того самого человека, который нас освободит. Спасителя.

         На что это похоже? На ситуацию, многократно проигранную кинематографистами в триллерах о заложниках, захваченных в своих собственных домах. Почти во всех таких фильмах есть момент, когда в дом стучатся полицейские, приехавшие по тревожному вызову. Им открывает либо преступник, захвативший хозяев и выдающий себя за них, либо сами хозяева, но - под его прицелом. Мол: "Скажи им быстро, что все нормально!". Хозяева покорно говорят это, потому что боятся потерять что-то им дорогое. Чаще всего - жизни. Свои или близких. Под гнетом этого страха они и говорят: "Нет, офицер, все хорошо, вы можете ехать." - "Вы уверены, может, нам зайти и проверить?"

          Преступник сразу делает жертве знаки: "Быстро выпроводи их, а не то...!"

        - Нет, не стоит беспокоиться, офицер! Я устал(а) и плохо себя чувствую - был тяжелый день и ... - Здесь каждый из нас может вспомнить и вставить вместо многоточия что-то свое, что он говорит обычно, когда ему хотят помочь и дать то, чего в тот момент хочет более всего на свете. Прямо как те заложники, которые более всего хотят освободиться, слушаясь того, из-за которого несвободны. Хотят душой одного, а устами говорят другое, и угнетающая ситуация продолжается в их жизнях, заворачивая на новый круг. Пока порабощенная жертва не изменит своего мировоззрения, видимо.

         Итак, наш спаситель разворачивается и уходит, а мы в отчаянии молим: "Только бы вернулся... только бы вернулся...". На что мы надеемся в такие моменты? Мы надеемся, что спаситель заметил знаки, которые мы подавали. Если же мы их и не подавали, занятые отстаиванием своего твердого "нет", то после ухода спасителя надеемся на его проницательность. Мы надеемся, что нас поняли, прочитав внутри, а не снаружи. Увидели наше "да" сквозь заслонку "нет". А что "копы" ушли, - так им просто нужно все обдумать и сделать лучшим образом. Нужно подготовиться. Как и нам.
         
         Вот оно, "образующее слово", которое мы любим повторять в разных вариациях, когда что-то очень нами желаемое, вдруг, настигает нас в момент неожиданный: "надо подготовиться", "еще не готовы", "когда будем готовы, то сразу и..."...

         Что это? Чего мы ждем, что называем этим словом "готов"? Вряд ли это слово нам диктует тот же преступник. Он же вообще не рассматривает наш побег, как вариант развития событий, о чем нам немногозначительно намекает! Скорее, это мы так искренне или притворно делаем робкий шаг в сторону свободы. Начинаем создавать заговор против захватчика. Эта зародившаяся надежда удерживает нас, утешает: "Мы не сдались. Мы просто готовимся для восстания. Нам просто нужно подготовиться, "чтобы, поспешив, не облажаться" - мы же не любим лажу и лажаться, хотя и не совсем понимаем, в чем она состоит. "Вот, как только будем готовы - сразу и... ", - и настроение уже другое. И можно пойти пообедать.

         Это правда так? Мы действительно не готовы? Или это отговорка такая? Наверное, это зависит от цели. Если цель - сохранить что-то дорогое нам, что можно потерять, тогда есть определенный смысл говорить о стратегии поведения. Видимо, именно этим мы себя и утешаем, когда все-таки произносим подобное не "на автомате". Но здесь кроется подвох. Вроде вражеского агента в наших свободолюбивых рядах.
 
         По сути мы всегда выбираем между врагом и другом, между свободой и рабством. Даже когда выбора нет, когда он лишь иллюзия, мы подразумеваем, пусть и только подсознательно, что-то подобное. Ведь когда мы выбираем хорошее, стараясь избежать плохого - это все о том же.
 
         И вот в чем подвох: боясь потерять цель, которую, стало быть, потерять, в принципе, возможно, мы становимся уязвимы априори. Это уже несвобода. Врагу делать ничего не нужно - вот повод, на котором он нас удерживает. И он теряет его только когда наша цель, вдруг, становится такой, что ему ее не достать.

         Свобода - это состояние души, а не обстоятельства. Свободным человек может стать гипотетически в любой момент - стоит лишь перестать давать врагу поводья в виде таких целей. Переставить приоритеты.

         Чаще всего человек говорит, что он не готов, когда он и не знает, как готовиться. Это отговорка уже для самоутешения. Поэтому в человеке и после такого самоубеждения остается страх - он не знает, ушел ли спаситель навсегда или еще вернется. То есть, одной его готовности недостаточно. Нужно еще совпадение ее с приходом спасителя.

         Заметьте, кто смотрит подобные фильмы: в них освобождение для заложников всегда связано с их собственной победой над страхом. Эдакий повтор идеи о спасении утопающих собственными силами. Даже если кто-то из них делает неудачный, с точки зрения немощной цели, рывок и его, скажем, поражает преступник, то мы, зрители, где-то в себе чувствуем - смельчак победил. Потому что победил саму основу рабства - страх. Если говорить, опять-таки, о сути, то для каждого человека освобождение с этим и связано, так что победив страх каким-то образом, он, можно сказать, уже достиг всех нужных целей разом. Можно и уходить. Ведь если его освободят без этого его личного рывка, если спасут при этом только его уязвимую цель, его будет ожидать новый круг. Каждый из нас это чувствует, когда "дает слабину". Потому впоследствии, как мантру, проговаривает в себе: "Я просто еще не готов..."

         К чему же мы не готовы, если иметь в виду смысл слова, а не произносить его именно как отговорку? Не к тому ли, чтобы возлюбить свободу более, чем какую-то уязвимую врагом цель? Не это ли и есть готовность - состояние, когда человеку уже "всё равно", - хотя это и странное выражение, опять-таки не содержащее в себе требуемый для ситуации смысл? Ведь именно когда чаши весов перевешиваются, мы перестаем находиться в покое и, покачнувшись, делаем шаг в ту сторону, которая перевесила. Баланс для этого шага должен именно нарушиться - в том и дело, "всё" должно перестать быть "равно".

         Когда нас перевешивает в сторону нашей уязвимой цели, - мы словно дрожим возле открытой копу двери нашего дома, готовые даже, пожалуй, вместе с преступником напасть на своего спасителя, чтобы доказать ему, как сильно мы свободны. Затем что-то наполняет вторую чашу, и мы уже "ровные". Вот, в этом состоянии мы и должны сказать что-то вроде "всё равно", если это высказывание имеет у нас здравый смысл.

         Наконец, когда всё перестает быть равно, и свобода перевешивает, нас ведет в правильную сторону и... Здесь, уже, у кого как. Кто-то и свободу обретет и цели своей немощной неожиданно для себя достигнет, да так, что и она как-то облагородится, освятится и осветится его обретенным вновь светлым и отделенным от рабства качеством. Кто-то останется только со свободой, но все же будет достигшим и по-хорошему успокоенным. А кто-то, выехавший на рывке ближнего, обретет возможность достигать своих целей и, - кто знает? - глядишь, да и как-то заразится свободой от сделавшего рывок. Особенно если увидит, что тот заплатил-таки тем, что боялся отпускать, и не проиграл при этом. Если достаточно глубоко почувствует это. Не так ли и распространяется свобода - через наблюдение за опытом "прорвавшихся"?
 
         Желаю всем в новом году прорваться. Кто первый, а? А то так тянет за кем-то пристроиться...