Спасти гения II

Начало в "Спасти гения" - http://proza.ru/2022/03/16/1687

(рассказ из 1942 года)

            4. Воздушная дорога

      Лексей Иваныч услышал сквозь сон иностранную речь. Отдельные слова, сказанные низким голосом, доходили до его восприятия: "виндпокэн", "тотэд", "анштэкэн"... Потом провал. Через какое-то время послышалось тарахтение.

      "Самолёт", - мысленно отметил Иваныч, начиная беспокоиться.

      Толчок, тряска, гул вокруг. Иваныч открыл глаза. Он лежал на спине в чём-то очень уютном. Перед взором возник полупрозрачный прямоугольник, освещённый сверху слабым жёлтым светом. Мужчина нажал рукой на прямоугольник, пытаясь его отодвинуть. Шум вокруг усилился. Иваныч нажал обеими руками. Гул стал ещё сильнее. Вдруг прямоугольник, оказавшийся окошком двери, отдалился с поворотом. Снаружи потянуло прохладой, заглянуло чьё-то круглое лицо.

      - Пациент очнулся! - басовито крикнул кому-то незнакомец. - Здравствуй, Иваныч!

      - Кто вы? - спросил больной.

      - Я Глеб! - громко произнёс бывалый охотник, возможно, даже не расслышав лежащего, и наклонил ухо к лицу Лексея.

      - Как вы назвали пса, спасённого от волка?

      - Пёстрый, - ответил, улыбаясь, Глеб. - Петя, странный вопрос задал твой приятель, про пса!.. Да, да, сейчас покормлю.

      В его руках появилась знакомая деревянная чашка с вырезанной надписью "А и Б", которой не было раньше, и термос. Не пролив мимо ни капли вопреки мелкой тряске, бывший заочный знакомый приподнял голову Иваныча и поднёс к губам чашку. Почудился полузабытый запах мясного бульона. Чуть не захлёбываясь, истощённый голодом быстро выпил очень тёплое содержимое. Оглядевшись, он понял, что находится в небольшом летящем самолёте. Глеб сунул ему в руку серый кусок хлеба.

      - Поешь неспеша, - опять громко произнёс Глеб, - потом допьёшь бульон.

      - Куда мы летим?!

      - Знамо дело, на Большую Землю! - пророкотало в ответ.

      - А где Пётр?

      - Сейчас закончит обслуживание раненых и подойдёт.

      - Извините, я сквозь сон слышал Ваш голос и немецкие слова, из которых только понял "Винд - ветер" и "тотэд - умер".

      - Петя! - удивлённо воскликнул Глеб, - "Иваныч слышал наш разговор с ночным патрулём!" Наклонившись к самому уху жевавшего, он пояснил: "Переодели мы Вас как положено, поместили в заранее подготовленный длинный короб на санях с пружинами, загримировали под умершего от ветряной оспы, сами нарядились санитарами с марлевыми повязками и повезли к городскому кладбищу. На окраине вдруг, бац, патруль, но тыловиков мы напугали заразностью совсем недавно умершего горожанина - командир патруля даже побоялся взять наши документы для проверки и отпустил".

      - Как долго я спал? - спросил очнувшийся.

      - Двое суток с четвертью.

      Послышался знакомый голос Петра: "Глебушка, осмотри последнего, если надо, смени повязки", и сам он возник перед взором ожившего, весело улыбающийся. Ветеринар прикоснулся ко лбу, проверяя температуру, мягко растёр лицо и шею, сквозь рукава ночной рубашки размял руки лежащего, пощупал пульс... Закончив стандартные действия, он достал из кармана какой-то документ и подал Иванычу со словами: "Изучайте новую роль". Лексей показал, что ему нужны очки. Тут же они были водружены на его лицо. Очки были чистые, новые, чуть более сильные, чем родные, оставшиеся в городе.

      "Биреев Алексей Иванович", - прочитал пациент, - "Дата рождения: 28 февраля 1985 года..." А ветеринар в это время умело массировал ноги гения.
      Беспокойство и грустные мысли отразились на лице лжебиреева.

      - Что-то свет Лексеюшка невесел, буйну голову повесил, - заметил медик.

      - Представляю, как переполошилась Маргарита, обнаружив моё исчезновение.

      - Никто ничего не заметил, - тихо успокоил Пётр, наклонясь к самому уху. - На кладбище все склепы забиты. Хоронить в мёрзлую землю невозможно и некому: все три землекопа умерли. Мы выбрали подходящее тело, загримировали под Вас, в том числе нанеся родинки и шрамы от операций - не зря же я Вас внимательно осматривал. Грим смывается только спиртом. Вашего двойника весной ждёт общий ров.

      - К чему такие сложности? - удивился Алексей.

      - Со временем поймёте сами...

      - Почему-то захотелось кушать.

      - Вот погрызите птичий хрящ и потом отдыхайте. Нам ещё лететь почти до утра.

            . * . * . * .

      Если верить часам, приближалась линия фронта. Лётчик спустил санитарный самолёт к вершинам облаков, чтобы нырнуть в них, если появится вражеский самолёт. Он также дважды стукнул в дверь палкой - явился Глеб.

      - Подлетаем к линии фронта, - объявил авиатор, - следите по бокам и назад.

      Пётр расположился у левого иллюминатора, возле двери, Глеб - справа. Спустя несколько секунд облака внизу истончились и распались на отдельные клочья тумана.

      - Северо-восток, два встречных мессера, - раздался крик Петра. - Летят выше нас.
      Лётчик заметил врагов и начал поворот вправо. Двое из люфтваффе увидели одинокий транспортный самолёт с красным крестом на хвосте и стали снижаться с разворотом для перехвата лёгкой добычи.

      Сердце сжалось. "Вот и конец везения. Может, уйти в пике?"

      - Прямо держи! - синхронно крикнули сзади двое.

      Лётчик выровнял машину. Грянул винтовочный выстрел. Стекольное ограждение фонаря переднего мессершмита разлетелось и он отвильнул вправо. В наушниках, предварительно настроенных на волну люфтваффе, услышалось проклятие: "Руссиш тойфэль" [русский чёрт].

      Сзади снова прогремел выстрел. Одновременно второй вражий лётчик нажал на гашетку. Удары пуль в полуповёрнутый левый борт сотрясли воздушное судёнышко. Кто-то сзади громко вскрикнул. И вдруг донеслось: "Курс на восток!"

      Лётчик выполнил и этот странный приказ. Оглянувшись, он увидел, что оба самолёта врага быстро удаляются, не помышляя о преследовании.

      Через несколько минут в кабину вошёл Пётр с портфелем. Он сообщил, что Глеб ранен в предплечие, большой опасности нет, кровь остановлена, рана перевязана.

      - Почему удирал второй мессер? - спросил лётчик.

      - Наверно, Глеб сделал дырку в кабине пилота и напугал аса, - предположил Пётр. Оба рассмеялись.

      - Я слышал свист и непонятное ругательство, - подтвердил пилот.

      - Придётся Вам самому доставить портфель с результатами разведки куда следует, - завершил Пётр.


            5. В госпитале

      После посадки вблизи госпиталя подбежали шесть санитарок. Одна помогла Петру снять сани. Всех пациентов быстро внесли в здание, Глеб с подвязанной рукой вошёл сам. Партизан поместили в палату "тяжёлых", а Биреева на санях Пётр пристроил в угол коридора и тут же ушёл к хирургу, которого звали Афанасий Кузьмич; познакомившись, напросился ему в ассистенты при извлечении пули из своего единственного непрооперированного.

      Операция прошла быстро и успешно. Врача немного удивило то, что ветеринар знал точное положение пули, поблизости от раны нащупал какое-то место и слегка ввёл туда костяную иглу, пообещав, что не нужен общий наркоз... Действительно, раненый не потерял сознание при операции, даже не стонал. Потом ему ввели малую дозу местного наркоза, после чего Пётр сразу извлёк иглу и отдал кареглазой медсестре для кипячения со шприцами.

      - Да у Вас золотые руки, Пётр Егорыч! - заметил хирург, - нам бы такого.

      - Могу помогать только пока Глеба не выпишете, - ответил ветеринар, - ведь я звериный медик, а не человеческий, клятву Гиппократа не давал. Только со зверями чувствую себя уверенно. Есть одно условие для успешного сотрудничества: никому не рассказывайте о моих успехах, иначе Вас накажут за использование непрофессионала, а меня затаскают на допросы...


      Наступление на западном фронте продолжалось, и раненые поступали постоянно. Вскоре одна сторона каждого коридора заполнилась кроватями. Пара Афанасий - Пётр действовала всё более слаженно и быстро: сначала осматривали тех, кто был в болевом шоке, затем потерявших сознание,.. последними - наиболее громко кричавших и стонавших, ведь у них оставался наибольший потенциал здоровья и чувствительности. Оперирование велось круглосуточно. Потерев ладони, Пётр водил пальцами почти вплотную к коже над теми местами, где должны находиться пули и осколки, на кожу химическим карандашом наносил изображение, потом, опять потерев руки, искал зону иглоукалывания и помечал её точкой; медсестра в это время вводила раненому физраствор. Дальше всё проходило как при первой операции.

      Однажды в перерыве между операциями, когда они наедине пили чай с сахарином и сухарями, Афанасий спросил: "Кто-нибудь способен освоить Ваши приёмы или это секрет?"

      - Особых секретов нет. Каждый, помнящий из школьной программы электростатику, может понять происходящее, - ответил Пётр, - Потиранием я выбиваю электроны в воздух из ладоней. Ладони становятся положительно заряженными. Когда палец оказывается близко от массивной пули или осколка, он получает электроны, вылетающие оттуда, и я ощущаю покалывания. Метод может освоить любой, имеющий очень высокую чувствительность пальцев, правда, такие люди встречаются один из миллиона или даже реже. В коже есть миниатюрные зоны с малым электрическим сопротивлением - точки иглоукалывания, их тоже можно обнаружить, но это труднее человеку, однако легко прибору, измеряющему электрическое сопротивление. Таково моё мнение о происходящем при ручной диагностике. Ещё проблема в том, что надо знать: какая точка связана с нервами, ведущими от раны к мозгу, а точек на теле и конечностях более тысячи.

      - И вы знаете все эти точки?

      - Конечно, нет, например, при глубинных повреждениях я не могу заменить местный наркоз акупунктурой.


      Пётр не мог уделять личным пациентам достаточное количество времени и его частично заменял выздоравливающий Глеб. Проводя массаж одной рукой, он произносил фразу: "Радуйся, что у меня левая рука почти не работает, иначе я бы мог так помассажировать, что хоть вой". Но Бирееву Пётр отдавал почти всё свободное время: показывал новые и новые нужные упражнения лечебной физкультуры, следил за изменением чувствительности ног, массажировал, приносил очень полезную нестандартную пищу...

      Однажды во время операции Афанасий вдруг замер и тихо произнёс: "Рябь в глазах". Ассистент обхватил его кисть с щипцами, довёл до пули, захватил её и вытянул, а сестре сказал: "Отведи его в кресло". Когда она вернулась, рана уже была зашита, и Пётр произнёс: "Бинтуй, а я восстановлю зрение доктора". Он подошёл к огорчённому коллеге, потеребил его мочки ушей, безболезненно кольнул иглой одну, стал медленно вводить, вращая, и спросил: "Что ощущаете?" "Как будто распирание", - ответил необычный пациент. Второй иглой Пётр провёл такую же манипуляцию с другим ухом.

      - Плотно закройте глаза. Рябь пятнами или полосками?

      - Яркими полосками по краям поля зрения.

      - Представьте в середине тёмную точку и старайтесь её расширять.

      Афанасий Кузьмич почуял приятный островатый запах и почувствовал вращательное поглаживание висков.

      - Полностью расслабьтесь... Начинайте дремать.

      Пётр вернулся к медсестре, бегло оглядел результат операции и остался доволен. Позвали санитаров, и те увезли раненого.

      - Не перестаю удивляться и восхищаться, - слегка смущённо и тихо произнесла напарница. - Где такому обучают? Кстати, меня Марьей зовут.

      - Очень приятно. Это уроки жизни. Клюю по зёрнышку, где удаётся, - неопределённо ответил фельдшер, - а Марья - это Моревна, прекрасная королевна из сказки?

      - Так уж и королевна? - чуть покраснела чернобровая симпатичная Марья.

      - Несомненно! - прошептал Пётр, - ведь сказочные королевства, как и средневековые, были малюсенькими: город и вокруг несколько десятков деревенек, хуторов и сёл.

      - О чём вы шепчетесь? - прозвучало из кресла.

      - О сказочных королевствах, - посмеиваясь, ответил Пётр. - Как чувствуют глаза?

      - Отлично! Чувствуют хорошо отдохнувшими.


      Хитрый Афанасий Кузьмич держал в госпитале Глеба, сколько мог, ссылаясь на трещину в кости. Наконец, он с огорчением сообщил, что скоро вынужден выписать разведчика, ибо больше двадцати восьми дней задерживать не может; особисты также обратили внимание на гражданского, лечащегося в военном госпитале, да и энергичный Глеб на виду: носит грузы на одной руке, пилит дрова в паре с кем-нибудь, выздоравливающим рассказывает охотничьи байки под их дружный смех.
      - Очень жаль расставаться, - вздохнул хирург, - в госпитале за январь процент умерших вдвое меньше, чем в предыдущем декабре...

      После обеда Глеб попросил напарника поколоть дрова, и в стороне от всех они обсудили новости. Разведчик рассказал, что медсестра Марья спрашивала, женат ли Пётр. Я ответил: "Сейчас такое сложное время, что он сам не знает: женат или вдовец".

      - Ты правильно поступил, - одобрил Пётр. - Так как известна дата нашего отъезда, не дать ли малый концертик в госпитале?
      Глеб согласился, и они обсудили программу.

      Лексей Иваныч уже не выглядел измождённым дистрофиком и мог выдержать суточную поездку поездом, поэтому тройка не огорчилась скорому отбытию.

            . * . * . * .

      Наступил двадцать седьмой день лечения пятерых и такой же день мучения для ветфельдшера. Афанасий Кузьмич со словами "изучите внимательно" выдал выписки из историй болезни Алексея и Глеба, а также рентгеновские снимки. У Биреева прочитали диагноз "Застарелая неоперабельная позвоночная грыжа", у Глеба всем понравилось примечание: "Необходим восстановительный период продолжительностью не менее шести недель с наблюдением в лечебном учреждении".

      В тот же вечер в столовой состоялся маленький концерт для выздоравливающих и персонала, свободного от дежурства. Всех предупредили, что нельзя громко хлопать. Сначала Глеб спел зычным голосом "Дубинушку", Пётр аккомпанировал на семиструнной гитаре.

      - Настоящий Шаляпин, - кинул кто-то реплику.

      - Извините, - поправил скромный певец, - у Фёдора Ивановича был бас, возможно, даже бас-профундо, у меня же низкий баритон - более распространённый голос.

      Следующим выступил Лексей Иваныч. Его подпоясали кожаным корсетом, стянутым ремнями, чтобы мог уверенно сидеть.

      - Я перескажу легенду, опубликованную в журналах "Костёр" и "Ленинград" в теперь уже прошлом году, - начал он. - Называется: "Лапотный Муций Сцевола". Но сначала поясню, кем был Гай из рода Муциев, получивший прозвище Сцевола, то есть левша, и попавший в заголовок.
      В пятьсот девятом году до нашей эры Порсена, этрусский царь города Клевсин осадил Рим. Юноша-патриций Гай тайно пробрался в его лагерь и попытался убить царя, но по ошибке убил другого богато одетого. Схваченный и приведённый к царю, он в знак решимости положил правую руку в пылающий жертвенник и жёг, будто ничего не чувствуя. Поражённый царь отпустил его и снял осаду.
      Далее рассказчик изложил легенду, начав словами "За окнами Петровского дворца ярко полыхало зарево горящей Москвы. Оно освещало половину лица Наполеона, неподвижно сидевшего возле письменного стола", и закончив описанием действий крестьянина, спросившего, что означает клеймо, поставленное на его левую руку: "Ему ответили, что это знак того, что он теперь наполеоновский солдат. "Как! Я солдат Наполеона?!" воскликнул он, схватил топор, отрубил себе руку и, кинув ее к ногам присутствующих, сказал: "Нате вам ваше клеймо!.." Вербовка русских была прекращена, а с "лапотными Муциями" Наполеону ещё пришлось встретиться, и они победили его".

      Дружные, но тихие хлопки долго катились по рядам слушателей.

      - Давайте, теперь поговорим о более весёлом, - произнёс Глеб...

      Его прервали вопросом: "Вот санитарки видели на борту вашего самолёта следы двух пулемётных очередей. Что произошло в воздухе?"

      - Ладно, расскажу, - вздохнул Глеб. - Облака рассеялись. Мы летели почти над линией фронта. Пётр первым заметил двух встречных ночных охотников, летевших выше, и предупредил меня и лётчика. Лётчик начал поворот вправо. Я с винтовкой прыгнул к двери, а Петя, то есть Егорыч, приоткрыл дверь и держал её. Те двое пошли на перехват со снижением и поворотом, подставив кабины под удобный выстрел. Мне ничего не оставалось, кроме как пальнуть в первого и разбить ему переднее стекло, а затем, перезарядившись, выстрелить во второго, который уже был метрах в шестистах - грех промахнуться. Но и он успел пустить очередь из пулемётов, подранив наш самолёт и меня. Вот и вся история.

      - Нет, не вся! - раздался тот же голос, - а что случилось потом?

      - Ничего интересного. Противники, умело используя свои высокие скоростные качества, бросились... - тут Глеб выдержал эффектную паузу, - наутёк. Мы не смогли догнать эту шуструю пару, может, из-за того, что летели в обратную сторону.

      Дружный хохот огласил столовую. Пётр строго приставил палец к губам. Смех сразу смолк.

      - Предупреждая очередной вопрос любопытного оппонента, поясню, - добавил Глеб, - за бортом на высоте два с половиной километра - минус сорок, скорость у них вдвое выше нашей, ветер встречный. Небольшая дырка от моей пули в обшивке кабины ведомого издавала мощный свист и быстро морозила маленькое помещение. Не знаем, долетели ли два аса до своего аэродрома или совершили вынужденную посадку. Нам было легче, Пётр Егорыч быстро наложил жгут, выдернул пулю из моего предплечия, перебинтовал рану, и мы законопатили дыры в фюзеляже.

      - А чем вы занимались до войны? - спросил неугомонный голос.

      - Вопрос задан совсем неправильно, - парировал Глеб. - До гражданской войны, до первой мировой или до японской? Поэтому отвечать не буду, а вот Пётр Егорыч расскажет ещё кое-что, надеюсь, обо мне.

      Пётр заменил весельчака и сказал: "Товарищи выздоравливающие! Скоро вы отправитесь восвояси. Что нужно унести отсюда кроме глубокой благодарности персоналу госпиталя, сумевшему спасти ваши жизни? Вот что. Необходимо запомнить свою группу крови и резус-фактор, ещё советы врача по дальнейшему оздоровлению. Советы надо не только запомнить, но и постоянно выполнять. И ещё. Из бойкого рассказа Глеба могло показаться, что спасение далось нам легко. На самом деле к нему привело стечение обстоятельств и удивительное везение. Первое - Глеб тренировался в стрельбе с обеих рук. Второе - напарник нашего пилота недавно вышел из строя, и лётчик перед загрузкой самолёта дал Глебу его очки. Поэтому, когда приоткрылась дверь и со скоростью более двадцати метров в секунду дунул ветер и прижал стрелка к боковой спинке скамьи, меткий охотник смог прицеливаться с левой руки. Дальше за нас вступилось почти фантастическое везение. Хоть Глеб легко сбивает птиц на лету, но с восьми сотен метров влепить пулю в фонарь истребителя, это удивительно. Вот с шестисот промахнуться, это понятно. Но и тут он куда-то так удачно угодил, что ас вермахта обмочился и спешно удалился.

      Смешок прокатился по рядам.

      - И вот последнее обстоятельство: для перезарядки Глеб сдвинулся вправо, иначе вражья пуля попала бы ему в грудь. И ещё одно везение: прежде, чем добраться до руки моего друга, пуля под острым углом прошила борт и двойную дверь. Вот как бывает".

      После паузы, возникшей из-за тихих, но дружных аплодисментов, фельдшер произнёс: "На этом наш маленький концерт закончен. Те, кто способен танцевать, могут задержаться - мы исполним несколько вальсов".

      Начали с "Амурских волн", для которых ещё не были написаны слова. Партию флейты вёл выздоравливающий музыкант. Пётр часто объявлял "белый танец". Глеба приглашали нарасхват. Дама клала ему руки на плечи, а он подхватывал её за талию правой рукой и умело кружил. Герой сиял, как начищенная солдатская бляха.


      На следующее утро грузовик с кузовом, закрытым брезентом, вывез Петра и группу выписанных. Последними загружались сани с коробом Иваныча. Медсёстры, врачи и даже повара прощально махали руками, а Глеб посылал воздушные поцелуи. К его левой руке была примотана транспортная шина, заменившая гипс. По щеке Марьи, проработавшей бок о бок с Петром почти месяц, скатилась слезинка. А для всех отбывающих начиналась новая жизнь.

П р и м е ч а н и е :
"Русский Сцевола" - автор скульптуры Демут-Малиновский (гипс, 1813)

Продолжение - http://proza.ru/2022/04/22/1702