Исаакиевский собор-воплощенная мечта Монферрана

                Гениально простая красота.
  Зимой 1812 года звезда Наполеона Бонапарта закатилась. Его роковой поход на Россию закончился страшным падением «великой армии» и предательским бегством полководца от погибающих среди русских снегов солдат.
     В последнем отчаянном и бесплодном усилии сохранить империю и свою власть Наполеон спешно собрал новую пятисоттысячную армию, но  прежнего блеска в ней уже не  было, так как состояла она не из кадровых обученных военных, как это было в 1812 году, а  из неопытных  безусых  подростков-новобранцев. Решающее сражение состоялось в 1814 году при деревне  Ла-Ротье в 140 километрах от Парижа. Французской армии противостоял союз России, Австрии,  Баварии. Потери были огромные. Разгром французской армии был полный. Французы наконец узнали, чего стоили народу и государству политические амбиции императора Наполеона.      Русский император Александр Первый наградил высокими государственными наградами генерала от инфантерии Остен-Сакена, генерал-адьютанта Васильчикова и командующего генерала от инфантерии Барклая де Толли.
     Офицер Огюст Рикар де Монферран  принимал участие во всех наполеоновских  сражениях, был несколько раз тяжело ранен, награжден орденом Почетного  легиона. Принадлежность к ордену являлась высшим знаком отличия ,почета и официального признания особых заслуг во Франции.
     Огюст де Монферран  готовил себя к осуществлению своей мечты- стать архитектором. Но войны отодвинули это на неопределенное время. Войны разорили Францию. Строить  что-то новое и оригинальное в стране было не на что. И юноша, по совету своего друга, архитектора Антуана Модюи, уехал в Россию.
   Россия  после победы в войне 1812 года активно восстанавливалась. Отстраивалась после пожаров Москва. Санкт-Петербург по желанию императора Александра Первого должен был стать красивейшим городом Европы. Словом, работы был непочатый  край.
   Существовало мнение, что блистательный облик России,  в частности Санкт-Петербурга конца восемнадцатого века и начала девятнадцатого,  исключительно заслуга иностранных  архитекторов, немцев, французов , итальянцев. Но надо справедливости ради сказать, что в это время в России творил, например, Василий Баженов, известный как автор Дома Пашкова в Москве, Михайловского дворца в Петербурге, Матвей Казаков- непревзойденный мастер классического стиля, и не только.  Андрей Воронихин- создатель великолепного Казанского  собора в Петербурге.
     В биографии Монферрана сохранился забавный, если можно так выразиться, случай, правда, повлиявший на всю  его карьеру в будущем.
   «Его Величество русский император прогуливался по Люксембургсому саду в обществе князя Талейрана, и еще кое-кого из свой  свиты. Вдруг его величеству сообщают, что к нему просит быть допущенным некий молодой человек. Император, этот отважный витязь, отринув мысль о возможном заговоре, помня, что взял Париж в честном сражении, и ,не веря в коварство французов, разрешает допустить к своей персоне этого незнакомца. И перед ним появляется никому не известный молодой парижанин, белокурый и кудрявый, как Эндимион.
- И курносый, как Силен!- вставил Огюст, от смеха закрывая лицо руками и продолжая краснеть до совершенно пунцового цвет».
     Император оценил его смелость и улыбнулся. Тогда  незнакомец  поклонился и сказал его величеству,  что он- простой француз, парижский архитектор, что ему известно об интересе его величества к искусству и что он недавно подготовил несколько проектов, которые, возможно, могут вызвать интерес великого императора, а потому он (и тут наш герой наконец себя называет!), смеет преподнести в дар его величества альбом своих проектов. Ну и преподносит сей альбом с низким поклоном. Император принимает подарок, весьма приветливо говорит с дерзким гостем, и  обещает в ближайшие дни сообщить свое мнение о даровании парижского Аполлодора».
   Через несколько дней Огюсту де Монферрану сообщили, что император нашел  его проекты весьма интересными и талантливыми  и высказал свое одобрение автору: «Нам представляется его талант для России весьма полезным».
   Итак, молодой человек направился в Россию, в Санкт-Петербург. Там он собирался посетить Филиппа Филипповича Вигеля. начальника канцелярии Комитета по делам строений и гидравлических работ. В поддержку его намерений, у Монферрана было  рекомендательное письмо  от некоего мсье Бреге.  Вигель оказался настолько любезен, что похлопотал за архитектора у генерала Бетанкура, который, конечно же, знал об альбоме, который Монферран подарил императору.  Через несколько дней судьба будущего гения была решена. Ему было предоставлено место старшего чертежника в чертежной мастерской. Это было хорошее начало.
    Вначале Петербург показался ему слишком правильным, распланированным, словно человек, в поведении которого было все заранее  обусловлено и продумано. Холодность, высокое бледное небо, часто нависающее сизыми тучами, темная вода каналов и рек, скудость зелени и обилие гранита делали лицо города суровым и даже, как вначале думал архитектор, жестким. Но Петербург был сдержан и скрытен, как истинный аристократ. Он не открывался сразу никому. А еще Огюст вдруг понял, что надо сначала самому понравиться городу, чтобы он в ответ понравился ему.
   Петербург был рожден из пены морской, чтобы заслонить Россию от врагов и, с великосветской улыбкой, представить ее миру.
     Через некоторое время произошло событие, разом изменившее и перевернувшее его жизнь. Монферрана  вызвал генерал Бетанкур и сообщил растерянному архитектору, что государь намерен  перестроить неудачный храм Святого Исаакия Далматского возле Сенатской площади. Уже был конкурс проектов перестройки, но никому из участников не удалось удовлетворить всем  требованиям государя и  требованиям времени. Задача была очень ответственной и  трудной. так как ранее  на этом месте уже было отстроено в свое время несколько храмов, но ни один не соответствовал  своему назначению-главному Кафедральному собору столицы.  «Стало быть, - сказал Бетанкур,- мне нужен архитектор талантливый, очень образованный, просвещенный, то есть знакомый с самыми последними идеями строительного искусства, умеющий руководить большим количеством людей, но и молодой, потому, что  старый умрет не достроив, а церковь, безусловно, строится лет двадцать, а то и больше,  и опять, как было с прежними проектами будет переходить из рук в руки и будет испорчена. Мой выбор сделан, я выбираю вас. Вы согласны?» И  в ответ прозвучало как отдаленное эхо: «Да».
     Это был знак судьбы!
     Дело в том, что когда  Огюст лежал в госпитале после тяжелого ранения, ему пригрезился  Собор дивной, торжествующей красоты. Пятиглавый,  осененный полыхающим золотом куполов, он был  одновременно громаден и легок, словно не стоял, а парил над землей. Геометрическая точность и строгость его линий сочетались со странной неправильностью пропорций, но в этой неправильности  было дерзновенное совершенство, какое выступает в чистом блеске кристалла, отшлифованного самой природой. ..
    Собор Исаакия Далматского царил над городом, а его  золотой купол был виден даже  с кораблей,  идущих  с Финского  залива.
   Недалеко от города,  Пютерлакс- невзрачное финское местечко, неожиданно заняло в жизни Монфенррана особенное место. В карьерах Пютерлакса добывали великолепный коричнево-красный гранит, прочный и красивый. Его называли «рапакиви». Из него высекали пьедесталы и обелиски, им были отделаны набережные Невы в Санкт-Петербурге. Из него Огюст замыслил изготовить невиданные доныне колонны.. Колонны собора.
Монферран хотел, чтобы колонны собора были цельные, из единого куска гранита. Их вырубали так: сначала в отвесной  скале размечали границы заготовки для нее, потом сверлили по границам отверстия, вставляли в них клинья, и по команде, рабочие одновременно били по клиньям большими молотами-кувалдами, пока не получалась трещина. Канатом с крючьями закрепляли колонну и воротом отделяли заготовку от скалы. Будущая колонна скатывалась на деревянный помост, а потом в каменоломне ее окончательно отделывали и шлифовали. Заготовки катили на берег, грузили на специально построенные баржи, и два парохода тащили каждую  баржу в порт Санкт-Петербурга. А чтобы из порта привезти заготовки на стройку даже построили специальную железную дорогу. Это было новшеством.   Колонны установили вокруг здания раньше стен, иначе они бы мешали  этой грандиозной идее. Всего колонн было 112.  Внутри, у главного иконостаса ,самое богатое убранство- колонны облицованы зеленым уральским малахитом и   драгоценным синим лазуритом.
   За царскими вратами расположен цветной витраж – воскресший Христос выходит навстречу людям. Это был первый витраж в православной церкви, раньше такие были только в католических храмах. Кроваво красные одежды Иисуса Христа подсвечивались во время службы и пылали нестерпимым пламенем.  Эффект   был необыкновенный.
    Собор строили очень прочным. Стены делали толщиной до пяти метров и сразу облицовывали мрамором. Купол собора Монферран решил сделать не кирпичным, а металлическим, с каркасом из чугунных ребер –стропил. Купол- сложный, тот, который виден скрывает еще два внутри.  Чтобы уменьшить вес купола пространство между ребрами  каркаса выкладывали из глиняных горшков. Потребовалось 100 тысяч таких горшков. Подобные своды сохраняли тепло и улучшали акустику.
        Строился собор 20 лет и еще  20 расписывался и отделывался изнутри и снаружи. Внутри собор  был очень просторный. Он мог вместить сразу около 12 -ти тысяч человек. Стены отделывались  мрамором разных цветов, все карнизы, детали и скульптуры сверкали золотом. «Внутреннее украшение должно быть великолепно, благородно и богато»,- говорил Монферран.         Когда пришло время заняться внутренней, художественной отделкой собора, Монферрана вызвал к себе государь и поинтересовался, кто будет выполнять заказы на живописные работы. При этом высказал пожелание, чтобы отдать предпочтение иностранным художникам. Архитектору удалось убедить императора, чтобы поручить это ответственное дело русским мастерам.        Согласие дали оба брата Брюлловы, господин Басин, профессор Алексеев, профессор Шебуев. Монферран собирался пригласить и Федора Бруни, представителя  известной династии художников.  Кстати, правнучка. Ф.А Бруни, художник- сценограф Татьяна Бруни  оформляла спектакли Мариинского (театра оперы и балета им. Кирова ) в  Ленинграде  уже в советское время.
    Конечно же,  основная задача ложилась на плечи художников-исполнителей, работавших по картонам- графическим эскизам будущих живописных панно. Их требовалось не менее двадцати.
Нельзя не сказать, что  в память  его создателя  внутри собора находится бюст Монферрана выполненный  из всех пород мрамора, применявшихся в строительстве собора.
    Свод купола собора  расписывал Карл Брюллов, Великий Карл, как называли его даже при жизни.
      «Художник стоял на одной из  бесчисленных раздвижных лестниц подставленных к крутому изгибу свода. Стоял, запрокинув голову.Его рыжеватые кудри растрепались. Щеки горели пунцовыми пятнами. Широкая полотняная блуза на груди и плечах взмокла от пота.  И все : лицо, руки  художника, его одежду покрывали брызги красок:  золотых, голубых, белых.
     Над ним  вздымался огромной чашей плафон Исаакиева купола исчерченный углем и на четверть уже расписанный его кистью. Под ним в широких люках деревянного помоста зияла пропасть-колодец  шестидесятиметровой глубины. Весь укутанный  паутиной деревянных лесов, по которым  черными букашками двигались фигурки людей.
     Полгода назад, впервые поднявшись сюда, Брюллов и сам показался себе маленьким нахальным муравьем,  забравшимся в необъятную сферу, возомнившим себя величайшим из великих и вдруг увидевшим свою истинную величину среди отданного ему во власть пространства. Гигантская чаша, тогда еще снежно-белая,  невозмутимо чистая, опрокидывалась на него, ожидая его прикосновения. Ему стало страшно. И больно поразило сознание отчаянная мысль: « Нет, нет, не могу…Не смогу! Я же никогда не писал таких … громадин, я не монументалист! Боже! За что я взялся?!
    Он взял тонкий угольный стержень и решительно прикоснулся к сияющему белизной плафону. Он начал работать.»
       На стенах и сводах собора  было задумано  много картин на сюжеты из Библии и Евангелия от всех четырех авторов: Матвея, Луки, Иоанна, Марка. Фигуры евангелистов выполнил Иван Витали, который  был ведущим скульптором собора. Всего скульптур,  украшающих собор более сотни.. Их выполнили И. Витали,  П. Клодт, Ф. Лемер и др.. Скульптуры,  отягощая фасад, все же придают ему особую торжественность. Скульптуры выполнены методом гальванопластики .
 В процессе росписи художники столкнулись с  серьезной проблемой: сырой климат Петербурга  пагубно действовал на оштукатуренные  плоскости, и соответственно на качество росписи. Штукатурка трескалась, краски бледнели.  Возникла идея заменить  живописный  способ отделки стен на  мозаичные панно.    Искусство мозаики появилось на Руси после принятия Христианства. Работы русских художников превосходили по качеству даже  византийских мастеров.
      В восемнадцатом  веке некий Михаил Воронцов привез в Россию из Италии  мозаичные изделия. Ломоносов увлекся эти видом искусства,  изобретая новые способы изготовления «камушков».  На самом  деле это были кусочки цветного стекла-«смальты», которую выплавляли из стекольной смеси с добавлением красящих веществ. В мастерских Академии художеств для  собора изготовили смальту 12-ти тысяч цветовых оттенков. Великолепные мозаики были набраны так, что  с трех метров  их нельзя было отличить от живописи. Мозаика ценна тем, что не боялась ни холода, на сырости, ни жары.   Набирали  мозаику  для собора 60 лет для  62-х  огромных картин собора. Ее назвали  «вечная живопись».
Наконец, строительство собора было окончено. 40 лет, наполненных радостью воплощения задуманного, и  печальными моментами, связанными с огромными трудностями. Результатом был дивной красоты Собор, царивший  над городом своим золотым куполом и утверждавший  величие гения. 
            «Сегодня, первого июня одна тысяча пятьдесят восьмого года, я заканчиваю мои записки,- написал Монферран,- Я решился поставить  последнюю точку, потому, что цель  моя достигнута. Вчера  собор был освящен. У меня такое чувство, что в этой церемонии, с толпами приглашенных… с сотнями высших и низших чиновников, я был лишний. Нет, у меня не возникло обиды от того, что меня , создателя и строителя собора, там почти не замечали. Так и должно было быть. К их показной , придворной пышности ни я, ни собор не имели отношения. Но когда ударили и запели его колокола, когда пламя факелов рванулись из рук ангелов, а из-за туч вдруг вырвалось солнце, и сияние охватило летящий к небу купол, толпа на площади окаменела, а у меня в сердце прозвучала музыка победы, и я понял, что закончил. Я закончил».
   Великий  строитель  Огюст де Монферран создал Собор как гимн из камня в честь Петербурга. Дело всей  его жизни было завершено.
                Использованы материалы: И. Измайлова «Собор. Роман о петербургском зодчем», Р. Алдонина «Исаакиевский собор».