Дорога к саду. ч. 3 Вместе

 Первого сентября перед закрытой дверью с табличкой «8 класс» маялись две группы ребят. Ждали классного руководителя.
 
Заполняли время, кто как мог.  Сережка и Вовка из бывшего 7 «Б», приложив ступню к ступне, пытались определить, у кого нога за лето больше выросла. Теряя равновесие и горячась, каждый из них доказывал, что победил именно он. Из группы бывшего 7 «А» донеслось:
- Вы бы лучше мозгами мерились.
- Ой, самые умные нашлись! - неслось в ответ. – А кто в прошлом году в Публичке страницы из книг повырывал?

Появление Вячеслава Константиновича положило конец словесной перепалке. Классный руководитель открыл кабинет, и через пару минут места у окон заняли бывшие ашки, а со стороны двери сели бэшки. Менее шустрые оказались в среднем ряду.
Заметив это размежевание, Слав Стиныч сказал: «Хотел предложить вам экскурсию в крепость Орешек, но вижу: одним теплоходом вы не поплывёте. Придётся отказаться от поездки».
- Поплывём, поплывём! Вместе! - зашумели оконный и дверной ряды.

- Вот это другой разговор, - проговорил довольный учитель и достал из портфеля стопку билетов, перехваченную резинкой.

После этой экскурсии на теплоходе слова: ашки и бэшки – исчезли из лексикона ребят. А как иначе?  Разве забудешь, как тридцать четыре пары рук пытались обхватить круглую башню крепости Орешек. Как тридцать четыре сухих пайка лежали на скатерти-самобранке, расстеленной посреди острова. Да и на фотографиях, сделанных в тот сентябрьский денёк, плечом к плечу стоят ребята из разных классов. Теперь они будут учиться и взрослеть вместе. Сообща начали готовить и Пушкинский вечер.
 
После самоподготовки, показав Слав Стинычу выполненные домашние задания, «артисты» бежали в библиотеку, в царство учителя литературы Нины Николаевны. Там всё задумывалось, училось и шилось.

 19 октября в актовый зал набилось полшколы. Из-за кулис выглядывали «лицеисты» в пиджаках с красными воротничками и манжетами. Среди них почему-то затесался Котов в наряде чёрта.   Прятались от любопытных глаз румяные девочки в русских сарафанах. Тут же обмахивалась веером Катя, одетая в длинное платье. Она будет Татьяной Лариной.

Вечер начался с пушкинских сказок. Вот три девицы под окном помечтали на тему «Кабы я была царицей».
 
Затем на сцену колесом выкатился бесёнок, а за ним, не спеша, вышел Балда. И начали они сражаться за деньги, за оброк то есть. Вот-вот мешок Балде достанется. Уже бесёнок под кобылу подлез, «поднатужился, понапружился…» И в этот момент задняя часть лошади начала брыкаться и смеяться. Это Юрик, который прятался под накидкой, не выдержал щекотки Котова.
 Получив от Балды не запланированную Пушкиным затрещину, бесёнок исчез за кулисами.  Туда же на оконфузившейся лошади следом отправился и сам Балда, забыв на сцене мешок с деньгами.

Хохот в зале стоял гомерический. Кто-то с первого ряда пытался дотянуться до мешка. Не достал. На сцене появилась Татьяна Ларина. Она подошла к столу, за которым ей предстояло писать письмо Онегину. По пути она ловко подпихнула ногой мешок под стол.  «Я к вам пишу – чего же боле?» - писала и одновременно рассказывала Татьяна, она же Катя.  «Замирая от стыда и страха», Татьяна закончила письмо и ушла со сцены, шурша длинной юбкой. Первый ряд тут же заметил, что мешок Балды исчез вместе с нею.

После сценок шли стихи. Вера должна была читать пушкинский «Талисман» предпоследней. И вот она на сцене. Впереди много голов, сбоку за роялем учитель музыки. Вера дождалась, когда зазвучали первые аккорды пьесы Шопена и начала читать:
«Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы…»

Слова Пушкина и мелодия Шопена были так созвучны, так прекрасны, что у Веры побежали мурашки по коже. Разволновавшись, она немного отстала от музыки. Слав Стиныч тут же оглянулся, понимающе улыбнулся ей и чуть замедлил темп. Вера догнала мелодию, представила, что у окна зала стоит Пушкин, и стала рассказывать ему.
Стихотворение закончилось чуть раньше музыкальной темы, и в этот промежуток времени Вера могла заметить, что в зале не видно никакого движения. И только когда Слав Стиныч встал из-за пианино и подошёл к Вере, зал ожил. Хлопали им дружно, громко до тех пор, пока они не скрылись за кулисами.

  Там шла борьба. Котов выталкивал на сцену Климкина, а тот упирался. Из-за занавеса зал видел то ногу Борьки, то его спину. Зрители стали смеяться. По лицу Нины Николаевны пошли пятна: Климкин завершал концерт, а тут такое.

Когда же красный как рак Боря всё же оказался на сцене, то раздались редкие хлопки в ладоши. В интернате многие знали, что Борька заикается и заикается сильно, поэтому  понимали, как мальчику сейчас страшно.
 Боря пару раз оглянулся в сторону спасительных кулис и вдруг поднял руку, призывая всех к тишине.

Зал затих, а мальчик негромко начал, слегка растягивая слова:
 
Друзья мои, прекрасен наш союз!

Голос Борьки окреп:

Он, как душа, неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.

К всеобщему удивлению Боря совершенно не заикался, а читал так выразительно, что трудно было представить, кто бы прочёл лучше. Успокоившийся чтец между тем продолжал:

Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское село.

Борьке хлопали, отбивая ладоши, а он пытался сказать спасибо… и не мог.

После пушкинского праздника восьмиклассницы стали появляться в библиотеке всё чаще.  Здесь было тихо и спокойно. Здесь стояли зачитанные до дыр книги, которые можно было читать без очереди. Здесь Нина Николаевна заваривала чай из пачки со слониками и наливала в чашки с рисунком - оранжевый горошек. Здесь можно было рассказать обо всём, что тревожило детскую душу: о пьющем отце, больной маме, о мальчишке, который тебя не замечает, о Бармалеиче тоже.

 Нового учителя Вера про себя иначе не называла. Недобрым был тот ветер, который занёс этого человека в интернат. Поговаривали, что дул он из колонии для малолетних преступников. Видимо, Бармалеич разницы между двумя этими учреждениями не видел, поэтому методы работы менять не стал.

 Перед входом в кабинет начальной военной подготовки класс должен был построиться в две шеренги. Не дай бог кому-то со звонком не оказаться на месте: три дня будешь мыть кабинет. Попробуй недостаточно чётко выполни команду «Направу!» или «Налеву!» - военрук реагирует сразу: «Нарожали уродов!»

 Муштра продолжалась и в кабинете. Чтобы получить разрешение сесть, нужно было, держа руки по швам, вытянуться в струнку возле парты и смотреть в глаза, вернее, в очки преподавателя.

Практику учитель любил больше, чем теорию. Поэтому ученикам постоянно приходилось надевать противогазы на время, собирать и разбирать автомат.

 В тот день к учительскому столу Бармалеич вызвал Семёнова. Мальчик вынул из автомата магазин и начал снимать крышку ствольной коробки. Под взглядом военрука руки Толи дрожали, и крышка не поддавалась. Тот в раздражении сильно ударил по пальцам мальчишки линейкой. Вскрикнув, Толя стал дуть на ушибленные пальцы.
Военрук смотрел на него спокойно и при этом покачивался: с пятки на носок, с носка на пятку. «Козёл», – не выдержал Толя.  Мерзкая улыбочка сползла с лица Бармалеича, и его губы превратились в тонкую ниточку. Он схватил Толю за плечи и начал с силой трясти.
 
Это уже было слишком. Класс недовольно загудел. Бармалеич оставил Семёнова и помчался по рядам. Он с силой стучал рукой по партам, надеясь запугать взбунтовавшийся класс. Но гул только нарастал. Доведённый до бешенства, военрук со всего размаха ударил Веру по лицу. Почему её? Может, потому что Толя – её сосед по парте? Или смотрела с вызовом?

Схватившись за горящую щёку, Вера мимо военрука бросилась к двери. Выскакивая в коридор, она услышала, как к гулу голосов прибавился ещё и топот множества ног.
 Оставшееся от урока время и всю перемену Вера просидела в гардеробе, где среди висящих пальто её трудно было найти. На урок русского языка она пришла с опозданием. Увидев её заплаканное лицо, Нина Николаевна ни о чём девочку спрашивать не стала. Когда Вера опустилась на свой стул, Толя взял её руку и тихонечко сжал.

 О причине Вериных слёз Нина Николаевна узнала от Нади. Пока ученики выполняли упражнение, учительница ненадолго отлучилась, а затем в коридоре послышался возмущённый голос Слав Стиныча.

Больше восьмиклассники Бармалеича не видели. Как он неожиданно появился, так неожиданно и исчез. Уроков по начальной военной подготовке до конца года больше не было. Зато летом на Большом Берёзовом острове, на территории школьного лагеря, приземлился вертолёт. Из него высыпали молодые ребята в гимнастёрках. Это были пограничники из военной части Приморска. В их руках были настоящие автоматы. Толе Семёнову, победившему в игре «Зарница», дали пострелять из Калашникова…  холостыми патронами.

Но это было потом, а пока жизнь интерната шла своим чередом. При входе в столовую каждому воспитаннику давали ложку рыбьего жира. В кабинете химии щёлочь или кислота меняли цвет жидкости в пробирке. На уроке физики электрическая цепь у кого-то работала, а у кого-то не желала сомкнуться. А в спортзале козёл иногда оказывался строптивым.
 
В общем, всё было как у всех, и в то же время у каждого по-особенному. Вера радовалась тому, что 12 апреля она на концерте будет петь «Я Земля, я своих провожаю питомцев…» Лена была в восторге от того, что вышел новый фильм с её любимой актрисой Татьяной Дорониной. И все кричали ура, когда узнали, что их класс пойдёт туда, куда все мечтают попасть. В БДТ!

И вот воспитанники интерната оказались в мире позолоты и лепнины, бархата и софитов. На сцене живые, не киношные, Сергей Юрский и Кирилл Лавров, Чацкий и Молчалин.
- Вот гад! (Это Сашка про Молчалина). Смотри, как этот «тихоня» поучает Чацкого!»
 - А Сонька тоже хороша! Сумасшедшим выставила! - шипит Ленка. Строгий взгляд Нины Николаевны заставляет ребят замолчать. 
- Во время антракта, - шепчет она.

Но в антракте у ребят есть другие дела: с галёрки хочется увидеть театр, в буфет заглянуть. Может, там Смоктуновский сидит. Он должен их узнать. Ведь они же его узнали, когда он в интернат приезжал.

Вера смотрит с верхотуры в театральный бинокль и видит, как Сашка, Борька и Серёжка стоят у бокового входа в партер. Привычно отмечает: до чего же Саша красивый, вот только очень уж стеснительный, никак к Наде не решится подойти.


 Вера и переводит бинокль на Надю, которая стоит рядом с ней. Та приближает к биноклю своё лицо и смотрит в него с другой стороны. Обе ничего не видят, но от этого им почему-то очень весело.

Прозвенел третий звонок, и подруги, взявшись за руки, побежали на свои места.  Только сели, как свет в зале погас. На сцене гости Фамусова стали разъезжаться.  Вера шепнула Наде:
 " Скоро и мы уйдём из театра. Жаль."
Надежда в ответ тихонечко прошептала:" Ещё будет много хорошего".