Ч. 407 Жизнь, похожая на тельняшку

Предыдущая страница   http://proza.ru/2023/12/16/819

Узнав о случившемся, встревоженный Муравьёв-Амурский, которому меньше всего хотелось начинать переговоры с японским правительством по поводу этого трагического происшествия, поручил расследование капитану 1 ранга Попову, а сам отправился в Николаевск.
 
Японские власти принесли официальное извинение за случившийся инцидент, приняли участие в похоронах мичмана и матроса, оказали полное содействие в расследовании инцидента.

Но преступников так и не нашли. Свой рапорт на имя генерал-губернатора Восточной Сибири Андрей Александрович Попов заключил словами: «…имея некоторое понятие об администрации Японии,
 
я убежден, что все слова его (японского губернатора – прим. автора), также как и успех принятых мер, наиболее зависят от распоряжений из Иеддо, а потому и полагаю, что вопрос об удовлетворении гораздо скорее может быть приведен к окончанию в Иеддо, личными настояниями вашего сиятельства».

Таким образом, капитан 1 ранга аккуратно перевёл стрелку назад на генерал-губернатора, дав понять, что у него, в отличие от Муравьёва-Амурского,  нет полномочий, чтобы вести переговоры с японским правительством.
 
А затем он, как и Муравьёв-Амурский, вспомнил о неотложных делах, по которым ему нужно было следовать в Де-Кастри, и поручил, как старший, все дальнейшие действия по инциденту капитану 1 ранга Унковскому.

Иван Семёнович Унковский понимал, что его делают козлом отпущения.  Но он тоже был не лыком шит,  поэтому отправил рапорт Муравьёву-Амурскому, в котором доложил:
 
«…Согласно данных мне наставлений я не считал себя вправе принять средства более решительные, кроме угроз, для побуждения Японцев к исполнению…и потому оставил Японию 17 сентября,

обязав правительство казнить убийц на месте преступления, при свидетельстве представителей европейских наций и нашего консула в Хакодате, если обстоятельства позволят ему прибыть для этого в Канагаву.

В дополнение к сим требованиям, Японское правительство обязалось покровительствовать и охранять на вечные времена надгробную часовню, которую предположено выстроить на сумму 800 мекс. Доллеров (мексиканских долларов – прим. автора) и 76 рублей, собранную по подписке гг. штаб и обер-офицеров эскадры нашей в Иеддо».

Кроме того, офицеры эскадры дополнительно собрали 1040 рублей.  «Деньги эти, - доложил Унковский, - с рисунком часовни, переданы мною английскому консулу в Канагаве, г-ну Вайс, который принял на себя заботы и присмотр за постройкой часовни».

Японцы спросили капитана 1 ранга: устроит ли русских, если отрубят голову дежурному полицейскому чиновнику, которому «повезло» дежурить в тот день? Унковский, понятное дело, отказался – на том и расстались.

В Японии не обошлось и без потерь иного рода. Увозили из неё не только тёплые воспоминания о дружбе народов и сувениры для родных и друзей. Было и ещё кое-что.
Японские дамы вывели из строя четверть экипажа, 112 человек, заразив их сифилисом.
 
Жизнь иногда похожа на тельняшку: то в ней светлая, то тёмная полоса. Но, видимо, экипажу «Аскольда» достались одни  лишь тёмные полосы.

На этом служба фрегата на востоке закончилась. Унковский получил предписание следовать в Кронштадт.

Дело было осенью, и командир фрегата, что было вполне разумно, не рискнул идти вокруг мыса Горн. Направились проторенным путём вокруг мыса Доброй Надежды.
К счастью, погода благоприятствовала обратному переходу.

Во время стоянки в Батавии (остров Ява) вспыхнула дизентерия. В Индийском океане нашли вечный покой ещё три человека. К дизентерии добавились простудные заболевания и ангина. Команду удалось подлечить с помощью английских врачей лишь на мысе Доброй Надежды.

Осмотр фрегата  показал, что судно в любой момент может просто развалиться на части. Английские мастера только плечами пожимали, узнав, что русские собираются продолжить плавание на этой развалюхе. Тем не менее, 10 мая 1859 года благополучно добрались до Кронштадта.

Проверенные веками российские «авось, небось, да как-нибудь» на этот раз не подвели.

Неприятную историю поспешили замять, щедро наградив экипаж, а фрегат без шума списали. «Краса и гордость» российского флота отправился на дрова.

Унковскому прямо на корабль адъютант великого князя Константина привёз контр-адмиральские погоны и флаг.  Новоиспечённый контр-адмирал там же поклялся, что больше никогда не выйдет в море и эту клятву сдержал.

Строители фрегата отделались легким испугом: слишком много высокопоставленных лиц было замешано в историю с вводом «Аскольда» в строй. За все расплатился жизнями и здоровьем экипаж корабля.

Андрей Александрович Попов конец лета и начало осени 1859 года провёл в плавании с посещением новых дальневосточных портов, затем по Амуру совместно с Николаем Николаевичем Муравьёвым-Амурским и контр-адмиралом Петром Васильевичем Казакевичем, губернатором Приморской области.

Генерал-губернатор Восточной Сибири передал ему приказание инспекторского департамента Морского министерства отправиться с тремя кораблями из первого Амурского отряда в Кронштадт.

Выбор, какие корабли отправить в Кронштадт, а какие оставить, сделал генерал-губернатор Восточной Сибири. В отряд вошли корветы «Рында», «Новик» и клипер «Пластун». За свой переход на Дальний Восток Попов получил орден св. Владимира 3 степени с мечами.

9 октября 1859 года Андрей Александрович Попов вышел в море на корвете «Рында» из залива Де-Кастри (этот залив был открыт несчастным Жаном-Франсуа де Гало де Лаперузом, который назвал его именем тогдашнего французского морского министра Шарля Юджина Габриэля де ла Круа, маркиза де Кастри).

Корвет шёл в Хакодате, где его уже дожидались клипер «Пластун» и корвет «Новик». В Хакодате Попов перешёл на корвет «Новик» и в сопровождении «Рынды» направился в Сан-Франциско, приказав командиру клипера зайти в бухту св. Ольги, а затем дожидаться его на Сандвичевых островах.

Шли под парусами, потому что уголь, который купили в Японии, оказался таким дрянным, что его не удавалось разжечь. Попов ухитрился в Сан-Франциско продать этот уголь по 5 долларов за тонну, в Японии его купили по 7 долларов.

Андрей Александрович, который щепетильно относился к расходованию казённых средств, очень горевал по этому поводу, а все главные механики на кораблях, не проверившие должным образом качество угля, получили от него суровые взыскания, или, как говорят на флоте, «фитили».

Продолжение http://proza.ru/2023/12/23/540