Грейс Агиляр Кедровая долина Глава 21

              Грейс Агиляр  КЕДРОВАЯ  ДОЛИНА
            
               Перевод: Дан Берг

                Глава 21

Не действует по принужденью милость;
Как теплый дождь, она спадает с неба
На землю и вдвойне благословенна:
Тем, кто дает и кто берет ее.
И власть ее всего сильней у тех,
Кто властью обличен. Она приличней
Венчаному монарху, чем корона.

(Уильям Шекспир, “Венецианский купец”, перевод Татьяны Щепкиной-Куперник)

Мир знает годину правления королевы Изабеллы Кастильской, как время глубоких реформ. К добру и к худу деяния великой государыни сообщили новые черты лику Испании и Европы. Но люди реже вспоминают о том, что Изабелла не только властвовала, воевала, решала судьбы народов, подписывала указы, снаряжала заморские экспедиции – но была нежной матерью и верной супругой.

Женское сердце Изабеллы умело сострадать и любить. Немало горестей выпало на ее материнскую долю. Старшая дочь королевы, тоже Изабелла, овдовела в молодости, а, родив дитя, лишь единожды успела вглянуть на него, и отлетела душа роженицы. Прекрасный Хуан, наследник престола и гордость родителей, умер девятнадцати лет от роду вскоре после свадьбы. Корону, богатство, власть – все бы отдала королева за счастье семьи. Чувства государыни – что чувства простого человека, она не возносилась над подданными, была милосердна и жалостлива.

На утро после суда королева пребывала в своих покоях, упиваясь детскими ласками инфанты Изабеллы и совсем еще малыша инфанта Хуана. Вошел король Фердинанд с намерением обсудить вчерашнее громкое дело. Он спросил, не замечала ли Изабелла признаков безумия у Мари. Отрицательный ответ убеждал в том, что признание Мари хоть и было сделано в состоянии крайнего возбуждения, но оно не есть бред сумасшедшей и абсолютно правдиво.

“Кто мог подумать, что жена дона Моралеса иудейка! – взволнованно воскликнул король, - не потому ли он старался скрыть ее? Как сумел усмирить он совесть католика, соединив судьбу с дочерью мерзкого народа? Где нашел он эту писаную красавицу? Хотя сейчас вопросы эти бесполезны. Однако, какова причина ее самоубийственного признания?”

“Причина, несомненно, есть, - задумчиво ответила Изабелла, - она откроется со временем. Удовольствуемся догадками, ибо, пытаясь дойти до сути, мы доставим новые страдания несчастной. Дадим ей время сжиться с горем. Потом святые отцы сумеют отвратить Мари от подлой веры и обратят в веру истинную, и душа ее избегнет мук в аду.”

“Прибегнуть к помощи святых отцов? Начетчики эти только и умееют, что пытать и отправлять на костер, ведь стать священником может всякий, кто мнит о себе лучше, чем о соседе. Святые отцы обвинят ее в обмане церкви и в оскорблении Бога. Они скажут, что она околдовала Моралеса, и ты знаешь, Изабелла, как церковь наказывает за колдовство!”

“О, нет, Фердинад, я этого не допущу! Я сострадаю ей, я ее люблю, да простится мне эта любовь!”

“Твоя подлинная набожность, которой я свидетель – гарантия прощения. Но дело здесь не просто, и разрешима ли задача? Мари принадлежит к народу-вероотступнику, ненавидящему нас и ненавидимому нами. Народ сей пятнает жизнь христианина своими мерзкими обычаями, обманом, ростовщичеством, мошенничеством, корыстолюбием. Святые отцы торопят меня передать богоотступницу в руки милосердной церкви. Спасти от кар и вместе с тем изменить ее природу под силу лишь тебе, Изабелла!”

“Лишь мне под силу?” – взволнованно повторила королева.

“О, да! Твоя святость, твое религиозное усердие, твоя богобоязненность создали тебе высочайший авторитет у святых отцов, и для них твое слово весомее моего. Держи Мари при себе. Пусть никто, кроме тебя и твоих приближенных не входит к ней. Не допускай к Мари священников, сошлись на временное повреждение ее ума, придумай что-нибудь еще. Не отдавай ее не милость церкви!”

“Как несчастная вдова, как страдалица, как женщина, наконец, Мари получит защиту от своей королевы. Пусть она вероотступница, пусть дочь наихудшего народа, но королевское милосердие ей причитается. Только бы найти средства спасти бедняжку от вечных мук и вовлечь в лоно подлинной веры!”

“Никто, кроме тебя, Изабелла, не годится на роль спасительницы. У тебя есть помощницы. Ты можешь обратиться к доброму отцу Денису – единстенному из францисканцев, которому можно доверить беседу с блуждающей во тьме. Только ты сумеешь обойтись мягкими мерами!”

“Да будет так! Пусть только немощь покинет ее тело, и я позабочусь о ее душе. Я верну ей радость жизни!”

Велико было удивление охраны, наблюдавшей, как Изабелла по нескольку раз на дню смело входит в комнаты той, кто назвала себя иудейкой. Ведь существа, относящиеся к мерзкому этому народу и не люди почти. Не повредит ли королеве такое тесное общение? Она даже призвала лекаря, и сама деятельно участвует в исцелении!

Всерьез растревожились приближенные королевы. Девушки наверняка знали, что проклятая иудейка женила на себе дона Моралеса, используя приемы колдовства – так делают дочери этого гнусного племени. Надо ли лечить богохульницу? Разве положено ей христианское милосердие? Действие окаянной веры опасно, как чумная зараза! Зачем горячо любимая всеми Изабелла ходит по роковой тропе?

Девушки упрашивали королеву остерегаться злого духа иудейства и держаться подальше от беды. Среди радетельниц ее безопасности была и Катарина, самая преданная из окружения Изабеллы. Королева любила ее больше всех приближенных, и потому предубеждения ее были особенно досадны.

Раз, когда Изабелла направлялась к Мари, девушки, не в силах более сдерживать тревогу за судьбу государыни, бросились перед ней на колени и дружно умоляли не входить к иудейке и не оскверняться. Коленопреклоненная Катарина находилась ближе всех к госпоже, она ухватила ее за подол платья и не скрывала слез.

Глаза Изабеллы приобрели холодный стальной цвет, гнев и тяжелый упрек засветились в ее благородных очах. Королева произнесла отповедь, каковой прежде никто и никогда не слыхал в ее окружении.

“Женщины ли вы? – негодуя вопрошала королева, испепеляя взглядом верноподданных своих, - неужели оставим мы страдалицу без сочувствия, без помощи, без опоры – и все потому, что ей выпал несчастный жребий родиться иудейкой? Женское сердце – бездна, в глубине которой всегда найдется место жалости. Броня благочестия защитит католические души от осквернения. Разве не долг наш подать руку помощи бедной вдове, дабы вызволить ее из темной бездны ложной веры и подарить ей надежду в светлом мире Христа? Встань с колен, Катарина! Неужели угасла в тебе искра женственности? Следуй за мной!”

Изабелла и Катарина остановились на пороге комнаты Мари. Больная была бледна, глаза лишены прежнего блеска, вгляд блуждал, губы дрожали.

“Взгляни на нее, Катарина! – неслышно для Мари произнесла Изабелла, - ведь ты помнишь ее во всем очаровании, красивой, любимой всеми. Сейчас перед тобой разбитое горем жалкое существо. Как постарела она от непосильных испытаний, а ведь лет ей чуть больше чем тебе! Презирай, ненавидь ее веру, и в этом мы с тобой едины. Но она женщина, она слаба и она страдает. Жалость нужна всем, даже дочерям ее народа. Если ты готова видеть только ее иудейство и, как чумы, страшишься осквернения, значит ты не тот человек, за кого мы тебя принимали!”

“О, моя добрая королева, не карайте разочарованием! – взмолилась Катарина, - не отсылайте меня от больной, я готова заботиться, служить, я буду полезна ей и нежна с нею! Только прикажите, Ваше Величество!”

“Вот мое приказание – изгони из сердца ложный страх и безжалостность, побуди его к милосердию. Нет ничего важнее, чем мыслить благородно и судить милостиво. Я знаю, это трудно, и этого пока довольно. Если понадобится помощь, я призову тебя. Ты прощена, Катарина.” Осчастливленная девушка поцеловала протянутую монаршую руку и залилась слезами раскаяния и радости.

С заблужениями своих приближенных Изабелла справлялась увещеваниями и силой личного примера. Куда труднее было противостоять духовному рвению святых отцов. Не заставил себя ждать с визитом заместитель настоятеля. Он потребовал выдать церкви богоотступницу для разбирательства и наказания. Королева ответила твердо, что Мари отдала себя на ее милость, и обязанность трона повелевает Изабелле защищать своею подданную.

Отец Францис не отступал. Он живописал опасности, которым подвергает королева себя и свой двор, давая приют иудейке. Он старался пробудить у Изабеллы отвращение к мерзкой особе, намекнул, что упорство королевы может вызвать неодобрение церкви и даже пробудить подозрения в действии иудейского колдовства, поразившего дух Ее Величества!

Изабелла гордо заявила, что ее репутация преданной католички столь прочна и известна в Испании, да и во всей Европе, что она вполне может разрешить себе опекать иудейку, не возбуждая подозрений церкви в своем перерождении. Святому отцу ничего не оставалось, как согласиться. Тогда он пожелал встретиться с богоотступницей, но и в этом намерении не преуспел – Изабелла отказала ему, сославшись на крайнее нездоровье Мари.

Аскетическая суровость отца Франциса распространялась прежде всего на него самого. В отношении своих ближних он способен был на сочувствие, и, порой, проявлял гуманность. Поэтому проникновенный рассказ королевы о бедственном положении Мари, о ее физических и душевных муках, о прискорбных переменах в ее облике растрогал святого отца, и глаза его увлажнились.

Королева заверила заместителя настоятеля в своем твердом намерении вызволить Мари из оков ложных убеждений и наставить на путь истинной христианской веры. Для высокой этой цели она применит все мыслимые мягкие средства, и если они не приведут к успеху, то не остановится перед суровыми мерами. Этот план заслужил горячую похвалу священника. Желая укрепить его уверенность в своей лояльности, королева предложила ему проверить жилище покойного дона Моралеса – нет ли там опасных книг или иной ереси, подлежащей уничтожению.

Отец Францис весьма впечатлился добротой королевы, ее благоразумием и силой убеждения. Он вошел к ней полный суровых намерений, а вышел с размягченным сердцем. Он был удивлен и рад произошедшей в нем перемене. “Священник – всего лишь толкователь прошлого, а женщина – воистине оракул, и будущее говорит ее устами!” – высокопарно размышлял святой отец.

То был успех благородной и возвышенной в мыслях женщины, державшей в руках королевский скипетр Кастильи. Историки единодушны в том, что яркая личность королевы Изабеллы являла изумительное единство твердости характера, государственного ума, аристократического нрава, несравненного милосердия и покоряющей женственности.

Кто уничтожит на полотне истории хоть один мазок, тот уничтожит все полотно. Мрачную тень бросают на образ государыни два указа, ее рукой подписанных – об учреждении Святой инквизиции и об изгнании евреев. Впрочем, питающие к ней склонность копатели прошлого усматривают в этих ее деяниях попытки обуздания религиозной рьяности.

Король Фердинанд вполне уважал церковное правосудие, но бдительно охранял от него свою корону. Поэтому он не хотел участия церкви в деле Мари Энрикес-Моралес, расценивая такое вмешательство, как покушение на свой монарший статус.

Прошло совсем немного времени после суда, как вновь на Сеговию обрушилась новость нежданная и негаданная. Таинственным образом исчезла Мари.



 Полностью роман опубликован здесь:
http://s.berkovich-zametki.com/2018-snomer3-agilar/