Богатая невеста. часть 1

     Я стояла на  набережной реки Невы в пять утра и слушала плеск волн, накатывающих на гранитные стены, ограждающих берег. Они разбегались, бурлили пеной и исчезали, откатываясь в реке. По глади реки стелился негустой туман. Ещё была тишина, люди спали. Только шум волн и вдалеке  кричали чайки. С таким же успехом, я могла бы стоять смотреть на реку из окна своей квартиры или стоя на маленьком с резным железным ограждением балконе.  Окна моей квартиры смотрели на эту набережную.  Но мне почему-то было очень важно быть именно здесь...

     Казалось неправдой-я богатая невеста с приданным: трёхкомнатной квартирой в центре Петербурга, с высоким потолком и большими комнатами, со старинной мебелью и огромной библиотекой.   
     Бабушка моя была петербуржка «до мозга костей», как и её родители. Интеллигентные во всём:  в поведении, разговорах и привычках. Даже революция и иногда грубое отношение со стороны революционной братии к профессору юридического университета, где служил мой прадед до революции и после, не вытрясло из них  привычки интеллигентных людей. Они  вставали утром в шесть утра в любой день. Пили кофе или кофеин  за круглым столом, много читали, называли друг друга на «вы», по имени и отчеству и старались не унывать, какие бы тяжелые события не происходили в их жизни.

    Прадед не дожил до войны несколько месяцев и моя прабабушка вступила блокаду с двумя дочерями одна. Она не выжила, потому что весь свой профессорский паёк  делила между двумя дочками, одна из которых спустя годы стала мне бабушкой. По  непонятным причинам, в эвакуацию их не вывезли, поэтому всё бремя блокады после смерти своей мамы, моя бабушка взяла на себя. Каким-то чудом им удалось выжить. Почти замершими их нашли в этой квартире солдаты, освободившие Ленинград.  Бабушка и её младшая сестра, бабушка Поля, лежали обнявшись, грея друг друга, на кровати под кучей одеял, матрацев, старых рваных пальто и тряпок, которые бабушка собирала со всех свободных квартир и с улицы. Никто бы не обратил внимание на эту груду всякого хламья на кровати, если бы под ней не зашевелились. Солдаты вытащили на Божий свет двух холодных, грязных, вшивых девчушек, накормили и отвели в детский дом, где они прожили пять лет, до исполнения старшей, то есть моей бабушки, восемнадцати лет. Бабушка Поля на два года младше. Вернувшись в свой дом, с чудом сохранившейся мебелью и большой библиотекой, они занялись своей судьбой.  Моя бабушка пошла работать на завод, одновременно учась заочно в институте на историческом факультете. Бабушка Поля заканчивала десятый класс при детском доме.   Окончив школу, на третьем курсе политехнического института она уехала из Питера, тогда Ленинграда, выйдя замуж за нефтяника, уже состоявшегося человека, жизнь которого была посвящена поиску новых месторождений в северных широтах нашей страны. Они встретились на этой набережной, когда он приехал в командировку по служебным делам из Тюмени.  Бабушка Поля очень гордилась своим мужем, его и ставшей её жизнью - открывать новые месторождения, осваивать новые земли. Дядя Александр, как я его звала, даже стал Героем Социалистического Труда.  А бабушка Поля, заочно окончив институт, работала в лабораториях на промыслах. Они так и осели в Тюмени после выхода на пенсию, не родив детей, из-за частных переездов по стране, жизни в бараках и палатках. Приезжали раза два к нам погостить, но совсем вернуться не захотели. Но бабушка и не настаивала, хотя говорила, что эта квартира наша общая, и, если они захотят вернуться, она возражать не будет. На что дядя Александр отвечал вежливым отказом, и глядя на меня, констатировал факт, что мне нужно наследство, потому что без него, хорошую партию для замужества не найдешь.  А у них все есть, на всё заработали. У дяди Александра были племянники и всё своё имущество он отписывал им. А я и не претендовала. Правда, меня коробило от слов дяди Александра о замужестве при наличии наследства, почему-то любовь он в расчет не принимал.

    Бабушка, выйдя замуж за красивого мужчину, артиста местного театра, родила ему мою маму, но долго жить с ним не смогла, потому что не выдержала его вечных скандалов и упрёков, что она его мало хвалит, мало ходит на его спектакли и вообще не живёт театром. Её раздражал его нарциссизм, он не нравился ей как артист. Его игру она называла фальшью, от которой пахнет сыростью и мхом. Предлагала ему уйти в рабочие сцены, где от него толку было бы больше. И однажды, совсем обидевший на бабушку он ушёл, оставив её с моей трехлетней мамой, прихватив какую-то картину. Бабушка не стала его искать сама и не стала подавать в милицию. «Бог ему судья», - решила она, навсегда вычеркнув его из своей жизни.

     Сама бабушка закончила институт и всю жизнь работала в государственном архиве, занимаясь сбором справок для людей по поиску родственников, уточнения дат рождений и смерти, кто где учился, родился. Скучная, казалось бы, однообразная и пыльная работа. Но она очень её любила и считала важной.  Благодаря её трудам   по поиску людей, а потом выданным ею справкам, многие после войны находили друг друга.  Я не понимала её, мне тогда хотелось другого. Наверное, я хотела жить также как бабушка Поля со своим мужем. Но я не могла. Время шло, бабушка старела, часто болела. Никого, кроме меня рядом с нею не было. Бабушка Поля с дядей Александром сами уже не молодые и больные, конечно же ухаживать за нею не могли.

     Своих родителей я не помнила. Что произошло с ними, бабушка не рассказывала. Только однажды, когда мне было десять лет, на мой вопрос, где мои папа и мама, она ответила, что я могу гордится своими родителями, они герои. Они живут далеко от нас, им поручено работать на благо нашей Родины там. Им нельзя даже письма писать. Я так и считала, что они тайные разведчики и никто об этом не должен знать.  Жила я с этой легендой долго. Но при поступлении в институт, мне было необходимо указать в анкете данные о своих родителях и на мой вопрос, что мне написать в ней о родителях, наконец рассказала о их гибели в автокатастрофе, которая произошла, когда мне было два года. Конечно, я ничего не помнила об этом. Только одно фото, где мы втроём и осталось. Она отдала мне его, вытирая слёзы. Первые и последние слёзы, которые я увидела у бабушки за всю жизнь. Их не хоронили, вернее, коробочка с прахом, которую отдали бабушке и которую она закопала на старом заброшенном кладбище.  И то место уже не найти. Бабушка не ходила туда, не рассказывала о них, только в церкви ставила свечки за помин души. Но и этого я тоже не знала, так как ходить в церковь тогда было стыдно и практически противозаконно, я ведь комсомолка, а она коммунистка.

     Я была любима ею, но не балованная. Строгая бабушка учила меня всему: и экономии, и ведению домашнего хозяйства, шить, вязать, и умению разбираться в людях. Учила уважать людей, но в то же время не особо им  доверять, потому что обмануть могут и сильного, умного человека. Учила определять правду и ложь по глазам, даже по запаху, исходящему от собеседника в момент разговора. Это было так странно для меня в самом начале, но всё более и более я убеждалась в её правоте.  Квартира в центре Петербурга, которая будет моей безусловно, как мух на мёд привлекала ко мне нечистоплотных мужчин. И как они узнавали обо мне?  Конечно, кроме самой квартиры, антикварная мебель, картины и украшения всё это добавляло вес в мою копилку. Я, по очень наивной молодости, даже обижалась на бабушку, что она отгоняет парней, которые однажды побывав у нас дома, просто клещами впивались в меня, одаривая цветами, конфетами, лестью о моей красоте (ха-ха! Я знала, что не Мерлин Монро), но голова кружилась...  Бабушкино табу разбивало мою эйфорию напрочь. Она стала запрещать мне приводить в дом молодых людей. И говорила, что тот кому я нужна, придёт ко мне и без этой квартиры, не будет назойливым и льстивым. С затяжной болезнью бабушки, я и сама стала все меньше и меньше общаться с молодыми людьми, потому что после института вместо прогулок с друзьями или вечеринок  бежала домой, представляя, как она лежит одна в большой квартире, одинокая и больная, хотя рядом, возле кровати сторожил её верный рыжий пёсик. Каждый раз, открыв дверь я с замиранием сердца заходила в квартиру, на цыпочках подходила к кровати и слушала...  «Фууу», - облегчённо вздыхала я, когда слышала её дыхание, а по ночам иногда не могла долго заснуть, не слыша её тоненько свистящего храпа. Что касается запахов, она говорила, что от хорошего человека пахнет счастьем и цветами. У хорошего человека в глазах искорки и правда. Мне тогда трудно было понять и принять всё это. Ведь я только запах духов и туалетной воды и могла почувствовать от людей, а в глазах вообще ничего не видела.

    Бабушкин рыжий маленький пёс, Тимурчик, с короткими лапками и длинными ушами лежал на коврике возле кровати и чутко прислушивался к её дыханию. На малейшее шевеление тут же бежал и крутился с громким лаем возле меня, зазывая к бабушке в комнату. Она смеялась на моё предложение поставить на тумбочке у кровати колокольчик и говорила, что лучшего колокольчика и не надо, чем её маленький Тимурчик, которому она уже и забыла сколько лет. Они понимали друг друга без слов. Одно движение и Тимурчик подаёт тапочки, ещё одно и он у двери, готовый шлёпать на улицу, ещё и ещё разных движений, и взглядов, которые понимали только эти двое. Это было удивительно.  Я для него не существовала.  Только сейчас этот чудесный пёс оценил мою значимость, улавливая бабушкино дыхание и необходимость моего присутствия рядом с нею. Бабушка горевала, что Тимурчик долго без неё не проживёт, умрёт от тоски.  Может так бы и случилось, если бы, однажды мне не удалось с ним поговорить на высоких нотах.

     Со дня смерти бабушки прошло четыре года.  Я окончила институт и начала работать в том же государственном архиве, что и бабушка. Только этот отдел был историческим, архив разбирался мною по событиям и годам. Первоначально дышать не могла этой бумажной пылью, но с наступлением эпохи компьютеров, все чище и чище становилось на полках архивов. Старые документы копировались через профессиональные аппараты и переносились в электронный архив. Специалисты, интересующие историей, её вехами, письменами, письменностью, предметами, событиями заглядывали на полки источников, только если хотели потрогать их руками. Оригиналы аккуратно подшивались, что-то переписывалось из-за невозможности прочесть в них текст и переписанный документ рядом с оригиналом складывался на полках в ящиках, коробках, мешках в подвалах нашего здания, где была необходимая температура и освещение.  Переписка текстов была очень рутинной работой. С лупой в руках, ярким светом в наклоненном состоянии до боли в шее и руках, я выводила старые тексты с замиранием сердца и затаив дыхание. Даже старалась каллиграфически скопировать почерк, оставившего эти записи человека. Постепенно я полюбила свою работу, эту тишину в рабочее время в коридорах и в кабинетах. Я стала замечать за собой благоговение перед старинными рукописями и предметами. Людей мало, разговоров мало. Только я и история.
 
     Вечерами, я рассказывала бабушке, сидя у её кровати что нового узнала, о каком человеке, о каком времени. Удивительно, но работы было много. Мой директор, пожилой человек невысокого роста, смотрящий на меня поверх очков, увидел мою увлечённость и стал подкидывать мне множество того, что требует восстановления и реставрации. И говорит, ставя меня в пример остальным работникам, что на таких людях, как я и будет держаться история. Я очень неудобно себя чувствую при этих его словах перед остальными коллегами. Благо, что после очередного недлительного совещания, я быстро исчезала в своих кулуарах, состоящих из стола, настольной лампы, больших кушеточных подставок и полок с множеством коробок, кип старых газет и почему-то не прочитанных писем, собранных с времен тридцатых годов по военные годы. Их мне и нужно было разобрать по годам и событиям. Это моё новое задание от директора архива.  Когда я рассказала об этом бабушке, она обрадовалась, считая, что, я будучи очень занятой интересной работой переживу её смерть более-менее легко. Только просила  Тимурчика не забывать.  Кормить,  выгуливать, и надолго дома одного не оставлять, особенно последнее.

    На следующий день после этого разговора бабушка умерла.

    Мы остались с Тимурчиком вдвоём. На похоронах было мало людей: несколько соседей старушек, двое бывших коллег младше её на пару десятков лет, но помнящих и уважающих её, мой директор. Пришёл и её бывший муж, мой несостоявшийся дед.  Горестно покачивая головой, мол надо же какая крепкая оказалась и до девяноста лет дожила. И ему уже восемьдесят семь, но и он еще крепенький. Долго плакал и горевал, что жизнь как артиста у него не сложилась, что он нищенствует сейчас на свою мизерную пенсию. При этом, с надеждой поглядывая на меня, конечно же намекая на наследство, ведь он всё-таки мой дедушка.  Но я смогла выдержать его просящий, унижающийся взгляд, потому что как дедушку я его не знала и одиночество бабушки простить ему не могла. У него своя семья. Он женился второй и третий раз после развода с бабушкой, имел еще двоих детей от двух браков. «Вот пусть о тебе беспокоятся твои дети и внуки», - думала я про себя, уходя от него, не давая повода надеяться хоть на что-нибудь. От него разило не честностью, чёрным запахом паутины – я вдруг резко учуяла это запах и наконец, поняла слова бабушки о том, что собеседник может пахнуть. Слава Богу, он больше не появлялся в моей жизни и в прошлом году из некролога в местной газете я узнала, что он тоже умер, в возрасте тех же девяноста лет.

     Тимурка первое время лежал возле кровати бабушки и стонал. Мало ел, мало гулял. По квартире ходил слегка, шлёпая своими лапами, понуро опустив голову. Уши тянулись по полу, а в глазах слёзы. Собачьи слёзы, давящие на душу, всё время мокрые печальные глаза. Обычно он подходил к миске на кухне и пил воду. К еде почти не прикасался. Он хотел умереть, и всем своим видом это показывал.  Вздыхал и опять уходил к бабушкиной кровати. Такую тоску он наводил на меня, что я домой не хотела идти чтоб не видеть его мученический вид. На улице я уже не надевала на него поводок, потому что знала, что он будет идти за мной медленно переваливаясь на своих коротких лапках, собирая ушами всю пыль и песок с асфальта летом и снег зимой.  Придя с улицы, он беспрекословно давал себя почистить, помыть лапы, не проявляя при этом никаких эмоций. Он был душевно пуст, как и я. Но меня действительно спасала работа. Придя утром в свой в архив, я окуналась в другую жизнь, подолгу читала непрочитанные письма, горевала и радовалась вместе с людьми, написавших их.  Раскладывала письма в разные стопки: с обратными адресами номерами войсковых частей и сталинских лагерей, письма с Дальневосточных краев и средней Азии, с других областей и республик нашей тогда большой страны и даже заграницы. Определяла, какие письма важны исторически, какие нет.  Не особо важные письма и поздравительные открытки подлежали актированию и уничтожению, но я попросила директора не делать этого, что выберу время и разнесу их однажды по сохранившимся адресам в Ленинграде или разошлю в другие города.  Вдруг родственники живы и им эти письма о произошедших событиях в их семьях, открытки с поздравлениями будут очень нужны и важны. Директор не был против, наоборот поддержал мою идею и благословил на ратный труд. Я была так увлечена этой работой, что бывало домой уходила поздно вечером и, если бы не Тимурчик, так и ночевала бы на работе. Он встречал меня молча, не скулил, не лаял. Еда была не тронута.  Я стала брать его на работу.  Он ложился возле моих ног и проводил так весь рабочий день, иногда вставая поразмять бока и глядя на меня взглядом полным тоски.

     И однажды я не выдержала... Когда в очередной раз, не притронувшись к еде, он испил воды  и удрученно зашагал в бабушкину комнату, я схватила его на руки, начала трясти бедное животное так, что уши трепыхались в разные стороны. Я орала на него в истерике, что, если он хочет умереть пусть умирает скорее, потому что мне тоже очень плохо и тоскливо. Но надо жить, ради памяти бабушки. Любить, помнить её и жить.  Не знаю, что на него повлияло, но утром следующего дня он поел, завилял пока не очень активно хвостом, приглашая к прогулке. Он больше не вздыхал и не лежал возле бабушкиной койки. Его любимым местом теперь стал коврик у порога. Он стал встречать меня с работы веселым лаем, с азартом бегал по лужайкам в нашем дворе и незлобно облаивал чужих, даже больших собак, бегавших за ним так же весело и с удовольствием.
 
     Его не стало быстро и неожиданно. Два дня назад, в субботу проснувшись и не услышав возле себя собачьего дыхания и лая, зовущего скорей проснуться и бежать с ним на утреннюю прогулку, я удивилась. Сунув ноги в тёплые тапки, потянувшись, представляя уже нашу с ним дорогу под утренним солнцем вдоль набережной Невы я в очередной раз позвала его, но ответа не получила. Зайдя в кухню, увидела Тимурчика - распластанного в луже воды, с перевёрнутой миской... Он лежал бездыханный с высунутым языком. От неожиданности увиденного, я молча сползла по стенке кухни, уселась возле него в этой же луже и замерла. Сколько я так просидела - не знаю, солнце уже было в дальней комнате, значит уже около двух часов дня. Движениями автомата нашла старую простынь, коробку, завернула и сложила в неё его отяжелевшее тельце. Обмотала коробку скотчем как посылку и отвезла на кладбище к могиле бабушки, закопав коробку рядом с памятником.

    Сегодня я не пошла на работу. Позвонила директору  вечером вчерашнего дня домой и холодным пустым голосом попросила отгул. Он ни о чём не спросил, только сказал, что если понадобится помощь, я могу звонить ему в любое время. «Какой хороший дядька - мой директор», - думала я, но мне сейчас никто не был нужен. Мне было нужно одиночество, чтобы понять и принять ситуацию, что теперь я совсем ОДНА. С Тимуркой я ещё жила бабушкой, у нас с ним была общая боль и воспоминания, а теперь...

    Слёз не было. Странно, но слёз не было. Не было истерики и заламывания рук. Просто была пус-то-та. Я почувствовала, что пустота не пахнет ничем, и цветом не чёрная, не серая... вообще никакого цвета и никакого звука. Всё мимо, всё не принимаемое, всё как в кино на экране без слов и музыки, трещит плёнка, но события фильма мимо тебя проходят, не воспринимаются никак... всё мимо, всё мимо...

    В свои тридцать три года я не замужем, без детей и по-прежнему богатая невеста. Да и мужчин возле меня не было, как и подруг, впрочем. Подруги юности все замужние, имели детей не меньше двух, кто-то уже и развёлся, но не горевал, а опять был в поисках своего счастья, как Танька, например, или Маринка, которая искала отца для своих детей в интернете. Что оказывается сейчас даже модно. А я и не знала...

    Я слушала звуки прибоя невской воды, ёжилась от холодного воздуха и принимала себя другой. Мне надо было научиться теперь жить одной, совсем одной. Надо учиться заботиться только о себе. Оказывается, я совсем не умею этого делать...

    Освежив немного свои мысли, но не приведя их до конца в порядок, я поддернула плечами от пробирающего холодного ветра, отчего вдруг почувствовала своё тело и решила, что пора идти домой, впустую большую квартиру, в которой я ничего не меняла эти четыре года после смерти бабушки.
 
    «Кто это?» - я отшатнулась. Не заметила, когда он пришёл и откуда. Недалеко от меня, сбоку, стоял человек, руки в карманах куртки, ноги на ширине плеч. Мужчина, такой знакомый и родной, стоял с прямой спиной, устремив свой взгляд на бегущие волны Невы. «Что за глупости, –думала я про себя, -совершенно чужой мужчина, как и я дышит рекой и думает о своём.»
    Почему тогда так забилось сердце и заволновалась душа, кровь прилила к щекам? Воротник его кожаной куртки был приподнят, шляпа с большими полями закрывала лицо. Длинные русые вьющиеся волосы, выглядывали из-под шляпы со стороны спины и были собраны в хвост.  Джинсы «варёнки» и серые ботинки на каблуке, оббитые металлическими заклёпками. Какой-то несуразный и диковатый вид. Иностранец что ли? На ковбоя похож.

    Почувствовав мой взгляд, он слегка повернул голову, приподнял шляпу и в полупоклоне улыбнулся...

    В серых глазах блеснули искорки. От него пахло цветами и счастьем...

Богатая невеста. Часть 2.  http://proza.ru/2021/07/15/1034
Богатая невеста. часть 3. http://proza.ru/2021/07/24/831
Богатая невеста. Часть 4. http://proza.ru/2021/07/25/494
Богатая невеста. часть 5. http://proza.ru/2021/07/27/1078
Богатая невеста. часть 6. http://proza.ru/2021/07/27/1086
Богатая невеста. Часть 7. http://proza.ru/2021/07/30/1048
Богатая невеста. часть 8. http://proza.ru/2021/09/06/1032
Богатая невеста. Часть 9. Последняя. http://proza.ru/2021/09/06/1036