Купеческие истории. Константин Станиславский

   В СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ Я БЫЛ СЧАСТЛИВ  БЕЗМЕРНО!
          ( Константин Сергеевич Станиславский( Алексеев)

     В 1863 году ,в 1-м квартале Яузской части  Москвы, (ныне Садово-Черногрязской ул, дом 8) ,Сергеем Владимировичем  Алексеевым  было приобретено домовладение № 27 у московского 2-й гильдии купца Бакланова.
     Алексеевы- известная и уважаемая семья предпринимателей, фабрикантов, общественных деятелей, меценатов и благотворителей, имела в Москве золотоканительную фабрику, выпускавшую тонкие золотые и серебряные   нитки для вышивания и парчу. Начало этому делу еще в ХУ111 веке положил Алексеев Владимир Семенович, московский 1-й гильдии купец, основавший Товарищество “Владимир Алексеев”.
    Все члены фамилии носили звание Почетных Граждан Москвы, которое присваивалось с 1886 года городской Думой (при согласии императора) за заслуги перед городом.
    Среди Алексеевых был Московский городской голова- Николай Александрович, директор Товарищества “Владимир Алексеев”, а Сергей Владимирович Алексеев построил  в Москве с благотворительной целью несколько богаделен, приютов, церквей.
     После его смерти  издали книжечку «Жизнь Сергея Владимировича Алексеева в его добрых делах». Примечательно, что книжку написали не близкие  ему люди, а врач , работавший в выстроенной Сергеем Владимировичем бесплатной больнице, с бесплатной раздачей лекарств.
    Умница, трудяга, легкий и веселый человек был Сергей Владими-рович, мастер на затеи, любитель искусств и устроитель семейного-Алексеевского- театрального кружка, где и сделал первые шаги по сцене один из его сыновей-Константин, будущий великий актер и реформатор русского театра-Станиславский.
      Добрую славу в торговом мире заслужила фирма Алексеевых. Однако в бытность Сергея Владимировича ее главой, капиталы перестали приумножаться. Это было следствием того, что Сергей Владимирович ценил блага образования и не жалел на это средств.
     В библиотеке Алексеева, кроме множества книг по разным отраслям знаний , имелись кроме русских, книги и жкрналы на иностранных языках.
     Жена Сергея Владимировича тоже ничем не напоминала купчиху. Елизавета Васильевна свободно говорила по- французски и по-немецки. Певица и отличная музыкантша, она исполняла на фортепиано произведения композиторов-классиков.
 Но что вовсе нарушало купеческую благопристойность -  она была лихой наездницей, бешеным карьером скакала  на лошади, дрессированной в цирковом манеже.
   Когда Елизавета Васильевна в нарядной амазонке, а Сергей Владимирович в щегольских крагах и шотландской шапочке с лентами выезжали на верховую прогулку, этой красивой парой нельзя было не залюбоваться.
    Конечно, так было в молодости, но вот появились дети, и жизнь Елизаветы Васильевны стала проходить главным образом в детской.
   “Мои родители были всю жизнь влюблены друг в друга”,- вспоминал  Станиславский,- Они были влюблены и в своих детей, которых  было десять человек, и старались держать их к себе поближе”.
  Супруги Алексеевы являли пример того, как прихотлива бывает  игра судьбы. Правнук русского крепостного женился на дочери французской актрисы!
    Мать Елизаветы Васильевны - актриса Варлей- приехала из Парижа в Петербург и там вышла замуж за  богатого владельца каменоломен Яковлева. Кстати, Яковлев участвовал в сооружении знаменитой Александровской колонны перед Зимним дворцом, воздвигнутой из цельного куска гранита.
   Дом Яковлевых был поставлен на широкую ногу. Хозяева вели жизнь светскую, любили развлечения, балы, и, естественно, театр.
      Елизавета Алексеевна  не унаследовала от матери стремления к сцене, но в своей большой семье поощряла тягу к искусству.
      Родители знали о приверженности их детей к искусству. Каждый раз сборы в театр превращались в торжественное священнодействие; наконец все одеты. Выходит из своей комнаты Елизавета Алексеевна, красиво причесанная,  в вишневом бархатном платье, с золотой цепочкой, на которой висит изящный лорнет... Дети в восхищении: “ Какая  нарядная у нас мама!”.
В театре все располагаются в абонированной ложе. Вместе с ними гувернер и гувернантка, в корзинках припасены конфеты, бутерброды, пирожные и горячий чай в особенных бутылочках, сохраняющих тепло.  Этими явствами дети будут лакомиться в антракте. Но маленькому Косте Алексееву не нужны пирожные, он весь поглощен созерцанием туманного блеска зрительного зала, наполняющегося публикой. Он, затаив дыхание, смотрит на театральный занавес и ждет волшебного момента, когда дрогнут его тяжелые складки,  он   медленно раздвинется и возникнет перед глазами  совершенно иной, прекрасный и завораживающий мир. Мир спектакля.   
    В Алексеевской семье древний бог торговли Гермес вел борьбу с покровителем искусств ,красавцем Аполлоном.   Алексеевы посещали все московские премьеры, устраивали любительские спектакли.
 В доме у Красных ворот был выстроен  специальный театральный зал, а в подмосковной Любимовке играли во флигеле.
    Там тоже был настоящий театр... С двухсветным залом и хорами для публики,  удобной сценой, комнатами для артистических убор-ных.  Труппа была большая. Дети, гувернеры и гувернантки,  родственники, соседи... Даже Сергей Владимирович и сама Елизавета Алексеевна принимали участие  в спектаклях. А на спектакли съезжались гости из Москвы и со всей округи.
 Ставили не что- нибудь, а оперные спектакли, чуть ли не “Фауста”!
   Впрочем,  любили и оперетту.”Микадо”- оперетту из японской жизни, репетировали с особым тщанием. Потом вспоминали как весь дом окончательно «ояпонился» , как трепетали и летали в воздухе веера, как все    учились складываться пополам в поклоне, бегать в такт мелкой походкой, носить кимоно.
   Правда, юмор в оперетте был черный. Главный герой -палач Микадо, имел свой  музыкальный номер, в котором решал- в воде или в прованском масле варить осужденного, а Хор вдохновенно пел:”О, гуманнейший Микадо!”
   После постановки кружок получил печатный отклик.
   Хвалили К. А-ва: у него должны поучиться професссионалы! Профессионалы огрызались: К.А-в то играет для собственного удовольствия. А им надо давать для сборов премьеру каждую неделю.
              А что думал сам Константин Алексеев?
Фамильная  черта Алексеевых - долг и честь- сильно давала себя знать. Константин  вошел в дела с восемнадцати  лет и, быстро освоившись, стал активно работать в “Товариществе”, на фабрике у Рогожской заставы.
     Парчовое дело, как известно, тихое. Хозяйский сын работает молча. Парчовое дело требует сугубой тщательности, иначе хлопот не оберешься...  Хозяйский сын работает сосредоточенно. Изо дня в день приходит он на фабрику, не гнушается никаким делом. На маленьких чувствительных весах развешивает золото и серебро. Попробуй ошибиться! Он не ошибается, самый ловкий жонглер не  сравнится с ним в этом тонком деле. Седобородый конторщик поглядывает на хозяйского сына с уважительным удовольствием. “Иш ты, совсем юнец, а трудится, не разгибая спины, не по летам сосредоточенный и такой сноровистый”. Впрямь, Костя, впрочем, в конторе его величают Константином Сергеевичем, трудится не покладая рук. Все больше и больше фабрика поглощает его время. А театр? Для театра у него не остается ни минуты. Строгая совесть не позволяет нарушить данного отцу обещания: театру отдавать только свободное время.
  А что касается театра, то “ему сто раз говорили, в пору его молодости, как он мил на сцене, и сам он знал, что очень мил. Слышал ли он  зов своего гения...?”  Наверное,  да, потому что в книге “Моя жизнь в искусстве” он, впоследствии, напишет: “Я метался. Мне всегда было некогда, я уставал, а на душе был холод и окись, и ощущение того, что я делал не свое дело...Я делал  карьеру, которая была мне не нужна. И тем не менее моя деятельность  все больше меня затягивала и не было возможности отказаться от своих обязанностей”.
     Съездив за границу, он привез новое оборудование и наладил производство на современный лад. Слово, данное отцу, он выполнял честно. Хотя его меньше стали видеть в конторе, дело от этого не пострадало. Новые машины сильно улучшили производство.

   Едва кончался трудовой день, молодой хозяин, не успев пообедать, мчался с Рогожской заставы, зачастую, совсем на другой конец города...
     И в это же время в московских кругах начали поговаривать об одаренном актере-любителе Станиславском...
    Константин Сергеевич Алексеев мог считать себя счастливым человеком. Ему было дано любить свой дом, свое детство, свою жизнь, дано было любить отца и мать, свое  прошлое, свои корни...
  Семейное древо было раскидисто, в свойстве и родстве были  и с именитой купеческой Москвой, и с Москвой интеллигентной: с Ма-монтовым, Васнецовым, Врубелем, Серовым, Поленовым, Шаляпи-ным… Савва Иванович Мамонтов крупнейшая фигура в купеческом мире,   в будущем женится на  двоюродной сестре Константина Сергеевича.

   Вот в такую семью вошла сирота-дворяночка, классная дама  Екатерининского института благородных девиц,   Мария Петровна Перевощикова. Жена, актриса и  друг великого Константина  Сергеевича Станиславского (Алексеева).

    Машеньку воспитывал дедушка, профессор Московского университета, Дмитрий Матвеевич Перевощиков. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, он умер,  а девочка, оставшись круглой сиротой, до совершеннолетия  жила и училась в Екатерининском институте благородных девиц.
       Дмитрий Матвеевич не был так популярен в Москве, как Алексеевы, но  за всю свою долгую, растянувшуюся почти на весь девятнадцатый век,  жизнь он страстно и с любовью, в течение почти четырех десятилетий читал  студентам Московского университета курсы алгебры и трансцедентальной геометрии, прикладной математики...По написанным им учебным пособиям - “Арифметика для начинающих”, “Основания алгебры”, “Руководство к  астрономии” и многим другим, училось несколько поколений русских интеллигентов. Изредка Дмитрий Матвеевич мог прочесть в русских журналах лестные слова о себе. “Имя г. Д.М. Перевощикова пользуется у нас громкой известностью, вполне заслуженной... писал Николай Чернышевский. -Количество написанных им статей очень велико, и по числу, и по внутреннему достоинству они в русской литературе занимают первое место”.
      Дмитрий Матвеевич добродушно усмехался: “Эко он меня! В знаменитости  записал, смешно, право” - и спешил справиться с многочисленными заботами дня: предстояло договориться о починке печей в комнатах казеннокоштных студентов, уговорить профессора Мухина пожертвовать тысячу рублей на громоотвод для обсерватории, посидеть над расчетами магнитных наблюдений. Обязательно надо заехать в Екатерининский институт благородных девиц, где живет и учится  маленькая, любимая внучка Машенька, она, бедняжка,  так радуется всегда, когда приезжает дедушка! Так случилось, что остались они одни на всем белом свете, и нет у них дороже никого друг для друга.  А вечером надо обязательно успеть в театр...
    Жизнь была заполнена до предела, но одиночество давало о себе знать... Друзей с годами становилось все меньше, все теснее становился  их круг... Перевощиков до конца жизни, а прожил он девяносто два года,  сохранил ясность ума, жажду деятельности и веселую шутку. Он выучил и поставил на ноги детей, поласкал внучку, похоронил всех друзей.
   Он не мечтал о посмертной славе, но остался в истории,  как  математик и астроном, замечательный  учитель, и как  дедушка знаменитой актрисы Марии Петровны Лилиной.
    Кто бы мог подумать, что так распорядится судьба с институтской “синявкой”, как пренебрежительно называли  своих классных дам “благородные” воспитанницы. На работе “синявки” должны были носить неизменные шерстяные платья синего цвета.Только начальница могла позволить себе шелковое, синее или черное платье.
     Сохранились воспоминания Н.Г. Поздеевой-Моисеенко, бывшей воспитанницы Института для благородных девиц ордена Святой Екатерины о Марии Петровне:
“ В Московском институте для благородных девиц, где я училась в 80-90-х годах, самыми для нас ненавистными существами были классные дамы, изводили мы их жестоко, придумывая обидные прозвища и  дразня их “синявками”.
   Одно время у нас не было классной дамы француженки. Вдруг на одной из перемен в класс влетает Оля Охотникова с кри-ком:”Медамочки! Идет начальница с новой классной дамой! Фами-лию не знаю! По- французски говорит, как парижанка! В голубом платье! Ли-ли-я!...”
    Мы заволновались. Через несколько минут в класс вошла началь-ница и вместе с ней молоденькая, чуть постарше нас, девушка. Ее глаза, волосы, цвет лица, к которым так шло форменное голубое платье, пленили нас. Начальница отрекомендовала ее:”Мария Петровна Перевощикова”. Нашу новую классную даму мы искренне полюбили с первого взгляда”.       
    Машенька Перевощикова совсем недавно окончила этот же институт с золотой медалью, к артистической карьере себя не готовила, а только приняла участие в одном из любительских спектаклей в”пользу дешевых квартир для студентов Московской консерватории” 29 февраля 1888 года. Шла популярная в то время пьеса В. Крылова “Баловень”. Подобные спектакли были обычным явлением для театральной Москвы .  Проходили они, как правило, на низком художественном уровне и оставались незамеченными для истинных ценителей театрального искусства. На этот раз все сложилось иначе. В спектакле принимал участие один из известных любителей драматического искусства, уже десять лет возглавлявший семейный “Алексеевский”кружок- 25-летний Константин Сергеевич Алексеев, в подобных гастрольных выступлениях  укрывавшийся под псевдонимом “Станиславский”.... Их встреча состоялась...
   “Первый дебют”,- записал он в своем дневнике...Зоркий глаз Кон-стантина Сергеевича Станиславского подметил, что из “г-жи Лилиной выработается артистка своеобразная, очень оригинальная...”
        А вообще, в тот вечер события развивались в совершенно неожиданном направлении.
       По окончании спектакля за кулисами появился Георг Парадиз, директор и антрепренер театра”Парадиз”, где состоялся благотворительный спектакль. Антрепренер предложил “фрейлен Лилиной”, эту фамилию Машенька взяла  для сцены, вступить в руководимый им театр, а начальство, которому стало известно ее публичное выступление, предложило ей незамедлительно покинуть институт. Нравы были строги и факт, что классная дама позволила себе показаться на сцене, пусть и в любительском спектакле, шокировал всех.
    Так “плачевно”, на первый взгляд,  закончился  театральный вечер для актрисы, которую в этом же  здании, в роли Маши, через несколько лет будет смотреть сам Антон Павлович Чехов на своем  спектакле“Чайка”.
    10 декабря 1888 года в Москве образовалось Общество искусства и литературы. Оно расположилось в существующем и поныне старинном здании на Театральной площади, наискосок от Большого театра. Этот  дом когда-то принадлежал дяде Анны Петровны Керн, Полторацкому. В нем, на пышных балах, которые давал Полторацкий, собиралось блестящее  московское общество. Анна Керн, бывая в гостях у дяди, танцевала на этих балах.
     Среди актеров Общества искусства и литературы в первый же год появляется прелестная своей женственностью, художественной простотой, нежностью исполнительница на амплуа “инженю”, т.е. молодых девушек, Машенька Лилина (Перевощикова). Десять лет спустя Немирович -Данченко напишет Чехову, что он не знает лучшей актрисы на эти роли- рядом с ее именем для него - только имя Веры Комиссаржевской, легенды русского театра...
    Вся  жизнь на сцене  Марии Петровны Лилиной оказалась связана с ролями в пьесах Чехова : в 1898 году Маша в “Чайке”, 1899 год- Соня в “Дяде Ване”, 1901 год- Наташа в “Трех сестрах”, 1904 год - Аня в “Вишневом саде”, 1905 год подарил ей роль Нины Заречной в той же “Чайке”, 1911 год- Варя в “Вишневом саде”, 1923 -Ольга в “Трех сестрах”... Но это было потом...
       Участие в спектаклях Общества Марии Петровны Лилиной- Пе-ревощиковой  стало  началом ее  настоящей артистической карьеры, на, практически, профессиональной сцене, рядом с ним... Константином Станиславским, ее рыцарем и  учителем. Репертуар в “Обществе” был образцовый. Ставили русскую и зарубежную классику. И вот однажды, после спектакля “Коварство и любовь” Шиллера, где Лилина играла Луизу, а Станиславский- Фердинанда, он написал в своем дневнике: ”Оказывается ,мы были влюблены друг в друга и не  знали этого. Но нам сказали об этом из публики.  Мы слишком естественно целовались, и наш секрет стал виден со сцены.
     В этом спектакле я меньше всего играл техникой и больше интуицией. Нетрудно догадаться, кто вдохновлял нас:  Аполлон или Гименей”.
     Спектакль “Коварство и любовь” они сыграли в апреле 1889 года. А в июне того же года состоялась их свадьба. С того времени они вместе рука об руку пошли по пути искусства.
    В семейном архиве, который собирался и хранился  не годами, а столетиями, есть карточка,  на которой отпечатано: “Сергей Владимирович  и Елизавета Васильевна Алексеевы, покорнейше просят Вас пожаловать на бракосочетание сына их Константина Сергеевича с Марией Петровной Перевощиковой 5 июня 1889 года  в 4 часа в церкви Покрова Пресвятыя Богородицы в сельце Любимовке по Ярославской  ж.д.”
     Пара получилась  дивная. Он- идеал мужской красоты,  она- во-площение очарования женственности. “...а какие чувства,- чувства, похожие на нежные, изящные цветы!...”.
    Единство их художественных устремлений, взаимная вера проявились очень рано. Станиславский очень ценил мнение Марии Петровны об его режиссерских и актерских работах: “...самое для  меня дорогое в этот вечер, это то впечатление, которое осталось у Маруси...”,- так не раз, в разных вариантах, будут появляться записи в его дневнике.
   Спектакли Общества  искусства и литературы  не проходили неза-меченными и в московской прессе появлялись критические статьи и рецензии под которыми чаще всего стояла подпись “Гобой”- псевдоним Владимира Ивановича Немировича-Данченко. Владимир Иванович Немирович-Данченко, литературный критик,  драматург, режиссер, преподавал в Филармоническом училище.  Газетные отзывы “Гобоя” стали приветом  незримого друга, его заочным рукопожатием. Наконец настал момент рукопожатия реального.
     На конверте размашистым почерком было написано : “Я буду в час в “Славянском базаре”- не увидимся ли?” В.И. Немирович-Данченко. В ответ летит телеграмма: “Очень рад, буду ждать вас в два часа в “Славянском базаре”К.С Алексеев(Станиславский). 
  В старой Москве  в рестораны и трактиры ходили не только затем, чтобы вкусно пообедать. Зачастую за ресторанными столиками куп-цами вершились сделки и миллионные дела, журналисты, например Влас Дорошевич, муж дочери Гиляровского, писали свои статьи и заметки, актеры были завсегдатаями излюбленных заведений. К примеру, Пров Садовский, великий актер Малого театра,  проводил свободное время с друзьями в ресторане “Эрмитаж”.
    Трактиры славились своей кухней - кулебяками в несколько ярусов, каждая со своей начинкой: из мяса, рыбы, дичи, грибов.  Обслуживались трактиры половыми в белоснежных одеяниях, с цветными шелковыми кушаками.
     Среди московских ресторанов выделялся “Славянский базар”. Снаружи он напоминал солидную англиканскую церковь, а внутри все было обставлено с подобающей ресторану такого класса пышностью. В центре бил, освежая водяной свежестью,  затейливый фонтан, уютные уголки, окруженные тропической зеленью, отделяли небольшие  столики от просторного, высокого зала. “Славянский базар” считался рестораном аристократическим, завсегдатаями дорогого ресторана были избранные.
      Ровно в два часа дня 22 июня 1897 года живописный молодой великан с черными усами и коренастый с холеной бородой барин вошли в большой круглый  зал “Славянского базара”.
     Результатом обеда Станиславского и Немировича -Данченко, затянувшегося на сутки, стало открытие   14 октября 1898 года  Московского Художественного Общедоступного театра- легендарное событие, осветившее  и обновившее культурную  и театральную жизнь России.
       Одной из ведущих актрис театра стала   Мария Петровна Лилина.
            Какой ее помнили современники, друзья, актеры?
 Тонкое лицо, мягкая, чуть лукавая  улыбка, стройная фигура и какое-то, только ей присущее, очарование...При свойственной всем актрисам Художественного театра строгости в туалете и прическах, у Марии Петровны что-то всегда трепетало около лба, придавая ее облику легкость и радость.
           Как-то, экспансивная Айседора Дункан,  танцовщица и жена Сергея Есенина,которая была покорена внешностью и мужским обаянием Станиславского, воскликнула:”У такого красивого мужчины совсем некрасивая жена!”
Но Лилина была мила необыкновенно. Нарядно-простая, быстрая, с большими светлыми глазами; любопытный  взгляд  охватывал все и всех,  потому, что ей все было интересно. Есть такая черта у  актеров- все увидеть, все подметить, запомнить, как бы впрок...
        Сохранились восторженные отзывы современников о дуэтных сценах  Станиславского и Лилиной в спектаклях Художественного театра, которые называли “толстовскими” и “тургеневскими”, на-столько они были глубоки и необыкновенно лиричны.
              Многие считали, что, в итоге, Мария Петровна целиком подчинила себя большой “жизни в искусстве” Станиславского  и не  реализовалась как актриса.  Конечно, доля правды в этом есть.
“Ведь Костя большой ребенок”,-говорила она необычайно серьезно, и в тоне ее звучала нота и покровительности, и нежной материнской заботы. Она имела в виду то, как Станиславский относился к театру: свято, с благоговением, всю жизнь по- детски восторженно.
        “Костя всегда очень требователен ко всему, что касается театра и  артистов,- как-то сказала Лилина и добавила  с лукавым смехом,- мне самой от него часто достается...”
       Хочется привести здесь воспоминание актрисы  Софьи Владимировны Гиацинтовой, в ту пору молоденькой сотрудницы Художественного театра, о ее первой встрече со Станиславским:” Я шла по декорационному сараю, за сценой. И вдруг увидела Станиславского. Очень большой, очень красивый, он шел на цыпочках, едва касаясь пола, совершенно неслышно. Было странно видеть этого огромного человека, почти летящим над землей, так легко он двигался. Поравнявшись со мной, он тихо сказал:” Вы поняли, почему я так иду? Здесь рядом сцена.
    И, может быть, там репетируют. Поэтому должно быть очень тихо вокруг.” Это первое знакомство со Станиславским было для начинающей  актрисы первым предметным уроком театральной этики Художественного театра.
        А в своей  семье, в отношении к нему  его жены, Станиславский имел то,  что питало его всю жизнь в доме родителей- любовь и понимание.  Это сознание связи человека со своим прошлым и послужило основой для  создания его  знаменитой “ Системы”, работы актера над собой и работы  актера над ролью, в которой образ- “жизнь человеческого духа” - это, прежде всего, память, которая включает в себя все существо человека, возвращает цвет, звуки, ритм,  эмоции...
      Ставя спектакли, разрабатывая “Систему”, Станиславский не рассуждал о природе памяти,  а просто следовал ей.
     Лилина, с ее нежностью и заботливостью,  цельностью натуры,  конечно, только такая должна была быть у Станиславского жена.
С полным основанием Константин Сергеевич мог сказать:”В своей семейной жизни я счастлив безмерно”.
    Актриса и режиссер Художественного театра Мария Осиповна Кнебель вспоминала:”В жизни Лилина все делала не спеша, никогда не суетилась, никогда не волновалась попусту; очень деловито вела хозяйство, аккуратно записывала расходы. Я была удивлена порядком, с каким были уложены  ее вещи  в зеркальном шкафу.
Меня всегда трогало отношение Марии Петровны к Константину Сергеевичу. Она никогда не забывала, что рядом с ней - не просто любящий муж, а гениальный учитель. С его взглядами она очень считалась и с благоговейным вниманием воспринимала все, что  говорил Константин Сергеевич . Помню, как в трудные времена карточной системы и очередей, увидев на ней огромные резиновые боты, я спросила: “Почему на вас такие страшные боты?”. “Такие давали всем в театре,- ответила она,- Костя говорит, что никогда не надо пользоваться выгодами своего положения”. В доме у них царила простота. Из обстановки не было ничего лишнего, никаких безделушек”.
          Конечно, жизнь Марии Петровны была сложной. Большой дом, хозяйство, воспитание детей, Киры и Игоря,  неустанная забота о Константине Сергеевиче, отнимали у нее много сил и времени. Она часто огорчалась, что не имеет возможности работать в театре так, как хотелось бы.
    
   За свою творческую жизнь она сыграла всего около 35-ти ролей.
Бесконечно мало! Но обладая большой творческой фантазией, Мария Петровна в спектаклях часто поражала неожиданностью своих находок.” Она была чудный, щедрый, вдохновенный человек”.
    Еще одним общим делом Станиславского и Лилиной была Студия, где ученики на практике воплощали идеи “Системы Станиславского”. В конце 30-х годов, когда Константин Сергеевич  уже был тяжело болен и не мог часто присутствовать на занятиях, их вела Мария Петровна.” Однажды весной, в последний год жизни Станиславского, во время работы с учениками, Марии Петровне передали записку. Она, заметно смутясь, прочла ее вслух:”Если я тебе не помешаю, я приду. Костя”. Все сразу оживились от волнения и радости, а  на вопрос Марии Петровны:”Пустим или не пустим?”-залпом ответили:”Пустим!”. Константин Сергеевич вошел бодрый, сияющий, хотя худой и с палкой... Надо было видеть тот влюбленный взгляд, которым его встретила Мария Петровна.”( Из воспоминаний). 
    Мария Петровна и Константин Сергеевич прожили вместе почти полвека.  Мария Петровна  самоотверженно посвящала себя служе-нию этому необыкновенному, гениальному человеку.
А  письма ее к нему- пожизненное признание в любви:“Дорогой, хо-роший мой, любимый...”Целую бесконечно и люблю...” “Люблю глубоко, нежно...”“Вспоминаю все минуты, которые были мы с тобой вместе...”
    Когда Станиславского не станет, через несколько недель выйдет труд всей его жизни-”Работа актера над собой”. Вдова развернет сигнальный экземпляр и прочтет:”Посвящаю свой труд моей лучшей ученице, любимой артистке и неизменно преданной помощнице во всех моих театральных исканиях Марии Петровне Лилиной”.
    У поэта Афанасия Фета есть строки, которые, кажется,               
говорят об их любви:               
                Ты, нежная, ты счастье мне сулила
                На суетной земле.
                А счастье где?!  Не здесь в среде убогой               
                А вон оно, как дым...
                За ним! За ним! Воздушною дорогой-
                И в вечность улетим.