Теория Дарвина и вера-19-Утешительные итоги

В начало: http://proza.ru/2021/09/13/908

-19- Утешительные итоги.

Пришло время делать выводы. И начнем с позитивного. Эволюция – это факт. Множественные примеры с опытами над бактериями, гуппи и ящерицами доказывают, что всё в этом мире меняется. Было бы странно, если бы на планете с вечно меняющимися условиями это было бы не так. Глубину эволюционных изменений комментировать не имею права. Это компетенция больших учёных.
Теперь, собственно, о теории Дарвина.

Мутации есть. Это тоже факт! Случайные изменения, называемые мутациями, успешно доказал тест Лурии — Дельбрюка, по крайней мере, для некоторых бактерий, таких как Е.coli. 

Однако считать, что то, что «справедливо для Е.coli, верно и для слона» оказалось ошибочным, что успешно показали ученые Рудольф Барангу и Филипп Хорват в своих фундаментальных исследованиях на устойчивость к бактериофагу штаммов молочных бактерий Streptococcus thermophilus.

Что в итоге. Есть случайные изменения ДНК и есть неслучайные изменения ДНК. А что же с естественным отбором? Для неслучайных изменений он явно бесполезен. Тогда, может быть, хотя бы в отношении случайных изменений «естественный отбор ежедневно и ежечасно расследовал по всему свету мельчайшие вариации, отбрасывая дурные, сохраняя и слагая хорошие...»? 

Не буду повторятся с очень непростыми примерами рыбы-удильщика, черепах, ящериц и т.д. Все те трудности, без сомнения, возникли по причине узколобости автора. Не буду напоминать трагический период в истории эволюции, когда при полнейшем изобилии пищевых ресурсов еще не успели народится хищные рыбы и тем самым отобрали у естественного отбора последний аргумент для успешного «отбрасывания дурного». Опять спишем на некомпетентность автора. 

Наконец, не будем копаться в изумительном доказательстве эволюции глаза, прекрасно аргументированном самим основоположником. Скажем только по этому поводу, что невозможно понять очень распространенную среди популяризаторов теории привычку, рассуждая об эволюции, брать для примера уже полностью или частично сформировавшееся существо, старательно обходя момент формирования, или того лучше подменять эволюцию банальной акселерацией.

Вспомним только, что научную теорию характеризуют такие признаки, как системность, логичность (основные положения теории должны быть не противоречащими друг другу) и достоверность. Не сильно углубляясь в системность и достоверность, остановимся на логичности.

Что нам говорит Чарльза Дарвина в «Происхождении видов»?  «Можно сказать, что естественный отбор ежедневно и ежечасно расследует по всему свету мельчайшие вариации, отбрасывая дурные, сохраняя и слагая хорошие, работая неслышно и незаметно, где бы и когда бы, ни представился к тому случай, над усовершенствованием каждого органического существа по отношению к условиям его жизни, органическим и неорганическим.
Мы ничего не замечаем в этих медленных переменах в развитии, пока рука времени не отметит истекших веков, да и тогда наше понимание геологического прошлого несовершенно: мы замечаем только, что современные формы жизни отличаются от когда-то существовавших».

Не увлекаясь чрезмерно образностью и изумительным слогом автора бессмертных строк, попытаемся осознать лишь подразумеваемый размер «мельчайших вариаций». Из текста понятно только, что вариации малы. Но насколько? Настолько, что заметить их никак не удастся «пока рука времени не отметит истекших веков».

Если предположить, что в одном столетии умещается, в среднем, пятьдесят поколений, а заметить какие-то изменения удастся, скажем, через два века (это минимальное значение множественного числа слова «век»), то заметное изменение где-то на порядок больше того, которое может происходить в отдельно взятом поколении.   
 
Здесь нас ничто не должно настораживать, пока многоуважаемый профессор Доккинз с наивностью популяризатора не делает недвусмысленное уточнение: «в любом столетии вариации в пределах текущей популяции обычно будут больше, чем вариации между матерями и дочерьми».

Что это объясняет? Только то, что наследуемые «мельчайшие вариации» от матери к дочери обычно меньше вариаций в текущем поколении. Здесь мы даже не будем концентрироваться на том, что речь идет об изменениях в течении века или, как мы предположили, пятидесяти поколений. Достаточно и того, что вариации в одном поколении более заметны, чем наследуемые. То есть, диапазон различий между сверстниками заметнее чем различия у «матерей и дочерей». И, следовательно, отобранный в одном поколении эволюционный признак, в следующем будет опять менее заметен, чем обычные (не эволюционные) различия между особями одного вида.

Кто-то, возможно, скажет, что это не какие-нибудь вариации, а эволюционные! А, следовательно, размер не имеет значения. Возможно, и так, но только не в рамках теории Дарвина, где для эволюции имеет значение только один фактор – выживание. Способность к выживанию зависит напрямую от размера преимущества. Чем больше шансов выжить дает какая-то вариация, тем она и ценнее. И если некая наследуемая вариация, не важно эволюционная или нет, дает меньшее преимущество, чем обычная разница между особями, будь то, к примеру, - сила, ловкость, скорость, выносливость или скрытность, то и шансы у нее в генофонде соответствующие. 

Есть небольшая лазейка в слове «обычно», за которую можно было бы зацепится, но она лишь указывает на то, что иногда, обратите внимание – иногда, наследуемые эволюционные вариации могут быть сопоставимы с вариациями не эволюционными.

Что это значит? А это значит логический тупик. Многострадальный естественный отбор, согласно теории, должен из раза в раз отбирать меньшее преимущество из больших.

Не буду повторятся с попытками хоть как-то обосновать возможность такого выбора. Скажу только, что со вторым признаком научной теории – внутренней непротиворечивостью, вышла неувязочка. А если какие-либо рассуждения, претендующие на звание научной теории, противоречат сами себе, то, обычно, отправляются на… доработку. И это не моё личное мнение, а общий для всех теорий принцип.
    
Однако, это не касается теории Дарвина. Более того, она признается всем прогрессивным человечеством, а энциклопедии даже называют её самоочевидной, то есть настолько непогрешимой, что даже задумываться о её правоте грех!

Возможно, так оно и есть, а все вышесказанное – это лишь необоснованные придирки. Тем не менее, то неизменное внимание и то удивительное единодушие, с которым пытаются убедить нас в самоочевидности всего, что связанно с теорией, наводит на мысль о том, что значение теории Дарвина несколько глубже того, что изложено в школьных учебниках.  Возможно, влияние и эмоциональная связь теории с каждым из нас намного сильнее, чем мудреные рассуждения о генофондах. Настолько, что внутренняя противоречивость уже не имеет никакого значения. В конце концов, и в Библии дотошные исследователи тоже находят некоторые нестыковки, но это не мешало и не мешает большой части человечества черпать в Библии смысл жизни на протяжении тысячелетий.
 
Так давайте отбросим сомнения и попробуем докопаться до самых глубин – уже не океанских, а нашего подсознания. И тогда, может быть, поймем, как так случилось, что теория естественного отбора (вне зависимости от её научного значения) заняла столь важное значение в учёных и, особенно, в неучёных умах.
Добро пожаловать в предстоящее исследовании, которое, как подсказывает мне внутренний голос, следует назвать «Евангелие от Дарвина».