Не узкая специальность. Работа по душе

        Вместо введения.
        Как-то новый знакомый стал меня расспрашивать о работе. В какой области я работал до пенсии? Рассказал я ему про несколько направлений. А сам подумал, чем я только не занимался, с кем только не сотрудничал! С моряками и металлургами, с космонавтами и энергетиками, с лесниками и строителями…  Хотя не бегал с места на место, всю жизнь проработал в одном городе в двух организациях. Непрерывный трудовой стаж 43 года. Получается, наибольшая часть активной жизни, как и у многих, прошла на работе. Существенная часть с успехами и неудачами, радостями и переживаниями…
        А в молодости стоял вопрос чем заняться. Какую профессию избрать, где и как зарабатывать? Говорят, что надо делать то, что лучше получается. Все получалось понемногу. Но выдающихся талантов у себя не видел. Но все же, кем стать?  Какую выбрать специальность, чтоб работа была по душе?  Об этом и захотелось написать. Не все шло гладко, не все планы осуществлялись, но в целом о выбранном пути не сожалею. Всегда стремился найти в работе интересное для себя, пусть порой это было не просто. 
       Об этом и хочу написать, не углубляясь в технические детали и поменьше используя специальные термины.  На пенсии уже не волнует, что прочтут и что нового обо мне узнают мои начальники или подчиненные. Написать чем занимался бОльшую часть жизни, не хвастаясь, но и не жалуясь на трудности, которых у каждого в жизни хватает. Не всем, конечно, интересны воспоминания обычного человека. И многое с той поры изменилось, стало историей. Но мне же интересно читать мемуары других людей. Может и мои воспоминания кого-то заинтересуют. К тому же я хочу выделить насколько широкий класс научных и технических проблем позволяет решать образование, полученное на физическом факультете университета.  Этим мемуарам способствовало прочтение романов и повестей о жизненном пути и работе некоторых авторов на Прозе.ру*. Беру с них пример. Экономя время читателей,  постараюсь быть кратким, хотя рассказать про учебу и работу, а это более 48 лет, совсем кратко не получится.
                *например, Александр Коржов, Роман Рассветов, Николай Кирюшов

        1. Потянуло в науку
        В детстве я любил читать книги об ученых, о научных открытиях, внимательно изучал научно-популярную литературу.  Выписывал и с нетерпение ждал каждый новый выпуск журналов «Техника молодежи», «Наука и жизнь», «Химия и жизнь» и др.   Меня интересовали естественные науки, было и хобби – увлекался радиолюбительством. Мой отец был радиоинженер, он показал как сделать простейший радиоприемник, и меня это сразу захватило. Все свободное время я что-то паял, настраивал, переделывал. Стол был завален схемами, деталями, проводами, радиолампами, позже транзисторами… Любимым журналом стал журнал «Радио», который изучал от корки до корки. Номера брошюровал, на полках у меня хранились пачки журналов «Радио» за несколько лет. Любимыми магазинами, в которые я ходил со списками необходимого, были магазины радиодеталей. В Москве я любил такой магазин рядом со станцией метро Кузнецкий мост. Когда мы переехали в Минск, ездил в магазин радиодеталей по улице М. Горького недалеко от оперного театра (сейчас ул. Максима Богдановича). Не знаю как в Москве, но в Минске уже давно нет того магазина.
        Радиоэлектроника меня увлекала вплоть до окончания школы. Но меня интересовали и общие вопросы физики. Может на это повлияли уроки нашего учителя Аркадия Соломоновича Фридмана (я окончил Минскую школу №73 в 1964 г.). Куда пойти учиться, какую специальность выбрать? Решил я поступать в Белгосуниверситет (БГУ) – старейшее высшее учебное заведение Беларуси, там на физическом факультете появилось отделение радиофизики и электроники. Подумал, это то что мне надо: и физика здесь, и электроника. К тому же я увлекался чтением литературы про исследования дальних космических миров с помощью радиотелескопов. Как интересно, широко, масштабно: и физика здесь, и электроника, и астрономия!  Популярны тогда были фильмы про ученых-физиков. Многие помнят фильм М. Ромма  «9 дней одного года» с участием А. Баталова. Все зачитывались романом Даниила Гранина «Иду на грозу», по которому поставили одноименный фильм. Увлекались книгой Роберта Юнга «Ярче тысячи солнц» и другими произведениями об ученых и науке.
         В общем, в те годы тысячи молодых людей устремились в вузы физического профиля. Чтобы поступить, необходимо было пройти серьезный отбор.  Троечники туда даже не пытались поступать,  на радиофизику был конкурс 25 человек на место. Существовал даже конкурс среди льготников - медалистов. Если они сдавали профильный экзамен (физику) на пятерку, становились студентами.  Медалистом я не был. Несмотря на то, что готовился серьезно, поступить мне не хватило одного балла. Экзамены это лотерея, приемная комиссия работала весьма придирчиво. Большинству медалистов пятерки не ставили (понятно, 4 медалиста на одно место), и им приходилось сдавать все экзамены. Платного образования еще не было.
        Меня неудача не остановила, решил, что надо готовиться серьезнее, а чтобы проверить подхожу ли я науке или подходит мне она, поступил на работу в Институт физики Белорусской академии наук. Захотелось окунуться в научную атмосферу, познакомиться с учеными не по книгам. Естественно, меня – 18-летнего пацана после школы приняли на самую низшую должность лаборанта с зарплатой 45 руб. в месяц. Документ, что имею рабочую квалификацию токаря-универсала 1-го разряда, не помог.  В школе тогда прививали рабочие специальности*. Маленькая зарплата не удивляла, младший научный сотрудник с дипломом университета получал тогда 85 руб. Что ж, это начало трудового пути, мне не надо содержать семью, жил с родителями. Отец  офицер хорошо зарабатывал, а теперь мне не нужно просить денег на кино или мороженое.
      * http://proza.ru/2015/07/23/1428
         
        2. Выбор профессии
        Шел 1964 год. В Лаборатории инфракрасной спектроскопии Института физики Академии Наук Белорусской ССР, куда меня приняли, работало много молодежи. Хотя все они были на 5-7 лет старше меня, мне едва исполнилось 18. Сначала меня прикрепили к молодому специалисту Н.И. Гарбузу.  Позже моим непосредственным руководителем стала Нина Викторовна Иванова.
        Коллектив мне понравился. Запомнились беседы с К.М. Грушевским, Н.В. Ивановой, В.П Комаром. Они много дельного мне подсказывали  и советовали. Руководителем группы был известный ученый в области  ИК-спектроскопии  Р.Г. Жбанков. Лабораторию возглавлял Н.А. Борисевич – будущий Президент Академии наук БССР, а тогда еще кандидат физ.-мат. наук.
        Работа у лаборанта  была самая разнообразная. Начиная от мытья химической посуды и заканчивая сложными вычислениями. Много аккуратности требовала подготовка образцов для исследований на инфракрасном   спектрофотометре UR-20. Проведение экспериментов, оформление рисунков для отчетов, вычисления с помощью арифмометров. Еще не существовали персональные ЭВМ,  не применялись электронные калькуляторы. Часами сидел за вычислениями на электромеханическом арифмометре  Зоемтрон (Zoemtron).  В то время он заменил механический калькулятор Феликс, в котором надо крутить ручку.  Здесь же достаточно нажимать кнопки, а дальше все делалось автоматически с жужжанием и щелчками. Много приходилось работать с установками глубокого вакуума с охлаждением жидким азотом, собирал из стержней и шариков объемные модели молекул соединений целлюлозы и др.  Конечно, я выполнял задания своего начальства, самостоятельно работу не выбирал, но многое было интересно и познавательно.
        Случались и неприятности. Например, однажды, наводя порядок в вытяжном шкафу, увидел бутылочку с надписью  NH4OH. Нашатырный спирт? Решил проверить, поднес к носу. Тут у меня перехватило дыхание, стал задыхаться, выступили слезы, кашель… С трудом в себя пришел. Потом, когда рассказал другим, меня предупредили, что химические вещества так нюхать нельзя. Могут спазмы наступить, и человек не сможет дышать. Нельзя подносить близко к носу, вдыхать глубоко. Ведь это концентрированный раствор нашатыря, в быту он применяется с концентрацией не выше 10%.
        К неприятным воспоминаниям можно отнести историю моего сокращения по штату перед новым 1965-м годом. Вызвал начальник группы Ростислав Георгиевич.
        -  От нас требуют сократить одного сотрудника. Выбор пал на тебя, ты же будешь поступать в университет, все равно уйдешь от нас.
        Вроде он прав, но как обидно. Такой «подарок» на Новый год. Все вокруг выражали сочувствие, стыдливо опуская глаза. Я расстроился, уже смирился, как мне казалось, с неизбежным. Не хочет наука принимать меня в свои ряды, может не сюда мне надо, не на то ориентируюсь. Вот уговаривает меня отец поступать в Минское высшее зенитно-ракетное военное училище, там его друзья по учебе в академии работают. Помочь могут. И электронику там изучают. Но мне не хотелось быть военным. БОльшую часть детства я провел в их среде в военном городке под Москвой. Отец был ракетчик и служил в системе ПВО. Не могу забыть частые тревоги (учебные, боевые – кто знает), когда наши соседи – офицеры выбегали из дома, на ходу одеваясь или даже добриваясь.
        На следующее утро меня пригласила в соседнюю лабораторию руководитель группы Лина Павловна Бахир.
        - Я слышала вас сокращают. Переходите в нашу лабораторию, мы вам предлагаем должность старшего лаборанта с месячным окладом 75 руб.
        - Спасибо, я согласен.
        - Пишите заявление.
        Окрыленный я примчался на свое рабочее место. Значит все же наука от меня не отказывается. И зарплата такая высокая! Что ж, дождусь приказа по институту и буду переходить.
        Не прошло и часа, как приходит Ростислав Георгиевич и сообщает, что ему удалось договориться с начальством, и меня оставляют у них.
        - Но я же договорился с  Линой  Павловной, написал заявление к ним перейти!
        - Все решено, твое заявление забрали.
        Вот такой первый опыт я получил в свои 18 лет. Хоть меня потом поздравляли, но какое-то чувство разочарования в коллективе появилось. Зато чувство благодарности к Лине Павловне сохранилось на всю жизнь. Жаль, что из-за своей стеснительности я никогда ей этого не говорил. Хотя иногда видел её в нашем дачном кооперативе.
        Нужно ли говорить, что все свободное время я готовился к поступлению в университет. Кроме самостоятельной работы ходил на занятия по физике при нашем же институте. Там познакомился с Виталием Кабашниковым, ему по комсомольской линии поручили организовать курсы для поступающих в ВУЗы.  После занятий мы подолгу разговаривали с Виталием Павловичем, рассматривали проекты, обсуждали идеи,  анализировали физические процессы и эффекты. Он удивился, когда я рассказал про свои планы поступать на радиофизику и о своей мечте работать на радиотелескопе:
        - Поступай на общую физику. Там образование шире. Сможешь разобраться в любой области.  А потом будешь работать, где захочешь, и на радиотелескопе тоже.
        В общем, когда пришло время, я подал документы на физический факультет и начал готовиться к приемным экзаменам. На физфак тоже был высокий конкурс. Сотрудники лаборатории болели за меня, я чувствовал их поддержку. 
        Не буду рассказывать о ситуациях, которые могли мне помешать стать студентом. Хотя про одну готов поделиться. Я сдал экзамены хорошо, пятерки и одна четверка, набрал проходной бал. Оставалось сдать последний экзамен, написать сочинение по русскому языку и литературе. На физфаке это непрофилирующий предмет, оценка не играла значения, главное не получить двойку. Я всегда имел стабильную четверку по сочинениям, поэтому не сильно волновался. Но по какой-то причине я ошибся с расписанием экзаменов, и, когда пришел сдавать, экзамен уже закончился. Я был в полной растерянности…, уже почти студент, а на экзамен не явился. Что делать?! Нужен был совет, стал звонить из телефона-автомата на работу в институт. Те, конечно, сразу напряглись, советуют:
        - Найди председателя приемной комиссии, проси, чтобы приняли у тебя экзамен.
        Стал бегать по университету, нашел председателя. Это был Алексей Адамович Гусак - декан математического факультета. Меня он спокойно выслушал, спросил про оценки профильных экзаменов, удивился:
        - Вы практически уже поступили, как же не пришли на экзамен!?
Я мялся и шмыгал носом.
        - Ладно, попробую найти преподавателя, если он еще не ушел.
Через некоторое время пришел преподаватель, посадил меня в пустынный кабинет, дал темы на выбор и ушел.
        На письменном столе, за который меня посадили, стоял телефон. Я, естественно, так переволновался, что выбрал свободную тему, что-то о хороших людях. Меня переполняло чувство благодарности, что меня поддержали, не остался за бортом. Написал быстро, но так был напуган, что боялся выйти или позвонить. Когда преподаватель вернулся, он забрал мою работу, а я пошел домой. На следующий день на доске с результатами экзаменов увидел, что получил свою обычную четверку.
Так я стал студентом Физического факультета Белорусского государственного университета.
 
        3. БГУ, учеба
        Я был серьезно настроен на учебу. Но наш курс сразу отправили на «картошку». Весь сентябрь мы подбирали картофель за плугом, выковыривали клубни из земли, набирали в кошыки (корзины), высыпали их в скрыню (повозку)  и т.д.  Зато перезнакомились друг с другом.  Студентам, жившим раньше в сельской местности, было легче, они к такой работе привычные. Я не сачковал, но в передовиках не ходил. Многому там научился. Запрягать и распрягать лошадь, ездить  на телеге и верхом… Впервые в жизни попробовал самогонку. Не понравилась, какая-то мутная, желтоватая, похожая на керосин. Среди наших студентов находились дети из высокопоставленных семей. Поначалу мы этого не знали. Но к одному студенту раз в неделю приезжала черная Волга, водитель – мужчина средних лет доставал из багажника сумки, пакеты, разговаривал с ним подобострастно, чуть ли не кланяясь. Потом мы узнали, у студента отец был членом политбюро ЦК компартии Беларуси. Но с другими студентами внешне он держался на равных.
        И в следующем году наш курс посылали на картошку, но меня, как участника самодеятельности, от нее освободили. Наш ректор А.Н. Севченко любил университетский оркестр народных инструментов, там я играл на баяне. Он хотел, чтоб репетиции и концерты не прерывались. Вместо «картошки» нам приходилось репетировать и работать на строительстве нового физического корпуса. В его аудиториях потом мы продолжили учиться.
        Антон Никифорович Севченко был учеником знаменитого русского и советского физика С.И. Вавилова. Нам студентам он иногда жаловался, как ему не повезло. Еще в 1934 г. Вавилов поручил Павлу Черенкову, а не ему, проверить эффект воздействия гамма излучения на люминесценцию жидкостей. В результате было сделано открытие, обнаружен новый вид излучения, называемое теперь Черенковским. В 1958 г. П.А. Черенков и С.И. Вавилов  стали нобелевскими лауреатами. Антон Никифорович не стал,  тогда он в той же лаборатории исследовал другие явления. Вот что значит Его Величество Случай! А.Н. Севченко вошел в историю белорусской науки, он считается одним из основателей белорусской школы физики.
        Лекций и занятий в первом семестре я не пропускал, исписал целый карандаш, когда готовился к первому экзамену зимней сессии. Очень волновался, это был математический анализ. Когда показал огрызок карандаша сокурсникам, дрожащим перед экзаменом, они затряслись от страха еще больше. Ведь целый карандаш никто не исписал пока готовился.
        В  первые семестры учиться приходилось нелегко. В школе столько материала осваивать не приходилось. Некоторые студенты бросали учебу, на нашем курсе были случаи самоубийств.  Кроме основных предметов еще и общественные науки отнимали много времени.   Постоянно от нас требовали конспектировать работы классиков марксизма-ленинизма.  Запомнился любопытный случай. Преподаватель по научному коммунизму проводил в нашей группе занятия после праздников. Стал он проверять конспекты по работе В.И. Ленина. Никто в праздники этим не занимался, преподаватель это понимал, поэтому «зверствовал». Шел по проходу и у каждого спрашивал конспект. Вот первая двойка, вторая, третья, четвертая... Громкий недовольный голос… Доходит он до студента, чей папа член Политбюро ЦК. Вдруг неожиданно ласковым голосом говорит:
        - Я вижу, товарищ студент, вы хорошо поработали. Но не надо было в книге писать. Это же такая ценная книга!
Оказывается тот студент принес из дома том В.И. Ленина и быстренько чернилами подчеркнул строки в статье, которую задали  конспектировать. Преподаватель сразу заулыбался, сменил гнев на милость, а мы спокойно вздохнули. После 2-го курса тот студент уехал в Москву учиться в МГУ, папашу перевели из ЦК компартии БССР на работу в ЦК КПСС.
        В университете была военная кафедра, раз в неделю мы занимались военной подготовкой. Нас готовили служить в инженерных войсках. Учили как строить мосты, переправы, как минировать и разминировать объекты, обучали взрывному делу, управлению передвижными электростанциями и др. К моей радости практиковали вождение автомобиля. Это был старый грузовичок ГАЗ-51. Однажды он заглох на перекрестке почти в центре города. Аккумулятор был слабый, мне пришлось вылезать из кабины на оживленную дорогу и крутить заводную ручку. В конце военной подготовки мы получили водительские права. Теперь я с гордостью пишу, что у меня опыт вождения с 1968 года.
        Однажды мы совместно со студентами-математиками проходили медицинское обследование для военной кафедры. Нас привезли автобусом в поликлинику, раздели почти догола и заставили строем ходить по кабинетам. Мне запомнился разговор двух врачих. Одна говорит другой:
        - Марья Ивановна, посмотрите на этих студентов. Это физики и математики – самые умные ребята в нашей республике.
Больше 50 лет прошло, такое разве забудешь! 
        После четвертого курса мы провели лето на военных сборах. Спали в казармах, питались солдатской едой, несли караульную службу, два месяца жили как обычные солдаты. Когда я вернулся домой, мать удивилась, как я окреп и поздоровел. Не так, как после отдыха в туристском походе, тогда она плакала из жалости ко мне – исхудавшему и заросшему *.
        Туризмом я всегда увлекался. С первого курса я стал членом туристского клуба БГУ, все праздники и каникулы проводил в походах. Считался опытным туристом, был руководителем походов. Знал сотни бардовских песен, пел под гитару. Есть рассказы на эту тему**, поэтому не буду повторяться.
        Я уже упомянул, что играл в университетском оркестре народных инструментов. Оркестр был хорошего уровня, с нами выступали солисты оперного театра, радио и телевидения, заслуженные и народные артисты… Оркестр имел звание Народный, мы занимали первые места на конкурсах, получали призы, медали лауреатов. Оркестр много ездил с гастролями, выступал на студенческих фестивалях в Вильнюсе, Каунасе, Риге… Замечательное было время! В оркестре завязалась наша любовь с моей будущей женой ***. Как в песне «музыка нас связала…» (Мираж).
        Летом работали в студенческом стройотряде в Тюменской области на строительстве железной дороги. В основном орудовали лопатами. Копали водоотводные канавы, профилировали железнодорожную насыпь. И это в жару посреди тайги в туче кровожадных насекомых: мошки, комаров, слепней. Средства того времени – рипудин, одеколон гвоздика помогали мало. Не только лица, но даже ноги в кирзовых сапогах распухали от укусов. Я мазал ноги зеленкой, чтоб не так чесалось и волдыри быстрее проходили. Другие страдали не меньше. Полюбил хищных стрекоз. Их было много, крупные, размером с воробья. Как истребители они врезались в тучи гнуса, кружившего вокруг каждого из нас,  даже слышали, как щелкают челюсти. Хватали даже огромных слепней… На ночь мы старались завешивать окна от солнца, ведь оно там не заходило. Шел июнь. Жгли какой-то порошок, чтоб избавиться от комаров. Но это помогало только на время пока укладывались.
        Многие студенты университета на первом курсе после занятий начинали работать на кафедрах. Им хотелось побыстрее заняться наукой. В нашей группе был студент-отличник Вася Шепелевич. С первого курса он начал работать на Кафедре твердого тела и полупроводников. Я вспомнил про него, потому что на этой кафедре он проработал всю жизнь. Защитил диплом, кандидатскую и докторскую диссертации, стал профессором, потом заведующим этой кафедрой. И насколько я знаю еще продолжает работать. Вот таким однолюбом оказался Василий Григорьевич.
        После 3-го курса начиналась специализация. Кто-то хотел пойти на ядерную физику, кто-то на оптику и спектроскопию, некоторые на теоретическую физику… Все казалось интересным. Организовали семинар по теоретической физике, меня даже избрали там старостой. Познакомился с заведующим кафедрой профессором А.Е. Левашовым – специалистом по общей теории относительности и космологии. Часто с нами работал А.А. Сокольский. Было очень интересно. Меня удивляло, что некоторые наши студенты  уже тогда глубоко разбирались в вопросах релятивистской теории гравитации, делились тем, что нашли в книгах. А когда начинали дискутировать Аркадий Хейфец и Анатолий Власов, мы стояли, открыв рот от изумления. Они на голову были выше всех,  знали больше нас. После окончания БГУ Аркадий несколько лет работал в Минске, занимался прикладными вопросам. К сожалению его работы не нашли понимания, он использовал непривычные технарям квантово-механические подходы. Когда уехал в США,  он поступил в аспирантуру к знаменитому ученому проф. Джону Уиллеру (John Wheeller), книгами которого зачитывался еще студентом.  Писал друзьям, что ему просто повезло. Через год Аркадий защитил диссертацию, а еще через несколько лет стал полным профессором крупного университета. Мы были рады за него.
        Но я, посещая семинары и лекции по теоретической физике, понял, что мне ближе прикладная наука, интереснее и понятнее решать практические задачи. Создавать установки для исследований, проводить эксперименты, искать инженерные решения.  В то время на факультете открылась новая кафедра – теплофизики.  Решил, это то, что мне нужно.
        * http://proza.ru/2018/11/07/1569
       **http://proza.ru/2016/10/29/1666
       ***http://proza.ru/2014/07/15/320

        4. Специализация
        На кафедре теплофизики сформировалась новая группа студентов.  Появились новые предметы. Курсы были самые разные: приборы и средства измерений гидродинамических и тепловых процессов, термодинамика необратимых процессов, аэро- и гидродинамика, физика низкотемпературной плазмы, физика низких температур, реология неньютоновских жидкостей и др. Самые интересные лекции читал академик Алексей Васильевич Лыков. Старался акцентировать на новых направлениях в теплофизической науке. Будучи директором Института тепло-и массообмена Академии наук БССР (ИТМО АН БССР), он одновременно возглавлял кафедру теплофизики Белгосуниверситета. Мы предполагали, что многие из нас будут работать в этом институте. Часть преподавателей пришли оттуда, они знали какие специалисты там нужны и соответственно строили свои курсы.
        Учиться было легче, чем на первых курсах, когда проходили общие дисциплины, преподаватели не так придирались на экзаменах и зачетах. Сам Алексей Васильевич, принимая экзамены, относился к студентам доброжелательно и заинтересованно. Академик, признанный ученый, автор многих книг… Некоторые его книги переиздавались, переводились и печатались за границей, стали классикой. Однажды, когда подошла моя очередь сдавать экзамен, он выглядел расстроенным. Жаловался другому преподавателю, что пришлось поставить тройку одной студентке. Девушка, сдающая экзамен до меня, плохо ответила, и он переживал. Пытался ей помочь, задавал дополнительные вопросы, чтоб вытянуть на оценку повыше. Не помогло. Такое в нашей группе было впервые, обычно он ставил 4 или 5. Надеюсь, я немного улучшил ему настроение, когда он поставил пятерку. 
        Можно долго рассказывать, как мы учились, что и как сдавали. Как стали отмечать сдачу экзаменов и зачетов выпивкой. До этого я из рациональных побуждений капли в рот не брал, а тут друзья зовут в общагу, есть повод – сдали зачет. В общем вели веселую жизнь. Как я уже писал, активно увлекался туризмом, все каникулы, праздники и часть выходных дней проводил в походах. Походы были спортивные, не до выпивок. Я окончил курсы инструкторов по туризму, водил походы по горам и болотам. Ходили по рекам и озерам на байдарках или ялах. Воспитывал туристскую молодежь. А клуб туристов БГУ существует и поныне.
        Производственную практику на пятом курсе и сам диплом мне пришлось делать в Институте тепло-массообмена.  На время практики меня даже  зачислили на должность старшего техника, и я получал зарплату 80 рублей. Лабораторию термоаэродинамики, куда я пришел, возглавлял чл.-корр. АН БССР профессор Бекир Михайлович Смольский. Он был из древнего татарского рода, веками живущего в Беларуси. Как я понял, история их появления в этом крае связана с именами хана Тохтамыша и Великого князя литовского Витовта. Интересная была судьба у Бекира Михайловича. Он прошел всю Великую отечественную войну, закончил ее подполковником инженерных войск.  После войны получил гражданское образование, защитил диссертацию, стал профессором, членом-корреспондентом. Когда на День Победы он надевал свои награды, вся грудь блестела в орденах и медалях.   Больше чем у него наград в нашей лаборатории и, наверное, во всем институте было только у Михаила Константиновича (Мухашята Хусяиновича) Шаипова.  Тоже из татар он всю войну летал на истребителях Ла-5, совершил десятки боевых вылетов. Рассказывал, что приходилось летать и на штурмовиках. В лаборатории поговаривали, что ему не хватило всего двух сбитых вражеских самолетов, чтоб наградили звездой героя. Но он был скромным человеком и не хотел об этом говорить. Его самолет сбивали, он был несколько раз ранен, горел. Даже через 50 лет после войны у него на лице и шее были видны следы ожогов и шрамов от ранений. Немного прихрамывал. После войны в 1946 году поступил в Минский аэроклуб, где возглавил учебный парашютный отряд. Сам установил 10 мировых рекордов по различным видам парашютного спорта. Воспитал много выдающихся спортсменов – летчиков и парашютистов. Стал многократным чемпионом мира и Советского Союза по парашютному спорту. Заслуженный тренер Беларуси. Когда на праздник он надевал свои регалии, с левой стороны пиджака не было свободного места от боевых наград, с правой – от наград спортивных. До самой пенсии тренировал спортсменов-парашютистов, потом пришел работать в ИТМО техником. Я любил с ним беседовать, интересный человек. К  тому же он всегда старался помочь в экспериментах, найти необходимые материалы и приборы.
        В лаборатории стояла огромная аэродинамическая труба, занимавшая территорию в два этажа. Она считалась самой большой в республике. На ней изучали аэродинамику и теплообмен разнообразных моделей.  Эти данные использовались в работах, выполняемых институтом по хоздоговорам с предприятиями и организациями СССР.
       На ней я исследовал теплообмен тел классической формы в потоке воздуха для дипломной работы. Но оказалось, что даже для классической пластины получить развитый ламинарный участок не просто. Первый вариант модели был сделан по рисункам из книг.  Там всегда рисовали пластины с заостреной передней кромкой. Но хорошие результаты получились, лишь когда подобрал удачный профиль ее переднего края. Всякая неровность или заострение приводили к отрыву пограничного слоя, что порождало образование вихрей и турбулентность.  Чтобы изготовить обтекаемый профиль, пришлось просить помощи. Очень благодарен технику – пожилому столяру-краснодеревщику Антону Петровичу. Он по моим чертежам изготовил из древесины пластину нужной формы и размеров. Передняя часть напоминала по форме крыло самолета. Я долго провозился с установкой нагревателей из электропроводной бумаги на поверхности, надо было исследовать влияние необогреваемого начального участка на теплообмен пластины. Из тонких медицинских игл сделал микродатчики (трубки Пито-Прандтля) для зондирования аэродинамического пограничного слоя. Для исследования теплового пограничного слоя изготовил микротермопары. В результате экспериментов получилась неплохая работа, я не только успешно защитил диплом, но и опубликовал свою первую статью в сборнике трудов молодых ученых.
        Во время практики приходилось заниматься и другими задачами. Иногда, как говорят, удовлетворял свое любопытство за счет государства. Например, разобрался с «эффектом шурина».  Мой будущий шурин Леня (брат жены) продемонстрировал мне каким образом он прогуливал школу. Когда он жаловался на нездоровье, и мать ему ставила градусник, он незаметно дул себе под мышку через рубашку и температура росла. Я удивился, а когда  рассказал об этом в лаборатории, никто не поверил. Надо мной посмеялись. Пришлось создать простую экспериментальную установку, чтоб разобраться в причинах такого явления. Подробно об этом я написал в одном из первых рассказов*.
        Коллектив лаборатории мне нравился, руководитель практики Владимир Клементьевич Щитников – грамотный, выдержанный человек, всегда готовый помочь и поддержать. Забегая вперед, скажу, с ним мы потом проработали много лет, и поддерживали отношения до самой его смерти. Во время войны он потерял родителей и стал «сыном полка», точнее юнгой на военном корабле.
        Атмосфера в коллективе лаборатории была здоровая, демократичная, благожелательная, сотрудники ко мне хорошо отнеслись. Поэтому, когда после окончания университета при распределении мне предложили работу в ИТМО, я без колебаний согласился. И выбрал местом работы именно эту лабораторию – Лабораторию термоаэродинамики.               
           * http://proza.ru/2014/07/23/1352

        5. Начало
        В ИТМО, куда я попал по распределению, пришлось год проработать стажером-исследователем. Вероятно, хотели определить к какой работе мы – молодые специалисты больше подходим. Как и другим моим сокурсникам установили, зарплату в 100 рублей.  Через год провели  по конкурсу и аттестовали на должность младшего научного сотрудника. И зарплату повысили, стала 105 рублей.
        С первого дня я включился в рабочий процесс лаборатории. Раньше тут работал, знал приборы, аппаратуру, людей. Меня подключили к исследованиям теплообмена тел сложной формы на аэродинамической трубе.  Работа выполнялась для ВМФ, непосредственным заказчиком был ЦНИИ им. А.Н. Крылова (сейчас Крыловский государственный научный центр, Санкт-Петербург). Часто приезжали представители заказчика, контролировали нашу работу. Мл. научный сотрудник  Ю.Г. Благодарев в основном  пытался разобраться в журнале экспериментов. Его руководитель Семен Львович Брискин вникал во все детали, очень тщательно проверял протоколы измерений и отчеты. Юлий на год или два был старше меня, он собирался по этой теме написать диссертацию.  Нелегко ему было разбираться в моем журнале экспериментов, там все пестрело цифрами, не всегда аккуратно записанными. Но я всегда был готов помочь. Семен Львович же требовал не только формально соблюсти все условия договора, но и формулировал сложные конкретные задания. Например, установить обобщенные зависимости для локальных коэффициентов теплообмена исследуемых форм. Я перерыл литературу, для подобных сложных объектов никто такого не делал.  И в отчетах Семен Львович вычитывал каждую фразу, требовал дополнять их новыми и новыми данными*.
        Скажу честно, я всегда боялся его приезда. Подчас его требования носили жёсткий  характер. Меня – молодого специалиста спасал мой начальник В.К. Щитников, после его подключения к разговору дискуссия переходила в более спокойное русло и все становилось понятнее. Но работать приходилось напряженно. Когда через несколько лет договор завершился, заказчик остался доволен. Мне как исполнителю пришлось ехать к ним и ставить подпись  в сводном отчете по теме, в которой принимали участие десятки предприятий и организаций СССР.  Там мои обобщенные данные по коэффициентам теплообмена заняли видное место.
       Часто приходилось ездить в командировки в Ленинград. Я это делал с удовольствием, ведь там родился, там жили мои родственники: бабушка, четыре тети, двоюродные сестры, их дети. Ездил до самого разделения СССР, старался заключать договора и выполнять такие работы, чтоб была возможность туда наведываться. В то время с удовольствием туда отправлялся не только для обсуждения результатов работ, но и за подписанными документами по договорам. Так было надежнее, почта могла задержать документы особенно перед праздниками. А годовой план не только лаборатории, но и всего института без документов с подписями и печатями не будет выполнен. И по соцобязательствам требовалось закончить работы к 25 декабря.
        Многократно ездили в командировки в Севастополь. Работали на кораблях ВМФ. Проживали обычно в ведомственной гостинице на Северной стороне, а на работу ездили на катере в Инкерман  или на Севастопольский морской завод. На том заводе мне даже зуб вылечили. До этого несколько дней не мог ни спать, ни есть. Спасибо той женщине - дантисту, она немало надо мной потрудилась. А я же не их работник, обычный командированный. На заводе ремонтировались корабли, изготавливались огромные плавучие  морские краны. Впечатлили плавучие доки, куда заходили крупные корабли для ремонта, иногда в них стояло даже несколько небольших судов.
        О командировках на черноморский и балтийский флот я рассказывал раньше**.  Вспомнилось, как перед первой поездкой в Севастополь мы готовили аппаратуру для измерений. Техника того времени была слабая (1971 год), цифровой вольтметр показывал все, что угодно. И это в лаборатории. Что же будет на корабле? Специалиста по электронике тогда в лаборатории не было,  и я попросил помочь своего будущего тестя Р.Р. Борткевича. Он хорошо разбирался в радиотехнике и даже вел учебные курсы. Предложил ввести в схему разделительный трансформатор, чтоб сетевые помехи не мешали работать электронике. Так и сделали, вольтметр заработал нормально. Чтобы система измерений выглядела аккуратно, краснодеревщик Антон Петрович сделал для трансформатора корпус. Я вспомнил про это, потому что через несколько лет эта коробка с трансформатором оказалась в Севастопольском филиале ЦНИИ им. Крылова. Что это за красивый лакированный ящик? Для местных специалистов оказалось загадкой. Обрадовались, когда я объяснил.
        Нами тогда проводились измерительные работы на МПК (малый противолодочный корабль), где и использовали ящик-трансформатор.  В устройстве для аэродинамических измерений содержался спирт, причем немало – больше 30 литров. Матросы постепенно его выпили, хотя шкаф с аппаратурой запирался, а чтоб не заметили, каждый раз до нужного уровня доливали воду. Мне немало пришлось потом потрудиться, чтобы скорректировать результаты измерений. Данные на корабле тогда записывались на перфоленту, дома приходилось придумывать всякие хитрости, чтобы ЭВМ (тогда использовал Минск-22) позволяла их сортировать  и обрабатывать. Позже мне пришлось проводить измерения на большом противолодочном корабле (БПК) «Удалой»*** и др. кораблях. Работы с моряками продолжались несколько лет и оставили глубокий след в душе. Стал любить флот, море и его безбрежные просторы.
        На аэродинамической трубе параллельно выполнялись другие небольшие работы, например, по снижению сопротивления велосипедиста. Изучали влияние спортивного костюма, формы каски, посадки... Спортсмен вместе с велосипедом помещался в рабочий створ трубы, и определялось его аэродинамическое сопротивление в потоке воздуха. Мой старый знакомый по Институту физики увидел мое фото в газете. Он в то время тренировал спортсменов велосипедистов, преподавал в Институте физкультуры и писал там диссертацию. Переговорил с моим руководителем Б.М. Смольским, и мы согласились помочь ему с измерениями. Вначале Володя сам сел на велосипед, но после пары часов нахождения в скоростном потоке у него покраснели глаза, выступили слезы и потек нос. Начал чихать, налицо сильная простуда. Хотя было тепло, более того, жарко. Ведь труба  замкнутого типа, воздух при циркуляции разогревался. На следующий день он привел опытного спортсмена-велосипедиста, который оказался покрепче, все измерения в течение многих часов перенес без проблем.
        Продували в трубе модель здания – будущей гостиницы Беларусь.  Проектанты сверхвысокого для того времени здания в Минске не были уверены, выдержит ли строение и окна сильные ветровые нагрузки. Под руководством Б.М. Смольского работу вел аспирант Костя. Худощавый симпатичный парень примерно моего возраста. Мы ему помогали, работа шла...
        Не могу забыть его, лежащего в гробу на кладбище. Он отравился выхлопными газами в отцовском Москвиче, когда сидел там с девушкой. Было холодно, никак влюбленные не могли расстаться, решили погреться, включили двигатель. Сначала нам не сообщили истинную причину смерти Константина. Будто бы отказало сердце. Но на кладбище увидели рядом с ним красивую девушку, лежащую в гробу в белом подвенечном платье и фате. Ее подруги рассказали нам подробности.
        Костя в гробу выглядел как жених.  В черном костюме,  белой рубашке, галстуке-бабочке. Длинные волосы тщательно причесаны. Они лежали рядом и похоронили их вместе…  Грустная случилась история. Ну, а гостиницу Беларусь построили, и даже сейчас, несмотря на приличный возраст, она заметно влияет на образ города Минска.
        Мне -  молодому специалисту поручили проводить лабораторные работы у студентов, которые младше меня всего на год. Ответственным за работы был мой начальник, но он попросил меня их провести. Сначала я проводил занятия на аэродинамической трубе, потом и по другим направлениям. Получал дополнительные деньги за это, но только благодаря моему непосредственному руководителю, порядочному человеку  Владимиру Клементьевичу Щитникову. Другие мои сокурсники за такую работу не получали ничего****.
        * http://proza.ru/2017/03/02/2129
        **http://proza.ru/2019/07/01/1753
        *** http://proza.ru/2016/08/17/66
        ****http://proza.ru/2014/12/05/1732

        6. Металлургия, космос
        Выполняя хозяйственные договоры с моряками, мы одновременно занимались и другими темами. Небольшой договор нам был предложен институтом НИИЛитавтопром совместно с Минским автозаводом (МАЗ). Надо было оптимизировать работу автоматических карусельных машин по изготовлению литейных форм и стержней в нагреваемой оснастке.  В разогретую металлическую форму под давлением вдувалась песчано-полимерная (термореактивная) смесь, далее под действием температуры она затвердевала и превращалась в камень. На следующем этапе производилась заливка расплавленным металлом. Свойство песчано-полимерного материала такое, что к моменту застывания металла полимер из-за температуры разлагался, твердый материал снова превращался в песок. А горячая металлическая отливка выгружалась из машины для дальнейшей обработки. Понятно, что оптимизация процесса – сложная теплофизическая задача. В решении ее были заинтересованы Минский автозавод, Минский тракторный завод, хотя по финансированию договора были скромными.  Военные платили за свои работы лучше. Продолжая тему с моряками, я стал плотно работать и с металлургами.
        В то время заведующий лабораторией Б.М. Смольский предложил мне поступать к нему в аспирантуру и эту тему взять как диссертационную. А у меня семья, маленький ребенок, идти на 100 рублевую аспирантскую зарплату не захотел. Тогда я получал 110 руб. в месяц плюс 10 руб. премии раз в квартал (1975). Поступил в заочную аспирантуру, продолжая работать в лаборатории. Заочная аспирантура давала несомненный плюс, к отпуску добавлялся еще месяц для работы над диссертацией. А кандидатская степень добавила бы еще 50 руб. к зарплате – хороший стимул.
        Сотрудники НИИЛитавтопрома оказались умными и заинтересованными специалистами. До сих пор с благодарностью вспоминаю металлургов-литейщиков, с кем прекрасно поработал и поддерживал отношения многие годы: Г.И. Бобрякова, Н.С. Клебанова, Л.С. Зарецкого, Г.Х. Блехмана. Готовили совместные изобретения, научные публикации. В этой работе также участвовал мой старший коллега по лаборатории Геннадий Александрович Фатеев. Когда мы создавали прибор Анализатор качества термореактивных смесей (АКТС), он посоветовал в качестве термозонда применить нагреваемую сферу. Решили сделать ее разъемной, чтобы кроме термических показателей можно было по усилию разрыва определять  прочность затвердевшей на ней песчано-полимерной смеси. Прибор был защищен авторским свидетельством СССР, демонстрировался на ВДНХ СССР и ВДНХ БССР,  получил диплом, а я как автор – денежную премию.
        В продолжении совместных работ в БелНИИЛите был создан первый в мире  усовершенствованный прибор для экспресс-анализа термореактивных смесей АКТС-1. Когда прибор демонстрировался на международной выставке «Интерлитмаш – 88» в Москве, глава немецкой фирмы «Георг Фишер» хотел приобрести права и организовать у себя производство этого прибора. Однако отказался, узнав, что у нас нет международного  патента на прибор, а только авторское свидетельство, которое не имеет международного статуса. Позже АКТС-1 купил Ярославский моторный завод (ЯМЗ). Созданное в БелНИИЛите оборудование для производства гильз цилиндров автомобилей работает до сих пор на литейно-механическом заводе в г. Лида (Беларусь). Рад, что в этом есть и доля нашего труда.
        Старший научный сотрудник  Г.А. Фатеев, который вместе со мной сотрудничал с БелНИИЛитом,  был пример цельного человека – ученого, увлеченного наукой. Недобросовестности в научной работе он не переносил. Основной темой, которой он плодотворно занимался, было исследование процессов фильтрационного горения в пористых средах.  Простейший пример фильтрационного горения известного людям тысячи лет – горение табака в сигарете (трубке) при курении. Поступающий воздух в сигарету холодный, вдыхаемый в легкие тоже практически холодный. А в тонком движущемся слое горения в табаке температура многие сотни градусов. 
        Удивляла скромность Геннадия Александровича, его не волновали звания, почет, регалии. Один из заказчиков – коллега из Дзержинска Горьковской области пытался доказать приоритет Фатеева в создании модели самораспространяющегося высокотемпературного синтеза (СВС), которым занимались в Черноголовке в Институте химической физики под руководством академика А.Г. Мержанова. Но Г.А. Фатеев отказался спорить и что-то кому-то доказывать.  Сказал, рад что это направление развивается. И сегодня оно продолжает развиваться. Пожалуй он был одним из самых умных людей в научном плане, с кем мне пришлось встречаться за время работы. Но его интересовала только наука, еще и сын, в быту все проблемы решала его жена Галина Николаевна.
        Геннадий Александрович был идеальным собеседником в обсуждении научных проблем. Неоднократно помогал мне разобраться, когда компьютерная программа не шла, когда появлялись сомнения в решениях теоретических задач. Я всегда считал его детектором ошибок, если с моими рассуждениями и формулировками он соглашался, я смело двигался вперед. Меня с ним познакомили, еще когда я писал диплом в университете. Я видел противоречие в своих результатах расчетов, долго пытался найти что неправильно. Тогда весьма именитые наши профессора кафедры теплофизики не смогли мне помочь. А он подсказал, где у меня ошибка. Тогда я понял какой это светлый ум.  В последний раз мы с Геннадием Александровичем случайно встретились года 4 назад, уже будучи на пенсии. Жаль, теперь связь потерялась.
        В последний свой аспирантский отпуск я взялся за написание диссертации, жена с дочерью уехали по путевке, и я мог полностью погрузиться в работу. Построил свою жизнь очень рационально, засел дома, ни на что другое старался не отвлекаться. Правда, один раз в Минск приехал на повышение квалификации мой старый товарищ по походам – врач из Гродно.  Не мог отказаться от встречи, но после обильной выпивки мне пришлось два дня снова входить в рабочий режим. Удивило, насколько нарушение режима сбило темп работы. Вскоре позвонила жена и сообщила, что вынуждена вернуться на неделю раньше. Из-за некачественной воды у нашей дочери начались проблемы с желудком (они отдыхали в Бердянске на Азовском море), надо возвращаться. Тут уж я засел за работу по 18-20 часов в сутки и практически закончил к их приезду.
        Кандидатский минимум я сдал в срок, диссертационная работа, состоящая из теоретической и экспериментальной частей, тоже была подготовлена раньше запланированного. Имелись акты внедрения результатов в литейное производство. Слово внедрение точно отражало смысл. Чтобы научную разработку использовали на производстве, где на пятилетку сверстаны планы выпуска продукции, надо было очень постараться. Со мной было проще, ведь сами производственники заказывали работу.
        Несмотря на то, что я успешно закончил аспирантуру с предоставлением диссертации, ученый совет по защите не спешил ее принимать. Меня это волновало (висел кредит за кооперативную квартиру), и я старался быстро и оперативно устранять замечания ученого секретаря совета по защитам. До сих пор мне не понятно, почему готовую работу он придерживал больше года. Заставлял переделывать бумаги: выписки заседаний, протоколы и пр. Может надо было искать подходы, как-то заинтересовать чиновника? У меня такие мысли тогда даже не возникали, никто и не посоветовал…
        Неожиданно моей диссертации дали зеленую улицу, поставили на ближайшее заседание Совета по защитам. Причины я не знал, решил, что надоел ученому секретарю, ведь постоянно носил ему исправленные бумаги.  Даже не посмотрев на новый вариант бумаг, с которыми я пришел, он назначил дату защиты. Причина изменения настроения чиновника оказалась в другом. Партком решил поставить меня секретарем комитета комсомола института. В тот момент я этого не знал, только удивился, что меня неожиданно стали хвалить на собраниях, писать обо мне в газетах. Запланированный на место комсомольского секретаря кандидат уже не подходил, на него опубликовала компромат минская партийная газета. Ситуация описана в рассказе*. Стали искать замену. А я был активным молодым человеком, занимался общественной работой, был заместителем председателя Совета молодых ученых ИТМО.
        Защитил я диссертацию быстро и без проблем, потом даже в академической газете напечатали хвалебную статью, какая хорошая и полезная работа. Не успел прийти диплом кандидата наук, как сразу на меня повесили это общественное поручение. Сказали, в академическом институте комсомольский секретарь должен иметь ученую степень. Как ни старался, отказаться – не удалось. Пришлось два года совмещать основную работу с общественной.  На мое счастье в институте тогда существовала ставка освобожденного комсомольского секретаря, ее занимала опытная в таких делах девушка – комсомолка Валентина, которая и выполняла всю основную работу. В следующем году пришла другая девушка Галя, не столь опытная в комсомольской работе, но старательная. К тому времени и у меня появился достаточный опыт. Научился работать с людьми, даже с теми, кто не нравился. С ними строил отношения на формальной основе. Комсомольская организация в то время считалась лучшей в Академии наук Беларуси, в этом была заслуга ее прошлых секретарей Владимира Драгуна и Леонида Орлова. Мне оставалось только поддерживать традиции и стараться продвигать интересы молодежи института доступными путями.
        А наша группа в это время уже занималась другой научной тематикой – связанным хранением водорода в интерметаллических соединениях.  Они широко применяются в водородной энергетике для аккумулирования водорода. Соединения обладают значительной емкостью по водороду, простотой и безопасностью использования. Порошок интерметаллида сорбирует – поглощает водород с выделением тепла, поэтому его надо охлаждать, если его нагревать, при десорбции выделяется водород высокой чистоты. В лаборатории, еще когда я только студентом пришел знакомиться (1969 г.), уже создавались водородно-кислородные топливные элементы, за которыми и сегодня признают большое будущее. Для них и нужны управляемые источники чистого водорода. Вели эти работы В.К. Щитников, И.Г. Гуревич,  В.С. Богачев и др. Одним из заказчиков работ являлось НПО «Энергия» – ракетно-космическое предприятие, созданное С.П. Королевым. Помнится, я часто ездил на подмосковную станцию Подлипки, там на базе НПО «Энергия» производились испытания наших аккумуляторов водорода на метало-гидридах. Испытания велись в старых одноэтажных зданиях, с толстыми стенами, которые достались в наследство от артиллерийского полигона КБ Грабина В.Г., там когда-то работал и мой отец.
        Тогда мне казалось, что здесь самый передовой край ракетно-космической  науки, ведь СССР был космическим лидером. Но некоторые вещи удивляли. Например, что у них работает много инжопов. Так называли инженеров по общим (особым) поручениям. Были инжопы по ремонту автомобилей, по цветным телевизорам, холодильникам и пр. В те годы сплошного дефицита начальство не хотело тратить свое время на бытовые вопросы, вот и держали таких удобных для себя людей на инженерных должностях.
        Ездили в командировки в г. Харьков в Институт проблем машиностроения АН УССР, директором в то время был А.Н. Подгорный (сын Н.В. Подгорного – члена политбюро ЦК КПСС). Анатолий Николаевич много сделал для развития этого института. Не случайно Институт проблем машиностроения НАН Украины теперь носит его имя. Институт считался ведущим в СССР по применению водорода в энергетике и на транспорте. По  Харькову тогда ездили автомобили-такси, работающие на водороде и использующие металлогидридные аккумуляторы.  Вместо бензина сжигался водород, выхлопные газы содержали только пары воды. Это был экологически чистый транспорт. Мы с Г.А. Фатеевым участвовали в этой работе, здесь тоже хватало теплофизических проблем при зарядке и разрядке аккумуляторов водорода.
        Общественная работа занимала время. Отвлекали собрания, выступления, общественные мероприятия.  Меня включили в состав Ученого совета ИТМО как представителя молодежи. На заседаниях Ученого совета было интересно присутствовать, их вел директор Рэм Иванович Солоухин. Академик, лауреат Ленинской премии, специалист в области горения и детонации в газах, лазерной тематике. Естественно, работам в этих направлениях в институте уделялось особое внимание. Он приглашал на работу в институт талантливую молодежь, давал ей возможность проявить себя.
        После получения кандидатского диплома моя зарплата выросла и составила 175 рублей. Стало немного легче, но все равно этого было недостаточно нашей семье, почти вся она уходила на погашение кредита за кооперативную квартиру. Жили на невысокую зарплату жены. Поэтому, когда был объявлен конкурс на соискание должности старшего научного сотрудника, я в числе одиннадцати желающих подал документы. Комсомольские заслуги мне не помогли, ученый совет, куда и сам я входил, проголосовал за другого человека. Это было честно.  Анатолий был старше, опытнее, лет на 5 дольше меня находился на должности мл. научного сотрудника, имел больше научных публикаций и изобретений. В общем, я не сильно расстроился, все было справедливо. Но об участии в конкурсе не жалел, приобрел новый опыт. Да и жизнь подсказывала, «под лежачий камень вода не течет»…
         *http://proza.ru/2016/09/05/1278

        7. Надо менять работу
        Работая на двух фронтах – производственном и общественном мне пришлось жить и трудиться в интенсивном режиме. Как ни странно, все успевал, во всяком случае, по работе в лаборатории ко мне претензий не было. И исследованиями занимался, и отчеты, и  статьи писал, как обычно. В работе с комсомольцами старался находить интересное. Без моего особого труда сформировался актив из нормальных молодых людей. Организовывали вечера, поездки… Например, музыкальный вечер, посвященный памяти Джона Леннона. Проводили спортивные соревнования, туристские слеты, встречи молодежи.  Даже состоялся пробег до Вильнюса, нашлись в институте любители бега. Спортсменов сопровождал институтский автобус. Бегуны, пробежав свою норму – обычно один километр, садились в автобус передохнуть.  А автобус полз за следующим бегуном. Напоминаю, расстояние между Минском и Вильнюсом около 200 км. Я не был большим любителем бега, сам не участвовал, знаю подробности только из рассказов и фотографий. В то время уезжал в командировку, но актив прекрасно справлялся и без меня. 
        Много контактов и по науке, и по общественной работе установили с Каунасским физико-техническим институтом проблем энергетики АН Литовской ССР. Многократно ездили в Каунас, нам выделяли автобус, контакты с литовской молодежью приветствовались парткомом и руководством института. Во время встреч с литовцами велись и откровенные разговоры. Идеологических споров не вели, да и к белорусам литовцы всегда относились хорошо. Беларусь и Литва были близкими соседями в составе СССР. А с  13-го по 18-й  век жили в одном государстве – в Великом княжестве литовском. Вильнюс (Вильня, Вильно) был его столицей. К россиянам литовцы относились более настороженно. Когда я спросил, почему, сказали:
        - Мы относимся хорошо ко всем, кто к нам приезжает. Но когда нам присылают из Москвы начальника и он все начинает менять, не считаясь с нашими традициями, интересами, нам что радоваться этому? 
        Обычно дальше таких разговоров даже за рюмкой чая не заходило. Зато какие великолепные экскурсии они нам организовывали, какие прекрасные каунасские пивные бары мы с ними посетили! Нас удивлял большой выбор гастрономии в магазинах. Особенно поражало обилие сыров, тогда сыров с плесенью в Беларуси еще не было.  В общем, эти комсомольские поездки вспоминаются с удовольствием.
        Устанавливались производственные и научные контакты. Я сам писал отзывы и рецензии на статьи и диссертации литовских ученых. Знакомил их с близкими по профилю специалистами из ИТМО. Например,  когда нас попросили подключиться к работам по технологии производства ДСП (древесно-стружечных плит) для Вильнюсского завода, порекомендовал своего коллегу Г.А. Фатеева. Это сотрудничество продолжалось потом много лет.
        Продолжая заниматься водородной тематикой, готовил доклады, ездил на научные конференции. Например, участвовал в конференции по водородной энергетике, которая происходила в пансионате «Металлург» под Донецком (Юрьевка). Помню бескрайние дали Азовского моря, его прохладную воду, как я успевал замерзнуть пока шел до глубокого места, чтоб искупаться.  Как нас - участников конференции в пансионате, обильно и вкусно кормили.  Как с интересом слушали доклады других участников, потом рождались новые идеи, изобретения… Там мы познакомились с известным ученым в области теплоэнергетики академиком М.А. Стыриковичем и членом-корреспондентом В.А. Легасовым.  Валерий  Алексеевич Легасов позже стал заместителем директора Института атомной энергетики им. Курчатова и академиком.  Благодаря его оперативному участию в разработке мер защиты четвертого реактора чернобыльская авария не переросла в катастрофу планетарного масштаба.  За «отвагу и героизм, проявленные во время ликвидации Чернобыльской аварии» В. Легасов стал героем России. До сих пор не ясна истинная причина его самоубийства. Про него сейчас часто пишут, за границей сняли сериал «Чернобыль».
        Вспомнился мой неиспользованный шанс сыграть в шахматы с Нобелевским лауреатом в области экономики Л. Канторовичем. Мы на несколько дней приехали в Звенигород под Москвой, где участвовали во Всесоюзной школе молодых ученых по энергетике. Нам читали лекции самые выдающиеся ученые СССР того времени. После работы лыжные прогулки, встречи, беседы… Однажды вечером, когда мы сидели в холле, ко мне подошел Леонид Витальевич Канторович и предложил сыграть в шахматы. Я застеснялся, ведь это известный математик, создатель линейного программирования, Нобелевский лауреат... А играю я плохо, предложил ему другую кандидатуру.  Тот парень пыхтел, краснел, но старался изо всех сил, была ничья.  Помнится еще, как  там прогнозировали, что дешевая нефть в мире закончится через 20 лет. Поэтому и надо искать другие источники, развивать водородную энергетику.  Тогда шел 1979 год. Кто  знал что, благодаря новым технологиям, нефть и нефтепродукты через 40 лет так подешевеют. 
        В течении двух лет я предпринял еще две безуспешные попытки участвовать в конкурсах на должность старшего научного сотрудника. Пробыв секретарем комитета комсомола два года, от комсомольской работы избавился. Комсомольскую организацию возглавил мой бывший заместитель Александр Филоненко. У него были желание и энергия, ему это было интересно, и к карьеристам он не относился. А на меня навесили другую общественную работу – избрали в профком института. Меня это не интересовало, но не смог отказаться. Помнил, что профком и администрация меня поддержали, когда моей молодой семье было негде жить. Тогда нам  выделили комнату в общежитии для малосемейных, в которой мы прожили 6 лет. Вероятно, меня включили в состав профсоюзного комитета института, потому что хотели омолодить коллектив профкома.  Некоторые его члены сидели там по много лет. Распределение квартир, путевок и пр. – наверное, неплохое занятие. Я там был начинающим, мое мнение их мало интересовало, актив профкома давно сформировался – притерся друг к другу.
        Начал я понимать, что не все решается открыто. Существуют и невидимые пружины, связи… И мои неудачи в конкурсах стали понятнее. Думаю, меня  считали молодым ученым, у которого все впереди, что могу и подождать, а желающих повышения с влиятельными покровителями хватало. Понял я, что роста по службе мне придется ждать годами. При этом еще и общественной работой нагружали. А ведь проработал в ИТМО уже почти 12 лет. И все время на одной должности – младшего научного сотрудника. Должностей научных сотрудников тогда было всего две: младший и старший. Это потом стало легче, появилось 5 должностей научных сотрудников.  Я и сам перед уходом на пенсию работал ведущим научным сотрудником.
        Еще с комсомольских времен у меня сложились хорошие отношения с Ученым секретарем института В.Л. Драгуном. Когда он уходил в отпуск, часто оставлял меня исполнять свои должностные обязанности. За это я получал надбавку к зарплате, что существенно увеличивало мои доходы. Нагрузка не была трудной, у В. Драгуна была помощница Таисия Трофимовна Чижик, которая при мне и вела основную работу. А с руководителями лабораторий и членами Ученого совета института я и раньше работал, ведь два года сам был членом Ученого совета.  Спасибо Владимиру Леонидовичу, это временное замещение его должности сказалось на моей последующей карьере. К сожалению его уже нет среди нас, но добрая память осталась. Наверное, у каждого человека бывают в жизни встречи или события, которые влияют на выбор жизненного пути. Пожалуй, и В. Драгун относится к людям, повлиявшим на мой путь.
        В то время в ИТМО существовал конструкторский отдел, который занимался центрифугами нового поколения. Центрифуги предназначались для различных технологических целей, но я мало что о них знал. Слышал только о больших центрифугах на воздушной подушке, и  что их можно делать любого размера. Руководитель отдела В.И. Шаплыко на всех уровнях доказывал перспективность широкого применения таких центрифуг в народном хозяйстве, обосновывал  необходимость создания специализированного предприятия с мощным производством. В ИТМО производственная база на такие изделия рассчитана не была. Руководство института поддержало эти планы. Многое для организации нового предприятия сделал директор ИТМО АН БССР академик Р.И. Солоухин и главный инженер института Э.П. Полесский. По решению ГКНТ СССР (Госкомитета по науке и технике) и Совета министров БССР в конце 1981 года было создано Научно-производственное объединение «Центр». Валерия Ивановича Шаплыко назначили генеральным директором объединения.
        Новая организация начала быстро расти, молодежь туда устремилось. Кроме новой перспективной работы там были хорошие шансы получить квартиру, зарплаты тоже были выше, чем в академии наук. Вспомнили мой опыт ученого секретаря в ИТМО и мне предложили такую должность  в объединении. Не очень хотелось заниматься административной и бумажной работой, но зарплата манила: 400 рублей плюс еще премии и пр. Хотелось к тому же новизны, поменять обстановку. Надоела общественная работа, от которой не получалось отказаться. А там новые люди, новые задачи. Это тоже привлекало. В общем, посоветовался я с женой, ее это обрадовало. В лаборатории коллеги меня тоже понимали, ждать повышения можно еще долгие годы. А тут зарплата в два с половиной раза выше! Попрощался я с ИТМО, пообещал не забывать, и перешел на новое место работы. Попрощался, но, как оказалось, не навсегда. Шел 1982 год. Заканчивалась эпоха Л.И. Брежнева. И моя жизнь молодого ученого в ИТМО завершилась.

        8. На новой работе
        Научно-производственное объединение «Центр» занималось созданием центрифуг нового поколения.  Благодаря воздушной подушке высоких требований к балансировке вращающейся части центрифуг не предъявлялось. Центрифуги так и называли – самобалансирующимися.  Работы у меня как ученого секретаря на новом предприятии было много, особенно бумажной и организационной. Отделы и лаборатории располагались в старых зданиях, разбросанных по Минску, производственные корпуса были еще только в проекте, строительство только начиналось. Заниматься наукой мне практически не удавалось, хотя были интересные направления по технологиям:  центробежная фильтрация, осаждение, обезвоживание, сушка, пропитка…. Но сказать, что я работал только ради денег нельзя, и в административной работе находил интересное, нравился масштаб деятельности. Готовились новые крупные проекты, государственные программы…  Сотрудники работали заинтересованно, жизнь в объединении бурлила. Верили в высокую востребованность наших центрифуг, в огромные перспективы развития объединения.  И это несмотря на то, что мы располагались на временных территориях, где требовалось еще потрудиться, чтобы создать условия для работы.
        Отделы и лаборатории размещались в пяти разных частях Минска. Большинство сотрудников располагались в двух старых двухэтажных зданиях по ул. Кузнечной рядом с железной дорогой. Приходилось там многое достраивать, чтобы приспособить под эксперименты и испытания. Центрифуги вращаются с большими скоростями, при их работе должны быть предусмотрены меры безопасности. Помню как после рабочего дня нам приходилось таскать тяжеленные листы ДСП для перегородок в помещениях.
        Отдельного кабинета у меня не было, почти месяц сидел вместе с кассиром в бухгалтерии. В кабинет переехал, когда в комнате, где сидели плановики, рухнул потолок. Обвалилась штукатурка. Это так напугало их начальницу, что туда не хотели вселяться даже после ремонта. А меня комната устроила.  Здание было старое, построено в 1908 году. Говорят, его возводили монахи, когда строили Красный костел, расположенный неподалеку. 
        В мою работу входили командировки в министерства и ведомства СССР, переговоры с руководителями и чиновниками высокого ранга. Пытался их заинтересовать, доказывал перспективность и эффективность наших центрифуг, согласовывал задания госпрограмм. Такая работа, ее масштаб меня увлекали особенно вначале.
        В объединении создавали разные типы центрифуг, в том числе огромных с ротором диаметром 10 м. Космонавт Георгий Гречко высоко о них отзывался, подчеркивал, что наши центрифуги не требуют балансировки. Шутил, что при тренировках космонавтов на существующих аппаратах,  “если плюнешь, надо центрифуги опять балансировать”. Когда мы поднимались с ним по лестнице административного корпуса, ощущалась ветхость здания. Но он сказал, что первые ракеты и спутники создавались в сараях, а когда видишь мраморные лестницы и голубые ели у входа, у этой организации все уже позади.
        Мне было поручено сопровождать его в поездках по Минску и окрестностям. Многие белорусы хотели его увидеть, пообщаться. Помню встречи с работниками Минского тракторного завода, его выступления в Совете Министров БССР и др.  Георгий Михайлович был интересный собеседник, разносторонний, талантливый человек. Запомнились строки, которые он написал в бане на испытательном полигоне в г. Березино под Минском: “Водку пьем с хорошим другом или на работе квас, баня словно центрифуга обезвоживает нас“.  На больших центрифугах можно обезвоживать даже целые бревна*. Помню, как любовно и со вкусом мы строили ту баню. На стене из деревянных кругляков была изображена русалка. Я сам часами шлифовал шкуркой доски сауны. Когда лет 8 назад мне довелось там побывать, у меня даже настроение испортилось. Баня сгорела, помещения для испытаний центрифуг использовались под склады.
        И в объединении на меня навешивали общественные нагрузки. Например, «избрали» председателем общества борьбы за трезвость**. Это осложнило мою жизнь, особенно в компании рыбаков. Кто же ездит на зимнюю рыбалку с ночевкой без бутылки!  А мне нельзя, приезжал «пустым», были насмешки, обиды… Имелись и у меня недоброжелатели, пытались в таких случаях уколоть. Как компенсация за неприятности в  последней с ними поездке я хорошо выступил в соревнованиях в двух номинациях: на самую большую рыбу (поймал крупного леща) – 1-е место, и по улову занял 3-е тоже призовое место. А первые два места заняли рабочие завода. Были в нашем объединении специалисты по щукам. Если я за поездку ловил 1-2 щуки, они вытаскивали по 10.
        В мои обязанности входила подготовка и согласование программ по всем направлениям деятельности НПО.  Работы было очень много, бумаг тоже.  Обычно наши работы вызывали интерес, но не у всех. Например, в Минчермете  (Министерстве черной металлургии СССР), когда обсуждали наши центробежно-ударные дробилки и мельницы, сказали мне честно:
        - Ваше предложение интересно, но мы решили сделать ставку на дробилку Федорова, туда мы и вкладываем средства.
        Рассказали, что изобретатель Федоров ездил по предприятиям и министерствам с небольшим чемоданчиком. В нем находился действующий макет измельчителя. Туда закладывали куски руды, на выходе получался тонкий порошок.  Под конец демонстрации Федоров бросал в установку чугунный шар, на выходе тоже получался порошок, что, конечно, впечатляло. Появились грандиозные планы, по которым такие измельчители с высокой производительностью будут работать на рудниках, выдавая на гора помолотую руду.
        Я стал рыться в патентах, литературе – нет ничего. Такие прорывные работы обычно закрывают, чтоб защитить от конкурентов. Так же и мы поступали. Ничего не публиковали. Но все же кое-что я нашел, когда Федоров только начинал. Подобно жерновам два диска вращались относительно друг друга с регулируемым зазором. В одном из них был треугольный вырез, туда и поступал материал. Но можно ли сделать машину с высокой производительностью? Через несколько лет мне удалось побеседовать с человеком из комиссии по приемке дробилки Федорова. Производительность, которой тогда удалось достичь, была меньше заявленной. При этом обнаружилось несколько серьезных проблем. Например, подшипники не выдерживали нагрузок, разрушались после нескольких часов работы. Промышленность не выпускала таких больших подшипников, а импортные были дороги.  Мне не известна дальнейшая судьба этого изобретения. А дробилки и мельницы НПО «Центр» на основе самобалансирующихся центрифуг обеспечивали требуемую производительность и работают уже десятки лет примерно на 100 предприятиях разных стран.
        Нашими работами заинтересовались предприятия Министерства среднего машиностроения, наверное, самого закрытого министерства СССР в то время. Как-то приехал к нам командированный, попросил познакомить с предприятием. Я немного рассказал об НПО, потом спросил: «А чем вы занимаетесь?»  Он молчит. Когда  я отказался с ним дальше разговаривать, он признался, что не имеет права рассказывать о своем предприятии. Приедет завтра его начальник, он все объяснит.
        Начальником оказался симпатичный и общительный мужчина, который сразу все объяснил, еще когда мы с ним обедали в столовой. Он мне тихо сказал: «Вы слышали о Харитоне, мы оттуда». С тех пор мы начали с ними работать, стали предприятием Минсредмаша. Ядерным оружием мы не занимались,  занимались созданием центрифуг для переработки горнорудного сырья. Город Арзамас-16  (ныне г. Саров), откуда они приехали, был самым закрытым городом в СССР. Даже позвонить туда было не просто. Телефоны были либо московские, либо нижегородские, потом нас связывали через коммутатор. Сейчас о городе Сарове многие слышали, там жил святой Серафим Саровский, рядом покоятся его мощи. А в то время города не было на картах, он нигде не упоминался.  Юлий Борисович Харитон – руководитель программы по созданию ядерного оружия в СССР, был великий ученый. Благодаря ему и другим был достигнут  ядерный паритет, при котором СССР стал обладать мощным потенциалом в ядерном вооружении. Конечно, многое зависит от политиков, но благодаря паритету до сих пор не разгорелась Третья мировая война.
        В период перестройки у нашего директора В.И. Шаплыко возникла идея использовать некоторые материалы, которые в тот момент в отрасли оказались избыточными. Например, цирконий. Этот металл используется в ядерных реакторах, идет  на изготовление зубных протезов и др. Валерий Иванович обратил внимание как мелодично звенят палочки из циркония при постукивании. Выточили колокольчик, звук получился громкий, чистый, красивый. Тогда изготовили три колокола разного размера. Приезжали представители православной и католической церквей, высоко оценили звучание колоколов. 
        За новые разработки наши специалисты стали лауреатами Государственной премии СССР. Одна из работ была связана с испытаниями крупных узлов и деталей космического корабля «Буран» перед запуском. На большой самобалансирующейся центрифуге одновременно с перегрузками объекты можно подвергать воздействию высоких температур, вибраций и др.  Мне по долгу службы пришлось начать работу по оформлению документов по Госпремии, ездил по министерствам-заказчикам тех работ. Поддержку обещали, но ставили и условия, например, включить в состав будущих лауреатов представителей их министерств по их предложениям. Я тогда задумывался, ведь не включишь же в небольшой коллектив всех, кто был задействован в работах. Это же десятки, даже сотни людей, нелегко выделить главных. Думаю, решение о составе лауреатов не было простым. К сожалению, сегодня лауреатов из нашего объединения в Беларуси не осталось. Троих: В.И. Шаплыко, Б.И. Смирнова и В.С. Субоча уже нет.  Четвертый – Ю.Д. Барков проживает за рубежом.

        Через 6 лет административная работа мне приелась. Погряз в работе с бумагами, комиссиями, проверками, командировками. Немало времени занимала организация работы Научно-технического совета, оформление протоколов заседаний. Не могу забыть, как мне приходилось ежедневно ездить из Минска в Москву, тогда я неделями проводил ночи в поездах. Поезд уходил вечером, прибывал рано утром. Днем приходилось работать, готовить, согласовывать бумаги в министерствах и Госкомитете по науке и технике СССР, ночью переезжать из одного города в другой. В Минске машинистки (компьютеров тогда не было) печатали новые бумаги, ставились подписи, печати и снова на поезд. Иногда даже домой не успевал заскочить.
        К тому же меня выматывали проверки нашей организации. Приходилось работать с проверяющими, меня постоянно включали в комиссии. Надо было отстаивать наши позиции. Проверок было много, хватало недоброжелателей у нашего генерального директора. Объединению не было еще трех лет, а уже тогда приезжали проверяющие. Некоторые бывшие «соратники» рассчитывали на высокие должности в объединении. Надо сказать, что у директора – В.И. Шаплыко, характер был непростой. Он не терпел людей, которые подвели.  НПО «Центр» было делом его жизни, сюда он вкладывал все свои силы и способности. Помнится, как председатель первой комиссии искренне удивлялся, как мы быстро строимся, развиваемся.  Производственные корпуса только возводились.
        Когда в объединении освободилась должность начальника лаборатории, занимающейся технологиями, я решил туда перейти. Меня интересовали исследования технологических процессов на центрифугах, в том числе фильтрация, осаждение, сушка, пропитка...  Тянуло поближе к науке, я и раньше интересовался работами этой лаборатории***. Надо сказать, что для большинства мое решение стало неожиданным, у нас принято строить карьеру по восходящей, говорили, что я в резерве на место заместителя директора. А тут сам попросился на понижение. Даже генеральный директор не понял меня, но когда я нашел удачную кандидатуру на мое место, согласился меня отпустить.
        При переводе я сделал интересные для себя наблюдения. Не скрою, на высокой должности можно получать и моральное удовлетворение. Кажется, все тебя уважают, многие стараются помочь, угодить и т.д. Коллеги вежливы, улыбчивы, стремятся заглянуть в кабинет, обсудить, поговорить и т.д. К этому привыкаешь и считаешь естественным. Если долго работаешь начальником, начинаешь думать, что такое отношение людей к тебе, это результат твоих заслуг, талантов, а не отношение к твоей должности, креслу. А тут я почувствовал, как ко мне изменилось отношение некоторых сотрудников. Когда я проходил по коридору, навстречу шел один из коллег, всегда приветливый ко мне. Я уже растянул рот в улыбке, но он прошел мимо с деловым видом, даже не посмотрев на меня. Мне было неприятно, я понял почему меня многие «уважали» раньше. Таких людей было немного, но со стороны начальников отделов и лабораторий моя персона больше интереса не вызывала. Понятно, если раньше я занимался общими проблемами организации, был в курсе всех дел, то теперь стал заниматься проблемами своей лаборатории, что их не интересовало.
        * http://proza.ru/2018/04/02/1897
        ** http://proza.ru/2016/07/11/1662
        *** http://proza.ru/2014/08/24/148

        9. Ближе к науке
        После шести лет работы ученым секретарем НПО «Центр», у меня появилась возможность сменить деятельность. Надоели бумаги, работа ученым секретарем была напряженная, а всегда хотелось заниматься наукой.   За время моей службы управленцем менялись замдиректора. Не сработались с директором. Некоторые удивлялись, как я смог столько лет проработать с таким сложным человеком? Хотя и надо мной директор иногда мог недобро пошутить: «Это ж только Владимир Павлович может иметь собственное мнение!» На что я отвечал: «Разве это плохо?» Он пожимал плечами, ведь другие так не поступали. Может я и был слишком прост и наивен, но подхалимом не был никогда.
        Сначала я пытался совмещать обе должности, но через несколько недель понял, это невозможно. Нашел кандидатуру на место ученого секретаря, оставил свой кабинет и погрузился в дела лаборатории (шел 1988 г.). Это считалось понижением статуса, но зарплата осталась прежней. Моим непосредственным руководителем стал начальник отделения. В отделение также входили конструкторские отделы. Решение директора объединить усилия ученых и конструкторов было рациональным, мы работали в тесном контакте. Завод тоже был под боком, испытательные стенды рядом, в любой момент можно было увидеть реализацию наших идей.
        Лаборатория насчитывала 21 сотрудника, преимущественно молодых. Раньше ее возглавлял Валерий Зуйков, которого я давно знал. Но он не сработался с начальником отделения. Валерий Евгеньевич создал работоспособный коллектив, лаборатория была неплохо оснащена приборами и аппаратурой.  Меня он и пригласил, ему было небезразлично кто станет следующим руководителем.
        Одним из направлений работ являлось исследование технологий фильтрования материалов на центрифугах. С участием лаборатории создавались центрифуги для обогащения руд цветных металлов для Усть-Каменогорского свинцово-цинкового комбината (сейчас «Казцинк»). Для объединение «Беларуськалий»  (г. Солигорск) в цех 4-го рудоуправления поставили лопастную фильтрующую центрифугу. Она показывала хорошие результаты по производительности,  выручала производственников, когда вакуумные фильтры цеха не справлялись с накопленными калийными шламами. К сожалению, были проблемы с надежностью одного из комплектующих узлов центрифуги - планетарного редуктора. Конструкторам приходилось туда ездить для ремонта. Мы встречались с главным технологом ПО «Беларуськалий». Судя по разговорам, наши работы ее не особо интересовали. Больше интересовало немецкое оборудование. В цеху мне пояснили, что она много времени проводит в Германии. Инженеры цеха смеялись, когда я им пожаловался на отсутствие ее интереса к нашим центрифугам: «Как ты думаешь, куда ей больше хочется ездить, в Минск или Германию?»
        В лаборатории также велись исследования пропитки и сушки древесины. Часть работ вела группа Роберта Найденова. Я писал про них, когда они нашли эффект, при котором легкое плавающее тело тонуло в центробежном поле*.  Тематика пропитки и сушки древесины мне была интересна, потом еще много лет я занимался близкими вопросами. Об этом у меня есть в рассказе про топляк**.
        При выборе пропиточных составов мы консультировались с  Сенежской  лабораторией консервирования древесины, расположенной под Москвой (Октябрьская ж.д.).  Там разрабатывались и испытывались средства защиты древесины от гниения и горения. Видел поле-полигон, где проходили испытания образцов антисептированной древесины, в течение многих лет находящихся в грунте.  Были крепкие столбики, установленные почти 50 лет назад еще в 1946 году, были и полусгнившие за 10 лет. С 1952 года Сенежскую лабораторию возглавлял  проф. С.Н. Горшин. Было интересно с ним встречаться, хотя основные работы мы вели с Н.А. Максименко. Когда мы познакомились, Сергею Николаевичу было 82 года.   Несмотря на плохое самочувствие, он подолгу со мной беседовал, рассказывал про работы лаборатории, ее историю (она образовалась в 1928 г.).  Познавательно было услышать про методы консервации деревянных  старинных сооружений, например, церкви в Кижах. Запомнились его слова:
      - Молодой человек, если кто-то вам скажет, что есть совершенно безопасные для здоровья человека антисептики, не верьте. У нас и у дереворазрушающих грибов одна среда обитания. Что вредно для них, вредно и нам. Дело только в количестве этих ядов, попавших в организм. То, что для них смертельно, нам не опасно. Вы же не питаетесь этой пропитанной древесиной.
        Я часто вспоминаю эти слова, когда вижу трухлявую гниющую на земле древесину в лесу. Ведь говорят, если бы не было дереворазрушающих грибов, вся наша планета была бы покрыта толстым слоем трупов деревьев. Это наша среда обитания, на удобренной гнилушками почве растут новые деревья, таков круговорот веществ в природе. Конечно, мы не хотим, чтоб наши дома и заборы быстро сгнивали, поэтому древесину защищаем.
        Я перестал ездить в лабораторию, после того как оказался невольным свидетелем трагедии на железнодорожной станции Сенеж.  Будучи в командировке в Москве, я заехал к ним. Из электрички передо мной выходили женщины-маляры, человек пять. В заляпанной одежде, они несли ведра, кисти, весело смеялись, разговаривая между собой. Как и я, они вышли из первого вагона, прошли перед поездом и направились работать к платформе напротив. Отойдя от станции, я услышал громкие почти непрерывные гудки движущейся электрички, но не придал этому особого значения. Позже, возвращаясь на станцию, я заметил группу угрюмых людей и небольшой грузовик. До электрички оставалось еще минут 10, я вышел на платформу. Там не было ни души. И тут заметил перед собой мертвенно-серую кисть руки, дальше отрезанную ногу в обуви, какие-то разбросанные предметы, человеческие останки. Как в фильме ужасов! На шпалы и рельсы тоже страшно смотреть. Вернулся обратно, спросил у людей, что случилось? Они были в шоке, наверное, это их бригада или родственники… Как я понял, когда женщины перешли к противоположной  платформе, по встречному пути из-за поворота выскочила электричка, которая на этой станции не останавливалась. По другому пути электричка только разгонялась и путь еще не освободила. Платформа была высокая, на нее женщины взобраться не могли, под нее тоже не залезть… 
        По заказу Министерства обороны СССР нами велись работы по огнезащите древесины, пропитывая растворами в центрифугах.  Неоднократно ездил в г. Сокол Вологодской области на домостроительный комбинат, выпускающий строительные конструкции для военных. Они производили древесно-цементные плиты, панели, из которых строили казармы и другие сооружения.  Сами плиты были негорючими, но требовалась огнезащита деревянных элементов: каркасов, дверей… Воспользовавшись случаем, я купил себе дачный домик из таких панелей (был дефицит), а также обеспечил домиками всех желающих работников НПО «Центр». Это не стоило больших усилий, ведь директором того комбината был белорус В.М. Казачковский, он скучал по Родине и был рад с нами вести дела. Насколько я знаю, после выхода в отставку он вернулся в Беларусь. При моем участии в РБ пришло более 300 таких домиков. С благодарностью вспоминаю и заместителя директора комбината В.С. Васькова. По налаженному пути  потом нашлось кому заняться бизнесом по реализации домиков и панелей в Беларуси.
        Кроме заказов для военных, подобные работы выполнялись и для белорусских строителей. Пропитывали древесину для огнезащтных дверей гостиницы Беларусь, ряда других общественных зданий, деревянных элементов станции минского метро Немига и др. С нами сотрудничал Институт общей и неорганической химии Академии наук Беларуси. Работы по созданию огне-биозащитных составов для древесины начинались еще при участии академика Н.Ф. Ермоленко, потом в течение многих лет мы продолжали работать с Н.К. Луневой и сотрудниками ее лаборатории.
        Став начальником лаборатории, я ввел правило проводить утренние семинары по понедельникам. Обсуждали новые результаты, планы работ. Помнил, что в  ИТМО директор Р.И. Солоухин требовал от заведующих лабораториями докладывать новые результаты на еженедельном ученом совете института. Как ученый секретарь НПО «Центр», я всегда включал подобные рассмотрения и на заседаниях Научно-технического совета объединения. Удивительно,  лабораторный семинар по понедельникам проходил активно и интересно.  Чем-то напоминал конкурс или соревнование, кто лучше выступит.  Было приятно, что люди относятся к работе так заинтересованно и ответственно. Но, оказалось, я слабо разбирался во взаимоотношениях в коллективе.  Когда в объединении начались сокращения штатов, два сотрудника не стали ждать и сами уволились. Конечно, мне было жаль их терять, но не все от меня зависело. 
        В очередной понедельник мы проводили семинар, уже без этих людей.  Все было как обычно, но обсуждение шло скучно, выступающие формально отчитались и быстро закончили.  Никакой активности, разве что я пытался немного тормошить. Позже спросил у руководителя группы фильтрации Елены Ефимовны, в чем причина такого скучного заседания. Она ответила:
       -  Так Галя же уволилась, перед кем стараться показать, что наша группа сильнее! А вы нас и так знаете, доказывать не надо.
Я подумал и сказал:
      -  Да, конкуренция – великий стимул.
        Нужно сказать, что добрые отношения с начальником отделения у меня не сложились.  Начальник любил подхалимов. Грамотности не хватало, это заменялось хитростью, способностью подставить…  Возможно, он боялся, что я могу его подсидеть, ведь ученой степени у него не было. Зато была «рука». Я никогда не лебезил перед своим прежним начальником – генеральным директором объединения В.И. Шаплыко, хотя его уважал за ум, таланты, нестандартность мышления и др. К начальнику отделения тем более подлизываться не собирался. А поездив с ним в командировки, мне стало стыдно  участвовать c ним в переговорах с заказчиками. Однажды, прилично выпив, он расхвастался и высказал обидные слова представителю заказчика.  Увидев, что он не компетентен в обсуждаемых вопросах, к тому же пьяница, я перестал участвовать с ним в переговорах. По работе помощи от него было немного, поэтому старался с ним реже общаться. Настроение из-за него часто портилось, хотя открытой борьбы не велось. Приходилось терпеть, ведь у меня появилась возможность заниматься исследованиями, наукой. Понял тогда, почему с ним не сработался прежний начальник лаборатории. Тогда я надеялся, что смогу с ним работать на формальной основе. Опыт у меня был, и генеральный директор в целом ко мне хорошо относился.

        Советский Союз переживал последние годы. От информированных людей я слышал, что ожидаются большие перемены. Лидером страны – генеральным секретарем ЦК КПСС  тогда считался К.У. Черненко, который пробыл у власти всего год. Когда во власть пришел М.С. Горбачев, действительно, стали заметны серьезные изменения. Богаче мы жить не стали, но бояться властей стали меньше, появилась «гласность». На западный манер появилась должность президента страны.  Но прежняя номенклатура не сдавалась,  страна оказалась не готова к серьезным демократическим изменениям. Произошел  по существу государственный переворот, в лидеры вышел Б.Н. Ельцин, который привел к разделению СССР на пятнадцать независимых стран.
        Моя работа в лаборатории проходила в тот непростой период. Точнее это были два периода: один при СССР, другой в независимой Республике Беларусь.  При СССР у нас не было больших проблем с финансированием, исследования и разработки велись для Минсредмаша, других союзных отраслей. После переподчинения белорусским властям появились проблемы. Реальные зарплаты снизились, курс зайчика*** на глазах падал.  Пошли невыплаты зарплат.  Говорили, выживайте как хотите.  Инженер из отдела снабжения стал заместителем генерального директора, он умел «делать деньги».  Его приводили в  пример. Но не все же могли распродавать накопленные при СССР складские запасы.  Случались даже трагедии. Ставший бывшим начальник отделения, лауреат Госпремии СССР неожиданно выпал из окна своего кабинета на шестом этаже. Появились сложности и в нашей лаборатории, что делать, как платить зарплату людям?
        Начальник отделения продолжал душить, от него требовали сокращать сотрудников. Он считал, что столько научных работников отделению не нужно. Если в первую волну сокращений я пошел на увольнение сотрудников лаборатории, во вторую никого не стал сокращать, а ушел сам. Нелегко было на это решиться, жалко было оставлять коллектив. Не могу забыть женские слезы и вопрос: «Почему именно меня?» Знаю, как минимум, двух людей, которые мне никогда этого не простят. Висит на мне этот грех. Не надо было мне так поступать. Другая причина моего ухода - отношения с начальником отделения. Ожидание неприятностей, подстав, со стороны начальника или его лизоблюдов раздражали. Пожалуй, это был самый неприятный период моей трудовой жизни, хотя мне всегда удавалось избегать серьезных конфликтов. Вот ведь, потянуло в науку на производственном предприятии, а там другие отношения. Все же с академическими учеными было работать лучше.
        Когда был ученым секретарем, я знал обо всех работах объединения. Готовил бумаги, писал сводные научно-технические отчеты. Знал всех руководителей отделений и отделов. Мне особенно нравился начальник отделения Юрий Феликсович Соболев, интеллигентный и выдержанный человек. Удалось с ним договориться, и я перешел в их отделение.
        Завершился период моей работы в отделении с антипатичным начальником, где желание заниматься научными исследованиями привело к дискомфорту в работе. Или не бывает в жизни все только хорошо?
          *http://proza.ru/2014/08/24/148
        ** http://proza.ru/2018/04/02/1897
        ***зайчик был нарисован на рублевой купюре, он продержался лишь несколько лет и из-за инфляции исчез

        10. Яйца, свечи
        Специалисты НПО  «Центр», из-за отсутствия заказов со стороны промышленности (ракетно-космической, перерабатывающей и др. индустрий) стали искать работы в других сферах. Раньше основными заказчиками были союзные отрасли, а СССР приказал долго жить. Мы, конечно, верили, что трудности временные. Но кушать же надо каждый день, поэтому искали способы, как зарабатывать на жизнь и при этом сохранить коллектив.  В отделении, куда я пришел, было несколько традиционных направлений исследований и разработок. Там занимались высокоскоростными центрифугами на магнитном подвесе. Их использовали для моделирования процессов в авиационной и космической областях, в медицине для разделения крови и др. Рядом работали дизайнеры, художники, рабочие художественных промыслов.  В первое время  на новом месте я пытался заниматься тем, в чем неплохо разбирался: сушкой и пропиткой древесины. Но продолжались сложности с финансированием и серьезных заказов на исследования и разработки получать не удавалось.
        Учитывая  интерес к художественному деревянному паркету, мы подготовили образцы и начали участвовать в выставках и показах. Опыт пропитки древесины полимерами с целью повышения твердости и долговечности мы имели. Ранее совместно с москвичами мы использовали растворы полимеров для упрочнения  шпуль для катушечной фабрики в г. Петушки. Результаты были хорошие, но денег на разработку и поставку оборудования не нашлось. Попробовали использовать такие экологически безопасные полимеры для паркета. Из пропитанной окрашенным полимером древесины, наши мастера изготовили образцы художественного паркета, которые приняли участие в международных выставках. Сразу нам поступило предложение поставить партию такого паркета, для начала несколько десятков тысяч квадратных метров.   Вручную столько не изготовить. А приобрести необходимое оборудование не было возможности, поэтому проект не пошел. Многие проекты не смогли реализовать из-за отсутствия финансирования.
        Зарабатывали кто как может. Делали керамическую посуду, сувениры. Успехом пользовались шахматы с фигурами героев войны 1812 года. Это был красивый и дорогой шахматный набор, который охотно покупали. На заводе производили городские автобусные остановки. Освоили выпуск шикарных карет, пользующихся спросом за границей. Кареты были похожи на царские: бархатные сиденья, позолота...  Деревянные детали пропитывались в центрифугах.
        Группа художников расписывала яйца. Десятки тысяч деревянных яиц шли на экспорт. Яйца были разных размеров от перепелиных до страусовых.  Рабочие на заводе точили их на станках с ЧПУ, возле каждого станка  громоздились кучи деревянных яиц. Но со временем яйца начинали растрескиваться, из-за плохой сушки заготовок. Своих сушилок не было, а доступные сушилки на других предприятиях Минска не справлялись. Директор попросил меня подумать, как высушить влажные  заготовки яиц. Пришлось порыться в литературе. В книге 1940 года издания я нашел упоминание о сушке древесины в соли. Стал экспериментировать, смог получать сушку приличного качества даже твердых пород древесины, например, фруктовых деревьев. Благодаря пропитке, соль из-за гигроскопичности выравнивала влажность по толщине заготовки и древесина не растрескивалась. Конечно, после сушки потребовалась специальная шлифовка яиц, т.н.  «галтовка», чтобы удалить выступающую на поверхность соль.
        После шлифовки и грунтовки начиналась работа художников. Привлекались со стороны десятки художников, на больших яйцах рисовались целые сюжеты, картины. Особенно популярны были изображения на библейские темы. Потом яйца покрывались десятью-одиннадцатью слоями прозрачного лака, что придавало глубину и объемность изображению. Большие расписные яйца несомненно представляли художественное произведение, стоили дорого. В объединении создали специальный участок, где работали десятки человек.
        Таким образом, объединение занялось производством того, что пользовалось спросом.   Освоили массовый выпуск различных деревянных поделок: разнообразных стилизованных фигурок животных и птиц, сувениров. Древесина глубоко пропитывалась окрашенным парафином в центрифугах. После механической обработки, благодаря уникальной природной структуре дерева, некоторые изделия выглядели как произведения искусства. Даже две по форме одинаковые фигуры выглядели по-разному. В созданиях природы нет повторений, это же не пластмасса.
        Когда в лаборатории появился парафин, мы освоили технологию изготовления свечей. Даже создали установку для их массового выпуска. В лабораторию пришел дизайнер Ольга Янович, она стала предлагать оригинальные формы свечей. Одновременно мы с Олей решили заняться деревянными подсвечниками, продолжали искать свою нишу*. В рамках объединения у нас наладился небольшой бизнес. Партии подсвечников из декоративной древесины шли за границу. Кое-что реализовывалось и в нашем городе. Свечи тоже находили сбыт. Небольшие партии свечей в подарочном исполнении покупала одна из минских церквей.
Реальную помощь в этом оказывала М.А. Делун – директор художественной галереи. При объединении существовала галерея работ художников, в основном, белорусских. В то время Марина совместно с художником А.М. Кищенко занималась проектом создания Гобелена Века, который позже из-за гигантских размеров попал в Книгу Рекордов Гиннеса**. Интересное было время, вспоминается с удовольствием, хотя для меня было мало возможностей заниматься наукой. Марина познакомила меня со многими известными художниками Беларуси. На своих жигулях я возил Александра Михайловича в Борисов на  Комбинат прикладного искусства, где ткали этот гобелен. Один из прежних гобеленов Кищенко занял достойное место в ООН, к его работам за границей был немалый интерес. Заказывали новые работы.  Марина – энергичная и предприимчивая  женщина, совместно с А. М. Кищенко создала предприятие для организации и финансирования работ над новым гобеленом. Вкладчики вносили туда деньги с уверенностью, что после продажи гобелена за границу, они хорошо заработают.  Работа длилась 5 лет. Действительно, гобелен получился замечательный. Впервые он был выставлен в большом выставочном павильоне в 1994 году. На нем художник постарался отобразить мир XX века**. Представлены портреты примерно 100 известных лиц столетия. Ленин, Сталин, Билл Клинтон, Елизавета II, Эйнштейн, Де Голь … Есть и лик Христа, ангелы… Все это в каком-то необычном космическом  масштабе. Высота Гобелена века – 19 м, ширина – 14 м. Вес произведения – 286 кг. Я помогал переносить этот гобелен в свернутом виде по лестнице в мастерскую художника после первой экспозиции. Нас было человек 7 или 8. Его пришлось нести на 6 этаж, ведь лифт такое не вмещает.
        У уникального гобелена судьба оказалась не простой. Нет подходящего помещения для демонстрации. Помимо того, что гобелен занесен в Книгу рекордов Гиннесса, ему присвоен статус историко-культурной ценности 1-й категории,  значит, он признан белорусским  национальным достоянием. В результате продать гобелен оказалось не возможным. Поэтому деньги вкладчикам Марина вернуть не смогла, начались суды, они тянутся по сей день. Последняя информация, которой я располагал, что Марина находилась в заключении,  в официальной печати писали о ней как о жулике, присвоившем чужие деньги. А я считаю, если бы не она, то и гобелена бы не было. И квартиру свою она закладывала, и сил своих не жалела. Жаль, сам художник  так рано ушел. Не могу забыть ее удивления, когда у А.М. Кищенко возникла  идея  поместить на самом верху уже практически законченного гобелена свой портрет и портрет А.Г. Лукашенко. Тогда у Лукашенко только начался первый президентский срок. В результате государство не позволило гобелен продать за границу и затраты на него не компенсировало. Марину посадили. Так был вознагражден ее труд.  А между тем это уникальный гобелен, аналогов которому нет в мире не только по размерам, но и по уровню мастерства.
        В тот период мы создали совместное предприятие с иностранцами. Наше НПО «Центр» приобрело новое название «Стэнфорд Техно-Центр РБ». Часто приезжали американцы, обсуждали новые проекты. Начали поступать заказы на продукцию от иностранных компаний.  В рабочее время у нас хватало переводчиков, три наши девочки окончили иняз. По выходным иностранцев возили на природу, рыбалку, баню. Женщины ездить отказывались. Оказалось, что никто из связанных с ними по работе мужчин не знает английского лучше меня, хотя и мой язык был весьма слабый. Так, у меня появилась дополнительная работа в нерабочее время, тем более, что на рыбалку я ездил с удовольствием, всегда был активным любителем подледного лова.  А для иностранцев это были незабываемые приключения. С восторгом признавались, что ходят по озеру впервые в жизни. Большинство приезжало из Техаса, где мороза и льда на озерах не бывает. Потом варили уху на костре в заснеженном лесу, где такое увидишь!
        Особенно много времени проводил у нас американец по имени Дон Хьюстон. Скромный парень, худощавый, высокий, рыжеволосый. Он принимал непосредственное участие в выполнении заказов для американских компаний. Часто видел его на участке одетым в рабочий халат. Однажды директор предложил продумать, как мы будем нашего коллегу Дональда поздравлять с 40-летием. Никого из близких у него в Минске нет, но надо же сделать человеку приятное. Мы с Олей решили подготовить в подарок сувенирный подсвечник. В нем был секрет, внутрь поместили 100 граммовую бутылочку с самогонкой, которая, как нам сказали, Дону очень нравилась. Кто-то занялся подготовкой ресторана для празднования юбилея, приглашением гостей. Мне запомнился тот день рождения, все было здорово. Гостей собралось много. Вспоминаются выступления первой белорусской красавицы Лики Ялинской (Анжелики Агурбаш), Василия Раинчика.  Я попросил свою дочь написать песню в честь юбиляра на английском, она увлекалась сочинением песен.  Алена выбрала слова советского поэта Леонида Мартынова «Ты без меня»  в переводе (You without me)***. Песня прозвучала в ее исполнении на вечере, Дону подарили запись на пленке. Тот был растроган, сказал, что ему никогда таких подарков не дарили.
        В общем, жизнь была разнообразная, жаль что зарплата была маленькая. Да и ее выдавали с задержками. Идеи директора по созданию технопарков не находили поддержки в правительстве. Не было серьезных заказов ни со стороны белорусских, ни со стороны иностранных компаний. Пошли недовольства, нашлись желающие на место директора. Начались интриги, в которых я не хотел участвовать. Наукой мне тоже практически заниматься не удавалось, хотя технические проблемы решать приходилось. Поэтому, когда меня пригласили в Академию Наук в мой прежний институт (ИТМО НАНБ), я согласился. Там и зарплата была повыше, она выдавалась вовремя, а более всего удивило, что регулярно выплачивался аванс. Шел 1995 год.
 
* http://proza.ru/2014/09/09/1945
** https://ont.by/news/gobelen-matyas
*** https://www.youtube.com/watch?v=_rJ8SzVv9Sg 

        11. Шпалы
        В начале 1995 года я опять стал работать в ИТМО НАНБ. Туда меня пригласил зав. отделом С.М. Аринкин. Когда-то мы с ним вместе работали в НПО «Центр», он был заместителем директора по науке. И даже какое-то время сидели в одном кабинете, когда еще строились корпуса. Позже у него появились разногласия с  генеральным директором В.И. Шаплыко, и он уволился. У меня тоже с Сергеем Михайловичем отношения были не всегда ровные, случалось, мы с ним расходились во взглядах и оценках. Тем не менее, он меня пригласил, у него были намерения развивать работы по пропитке древесины,  чем я занимался. С.М. Аринкин  вел крупный хозяйственный договор с Белорусской железной дорогой по созданию оборудования и технологии для пропитки железнодорожных шпал экологически чистыми составами. Борисовский шпалопропиточный завод тогда был на грани закрытия из-за экологических проблем. 
        В ИТМО мне сразу пошли навстречу. Я переехал в ту же комнату, откуда ушел 12 лет назад. В комнате по-прежнему работал Г.А. Фатеев, с которым мы  много лет сидели вместе. За время моего отсутствия мало что изменилось, разве что на месте моего письменного стола стоял большой и солидный стол. Я сразу его узнал, это был стол моего научного руководителя Б.М. Смольского. Вещи переживают людей, подумал я тогда. В комнате появился современный для того времени персональный компьютер Пентиум-2, и я стал его осваивать. Теперь на компьютере начали трудиться трое, но никаких проблем не возникало. Вот, что значит работать с интеллигентными и доброжелательными людьми! Меня консультировали и помогали разбираться с программами Г.А. Фатеев, и О.С. Рабинович. Я сразу завел себе электронную почту. Дома компьютеров ни у кого из нас еще не было. А ведь тот компьютер  формально принадлежал другой лаборатории. И я был на правах гостя. По сей день благодарен этим сотрудникам за  внимание и доброе отношение.
       Основной работой, которой мы занимались в отделе в то время было создание оборудования и технологий для реконструкции шпалопропиточного завода в г. Борисове. У города к нему было много претензий из-за экологии. Завод был старый, на нем почти сто лет пропитывали шпалы креозотом (каменноугольным маслом), затем переключились на сланцевое масло, но экологическая обстановка улучшилась мало. Почва в районе завода пропиталась маслами, а ведь рядом большая и красивая река Березина. Загрязненные сточные воды на заводе стали подвергать очистке, но с загрязнением воздуха оставались проблемы.  Особенно опасным моментом была выгрузка горячих пропитанных шпал из автоклава. Все это происходило на открытом воздухе, где невозможно полностью уловить вредные выделения. С нагретых почти до 100 градусов шпал шло интенсивное испарение ароматических веществ. А при каждой выгрузке на вагонетках из автоклава выезжал целый вагон горячих шпал. 
        Наш институт совместно с другим академическим институтом ИОНХ НАНБ предложили пропитывать шпалы экологически безопасным антисептиком Биошпал.    Хотя всегда вспоминаю слова профессора С.Н. Горшина, что безвредных для человека антисептиков не бывает. Креозот убийственен для гнилостных грибов, он считается эффективным антисептиком, но он вреден и для человека. Не только при попадании в воду или пищу. Вредно дышать его парАми, особенно при высокой концентрации в воздухе. Чем антисептик безвреднее, тем слабее и защита от дереворазрушающих грибов.   Предложенный пропиточный состав Биошпал был на водной основе, он  не требовал высокой температуры при пропитке, но для эффективной защиты требовалось  его большее поглощение. После пропитки шпала оставалась белой с небольшим розоватым оттенком.  Такие пропитанные шпалы и переводные брусья часто крали с участков, куда их доставляли для укладки в железную дорогу. Белые, без заметного запаха, их можно было использовать при строительстве. Дач, например.
        А встречались вообще анекдотичные случаи. Однажды пригласили нас на склад белой шпалы, поступающей на завод для пропитки. Приемщица попросила посмотреть новую партию. Говорит, похоже на вашу продукцию.  Действительно, поступившая партия немного отличалась по цвету (розовый оттенок), имела характерный кислый запах. Оказалось, их где-то украли и снова привезли на завод, ведь даже за «белую шпалу» платят дорого. Не всякие деревья подходят при заготовки шпал, только с толстым стволом и без дефектов. Позже стали использовать пропиточные составы по цвету и запаху близкие к традиционным шпалам.
        Оборудование разрабатывалось конструкторским сектором, который возглавлял Н.М. Горбачев. Он и его сотрудники также когда-то работали в НПО «Центр», я их и раньше неплохо знал.  Нашему исследовательскому сектору, который я возглавил, требовалось представлять данные конструкторам по пропиточным составам, режимам пропитки и пр. С ними у нас установился тесный контакт. Главным конструктором по технологическому оборудованию проекта реконструкции завода был Владимир Кузьмич Боголидов. Уже немолодой, не расстающийся с палочкой, но очень грамотный, настойчивый и ответственный специалист.
Главный инженер завода Александр Иванович Пашкеев поддерживал наши работы и всячески нам помогал.  Молодой, активный, пытающийся вывести свой завод на самый передовой уровень. Когда он стал директором завода в 1997 г. , мы также продолжали с ним тесно работать. А с самого начала наши начинания поддерживал прежний директор завода Г. Ф. Морозюк. В 1994 году под руководством С.М. Аринкина на заводе была  смонтирована экспериментальная установка для пропитки древесных шпал экологическим чистым антисептиком. Мы проводили много времени занимаясь экспериментами на этой полномасштабной установке. К установке были прикреплены несколько рабочих завода, они нам реально помогали, ведь мы экспериментировали с сотнями шпал.
        А.И. Пашкеев - добрый и знающий человек пользовался уважением в коллективе. Знал производство в мельчайших деталях, доверял науке и ученым, интересовался новыми технологиями. Не случайно, достигнув пенсионного возраста, он продолжил там работать. Делился с нами своими знаниями не только производства.   Вспомнился его рассказ, как лозоходцы ищут воду. И как их методами можно найти руду или металл под землей. Даже показал, как это можно делать. Он поднял валявшиеся на земле куски алюминиевого провода, распрямил, согнул буквой Г. Короткими концами взял в кулаки каждой руки, так чтоб они могли свободно вращаться. И медленно стал идти, держа перед собой, так чтобы длинные концы были направлены вперед. Вдруг оба конца повернулись на 90 градусов. Я спросил, почему?
         - Здесь под землей проходит кабель. Попробуй, и у тебя получится.
Я также взял эти изогнутые проволоки и медленно пошел. Самое трудное правильно их держать, не зажимая. Я настолько старался, чтобы они могли свободно вращаться, что почти не смотрел под ноги. Вдруг заметил, что они повернулись. Оказывается я подошел к рельсам.  Александр Иванович сказал:
        - Видишь, это не сложно.

        Конечно, было немало проблем, как по технологии, так и по экологии, но это требует слишком длинных разъяснений.  У нас есть немало научных публикаций по этой теме. При выборе состава приходилось работать с Институтом общей и неорганической химии (Н.К. Луневой), Институтом микробиологии НАН Беларуси (И.А. Гончаровой), Химическим факультетом Белгосуниверситета (Г.Л. Щукиным) и др.  Главной задачей был выбор эффективного защитного пропиточного состава, который бы не вымывался из древесины, а также рационального способа пропитки. В процессе работ были пропитаны тысячи шпал.  Потом их укладывали в железнодорожные пути. Мы регулярно участвовали в экспериментах, ведь Борисов от Минска недалеко, всего 70 км.
        Опыт работ по технологии пропитки древесины шпал и брусьев пригодился и позже. При нашем участии были созданы шпалопропиточные производства еще на двух белорусских предприятиях, мы также оказывали помощь ряду другим организациям и не только белорусским. По заданию Министерства лесного хозяйства РБ создали оборудование и технологии для антисептирующей пропитки древесины для одного из белорусских лесхозов. Хотя с лесхозами, в основном, работали по созданию лесосушильных камер. Тогда (да и сейчас) Академия наук была вынуждена заниматься практическими разработками, дающими быструю отдачу, ведь основное финансирование осуществлялось по хоздоговорам. Хорошо, что параллельно имелась возможность заниматься исследованиями новых технологий.
        Реконструированный шпалопропиточный завод в Борисове (БШПЗ) работает уже более десяти лет, и в этом большая заслуга В.К. Боголидова. Когда я подъезжаю к станции Борисов (если ехать в направлении Москвы, из окна поезда завод виден справа), вспоминаю те годы нашей работы и главного конструктора проекта Владимира Кузьмича. Уже несколько лет прошло, как его нет, а завод работает. 

         12. Железо
         После странной частой смены нескольких директоров в Институте тепло-и массообмена  НАНБ на эту должность был назначен А.М. Русецкий, много лет проработавший министром промышленности Беларуси. Он поддерживал научные разработки с практическим выходом, как у нас иногда говорят, в «железе». Нам надо было зарабатывать на жизнь, только на научные исследования никто денег давать не хотел. В отделе были опытные конструкторы, благодаря которым мы стали производить лесосушильные камеры. Были разработаны и поставлены на разные предприятия около 50 лесосушильных комплексов. Кроме камер сюда входило и котельное оборудование на отходах лесопиления.  Организовать изготовление было не просто, ведь камеры это крупные конструкции, в них вмещались десятки кубометров древесины. Большинство заказов шло от предприятий Министерства лесного хозяйства РБ и концерна Беллесбумпром. 
        А.М. Русецкий помогал нам с поиском заказчиков, но он тоже недолго пробыл директором ИТМО. Его назначили председателем президиума НАН Беларуси. Для тех, кому такое название непривычно, объясню. Раньше белорусскую академию наук, как и в других странах, возглавлял президент академии наук. Россия придерживается этой традиции с 1724 г., так было и при СССР.  С приходом к власти А.Г. Лукашенко академию наук стал возглавлять председатель, ведь президентом никого в стране кроме одного человека не допускалось называть. Для Лукашенко это слово сакральное, может потому он никак не может расстаться с креслом президента.  А.М. Русецкий пробыл председателем президиума академии тоже недолго, через 2 года пошел на более спокойную должность. Не позавидуешь нынешнему председателю и его заместителям. Представляю, какое  сейчас на них идет давление со стороны властей. Как вынуждают президиум НАНБ, руководителей институтов проводить репрессии по отношению к учёным. Сотни ведущих ученых страны подписали письмо против репрессий, и список подписей ежедневно растет. В списке я увидел более десятка своих хороших знакомых, коллег по работе, в том числе из Института физики и ИТМО. Ученые с мировыми именами, доктора и кандидаты наук.  Смелые люди, борющиеся за справедливость. Но Лукашенко волнует только вопрос удержания власти, его опора силовики. Он прекрасно осознаёт, что власть теряет, зачем ему заботиться о будущем страны? Но греет это волшебное слово Президент!
        Первые наши лесосушильные камеры были поставлены в Кличевский лесхоз (Могилевская обл.). Директор лесхоза В. Косенков, отнесся к нашему предложению с большим энтузиазмом. До этого он планировал закупить итальянские камеры, но денег не нашлось. А нам выделили деньги по программе импортозамещение. В Кличеве,  вероятно, из экономии  решили стены и крыши камер делать самостоятельно строительным способом, применили материалы, которые требовали тщательной влагопароизоляции. Мы не советовали ему так строить, ведь со временем изоляцию надо будет восстанавливать.  К сожалению, они нас не послушали. Позже это проявилось.
Мы разрабатывали конструкцию, изготавливали, обеспечивали сборку, запуск, обучение персонала, гарантийное обслуживание... Конечно, это были необычные работы для академических ученых. Но за это платили, мы еще и успевали исследованиями новых технологий заниматься. Тесно работали с Н.М. Горбачевым, другими инженерами и конструкторами, которые не боялись участвовать в масштабных проектах. Почти все мы прошли школу НПО «Центр» - промышленного предприятия, где напрямую работали с крупными организациями народного хозяйства. Николай Михайлович имел хорошее образование, глубоко разбирался в широком классе технических вопросов. Считаю, по широте знаний, образу мышления, ответственности его можно назвать настоящим инженером, мне повезло работать с ним. Большинство научных сотрудников института боялись браться за крупные и серьезные проекты, иногда и я высказывал сомнения, стоит ли приступать к новой работе, потянем ли? Но Николай своей уверенностью вселял оптимизм.  Мы хорошо понимали друг друга. Есть люди, с которыми работаешь в унисон, схватываешь мысль на ходу, доверяешь. Доверяли мы и нашим конструкторам, случалось, что зря. Например, на новой лесосушильной камере в Борисовском лесхозе пошел брак. Нас пригласили директор и главный инженер, показали штабели высушенной древесины с большим количеством дефектов.
        - Что прикажете делать с этими 50 кубометрами испорченных досок?! Они же должны были идти на экспорт!  Вы же обещали нам качественную сушку!
        Стали разбираться. Пакеты древесины и штабели сложены правильно. Автоматика работает нормально, форсунки-увлажнители работают, датчики температуры и влажности выдают объективную информацию...  А сушка идет неравномерно. Оказалось, неправильно выполнена аэродинамическая схема камеры. Наш ведущий конструктор Сергей, вроде опытный, спроектировавший уже не одну камеру, сделал ошибку и заузил один из воздушных каналов.  Использовал более рациональную с его точки зрения конструкцию.  А доски стали сохнуть неравномерно.  Программа автоматически изменяла режим сушки, ориентируясь только на ту часть пиломатериала, где стояли контролирующие датчики. Аэродинамика камеры должна обеспечивать равные условия сушки каждой доски, хотя досок в камере много сотен, иногда и тысячи. Пришлось нам извиняться и переделывать некоторые элементы камеры, после чего больше проблем не возникало.
        Однажды, возвращаясь на машине из командировки, Николай предложил заехать  в пос. Пуховичи. Сказал, что ему звонили и просили посмотреть сушилку на Пуховичской картонной фабрике, там возникла проблема: не обеспечивалась качественная сушка картона. Время у нас было, фабрика почти по дороге, решили заехать. Встретила главный технолог и сразу повела к директору,  двери в кабинет были широко открыты. Смотрю, лицо знакомое, но откуда я его знаю? И он меня спрашивает:
        - Ты закончил физфак БГУ в 1970-м?
Тогда я вспомнил, это ж мой сокурсник Володя В.  Почти 40 лет прошло, попробуй сразу вспомнить! Когда вспомнил, говорю:
        - Ты же был директором завода Электроника? И специализация в университете была полупроводники. Как это тебя в картон занесло?
        - Всякое бывает. Я еще и главным инженером в Зеленограде под Москвой был, и директором механического завода в Беларуси.
        Вот что значит попасть в обойму директоров, подумал я. Руководил такими разными предприятиями. Наверное, помогает наше образование. Все же у нас специальность не узкая, в любой области можно разобраться. Мы с Николаем Михайловичем разобрались с проблемами их сушилки, измерили и проанализировали поля температур и влажностей. Он сделал перерасчет вентиляторов, фабрика их приобрела и установила.  Совместными усилиями работу сушилки наладили, даже выросла ее производительность. В результате у нас образовался хороший контакт с руководством фабрики, дополнительно они заказали у нас еще сушильную камеру для древесины. Нашлись деньги, и через пару месяцев она уже работала. Как и во всех наших камерах, сушка велась в автоматическом режиме.
        Продолжали исследования процессов пропитки и сушки древесины.  Теоретическим моделированием фильтрационных процессов в древесине мы занимались с моим сокурсником М.А. Бричем*.  Он и в университете был отличник, и, хотя числился в другой лаборатории, с нами работал продуктивно.  Постоянно велись экспериментальные исследования при участии В.К. Щитникова, Н. Солнцевой, К. Чижика, В. Скибы, Б. Ловецкого и др. Работающий у нас по совместительству студент Александр Бондаренко сделал многоканальную цифровую систему для исследований тепловых процессов с выводом данных на ПК. Его порекомендовал нам Михаил Силенков - сотрудник Экологического института им. А.Д. Сахарова, с которым мы обсуждали наши эксперименты.  Наконец-то у нас появился хороший инструмент! Помню, как когда-то для записи сигналов термопар использовались автоматические потенциометры. Как ворохи бумаг с напечатанными температурными кривыми потом подолгу расшифровывали, данные заносили в компьютеры для обработки.  А тут и температуры, и давления, и др. параметры автоматически поступали в ПК и сразу обрабатывались в нужном нам виде. Это здорово облегчило работу. Сегодня, наверное, этим никого не удивишь, но тогда лет 15 назад это был существенный шаг вперед.
        Одновременно мы искали новые задачи. Например, по инициативе сотрудника лаборатории Н.Н. Гринчика пропитывали древесину сильвинитом – солевыми отходами предприятия Беларуськалий.  После пиролиза из такого материала получался древесный уголь с улучшенными характеристиками**. К сожалению дальше исследований дело не пошло, не нашлось денег. Для геологов мы подключились к проекту добычи вязкой нефти. В Беларуси имеются немалые запасы такой нефти. Но она находится на большой глубине в разогретом виде, ее сложно добывать, на поверхности она загустевает.  Жаль, инициатор этой работы Е.В. Москвич из Института геологии НАНБ  неожиданно умер, и работы не получили продолжения.
        В общем, было немало интересных проектов. Сложности были только с организацией работы из-за финансирования.  Моральная обстановка в коллективе и в институте в то время было здоровая, ну а денег… их же всегда не хватает.
Может потому, что я имел некоторый опыт руководства в НПО «Центр», в ИТМО  не стремился к высоким должностям, ведь чем должность выше, тем меньше свободы. Когда освободилась должность заведующего нашим отделом, ее предлагали и мне, и Н.М. Горбачеву. Мы оба отказались. В результате наш коллектив  формально присоединили к сушильно-термической лаборатории, которую возглавлял П.С. Куц. 
        Относительную самостоятельность мы сохранили.  При существующей тогда хозрасчетной системе было сложно обеспечить большой коллектив не только зарплатой, но и необходимыми условиями для работы. Даже по госпрограммам платежи не поступали вовремя. Программ никто не отменял, контроль за их выполнением оставался жестким. Мы в срок готовили документацию, отчеты. Не сомневались, что деньги в конце концов придут. Был случай, заказчик подписал нам акты по выполненным работам, но с деньгами тянул. Когда деньги пришли, мы оказались в глупом положении. Нам не позволили их тратить. Квартал закончился, формально мы уже отчитались, и все полученные деньги пошли в прибыль института.  А то что мы крутились, приспосабливались, начальство не сильно волновало. Иногда приходилось одалживать деньги на зарплату сотрудников у других отделов, тут уже зависело от личностных взаимоотношений и доверия. Купить срочно какую-то мелочь – проблема. Вспомнил, как знакомый сотрудник американского университета рассказывал, как он приобретает необходимое для работы. У него имелась чековая книжка, до определенной суммы он мог тратить деньги без согласования с начальством. А у нас было плановое хозяйство. Но можно ли запланировать каждую мелочь, которая понадобится через год?

        * https://www.elibrary.ru/item.asp?id=18121575
        ** https://catalog.belstu.by/catalog/articles/doc/3269

 
        13. На пенсию
        Пора заканчивать свои трудовые мемуары.  Все же рад, что мне удавалось заниматься творческой работой: научными исследованиями, поиском новых технических решений. Творческий подход применялся даже в переписке с чиновниками.  Каждое слово должно быть выверено, подчас формулировки напоминали художественное творчество. А наукой, пожалуй, больше всего я занимался, когда работал младшим научным сотрудником. Потом стало больше организационной работы, встреч с заказчиками, оформлений договоров, составлений планов, отчетов…
        Серия этих производственных воспоминаний построена фрагментарно. На самом деле задач, которые приходилось решать, было гораздо больше. О некоторых я просто не упоминал ввиду закрытости работ, что-то просто не вспомнилось. Не многое написал о своих коллегах по работе и учебе, хотя помню всех. Особенно благодарен тем, кто повлиял на мою жизнь и судьбу. 
        О проведенных исследованиях напоминают опубликованные научные статьи. Есть даже большой раздел в монографии*. Интересна его история. Из американского издательства мне пришло предложение написать книгу или часть в коллективную монографии по свойствам и использованию древесины. Предложило издательство из Нью-Йорка, за публикацию платить не надо, более того, на последующих изданиях можно заработать. Я написал большой раздел за пару недель в свободное от работы время. Материалы обсуждали с Н.М. Горбачевым, ведь работы велись совместно. Когда  сам сделал перевод на английский, засомневался. Показал своему знакомому – Борису Хине, тот долго работал в Америке и хорошо знал язык. Он немного почитал, вздохнул и посоветовал найти опытного переводчика.
        Я давно был знаком с Элей (Эльвирой Александровной) Богачевой, мы работали в одной лаборатории с ее бывшим мужем. И сама она работала в нашем институте в международном журнале. Попросил её помочь. Она перевела профессионально, при этом извинилась, что взяла плату. С ней жил внук из С.-Петербурга, нужны были деньги. Внук начинал карьеру писателя. Сейчас он один из известных российских писателей, часто бывает в Беларуси, любит нашу страну. Деньги Эля взяла небольшие, да и согласилась она по дружбе.
        Со временем мы  начали сворачивать разработки сушильных камер, о которых я писал раньше. Не дело академическим ученым самим выпускать металлоемкую продукцию. Не нашлось бизнесмена, готового этим заниматься. Малому бизнесу в РБ нелегко. Теперь белорусские предприятия продолжают закупать итальянские и др. сушилки, может еще и потому, что наши люди любят ездить по заграницам.
        Однажды на конференции по энергосбережению, в которой мы участвовали, известный белорусский академик в докладе об источниках энергии сказал:
        - Пора переходить на нетрадиционные источники энергии, например, дрова.
Он отнес к нетрадиционным источникам дрова!? Я улыбнулся и вспомнил печки-голландки в нашей ленинградской квартире, дровяные сараи во дворе, по их крышам мы - дети лазали. Да и сегодня у многих есть печки и камины. Что может быть традиционнее дров? Или академик так пошутил?  Нетрадиционными источниками энергии даже трудно называть ветроэлектростанции. Ветряные мельницы известны с незапамятных пор.  Еще Дон Кихот  с ними сражался.  Мельницы крутили жернова, мололи муку, теперь вращают электрогенераторы.
        Топливо из древесины можно называть возобновляемым  источником энергии в отличие от ископаемых топлив. Ведь дерево, когда растет, потребляет углекислый газ, воду и выделяет кислород.  А при горении выделяется углекислый газ, вода и расходуется кислород. При гниении древесины в лесу происходит то же самое. Только гораздо медленнее. Пока упавшее дерево сгниет, новое вырастет.
        Там где много лесов, использование древесного топлива оправдано. Много лет назад  (примерно в 1990 г.) я побывал на крупном деревообрабатывающем комбинате в Архангельске. Таких больших объемов переработки древесины в Беларуси я не встречал. Но что меня поразило. Вдоль дороги к комбинату непрерывно тянулись склады древесных отходов. Кора, опилки…  А ведь отходы можно использовать. Можно изготавливать топливные брикеты, гранулы – пеллеты, которые пользуются спросом. В Беларуси почти во всех хозяйствах, где имеется лесопиление, высятся горы щепы и опилок. Не случайно для сушилок используется котельное оборудование, работающее на этих отходах.
        Отчасти поэтому наше подразделение взялось за новый проект для энергетиков.  Заключили договор на разработку технологии и установки сушки древесного топлива (щепы, опилок, отходов лесопереработки).  Установка предназначалась для Осиповичской мини-ТЭЦ, работающей на древесной щепе. Оказывается важно перед сжиганием щепы ее подсушивать, тогда котельное оборудование станции работает эффективнее. Мы предложили для сушки использовать тепло отходящих газов, выбрасываемых из дымовой трубы станции.  Министерство энергетики работу поддержало, но поставило под жесткий контроль. Нас постоянно заслушивали, проверяли ход выполнения договора в ГПО «Белэнерго»,  в РУП «Могилевэнерго», в филиале «Бобруйские электрические сети» и др. Нелегко было разговаривать и работать с профессионалами-энергетиками. Мешали бюрократия и формализм. Очень уж для них важно, чтобы бумаги были правильно и в срок оформлены.
        На основе лабораторных исследований мы выбрали способ сушки, конструкторы разработали барабанную сушилку, запустили ее в производство. Белорусский теплоэнергетический институт (РУП «БЕЛТЭИ») осуществил проект привязки ее к станции. Все сделали  в запланированные сроки, хотя имелись сбои с финансированием. Смонтированный на мини-ТЭЦ  огромный вращающийся цилиндр производил впечатление. Работники электростанции шутили, он же виден из космоса, американцы будут долго думать, что это за новый объект?
        В последний период моей работы в ИТМО мы увлеклись интересной тематикой: ускоренной высокотемпературной сушкой древесины методом сброса давления**.  Одновременно занялись исследованиями по термическому модифицированию древесины при высоких (150-250 С) температурах, в результате чего материал приобретает биозащитные свойства без химической обработки. В Финляндии такую древесину называют «термовуд». Рад, что в лаборатории эти работы получили продолжение.
        Можно долго рассказывать о проблемах и направлениях исследований, о работе со студентами, о поездках, командировках, но хотелось бы остановиться на другом. Вспомнить о людях, о коллективе, с которым пришлось работать. Атмосфера была хорошая, сотрудники работали с интересом, относились к делу не формально, часто с энтузиазмом. Те, которых не удавалось заинтересовать работой,  не задерживались.
        Многое было сделано К.Г. Чижиком, Б.К. Ловецким, Н. Л. Солнцевой  и др. Нередко наши эксперименты длились по много часов, приходилось организовывать посменное дежурство. При запуске и испытаниях больших установок не только мы с Н.М. Горбачевым часто приезжали на объект, но и другие члены нашей команды подолгу находились там. С теплом вспоминаются конструкторы В.К. Боголидов, С.В. Бекиш, М.М. Лаптик, В. Скиба, Т. Курильчик, Г. Малинникова и др., с которыми тесно приходилось работать. Не подводили старые кадры. Сотрудники пенсионного возраста работали хорошо.
        Мне ещё захотелось вспомнить про чайную компанию. В соседней комнате  работала зав. сектором Ада Ивановна Чеклина. Постарше меня, симпатичная, приятная и добрая женщина. Когда-то мы с ней сидели в одной лаборатории, поэтому были хорошо знакомы. Мой сосед по комнате Г.А. Фатеев много времени проводил там, экспериментировал на лабораторных установках. Я тоже туда наведывался. Вокруг гостеприимной хозяйки сформировалась небольшая дружная компания. Обычно 6-8 человек.  Часто заходили гости.  В обеденное время, а иногда и в другое, пили чай. Велись разговоры на разные темы, делились новостями. Шутили, старались развеселить друг друга. Отмечали дни рождения, праздники. Приятно было отвлечься от суматохи дел, поговорить с доброжелательными и интересными людьми. Жаль, Ады Ивановны уже нет, но с некоторыми членами чайной компании я и сейчас поддерживаю связь.

        Иногда думаю, может зря я тогда ушел из академии в НПО «Центр»? Жил бы спокойнее, занимался любимым делом, наукой. Возможно бы докторскую защитил, написал бы пару книг…, а перешел в новую организацию и попал в центробежное поле***? Кто знает, как бы тогда жизнь сложилась? Может сбежала бы жена, ведь мы бедно тогда жили с моей зарплатой м.н.с. Зато, работая в НПО, я не только стал хорошо зарабатывать, но приобрел опыт, лучше узнал людей, расширил кругозор, научился работать с чиновниками и бумагами. Познакомился с производством сложной техники, участвовал во многих проектах, понял что «не боги горшки обжигают». Действительно, при желании со всем можно разобраться, тем более что базовое образование, которое дал физфак, позволяло разбираться во многих научно-технических проблемах.

        Директор ИТМО А.М. Русецкий неохотно соглашался давать мне отпуска по семейным обстоятельствам, удивлялся, как я могу помогать растить 4-х месячную внучку.  Но ему были важно поддерживать наши работы в железе, раньше он был министром промышленности. Новый молодой директор мое очередное заявление на отпуск без содержания не подписал. Мне был предложен выбор. Решил увольняться, точнее уходить на «заслуженный отдых». Я мог бы продолжать работать, но все же решил, что семья важнее. Внучке Тамаре шел третий год, дочь много работала, надо было помогать.
        Теперь я на пенсии, хоть и рядом с семьей, но скучаю по работе, по науке, по друзьям и коллегам. Всей душой переживаю за Беларусь и её жителей, не мог себе представить, что власти дойдут до жестоких репрессий.  Не сомневаюсь, что справедливость и добро восторжествуют.
        К тому же, немало горестных переживаний из-за коронавируса.  Мы – пенсионеры, вынуждены его остерегаться, на этой неделе еще одна наша добрая знакомая умерла. Недавно ушла на пенсию, появилось время, копили деньги, планировали с мужем дальние путешествия… Очень жалеем ее мужа, у них была любовь.
        Тем не менее, живем не только воспоминаниями, надеемся еще пожить****, часто вспоминаются слова любимой песни моего детства: «…Помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела» *****.

        *Kozhin V. P. & Gorbachev N. M. Hydrothermal Treatment and Modification of Wood: Drying, Impregnation // “Wood: Types, Properties, and Uses”, Ed. L. F. Botannini, NOVA publisher: NY, 2011. Pp. 1–49.
        ** Кожин В.П., Горбачев Н.М. Применение метода сброса давления при высокотемпературной осциллирующей сушке крупномерной древесины. Инженерно-физический журнал, том 84, № 2, 2011.
        ***http://proza.ru/2014/08/24/148
        ****http://proza.ru/2019/01/04/1788
        *****Песенка фронтового шофера (Н. Лабковский, Б. Ласкин, Б. Мокроусов)

        Вместо заключения.
        Что касается работы, опять хочется вспомнить Конфуция: «Выберите себе работу по душе, и вам не придется работать ни одного дня в своей жизни». Почти за 50 лет, о которых я последовательно рассказывал, менялись обстоятельства, президенты, даже века и тысячелетия.  Но оставалась семья, работа, друзья и увлечения. И на рабочем месте приходилось учитывать жизненные реалии, не всегда все меня удовлетворяло, но как магнитом притягивало к интересному, стремился искать и находить работу по душе. То же касалось и людей – коллег, с кем приходилось работать. Насколько это получалось, об этом и моё повествование. 

         
        P.S. Формат Прозы, к сожалению, не позволяет помещать фотографии по тексту. Поэтому оставил опубликованными отдельные главы с фотографиями, хотя текст изменился незначительно.