Мексиканский сувенир. Глава 8

"МЕКСИКАНСКИЙ СУВЕНИР"
(повесть)

Глава 1 http://proza.ru/2021/03/16/1005
Глава 2 http://proza.ru/2021/03/18/1166
Глава 3 http://proza.ru/2021/03/21/499
Глава 4 http://proza.ru/2021/03/23/722
Глава 5 http://proza.ru/2021/03/24/1541
Глава 6 http://proza.ru/2021/03/27/1321
Глава 7 http://proza.ru/2021/04/01/1756

8.

Спала она и в машине, на которой их везли на следующий концерт в неподалёку расположенный городок. А проснувшись, поняла, что Борис уже переверстал программу и обсуждает с Машей подробности.
– Так, значит, публика будет такая же?
– Да. Придут мексиканцы, которые учились в России. Мой отец, – тут Маша гордо выпрямилась, – он лётчик. Очень хороший лётчик. Он тоже у вас учился. Поэтому я стала учить русский. Красивый язык, трудный, но очень красивый.
– Так он вчера приходил? Ему понравилось? – насторожился Борис.
– Он не мог. Он летал… летел… У него был рейс. Но он придёт, когда мы вернёмся в Мехико.

Полина сквозь ресницы видела Бориса, полуобернувшегося с переднего сиденья, видела Машин профиль и проплывающие вдали от дороги невысокие горы. Ей было спокойно и хорошо, как ребёнку, которого везут в коляске надёжные взрослые. Разговаривать не хотелось, не хотелось и двигаться, но тело наконец-то было отдохнувшим, а голова – лёгкой. Интересно, как после всего, что было, держаться с Борькой, лениво подумала она и сразу же себе ответила: а никак. Как будто не было ни мандража, ни пьяного самоуничижения. В конце концов, у неё два дня скакала температура, это вполне подходящий предлог не помнить неприятные для большинства мужчин подробности.

Машина уже въехала в городок и стояла теперь в пробке на неширокой улице. В окно постучали – парень в замызганной бейсболке махал блестящими пакетиками с неизвестным содержимым. Синицына рефлекторно отвернулась от попрошайки. Зазвучала испанская речь, что-то зашуршало, потом захрустело, машина тронулась. Полина перестала изображать спящую, села прямо и улыбнулась Маше. У той на коленях лежало несколько пакетиков с чёрными пауками отвратительного вида. 
– Что это?
– О, это такие смешные игрушки. Когда я была ребёнком, у меня тоже были. Они бегают. За специальную нитку. Но надо учиться их управлять.
Борис уже вытащил одного паука и дёргал его за ногу.
– А зачем они вам? Играть?
– Нет-нет. Просто этому человеку надо дать заработать.
Полина недоверчиво посмотрела на мексиканку.
– Подождите, Маша. Вы купили это барахло… эти игрушки только потому, что парню нужны деньги?
– Ну да.
– Но куда вы теперь этих пауков денете? Выбросите?
– О, это легко придумать! Можно подарить детям на улице, ещё можно…
Тут Борис потребовал у Маши объяснить, куда прикреплять верёвочку. Полина отвернулась к окну и задумалась, каким разным бывает мироустройство и как трудно дать чему-то непривычному право на существование хотя бы в своей собственной голове.

Концертный зал здесь оказался скромнее, но тоже был украшен от души. Они пошли распеваться. Синицына заметила, что Борис время от времени поглядывает на неё, как бы ожидая одобрения. Барская его снисходительность поуменьшилась, хотя нервозность никуда не ушла. Но сегодня Полине было легко. Она чувствовала себя заново родившейся. Пальцы летали по клавишам, губы улыбались сами, да и новый репертуар помогал. Эти старые советские песни, простые до наивности, даже где-то смешные, не имеющие никакого отношения к сегодняшней жизни, имели, оказывается, отношение к другому: публика хотела им подпевать. «Адресованная другу, ходит песенка по кругу», звучали незатейливые слова, и Полина будто шла по кругу, в ладу со всем миром и даже с собой. Всё будет хорошо, говорила она мысленно, всё уже хорошо, Борька. Улыбайся! И певец улыбался, и морщины на его лбу расправлялись, и расслаблялась лежащая на рояле рука. Лишь бы всё это сохранилось до вечера…

Публики, похоже, собралось больше, чем в Мехико. Сцены здесь не было, и зрительские стулья придвинули чуть не к самому роялю. Борис стоял в шаге от первого ряда, и на него снизу вверх смотрели восторженные лица. Преобладали мужчины, немолодые, в костюмах с галстуками. Глаза их светились одинаковым ожиданием чуда. Синицына неожиданно сообразила, что все эти люди им с Борисом почти ровесники. Ну, может, немного старше. Она училась в консерватории, а в Университете дружбы народов грызли науку смуглые мексиканские пареньки. Она ведь могла и встретиться с ними – в Парке имени Горького, например, она там часто гуляла. На ВДНХ. Или в каком-нибудь кинотеатре. Полина посмотрела на сидящих в зале людей с новым интересом. Но надо было начинать.

И тут Борис удивил. Успокоительно кивнув Маше и отодвинув жестом вездесущего сеньора Санчеса, он медленно заговорил по-испански. Зрители замерли. Несколько приветственных слов, облегчённый выдох – и зал, выдохнув с таким же облегчением, в восторге зааплодировал. Полина восхищённо подняла вверх большой палец. Когда он выучил-то – в машине, пока она спала, что ли? Она тронула клавиши, и «Подмосковные вечера» поплыли над притихшими рядами. «Под Мехико поём, вечером, между прочим», промелькнула дурашливая мысль. Синицына искоса взглянув на плотного пожилого мексиканца, качающего головой в такт музыке. Губы его шевелились, пока несмело, беззвучно. Но вот откуда-то сбоку добавился один голос, потом другой, ещё и ещё… «Вам будут подпевать». И им подпевали.

Она точно знала, что Борис волнуется. Видела, как он – песня за песней, романс за романсом – нащупывает себя настоящего, а не того, который на афише подпирает ручкой подбородок. Но знала она и то, что, кроме неё, никто этой внутренней работы не замечает. Песня скрывала всё.  Вот певец сделал шаг вперёд, и публика перед ним раздвинулась, освобождая проход. Люди прямо на стульях чуть отъезжали в сторону, и он шёл, как библейский Моисей, перед которым расступались, покоряясь превосходящей их мощи, воды Красного моря. Но здесь, в море музыки, люди расступались не поэтому. Люди отходили в сторону, чтобы дать певцу место – и быть вместе с ним.

Концерт закончился как-то незаметно. Вернее, венчающие его аплодисменты просто перешли в неформальную часть, и никто не расходился, наоборот, в каком-то углу запели мексиканскую песню, потом её сменила почему-то «Катюша», и тут уже стал подпевать Борис. К ним с Полиной выстроилась очередь желающих сказать своё спасибо на русском языке. Благодарности перемежались воспоминаниями. Кто-то не мог забыть прогулки в Парке Горького, кто-то расспрашивал о метро – прибавились ли новые станции? они такие же красивые? – и говорил, что однажды провёл в метро целый день, разглядывая роскошные подземные залы. Один человек трогательно поделился, что до сих пор не может забыть вкус мороженого в вафельном рожке, того, что продавалось в ГУМе. Полина тоже помнила этот вкус. Он исчез вместе со страной, которую они вспоминали. Потом, в новые времена, мороженое в ГУМе опять появилось, вроде, совершенно такое же, и даже холодильные тележки, с которых его продавали, были похожи. Полина, оказавшись как-то в центре, зашла по старой памяти попробовать – нет, не то.

Слушатель с первого ряда, чей взгляд Синицына несколько раз ловила во время аплодисментов, отвёл её немного в сторону и принялся восхищаться русской музыкальной культурой. Его внучка занималась музыкой у русской преподавательницы, и он очень рад такой удаче, ведь русская исполнительская школа... «Ваша внучка живёт в Москве?» –  рассеянно поинтересовалась Полина, разглядывая поверх голов просторный холл с уходящей вверх лестницей. На её ступеньках тоже стояли оживлённо болтающие группы людей. Нет, внучка живёт в Мехико, с родителями. Им повезло найти здесь прекрасную русскую учительницу, правда, уже очень старую. Полина тут же повернула к нему голову. Вряд ли в Мехико много старых русских учительниц музыки.    
– Ваша внучка занималась у Ольги Николаевны, да? В Сочимилько?
– Э-э… Я ведь живу не с ними… Ольга? Может быть. Сочимилько очень интересное место, но я не думаю, что она занималась там. Она говорила, на уроках была очень особенная атмосфера.
Видимо, внучка занималась в то время, когда Ольга Николаевна ещё жила со своим Марио в центре города. Особенная атмосфера! Да, вокруг неё всегда была особенная атмосфера. Следы этой атмосферы Полина заметила даже в те полчаса, что провела в пыльной гостиной среди бесчисленных фотографий. Наверняка там был и портрет этой внучки. Синицына с симпатией посмотрела на моложавого внучкиного деда. Жаль, что они не знали Ольгу Николаевну, какой она была в молодости. Как она стремительно проходила по коридорам их школы, энергичная, элегантная, замечая каждого ученика, перебрасываясь словами с некоторыми, и это их сразу выделяло, а, это ты, Полиночка, готовься, сыграешь на новогоднем концерте, и у Поли словно вырастали крылья, ура, мамочка, я буду играть на празднике перед Новым годом, ах, значит, тебя опять выбрали, как здорово, и хорошо ты не выросла из розового платья, нет, нет, только не розовое, мам, оно жмёт, там тесные рукава, но какое же ещё, господи, другого-то нет, а ты в нём такая красивая, правда, папа? И вот Поля идёт по коридору в розовом платье и несёт за верёвочные ручки нотную папку с вытисненным на ней профилем Чайковского, а родители уже сидят, волнуясь, в зале, и вокруг приятный шум и суета, как всегда перед концертом, и Ольга Николаевна в зелёном брючном костюме обгоняет её, успевая ласково потрепать по волосам… Стоп. Почему в брючном костюме?

Узкая фигура с тёмной гривой вьющихся волос стремительно прошла мимо и замелькала среди толпы. Полина вскинула было руку, но никого уже не было видно.
– Ну так что, Синицына? Алё, Синицына! О чём задумалась, Полина?
Синицына огляделась. Пожилой мексиканец куда-то ушёл, а рядом с ней стояли совершенно счастливый Борис и Маша. Полина смущённо засмеялась.
– Представляете, я вдруг подумала, что это место – вот где мы сейчас стоим – очень похоже на холл в моей музыкальной школе. Такая же лестница и белые двери… Показалось, что я маленькая иду на концерт… 
– Ну всё, маленькая ты наша, отыграли мы уже концерт, – нетерпеливо встрял Завадский. Он был переполнен энергией. – Так что насчёт поездки?
– Какой поездки?
– В Тулу!
Полина непонимающе посмотрела на Машу. Куда?
– Да, в Тулу можно успеть, – покивала головой переводчица, – но надо очень рано встать.
– Ты в машине доспишь, Синицына, у тебя это хорошо получается. А то когда ещё в мексиканской Туле побываем! Проверим, какие у них тут прянички, самоварчики. Да ладно, шучу я. Там что-то грандиозное, говорят, и нам почти по пути. Крюк небольшой сделаем. Мне сейчас рассказал один местный – пирамиды там, атланты. Место силы, энергетическая подпитка и всё такое. Ну как, согласна?

Полина вполуха слушала, вглядываясь в редеющую толпу, и вдруг снова заметила знакомую фигуру – та поднималась по лестнице. Ну, конечно, никакого зелёного костюма – это выкрашенные зелёным стены подсвечивают длинный балахон; и волосы, хоть и вьющиеся, но совсем седые… Она! Но откуда?..   
– Маша, Маша! Вон та женщина, вон, седая, на лестнице – это же…
– Да-да! Вы заметили? Это очень, очень известный поэт. Он пишет на языке науатль. Это древний язык коренных жителей Мексики.
– Подождите! Это что – мужчина?
– Да. Но у нас есть и женщины-поэты. Как это будет… Поэтессы. Я могу вас познакомить.
Полина со вздохом махнула рукой.
– Не надо.

9.

Пирамиды были непохожи на египетские, которые, впрочем, Синицина видела только на фотографиях. Необычным было и то, что вокруг не было никого – вообще никого. Они приехали рано и оказались...

Продолжение: глава 9 http://proza.ru/2021/04/23/1475