Рубеж - 37. Кровь и плоть

36. Чужая родня  http://proza.ru/2021/10/05/180

Все, кто оказался в осажденном Серенске, помнили о своих потерях и понесенных жертвах. Но вместе с тем, они ясно понимали, что предел страданий далеко не достигнут и что события могут принять более грозный оборот. И вот, не прошло и двух часов, после описанного разговора в кухне, как стали подтверждаться худшие из их опасений. Как уже говорилось, Серенск был окружен кунами, но те, казалось, очень мало им интересовались. Никаких осадных работ не предпринималось. Дело ограничивалось только перестрелкой лучников. Ближе к вечеру положение изменилось. Все началось с того, что к городу прибыл большой отряд всадников. Люди эти приехали на усталых конях и, судя по их запорошенной пылью одежде, проделали неблизкий путь. На многих можно было разглядеть окровавленные повязки. Все говорило о том, что они участвовали недавно в ожесточенном сражении. Чем же оно завершился? Увы, никаких сомнений тут быть не могло. По радостным крикам и по веселому возбуждению, охватившему лагерь кунов, можно было уверенно заключить, что весть о прошедшей битве оказалась более, чем благоприятной. Нечего и говорить, что взрывы этого бурного веселья отзывались в сердцах осажденных самыми мрачными предчувствиями.

Вскоре к Западным воротам явилось несколько знатных кунских бийев в сопровождении барабанщика. Они вызвали на башню воеводу, командовавшего обороной, и стали кричать ему:

- Отворяй ворота и сдавайся! Если покоритесь сегодня, то сохраните свои жизни, а завтра мы и гроша ломанного за них не дадим.

- Не вижу причин для такой спешки, - отвечал воевода, - людей, оружия и всякого провианта у меня предостаточно. Хватит, чтобы сдерживать в десять раз большее число врагов.

- Ты потому так говоришь, что надеешься на своего хакана, - отвечали ему. – Да только напрасно ты ждешь от него помощи. Войско его мы побили. Людей ваших положили несчетные тысячи. А кто ушел от сабли и стрелы, тех перетопили в реке. Глядишь, еще и самого Осломысла на аркане приведем.

- Ну, когда приведете, тогда и разговор будет, - отвечал воевода. – Да только не с вами, разбойниками, а с благородным Тюпраком или Кульдюреем.

- Хо-хо, - прокричали ему в ответ, - видно, плохо ты знаешь нашего хана, - если он сюда явится, то не для того, чтобы предлагать жизнь взамен на крепость, а чтобы сжечь все дотла и сложить груду из ваших голов повыше вот этой башни.

Воевода надеялся, что все речи кунов были простым бахвальством. Однако к вечеру стали прибывать отряды степняков, гнавшие перед собой пленников. По одежде и остаткам доспехов видно было, что большую часть их составляют склавы, но были среди них и вонглары с терентеями. Последние надежды рассеяло письмо, полученное после заката с голубиной почтой. Оно было от Ингельда. Ярл писал, что битва под Велижем имела неудачный исход. Хакан Осломысл вынужден временно отступить за Непру и пока не может оказать поддержку осажденным. Но он помнит о каждом своем городе. Всем их защитникам при первой возможности будет послана помощь. А пока хакан приказывал своим воеводам крепко держать оборону и биться с врагом сколько позволяют силы. 

 Весть о проигранной битве повергла осажденных в уныние, а некоторых и в отчаяние. Почти у всех были родственники и близкие, принимавшие участие в несчастливом сражении. Теперь каждый молился об их спасении. Все понимали, что при таком масштабном и жестоком поражении убитых и пленных должно было быть великое множество.

Несмотря на поздний час, воевода собрал военный совет. Шартой был на нем. Никто из его семейства не ложился спать. Все ждали возвращения. Шартой пришел озабоченный.

- И что вы решили? – спросила тетушка Узум.

- Что же мы могли решить? – спросил ее муж, - когда хакан прямо приказал нам держаться, сколько возможно? Пока приграничные города сопротивляются, они оттягивают на себя силы кунов. А это значит, Тюпрак не сможет начать поход против Велигарда.

- Хакан решил спасти себя нашими головами? – недовольно спросила Дамира. – Вы будете биться из последних сил, а он спокойно отсиживаться за рекой?

- Биться мы будем прежде всего за самих себя и за вас, наших близких, - возразил Шартой. – А если наша твердость поможет хакану собраться с силами для нового сражения, это тоже неплохо. Если он почувствует нашу значимость, то захочет поддержать, чем сможет. В любом случае, выбор у нас не велик: либо достойно сражаться, либо сгинуть без всякой славы.

- Так-то оно так, - вздохнула Узум, - но только вам придется теперь сражаться и за себя, и за них. Мы столько лет верно служили Склавии, а хакан оставил нас теперь одних бороться с таким грозным врагом. Разве нам это по силам?

- Боюсь, что нет, - сказал Шартой. – Но раз мы были верны Склавии, когда она оставалась сильной и могущественной, то разве можем бросить теперь, когда она ослабла и нуждается в нашей поддержке? Ведь истинные друзья проверяются не счастьем, а бедой.

После этого все легли спать. Немного погодя с дежурства явился Алтун.

- Что происходит за стенами? – спросил старик.

- Куны все пребывают, - отвечал сын. – То и дело подходят новые отряды – пехота и конница. Они устроили еще один лагерь к востоку от города, где склон самый пологий.

- А что это за стук?

- При свете факелов и костров они собирают лестницы.

— Значит, утром будет штурм, - вздохнул Шартой. – Ожидания закончилось. Они решили взяться за нас всерьез.

То, что это действительно так, стало ясно на рассвете, когда Дамира и Камоса отправились на стену, чтобы посмотреть на вражеский лагерь.

Повсюду вокруг холма видели они теперь тысячи конных и пеших кунов. Многие из них уже были в шлемах и кольчугах, другие деятельно снаряжались к битве.
Плотники и кузнецы спешно заканчивали подготовку машин. Камоса разглядела четыре камнемета и большой таран на высоких колесах. Рядом с машинами, окруженные конной стражей стояли и сидели угрюмые безоружные люди, в которых можно было признать склавских пленных. Число их за ночь увеличилось чуть ли не вдвое, из чего можно было заключить, что поражение, понесенное хаканом, действительно оказалось тяжелым. Строящиеся полки объезжала группа знатных кунских всадников в богатых доспехах. Над их головами развивались ханские знамена. Впереди ехал высокий молодой человек. Судя по его властным жестам и по тому, как поспешно старались исполнить все его распоряжения, это и был военачальник. Вглядевшись в черты его лица, Камоса тихо сообщила Шартою:

— Это Кумбал, сын Тюпрака. Я видела его года полтора назад, когда он приезжал на переговоры по поручению своего отца.

- Сам Кумбал! Ишь ты, - усмехнулся старик. – Слышал, слышал о нем. А теперь и сам вижу, что он человек деятельный. Такой время зря терять не будет.

Тут, словно в подтверждение его слов, Кумбал остановился возле камнемета и махнул рукой. И тотчас взметнулся длинный рычаг и, оторвавшись от его конца со свистом полетел в сторону Серенска тяжелый камень. Камоса в ужасе присела. Ей показалось, что снаряд был направлен в ее сторону. Через мгновение послышался глухой удар и треск. Камень угодил в стену надвратной башни. Насквозь он ее не пробил, но расколол одно из бревен. Приподнявшись, Камоса увидела, как возле камнемета хлопочет невысокий толстый человечек в иноземной одежде, как видно, фрязский инженер. Прислуга ухватилась за канаты и стала готовить камнемет для нового выстрела. Прошло немного времени и длинный рычаг взметнулся во второй раз. Описав параболу, камень врезался в правую створку Южных ворот. Послышался глухой удар, такой силы, что содрогнулись не только ворота, но, кажется, вся башня. Тяжелый подъемный мост, который в поднятом положении, прикрывал ворота, рассыпался на части, словно был собран не из бревен, а из легких прутиков.

- Ну, теперь пошла потеха, - вздохнул Шартой, - будут бить, пока не разнесут в щепки. Ступайте домой. Делать вам здесь нечего. Лучше помолитесь за защитников своим женским богиням.

Девушки удалились в свой закуток, чтобы не мешать воинам биться. Однако они продолжали чутко прислушиваться к тому, что происходило за стенами. Впрочем, точно также вели себя и остальные женщины. Никто не мог ничем заниматься, у всех работа валилась из рук. Все понимали, что сейчас на стенах решается будущее их самих и их детей.

Фрязский инженер послал еще три камня в сторону ворот. Два из низ угодили в цель и до основания потрясли всю конструкцию. Твердый дубовый брус, из которого были собраны ворота, выдержал удар, лишь немного прогнулась одна из толстых железных полос, прикрывавших дерево.

Потом громко, призывно застучали барабаны, раздался дружный вопль, вырвавшийся из нескольких тысяч глоток и извещавший, что куны пошли на штурм. Защитники крепости не отвечали им. Затаившись у бойниц, они ждали, когда враг подойдет поближе, чтобы обрушить на него тучу стрел и камней из катапульт.  Было у них чем встретить и тех, кто, прорвавшись через палисад и вал, окажется на дне глубокого сухого рва. На башнях и стенах было приготовлено достаточное количество тяжелых камней. В больших чанах на кострах под стенами кипела смола, которую собирались лить на головы штурмующих.

- Если сидеть вот так и ждать, - сказала Дамира, - можно лишиться рассудка.

- Что же нам еще делать? – спросила Камоса.

- Пойдем к лекарю Фалилю! – две пары расторопных рук ему сегодня точно не помешают.

- Пошли! – с готовностью согласилась Камоса. Она была рада хоть как-то поддержать защитников. К тому же, занимаясь делом, было легче переносить ожидание.

Дамира сбегала к матери и, получив ее согласие, повела Камосу за собой в просторную землянку, выделенную воеводой для медицинских надобностей. Все здесь было приготовлено для приема раненых. На полочках стояли плошки с целебными мазями и присыпками, на столах были разложены чистые тряпицы для перевязки, горки корпии и комки собранной по чердакам паутины, чтобы останавливать кровь. В очаге в большом котле на медленном огне булькал кипяток. У стены стояли две кадушки с уже остуженной кипяченой воды. Над большим столом, на котором Фалиль проводил обычно свои операции, ярко горели два факела (в виде исключения лекарю дозволялось разводить у себя огонь). Сам Фалиль – невысокий плотный мужчина с бритой головой, облаченный в кожаные штаны и кожаную безрукавку – давал какие-то наставления двум своим ученикам и четырем пожилым женщинам, искусным в перевязках и обработке ран. К желанию Дамиры помочь ему, он отнесся с недоверием.

- Вид крови, ран и страданий тяжелое зрелище для неподготовленных людей, особенно девушек. Почему вы решили, что оно будет вам по силам? А если кому-то из вас станет дурно? У меня нет времени приводить вас в чувство.

- Кровью нас не испугаешь, - возразила Дамира. – Во время охоты мне приходилось свежевать туши медведей и туров. Ширин тоже в этом деле не новичок. Не гони нас, мы постараемся быть полезными. Обузой уж точно не станем.

Лекарь хотел возразить, но тут со стен раздались громкие крики. Это защитники по знаку своих военачальников вступили в битву с приблизившимся врагом. Камоса представила себе картину штурма. Как со всех сторон к городу теснятся толпы кунов, как они быстро взбегают на вал, рубят и вырывают колья частокола, как скатываются в ров. Здесь на дне рва должен был царить сейчас настоящий ад. Сверху, как смертоносный град падают тяжелые валуны, разбивающие металлические шлемы и расплющивающие головы как гнилые арбузы. Кипящая смола изливается смертоносным дождем. Куны не отступают. Они приставляют лестницы и упорно лезут по ним на стену. Добираются до боевого хода и вступают в схватку с защитниками. Защитников намного меньше, чем нападающих, но они бьются упорно, не уступают врагу...

То, что будет дальше, она не решалась представить. Но вскоре реальность отвлекла ее от страшных мыслей. Реальность была такая же страшная, однако, когда занят делом, некогда бояться. Прошло немного времени и в импровизированном лазарете появились раненные. Первым принесли молодого дружинника. Пущенная с невероятной силой тяжелая кунская стрела пробила кольчугу и глубоко вонзилась в правую часть груди. Дружинник тяжело дышал, и при каждом выдохе его губы окрашивались кровью. Один из фалилевых отроков кусачками перекусил древко стрелы на вершок от тела, бросил девушкам: «Разоблачайте его!» и пошел навстречу горожанам, которые несли носилки с новыми раненым.

- Я подержу, а ты снимай! – распорядилась Дамира.

Вдвоем они с трудом приподняли тяжелое и в миг ослабевшее тело. Дружинник застонал.

- Сейчас, милый, - проговорила Дамира. – Сейчас мы тебе поможем.

Она поддерживала раненого в сидячем положении, а Камоса, стала стаскивать увесистую кольчужную рубаху. Дело оказалось непростым, поскольку дружинник никак не мог им помочь – руки у него были словно ватные. Под кольчугой скрывалась плотная фуфайка. Дамира разрезала ее ножницами от подола до самого горла вместе с исподней домотканой рубахой. Наконец открылось загорелое мускулистое тело. Рана была на вид не такой страшной, как опасалась Камоса. Крови вытекло совсем немного, лишь вокруг обрезанного древка стрелы пузырилась кровавая пена. 

- Справились? – спросил, подходя к ним, ученик лекаря. – Ступайте ко второму. А этого на стол, к учителю.

Подхватив раненого, отроки вдвоем понесли его на операцию, оставив кусачки девушкам. Фалиль в кожаном фартуке, с красной косынкой на голове, склонившись над печкой, прокаливал в огне короткий, тонкий нож. Камоса поспешно отвернулась. Да и не было времени смотреть по сторонам. Их дожидались двое воинов. Одному из них – молодому безбородому юноше лет 17 – стрела пронзила насквозь живот, так что ее наконечник торчал из спины. Второму острое как бритва лезвие стрелы рассекло мышцы и сухожилия плеча. Рука висела как плеть.  Дамира склонилась над первым раненым и кусачками перекусила древко стрелы под окровавленным наконечником. Пока девушки снимали с воинов кольчуги, шум на стенах усилился. Штурм был в самом разгаре. Появились несчастные с глубокими ранами – следами яростной сечи на мечах, с обрубленными ногами и руками. Выглядели они ужасно, и поначалу это зрелище потрясло Камосу. Но, глядя на Дамиру, которая несмотря на бледность, сохранила твердость и спокойствие, она тоже старалась крепиться.

Поток раненых все рос, хотя шум битвы медленно удалился. Теперь он доносился с противоположной стены. Выскакивая иногда по делам из полуземлянки, Камоса видела, как в узких переулках толпятся несколько десятков пострадавших в бою воинов, терпеливо дожидающихся своей очереди. Одни добрели до «лекарни» сами, других принесли люди, специально назначенные для этого воеводой. Периодически на улицу выходил главный ученик Фалиля. Бросив беглый взгляд на раны, он одних приказывал проносить без очереди, а других просил подождать. Никто не спорил.   В самой «лекарне» народа было немного – только те, кого оперировали или готовили к операции. Прооперированных относили домой или отправляли в семьи, назначенные за ними ухаживать.

Выглянув в очередной раз, Камоса поспешно вернулась назад и подошла к Дамире, которая вместе с пожилой помощницей Фалиля по имени Скрева перевязывала дружинника, получившего удар секирой по голове. Лезвие разрубило шлем и скользнуло по черепу, начисто отхватив ухо и значительный кусок кожи.
- Там… там твой отец, - тихо сообщила она.

Девушка изменилась в лице, но своей работы не бросила.

- Сильно он ранен?

- Да, - честно ответила Камоса. – Ноги нет. И, кажется, еще стрела в плече.
Дамира ничего не сказала. Работа продолжалась. Через какое-то время внесли носилки с Шартоем. Когда отбросили плащ, которым он был прикрыт, Камоса едва удержала крик. Вся нижняя часть левой ноги выше колена была отрублена. Рана представляла собой кровавое месиво, где из обрывков мускулов, сухожилий и кожи торчал обломок кости. Шартой потерял много крови и был очень слаб. Голова его пылала. Но дочь старик узнал и даже чуть улыбнулся ей краешками посиневших и крепко сжатых от боли губ

— Вот, дочка, - прошептал он, - похоже, отвоевался.

— Это ничего, батя, это ничего, - со слезами говорила ему Дамира. – Мы тебя вылечим.

Вскоре Шартоя отнесли к Фалилю и тот начал операцию.

Дамира и Камоса в это время разоблачали от доспехов крепкого дружинника, который получил удар копьем в левую нижнюю часть живота. Он сильно страдал от раны, но крепился, скрипел зубами, сдерживая стоны.

- Сейчас, сейчас, - уговаривала его Дамира, - сейчас лекарь тебе поможет.
Обе чутко прислушивались к тому, что происходило на операционном столе. Послышался отвратительный скрип пилы, перепиливавшей кость, и сдавленные крики Шартоя, вскоре смолкшие. Видимо, он впал в беспамятство.

- Готово! – крикнул Фалиль, - несите его домой. Шартоя унесли. Камоса думала, что Дамира бросится следом за отцом, но она осталась в лекарне и продолжала работать до самого вечера. К этому времени шум за стенами стих. От раненых девушки узнали, что куны трижды приступали к городу, наступая, то одновременно со всех сторон, то подкатываясь всеми силами к южным или к северным воротам. Дважды им удалось ворваться по приставным лестницам на городские стены, однако после упорного боя, защитники частью порубили, а частью сбросили нападавших обратно в ров.
Незадолго до заката Фалиль закончил работу и отпустил своих добровольных помощниц домой, похвалив их напоследок.

- Держались вы хорошо, - сказал он, - вид крови вас не смутил. Приходите завтра к Скреве. Она научит вас, как делать перевязки. Будете ей помогать.

Девушки отправились домой. От множества собравшихся людей на улицах города царила невероятная теснота и сутолока. Повсюду им встречались разгоряченные и утомленные трудным днем воины, женщины, спешившие обнять близких, дети, искавшие отцов. Жаркий воздух был пропитан терпким ароматом мужского пота, горьковатым дымом и сладковатым запахом крови. Стоны раненых мешались со смехом и перебранками. Из открытых дверей доносились плач, пьяное пение и стук ложек о котелки, торопливо опустошаемые голодными ратниками.

38. Ночной штурм  http://proza.ru/2021/10/06/667

«Заповедные рубежи»  http://www.proza.ru/2013/07/08/294