Русалочка 5

 Еще несколько минут назад я ничего не знал, ни о чем не подозревал, ничего не ожидал. Понял ли я что-то сейчас? Едва ли. Потому что голоса разума не было в моей голове. Не было никогда в ее присутствии. Но это была точка невозврата.

 -Хочешь ягодку? – спросила она.
 Так, словно все было нормально. Словно я не сдерживал дрожь каждую секунду. Словно она ни о чем не подозревала.
 Она запустила руку в ведерко и подняла на ладошке несколько красных ягод. Я взял одну, даже не посмотрев. Ягода была сладкой, упоительной, но в ней была (или мне показалась) какая-то горечь. Молчание сковало меня. Очень странное чувство. Ничего похожего я никогда и ни с кем не испытывал, и я не знал, что со мной. И все же было в этом что-то смутно знакомое. Может быть, я невольно вспомнил свой самый первый раз, хотя тогда я, кажется, больше испугался. А сейчас как?
 Наши взгляды, встретившись однажды, уже не отпускали друг друга, а между нами как будто сгущалось нечто темное, сумеречное, обжигающее и сладко-горькое.
 -Бери еще, - сказала Алиса, и голос ее, до этого звонкий, вдруг опустился до грудного и упал до еле слышного придыхания.
 Она сама поднесла мне эту ягоду, и я почувствовал ее осторожные, боязливые пальцы на своих губах.

 Я совершенно не запомнил, как она оказалась в моих объятиях, но я лихорадочно нашел ее губы своими, и я помню вкус дикой клубники. Кажется, ведерко упало, а Алиса уперлась кулачками мне в грудь. Она оторвалась (но не сразу), чтобы сделать вдох.
 -Что… ты… делаешь?
 Я больше не мог (и не собирался) сдерживать свою дрожь, сдерживать всю эту гребаную нахлынувшую на меня волну.
 Я снова притянул к себе ее сильное и мягкое тело, не чувствуя сопротивления, и приник к ее губам.
 И мы целовались как безумные. Влажно, дико, долго и больно. Платок улетел в сторону, и меня объял запах ее волос, который был лучше и призывней всех цветов этого луга. Мы стояли, сплетясь, и я целовал ее губы, шею, волосы и снова губы, а мои руки жадно шарили по ее телу, проникали под майку, под резинку бриджей. Больше не было ничего в мире, кроме этого. Не было времени, но вот я настойчиво повлек ее вниз.
 -Нет… нет… - зашептала Алиса, с трудом делая вдохи посреди поцелуев, а я уже не мог остановиться. – Подожди… испачкаешь.
 Я совершенно не понимал, о чем она, и мне было неважно.
 -Подожди же… сейчас…
 Все же она отстранилась от меня, отступила на шаг, легким движением стянула свою маечку, а после, не отрывая от меня неистового взгляда блестящих от возбуждения глаз, завела руки за спину, расстегивая бретельку… Белая грудь словно бы сияла собственным светом. Алиса слегка улыбнулась.
 А потом я набросился на нее, мы упали в траву и там любили друг друга. Я был жадным, я хотел, чтобы она была моя, вся, без остатка, и я безумно целовал ее мягкое тело и не мог насладиться, измученный жаждой, не мог напиться этой водой в жаркий день. Целовал и сжимал ее грудь, ее живот, ноги, бедра, приник губами и языком к ее лону. Жадный, жаждущий. Алиса издала стон и потащила меня наверх, на себя, одновременно стыдливо и требовательно. Ее глаза были закрыты, но я смотрел ей в лицо, ловя каждый момент, когда входил в нее, легко и естественно скользнул во влажную и открытую мне навстречу. Она обхватила меня руками, как будто крепче вжимая в себя, что-то бессвязно зашептала. Я двигался над ней, навалившись всем весом, одной рукой мял ее грудь, гладил ее изгибающуюся шею с бьющейся жилкой, отводил в стороны разметавшиеся волосы, пропуская шелковые пряди между пальцев, трогал ее губы, когда она порывисто дышала мне в руку полуоткрытым ртом.
 Дикая и безудержная волна уносила нас.

 Мы лежали в траве, обнаженные, взопревшие, и я лениво думал о том, что вот все и случилось. И это действительно было похоже на первый раз. Я был неловок и нетерпелив. Был безумен. Что ж, в каком-то смысле это и было первым разом. Всех моих девушек и женщин объединяло еще и то, что их фотографии в Инстаграме были удивительно похожи: те же самые глаза, губы, даже позы, те же самые фильтры. Но Алиса на их фоне была абсолютно особенной. Никогда у меня не было такой.
 И не будет, как пел Гребенщиков.

 Я уже говорил, что это была не любовь. Правильно. Я вообще не знаю, что такое любовь. Но если не она, то это, как я думаю, было самое близкое к этому чувству, что я испытывал за всю свою жизнь.
 А если любовь, то я не научился ее узнавать.

 Мы молчали. Не знаю, о чем в те минуты думала Алиса (тогда это и не было для меня важным). Она легонько, почти сонно поглаживала меня, потом ее рука опустилась ниже, требовательно схватила, и я практически сразу же ожил.
 -Еще хочу, - шепнула она мне в ухо.

 Теперь мы лежали на боку; она вполоборота ко мне. Я поднял одну ее ногу и так входил. Сейчас все было медленней, спокойней и в то же время еще ближе. Она была моя в эти мгновения – настолько, насколько это вообще возможно. Мы были одни, мы с интересом, восторгом и удивлением узнавали друг друга. Не спеша. Забыв обо всем. Это было больше, чем просто перепихон. В этом я уверен.

 -Кто-нибудь мог бы нас увидеть, - задумчиво произнес я, глядя в сторону далекой деревеньки. На самом деле я так не думал или, по крайней мере, не особо беспокоился.
 -Кто-нибудь и мог бы, - тихо вторила Алиса.
 Я не понял, что прозвучало в ее голосе. Было ли там некое сожаление? Я чувствовал себя слегка опустошенным (я имею в виду – морально), и все было каким-то немного нереальным, как во сне. Но одно я знал наверняка: я все еще не хочу отпускать Алису.
 Тем временем она уже привела себя в порядок и выглядела так, будто мы только что повстречались. Хотя нет. Ее взгляд сейчас был совсем другим, особенным. Уж в этом я не мог обмануться. Мне хотелось спросить ее о многом, но почему-то все слова казались глупыми. Алиса тоже была немногословна. Между нами словно бы повисла некая неловкость. И недосказанность. Хотя это казалось странным.
 -Ты иди, - вдруг сказала она.
 Я посмотрел на нее. Она улыбнулась, но улыбка вышла безрадостной, печальной, и это меня задело. Очень эгоистично задело. Мои вопросы, мои слова рвались наружу, искали выхода, стремились к ней… но я опять промолчал.
 -Иди, - повторила Алиса, чуть склонив голову. – Я еще здесь побуду. Надо же клубнику дособирать. А просыпалось сколько…
 Я понимал, что она права: едва ли нам стоит показываться в Мохово вместе, чуть ли не под ручку, пусть и деревни-то той самой почти что и нет. Мы просто не можем. Странная неловкость была вызвана чувством вины, это тоже понятно. Но лично я никакой вины не испытывал. Или так думал.
 Я тоже был уже одет, но сидел на примятой нами траве, тогда как Алиса стояла в сторонке, одергивала и приглаживала свою маечку и на меня почти не смотрела. Я тоже встал и сделал шаг к ней. Где-то внутри себя я уже был готов выслушать что-нибудь правильное, но неприятное. О том, что это была ошибка, и давай считать, что ничего не было и это ничего не значит. Может быть, я даже и согласился бы. Но Алиса подняла голову, и я увидел в глубине ее сияющих глаз тот самый огонь, который неизменно полыхал в ней, но, возможно, был виден не всем.
 -Поцелуй меня и иди, - сказала она.
 Поцелуй был долгим и сладким. А еще он был нежным и немного печальным.
 -Все, иди, - сказала Алиса наконец.
 И я пошел.
 Почему-то мне стало удивительно хорошо, как будто она дала мне некое нерушимое обещание. Чувство вины? Не слышал.
 Я остановился, обернулся (и она смотрела мне вслед, прижав руки к груди – совсем как в романтическом фильме), запустил руку в рюкзак и достал яблоко. Бесшабашным жестом обтер его об футболку.
 -Лови!
 Она поймала его, поднесла к лицу и засмеялась.
 -Все, ушел, - сказал я.

15

 Я пришел домой и упал на койку. Не знаю, чего мне хотелось, но я был очень беспокоен. Желание мчаться куда-то, все равно куда – только бы не сидеть на месте. Я подумывал о том, чтобы прыгнуть в машину и поехать, например, к вышке, снова забраться на нее. Это было очень заманчиво. А с другой стороны совсем не хотелось двигаться. Такое вот противоречивое чувство. К тому же у меня была смутная надежда: вдруг Алиса заглянет ко мне на обратном пути? Мы встретились случайно, судьбоносно, спонтанно и разбежались как-то боязливо, как мне теперь казалось. Меня тревожила недосказанность. И это, к слову, тоже было необычно и странно. Это было для меня чем-то новым. Казалось бы… Я же получил все, чего хотел, чего еще-то? Мое сердце воспарило, но почему-то не стало свободным. Я мог бы уехать прямо сейчас – насовсем, навсегда. Но я не мог. С пронзительной ясностью я осознал, что она меня не отпускает.  Мне уже ее не хватало. Мне было мало. Я думал, что успокоюсь, утолив свою дикую страсть, но она разгорелась еще больше, как будто я плеснул масла в огонь. В каком-то смысле стало только хуже. Что со мной, черт?
 Так я и лежал, практически не шевелясь, заново переживая все эти странные волшебные мгновения, которые теперь казались нереальными, словно случились с кем-то другим, а в голове бушевала настоящая буря. Я был лодкой на штормовых волнах. Мои мысли возносились к почти что эйфории, а-то вдруг падали в пучины тревожного уныния, и тогда я шептал:
 -Уеду нахрен.
 Но я знал, что не уеду. Поздно.
 Свет и тени двигались по комнате, и в какой-то момент я понял, что Алису сегодня уже не увижу. Тогда я встал и решил, что буду вести себя как обычно.
 Мой телефон лежал на столе – там, где я его и оставил. В нем не было пароля или биометрических данных, иными словами, не было защиты. Я вообще довольно легкомысленно относился к таким вещам. Теперь я обнаружил новое сообщение – не сообщение даже, а просто оставленную открытой заметку: «Пусть все будет, как будет. Ты где?»
 Не возникло ни малейшего сомнения в том, кто это написал. А значит, она заходила и искала меня. Мои губы сами собой растянулись в улыбке, на душе потеплело, будто она прямо сейчас прикоснулась ко мне, погладила по щеке. Поддавшись некоторой сентиментальности, я сохранил анонимную заметку.
 А фотографии она смотрела? Что за вопрос? Хмыкнув, я зашел в галерею, новым взглядом окинул фотографии. Их было не так уж много, и ничего такого интимного я в телефоне не хранил (потому и не переживал за утечку личных, так сказать, архивов), но на большинстве снимков я был запечатлен с девушками. Вот наша солистка и я: дружеские обнимашки. Вот я и моя бывшая. Вот еще одна. А здесь я один, в этаком шарфе, задумчиво смотрю вдаль на фоне заснеженного поля – пожалуй, это фото могло бы принадлежать настоящему художнику. Неплохо.
 Почти развеселившись, я отложил смартфон.

 Как я и думал, Алису в этот день я больше не увидел. Если она и забегала еще к бабушке, то я ее упустил. Возможно, неосознанно мне и самому не хотелось ее караулить. Может быть, и нужно было дать ей или мне время, чтобы все как-нибудь утрясти в голове. Что ж, я не очень расстроился.
 Этой ночью я ложился спать с мыслью о том, что по крайней мере назойливый шорох отныне не будет меня донимать – спасибо Домовому. Действительно спасибо. Я вроде как и чувствовал себя спокойней, зная, что он бродит где-то поблизости, охраняя мой сон. Конечно, ему было на меня плевать, но я как бы убедил себя.
 Я засыпал приятно уставший, голова полнилась полученными за день впечатлениями, которые я заново прокручивал, постепенно уплывая в сон, но на самом деле ночка выдалась даже хуже тех, когда мне снились шепчущие во тьме голоса. Не могу сказать, почему. Ничего такого особо страшного, но все было внутри.
 Мне приснилась Алиса. Мы не лежали в траве в тени дубов, не ласкали друг друга, а просто находились в этом же самом доме. Я протягивал ей телефон.
 -Я ничего не писала! – с непонятным гневом отрицала она, едва не срываясь на крик.
 -Но вот же…
 -Ничего не писала!
 Потом мне показалось, что я проснулся (наверное, так и было, но я не уверен). «Обязательно спрошу», - подумал я, отчего-то напуганный, как это бывает внутри кошмара, где находишься в какой-то своей, особой логике.
 Потом я долго ждал голосов, вслушиваясь в тишину. Нет, это была не просто тишина, а скорее молчание, потому что мне чудилось чье-то тягостное присутствие. И оно приближалось, оно было все ближе и ближе. Еще немного, и я почувствую похожее на сквозняк и пахнущее болотом дыхание.
 «Говорите! Нечего сказать?» - лихорадочно думал я, пытаясь себя ободрить и успокоить.
 А затем на мои ноги легло что-то тяжелое, и я испугался еще больше, но внезапное озарение наполнило меня радостью.
 «Это Домовой», - решил я с облегчением.
 Но у меня не оказалось сил, чтобы пошевелиться и проверить. И однако же молчание вдруг снова стало обычной тишиной – пустой и мирной.
 И больше я ничего не помню. И уж тем более не могу сказать, было ли хоть что-то из этого явью.

 Я сидел на вышке и делал зарисовки в альбоме. Потихоньку уже начал втягиваться в это дело. Работа с тенями и перспективой, правильное расположение деталей в композиции; кажется, пейзажи получались у меня все лучше и лучше. Громко, конечно, сказано, но я старался и действительно получал от этого удовольствие. Голова прочищалась, мысли становились ясней. А мне было о чем подумать.
 Позавчера видел Алису. Она пришла, когда я пил чай под умиротворяющий ручеек житейских бабушкиных историй. Стрельнула в меня глазами от порога, слегка зарумянилась, но быстро взяла себя в руки.
 -Привет-привет!
 Словно ничего и не было.
 -Садись чай пить, - сказала баба Лена. – Гоша, вишь, опять нас тортиком балует.
 -Гоша хороший! – засмеялась Алиса, пародируя голос попугая, и бабушка подхватила ее смех, а с ними, за компанию, и я.
 Словно все это было проверкой, где мы должны были изображать, что ничего в наших отношениях не поменялось, и мы продолжаем жить обычной жизнью. Что ж, это было необходимо, я понимаю. Наверное, проверку я прошел, но какими же фальшивыми казались теперь все наши невинные («пустопорожние» - сказала бы бабушка) слова, и как же я изнывал внутри! Мне это совсем не понравилось. Держать себя в рамках мне удавалось с трудом. Я то и дело пытался встретиться с Алисой глазами и передать ей во взгляде многозначительный намек. Плохой актер. У Алисы получалось лучше, и почему-то мне это тоже не нравилось. Но злился я в первую очередь на себя. Почему вдруг все стало таким сложным? Причем, это ведь я сам накрутил себя так. Как никогда и ни с кем. Почему нельзя смотреть на вещи проще? Было и было – очень хорошо. Может быть, будет еще. Просто надо надеяться и ждать. Я ведь поэтому до сих пор здесь? А тем временем продолжай играть свою роль и не спались.
 Алиса говорила о вещах, которые для меня ничего не значили – что-то о сене и огороде, - а я, слушая ее и не вникая в смысл, понял для себя, что никакого повторения не будет, если только мы заранее как-нибудь не договоримся о встрече.
 И в самом деле, сколько раз судьба может подбрасывать неожиданные подарки? Надо брать ситуацию в свои руки – вот так.
 Чего я не знал тогда, это то, что у судьбы подарков хватит с избытком. Вопрос в том, всегда ли мы готовы их принять.
 Я продолжал украдкой наблюдать за поведением Алисы. И почему я решил, что она станет прятать глаза и вообще выглядеть виноватой? Я многое успел попередумать до этого и пришел к выводу, что Алиса, возможно, снова будет меня избегать, снедаемая чувством заслуженной вины. Был готов к этому. Но я ошибся. Или чувства свои она прятала очень умело. Наверное, это даже к лучшему. Во всяком случае, мне-то о чем беспокоиться?
 Попили чай, и Алиса перекинулась на какие-то дела с бабушкой, а я почувствовал себя лишним и, поступив вполне тактично, вышел во двор. Но далеко не уходил. Взять ситуацию в свои руки, правильно?
 Наконец я ее дождался.
 -Я тебя подвезу, - сказал я, когда мы пошли к калитке. – Возражений не принимаю.
 Алиса резко остановилась. Мне показалось или правда в ее глазах мелькнул уже знакомый мне испуг?
 -Не надо, - отвечала она чуть ли не шепотом, а сама как будто с трудом сдерживалась, чтобы не начать воровато озираться по сторонам.
 Вот оно чувство вины, на месте. Или это то чувство, когда боишься, что тебя поймают за руку. А есть разница?
 Сам я чувствовал, что потихоньку закипаю, и где-то мне даже хотелось этого, хотелось сорваться, сделать что-нибудь необдуманное. Тем более, что мне уже было как-то плевать, например, на Гришу, да и на всех остальных, если честно. Но не на нее. И поэтому я, разумеется, сдержался.
 -Что ты выдумываешь? – произнес я, невольно сам понижая голос. – Это же просто…
 Я даже не находил слов. Алиса замотала головой, и было похоже, что она вот-вот расплачется. И вся тебе маскировка.
 -Пожалуйста, не надо, я прошу тебя.
 Ее почти ощутимый страх заставил меня отшатнуться.
 -Почему? – все же сделал еще одну попытку я. – Послушай, давай я просто тебя подвезу, и все. Это нормально. Никто ничего не скажет. Допустим, мне тоже в деревню надо. В магазин.
 Алиса улыбнулась, и стало понятно, что она справилась с собой и что принятого решения уже не изменит. Грустно. Мне вообще многое стало понятно в эту минуту, по крайней мере я так думал. Разве я не предполагал, что она станет меня избегать? Приключение на один раз, и хватит, так?
 Если я и надеялся на что-то, то впору было готовиться к горькому поражению. Раскатал губешку, что называется. Не то, чтобы я был готов сдаться окончательно и бесповоротно, но…
 Но Алиса сказала:
 -Я хочу быть с тобой, - (и мне вдруг вспомнилась одна такая старинная песня), - но не сегодня, хорошо? Потом. Пойми меня. Я сама все придумаю.
 По правде сказать, я опять ничего не понял, но она говорила с такой убежденностью, что мне пришлось ее отпустить. К тому же, вроде как, ее слова давали мне смутную надежду. Иногда стоит довольствоваться малым.
 -А если мне и правда в магазин надо? – проворчал я, уже внутренне сдаваясь.
 Алиса посмотрела на меня невинно.
 -Ну ничего, потерпи, ладно?
 Я покривился и махнул рукой. А после оглянулся, почти ожидая снова увидеть Самойлова, выглядывающего из-за забора, но улица была тихой и пустынной: деревенька Мохово, как обычно, притворялась вымершей. Даже детей, как их там, Вари и Семы, не наблюдалось. К слову сказать, я их вообще очень редко видел и в основном издали, а еще реже я видел жену Самойлова. Так что, дети и их мать мне казались странноватыми, но думал я о них всегда мимоходом и не собирался вникать в суть.

 Теперь я сидел на вышке, пытаясь рисовать величественные, раздольные пейзажи, но в основном просто размышлял обо всем. Что имела в виду Алиса, когда сказала, что она сама все придумает? О чем, нахрен, она вообще говорила? Я долго об этом думал, ворочая мысли и так, и этак, но ничего в голову не приходило. Что за игры? Может быть, это и вправду было игрой, в которую я с извращенной радостью втянулся, получая свою дозу адреналина. Почему так? С некоторыми я расставался очень легко, быстро их забывал и не искал новой встречи. Это нормально, разве нет? Но почему я не мог точно так же отпустить Алису? Или это она меня не отпускала?
 Как я узнаю, что она уже что-то там придумала, чем бы оно ни было? Узнаю, конечно, иначе как? В свое время. А пока, видимо, только и остается – томиться ожиданием.
 И вот здесь, пока я смотрел вдаль, в сторону Князевки, задумчиво постукивая карандашом по зубам, мне в голову пришла новая мысль. Только оглядываясь назад, могу сказать, что это был еще один поворот судьбы. Я катился по накатанной колее, ни на сантиметр не отклоняясь от того, что предопределено. Оглядываясь назад, я не могу смотреть на это по-другому, истина это или нет.
 «А я ведь тоже могу кое-что придумать, - подумал я. – По крайней мере увижусь с ней. На виду у всех, но это ничего. Главное, что в непринужденной обстановке. А там посмотрим. Может быть, удастся переброситься парой слов».
 Оживление разогнало тоску. Неважно что и неважно, насколько это имеет смысл, но я придумал для себя некий конкретный план действий, и уже одно это поднимало мне настроение.
 «Что вообще стало с моими социальными навыками? – думал я, слезая с вышки и усмехаясь про себя. – Я должен был сделать это уже давно».