Ев. от Екатии. гл. 18. Взгляд

                Стих 1. Не сон

      Странник проснулся от того что на мгновение их взгляды встретились. Прежнего конфуза он не ощутил, но короткой вспышки, блеснувшей настороженным укором в глазах юной ведьмы, для него было достаточно. Сбегав на ручей, дурень умылся холодной водой и, будто нехотя, вернулся домой, опасаясь, что события прошлого дня окажутся таким же сном, как и многие из его ярких воспоминаний о сверхъестественном. Однако на этот раз все было по-настоящему. Заварив в чашках кофе и плеснув в себе в него от куража коньяка, что остался на веранде от вчерашней гулянки, лоботряс постучался в дверь той комнаты, где осталась на ночь Алина.

      Алина бросила кисть и отошла к стене, глядя в глаза своему творению. Едва ли каждый смог бы выдержать её пристальный и внимательный взор. С картины на нее глядела, в окружении черных псов и мрачных теней, озаренная светом полной Луны, гордая богиня ночи Геката. Королева ведьм, мрака, ночных видений, повелительница ядовитых растений, призраков и полуночных мятежных духов, покровительница колдовства, совершающегося под покровом тьмы, и прародительница чародеек очаровывала своей изысканной красотой, но ее глаза заставили Странника почувствовать себя снова тем самым юношей, что мог влюбиться в персонаж из какой-нибудь книги. Это был взгляд скорей героини романа, чем какой-то там распутной красотки, взгляд мудрой женщины, но не взбалмошной Вавилонской Блудницы, взгляд не боярыни, ибо в нем не читалась надменность. Но и не было в её взоре ничего абсолютно нравоучительного. Глаза Гекаты светились скорей озорством и весельем, чем какой-то надменностью, они были даже немножко лукавыми. Она не была слишком юной, как Кора, но и не пожилою, как Ганна. Она была просто собою – взрослой молодой женщиной, не считающей себя даже слишком красивой. Однако её притягательность могла влюбить в себя с этого самого первого взгляда, если ты не используешь фокусы, но взираешь глаза в глаза так, будто по-настоящему честен. Мечта мужчины – не юноши, серьезного человека, но не распутника и не проходимца. Её хотелось поцеловать, но не попытаться соблазнить тупой лестью и привычными играми. Она была достойна любви, но не драмы, счастья и радости, но не трагедии. Но что самое главное, Странник не увидел в ней соски. Геката не потребитель, – творец.

       — Дьяволица дорог, демонесса сумрака, мрачных пещер и перекрестков, – вздохнул очарованный Странник. – Время от времени хорошего яду – он навевает приятные сны. И немножко яду по пробуждении, чтобы приятнее было смотреть на мир, – сказал он, вставая рядом с художницей и протягивая ей чашку горячего кофе с капелькой коньяка.
      — Не дьяволица, – богиня, – ответила девушка, принимая лекарственный эликсир бодрости и забвения. – Заратустра проснулся? Ничего не забыл там, в дупле?*
      — Когда я был маленьким, то сам забрался в дупло старого дерева и прожил там несколько дней, питаясь медом диких лесных пчел, – ответил Сергей машинально, потому что мозг его закипел от обилия вариантов расшифровки слов прекрасной художницы; (С одной стороны в голове у него мелькали ассоциации с ведьмовским развратным катреном из Фауста, а с другой – он пытался припомнить, что по этому поводу сказал Заратустра). – Не вижу разницы.
      — Разница в том, что высшие архидемоны – это ангелы, созданные самим Богом, а богиня ночи Геката, – дочь титанов Перса и Астерии.
      — Тогда напрашивается мысль, – «Кто создал самих титанов и Бога»?
      — Вот потому-то живых настоящих богов и старались предать забвению, разрушая их храмы, – они ставят под сомнение само определение христианского абсолюта.
      — Иными словами, и доказательство Канта является недействительным, вследствие того, что Бог не является тем, выше чего невозможно помыслить.*
      — Ага.
      — Не думаю, что ты нарисовала ее просто так, – сказал Странник, чувствуя легкую эйфорию, – в его кофе коньяка было почти столько же, сколько воды.
      — Просто так ничего не бывает, – с грустью в голосе сказала Алина. – Это… икона. Но она мне не нравится. Оставишь ее пока у себя?
      — Конечно. Ты уже покидаешь меня?
      — А ты чего ожидал? Думаешь, что я отдамся тебе после первой же пьянки?
      — Ничего не думаю, – печально сказал Странник, глядя в пустую чашку. – Давай тогда хотя бы позавтракаем...
      Алина в задумчивости прошлась по комнате, села на край дивана.
      — Геката – не только богиня ночи, сумасшествия и перекрестков, – сказала она. – Ей подвластны пределы; любые пределы, пороги, перекрестки, границы, – места силы, где смыкается физическое и потустороннее. Она охраняет врата в запредельное, или, иным словами – у нее все ключи. Она властна над призраками, может наслать прозрение на людей в образе сумасшествия; если те выдержат, то достойны видеть ее. Она помогает девушкам, которые, как Цирцея и Медея, учатся у неё колдовству. Я хочу отомстить; хотела попросить у Гекаты помощи, но каждый раз, когда подхожу слишком близко, мне не хватает духа.
      — Рисуя ее, ты чувствуешь, что сходишь с ума?*
      — Не совсем так. Я даже была бы этому рада. Просто сделать последний мазок – это как спустить курок револьвера, понимаешь меня?
      — Думаю, что понимаю, – ответил Странник, покосившись на ящик стола; благо вчера у него хватило ума использовать старый обрез в качестве убедительного аргумента, а не дедовскую реликвию. – А что, если тебе связаться с ней как-то иначе?
      — Ты о жертвоприношении? Убить собаку на перекрестке? Я не способна на подобную гадость.
      — Извини, – сказал Странник, задумавшись, и потянулся к бутылке.
      — Оставь это. Иди ко мне.

      Повторного приглашения парню не требовалось, и он с наслаждением окунулся в омут страсти и чувственности. Как нежный зверь он приблизился к вожделенной волчице, вдыхая ее аромат и любуясь открывшейся красотой. Время перестало быть для них значимым, и даже взгляд страшного божества заметно смягчился, глядя, как молодая красивая пара упивается мгновениями познания райского естества своей физической сущности. За окном стемнело так же неистово быстро, как в дурманящем праздном видении, а они все никак не могли насытиться близостью, изредка остужая прохладным вином из погреба жар горячих объятий.
      Ночь – волшебница вдохновений, грез, кошмаров и похоти, на малый час одарила покоем своих счастливых детей, укутав нежно одеялом туманного забытья; но тут же вновь разожгла в них желание, подобное истовой жертве, приносимой на алтарь сладострастия. И если бы захотела Геката, то легко могла бы отнять две юные жизни, одарив их способностью заниматься любовью подобно богам, оргазм которых подобен дюжине людских смертей, ибо не ведали они меры и были, как одержимые...

                Стих 2. Зловещие голоса

       — Я не могу напиться тобой, – шептал Странник, не отпуская Алину.
       — Так ведь и я не могу оторваться от тебя, – отвечала она ему, все же вставая. – Но за окном уже день, а мне надо к бабульке.
       — Приехала ее навестить?
       — Преследуя свои корыстные интересы, – сказала художница, одеваясь. – Ну, не грусти. И не провожай меня.
       — Ты не исчезнешь?
       — Не знаю. Спроси у нее, – Алина, взглянула на свою страшную картину, поцеловала грустного Странника и ушла.

       Оставшись один, познаватель тут же пришел в себя, стряхнул с плеч любовное наваждение и в состоянии крайней творческой экзальтации... не на шел для себя ничего более умного, как заколотить волшебный косяк. В этом не было никакой надобности, ведь он и так испытывал необычайный душевный подъем. Он был счастлив, но даже не смог понять этого. Или не хотел счастья. Как там у Лермонтова? Ищешь бури? Дивное послевкусие сбывшихся эротических грез, усиленное ласковым дымком, возымело на него эффект мистического шампанского, вознося к высотам духовных стремлений на пенной волне радостных пузырьков.

      — И это правильно, – сказал парень, гордо глядя в глаза Гекате. – Ибо, лишь преисполнившись наслаждения, ты можешь полагать о высоком, делиться благодатью с другими и быть положительным; нищий же и страдающий, всегда зол, слаб и завистлив.

       — Какой же тупой и тривиальнейший треп. Еще одна уловка мошенников или жиреющих пасторов, оправдывающая их неуёмное чревоугодие... Впрочем, о чревоугодии ночью он пел красиво коту. Единственная здравая его мысль, – промолчала Геката.
       — Пожалуй, и я промолчу, – ответил Ольгерд, нахмурившись.
      
       Любуясь якобы своими словами, тупица взял деревянный фигурный плинтус и принялся мастерить рамку для страшного колдовского холста.

       — Даже не спросил, нравится ли мне самой этот образ. Ведь мог при желании. Нравится. Иногда я такая и есть. Но не сейчас. Я не хочу, чтобы этот портрет висел там, где большая часть пространства занята мужским самолюбованием, глупостью и потаканиям эго.
       — Вашим что ль потакать эгожеланиям? Так люди и так этим заняты вечно, – промурчал Ольгерд. Хм... Я тебя понял. Не место.

       Тем временем Странник явно искал, чем бы ему еще задурить голову для пущего веселья. Отчета особого в этом он себе не отдавал, – словно внезапно произошла замена фигуры. Его постигло даже ощущение некоей вседозволенности. На фоне бесстрашия это довольно злобное чувство.
       

      — Но только в страданиях и лишениях высвобождается истинная духовность, – прозвучал голос в его голове. – Сам по себе опыт страдания может очистить нас и подготовить к получению величайшей духовной награды.
      — Христосэгрегор не дремлет. Отличить его голос можно всего лишь за тем, что у него нет своих мыслей. Чистая теология да пересказы пафосных древних фраз, – этот мой шепот он увы не услышал. – Но сколько можно уже всем повторять? Сейчас попадется дурак на удочку. Идиот, что с ним поделаешь.
      — Кого люблю, тех обличаю и наказываю; бла-бла-бла, – ответил Странник, довольный тем, как ловко у него все получается. – Это, блин, гребаный парадокс. Вся суть его сводится к тому, что человек – скотина, и без кнута ведет себя чисто по-скотски.
      — А разве нет?
      — И да, и нет. Возможно, человека надо бить до тех пор, пока он не станет хорошим, но мне это не слишком-то нравится. Ко всему прочему, мало я вижу среди битых жизнью людей высоко-духовных, скорее встречаются деградаты, садисты и жулики.
       — Одни становятся демонами от страданий, другие – ангелами, – изрек голос.
       — Что за бред? – возмутился познаватель, покрывая раму быстросохнущим лаком. – Вас послушать, так Земля просто инкубатор для тех или иных.
       — Освенцим. Это идеальное место для человека.
       — Ну, теперь, мне кажется, ясно, с кем я имею дело, – сказал познаватель. – До черта вас тут таких полоумных сущностей. Позакапывали в сталинские времена в мерзлоту, вот и бродите, нашептываете всякий бред.
       — Ты сам череп с кладбища приволок. Зачем?
       — Не знаю. Импульс. Захотелось просто.
       — Ты некромант.
       — Возможно. Но вам что до этого? Боитесь?
       — Обрати к свету взор. Свет побеждает.
       — Свет всегда побеждает. Вопрос только, – чей? Вот, у галактики яркое ядро, но это свита черной дыры сияет, поглощаемая ею. А наше Солнце маленькое и злое порой, но это Солнце!
       — В твоем сердце шепчет Лукавый. Ты будешь страдать.
       — Нет; все, ты меня достал уже, – с этими словами Странник выпил стакан коньяка и включил на всю громкость «Т. Rax».

       — Вот скажите мне, как можно было так отупеть буквально за несколько часов? Я просто диву даюсь. Определенно не мой герой. Зачем время тратить. Впрочем, понаблюдаю, ведь я уже здесь. Благодаря песенкам педиков Христос умолк. Бог их любит. Ни то, ни сё ведь, –   ангелочки на блюдечке. Но копошатся, приятности делают всякие. Душам людским доставляют оральное наслаждение, почти в прямом смысле. Отчего бы и нет. О чем поют? Непонятно. Релакс сплошной, да и только.
 
       Минуту спустя с дурачком начал разговаривать солист группы, кидая короткие едкие реплики, и это было уже не так неприятно, унизительно даже. Но ведь они такие и есть. За редким лишь исключением. Боуи обратил взор на настоящее небо. Но он еще помечется, как хамелеон.
      Вооружившись мебельным степлером, резаком и клеем собственного изготовления, замешанным на дихлорэтане, Странник бережно и осторожно растянул и закрепил влажную еще картину Алины в красивой сосновой рамке. Метод был, несомненно, варварским, а материал более чем скромным, но получилось вполне достойно.

       — Сто лет сохнет масло;
       Как солнце погасло,
       Видна стала карта, –
       Приди туда завтра, – пропел покойный Марк Болан, заставив безумного познавателя внимательней изучить холст.

       Алина изобразила Гекату, написав прямо на тот пейзаж, над которым начала работу намедни. Опустившийся на картину ночной полумрак, воспетый и возведенный светом Луны в прекрасную страшную сказку, почти до неузнаваемости изменил знакомое место, так, будто прошло несколько десятилетий с момента его написания, но не вперед, а назад. Сразу же за ручьем виднелись давно разрушенный мост и заброшенная дорога, след которой ныне почти был не заметен. Все энергетические линии стремились в том направлении. Навь да и только. Странник знал, что дорога эта пересекается в лесу с другой – старым трактом, на котором сложили головы тысячи узников Гулага, валивших лес в суровой тайге. Контора по пересылке заключенных находилась на месте его родной школы – таких строили великое множество, – и, по утверждениям очевидцев, там часто «постреливали» прямо на заднем дворе. Что же творилось в лесах – оставалось только гадать, или верить написанному Солженицыным. Странник курил трубку и взирал на Гекату, а богиня смотрела в глаза страннику и улыбалась.

       — Ты знаешь, что делать, – раздался в его голове до боли знакомый прекрасный голос – всего одна фраза, как тогда, в страшном потустороннем бреду, тогда, когда он встретил Лилит и чуть было не свихнулся, услышав Ее.
       — Выходит, что Лилит и Геката, это одно лицо? – спросил Странник непонятно у кого и зачем, в волнении вскакивая на ноги.

       Пощажу читателя. Сам. Это одно из самых наинелепейших предположений. Абсолютно разные женщины, не говоря уже об архетипах.

       Дурак выронил трубку, и пепел рассыпался по ковру, образовав иероглиф «Йод». Еще это было похоже на галактику с двумя рукавами и ярким тлеющим центром. У него нестерпимо зажгло плечо в том месте, где к нему прикоснулась Люсильда своим острым ногтем во время их первой встречи; там было начертано «Вау».
      — Это неправильно, – пробормотал Странник. – Все наоборот.
      — Все правильно, – эхом ответил некто. – Восторжествует пассивное над активным*.
      — Вот уж, нет. Я могу только сотрудничать, но не буду рабом.
      — Звание ты уже принял свое. О приближении к Йоду сказано: «Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится». А также: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно, как я познан».

      — Он сам-то хоть понял, о чем это? – рассмеялась Геката.
      — Недоброе чую, – ответил ей Ольгерд. 

      — И что теперь? – спросил познаватель, выбежав на улицу, подальше от злосчастной картины, дьявольских голосов и дурманящего запаха дихлорэтана, который пытался зачем-то нюхать из бутылка с надписью «Яд». Рядом журчал ручей, послышались приятные завораживающие трели распутных ШуТоВоК:

       — Ты знаешь,
       — что делать, –
       — Свой нож
       — наточи
       — И жизни
       — горячей
       — напейся.
       — Дойди до
       — преде
       — Ла,
       — Иди и
       — молчи;
       — Съешь сердце.
       — Но
       — верь,
       — Хи
       — Надейся, – пропели чудные девичьи голоса так нежно, манерно и чувственно, что у парня в кровь поступила добрая порция тестостерона. Вернувшись домой он немедленно схватил перо и бумагу, а затем, весь перепачкавшись в чернилах, написал следующее:

       Луна – круг смерти непрерывный,
       Ужель тебя я отпущу?
       Я верен этой силе дивной;
       Луч серебра – твой свет призывный
       Я в милой темноте ищу.

       Волшебница, безумья фея,
       Распятье огненных страстей;
       Я отказать тебе не смею,
       Зову Гекату Ворожею,
       Лелея бред твоих ночей.

       Трехликая, Царица Ночи,
       Богиня Ядов, Ведьм и Снов,
       С тобою встречу мне пророчил,
       И к полнолунью приурочил,
       Крик филина, вой верных псов.

       Поверь мне, Прозерпина Ада,
       Я шел к тебе уже давно;
       Пусть помешательство – награда,
       Я попрошу еще лишь яда,
       Еще трав пряных мне в вино.

       Взываю пред Землею Мертвых,
       Чрез тропы Бездны и Беды,
       И Ужасом Глаз Ночи желтых,
       И кровью ног о скалы стертых,
       И хладным трепетом звезды.

       Осс, Яростная Никтофлога,
       Мать, Змеевласая, Судьба,
       Охотница, Смущенье Бога,
       К тебе тропой единорога
       Ведет упрямо ворожба.

       Властительница Мрака, Зелья,
       На перекрестье трех дорог
       Я пролил для тебя кровь зверя
       И голову склонил пред дверью,
       И сердце бросил на порог.

       С благоговением взываю,
       Ибо сильна ты, холодна,
       Что подарить тебе?.. не знаю,
       Я лишь познать тебя мечтаю
       И счастья миг испить до дна!

       Затем он подписался и аккуратно сложил листок в такой же треугольный конверт, которые посылали солдаты с фронта домой. Подумав минуту, снова открыл, самодовольно кивнул и убрал развернутый лист в ящик стола, в котором царил такой неописуемый беспорядок, за который дед точно его бы незамедлительно выпорол.
       Пометавшись немного по дому дурак достал нож, слегка довел его оселком; проверил, сбрив ряд волосков на руке, и убрал в ножны. Повертев в руке револьвер, вспомнил недавний опыт и решил не искушать больше судьбу – простое ружьишко в лесу куда более уместнее и полезней, чем шикарное и пафосное оружие ближнего боя, да и лишиться его, в случае чего, вовсе не жалко, – приобрести подобную вещь всегда можно без особых проблем и недорого. Вслед за этим Странник собрал рюкзак и снова взглянул на картину, будто ожидая, что Геката вдруг скажет: «Куда это ты на ночь глядя? Подожди до утра». Но богиня ночи молчала, поражаясь абсурдности его глупых мыслей...

       — И что я могу ответить ему? Самоуверенности, конечно, не занимать. Дурёхи любят таких идиотов. Но это как-то уж слишком. Иди, познавай, – ведьму за ведьмой. До тех пор пока не встретишь одну по-настоящему мудрую женщину. Если она еще тебя примет. Если останешься к тому времени жив, поскольку я наличия какого-то особого интеллекта у тебя я не наблюдаю. Одной внешности вкупе с дурью гусарам довольно для соблазнения скучающих аристократок. Это игрушки. Дух ощутил, душу почувствовал, а ума-то не нажил. Да и этого мало. Ведь для истинного понимания мудрость нужна. Одной решительности мало для такого пути. Неужели ты не понимаешь, что теперь сам являешься глупою куклой? У тебя есть зачатки рассудка, но ты ими пользоваться пока ещё не умеешь. Иди, играй свою роль, а мы посидим и посмотрим. 
       — Зачем так жестоко? Дурак ведь вполне безобидный и добрый, – проворчал Ольгерд.
       — Ну вот и посмотрим, насколько, – вдохнула Геката.
       — Фамильяра б ему.
       — Уже есть. Если ещё повезет это понять. На разум его я не рассчитываю.
       — Сидел бы дома, гнал потихоньку... Воистину, сказочный долбойоб.
       — Успокойся. Тебя Алина покормит, – ответила Геката, уже без улыбки. 
       
                ***WD***


На фото веселая и лукавая (в хорошем смысле) Геката - Стефания. Спасибо за волшебство, Стефани. «В каждом моем образе есть немного Гекаты», - однажды сказала ты. И это действительно так)

*Перефразирует Ницше: «Время от времени немного яду — он навевает приятные сны. И побольше яду напоследок, чтобы приятнее было умирать». Алина понимает это и подшучивает над парнем.

*По идее, то, что имеет в виду Сергей, это доказательство не Канта, а философа и богослова Ансельма Кентерберийского: Бог — это существо, лучше которого нельзя вообразить. Идея Бога присутствует в сознании. Существо, существующее и в сознании, и в реальности лучше того, которое существует только в сознании. Если Бог присутствует только в воображении, тогда мы можем представить лучшее существо — то, которое присутствует и в реальности. Мы не можем вообразить что-то лучше Бога. Поэтому Бог существует. Легко опровергнуть.

*Вызывать Гекату можно лишь отвернувшись, так как ни один человек не может остаться в здравом рассудке, хоть раз увидев ее.

Следующий стих - http://proza.ru/2024/02/25/255

Предыдущий - http://proza.ru/2024/02/23/1088

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456


Рецензии
Читаю, и думаю, что мне не дано и близко так написать.
С дружеским приветом
Владимир

Владимир Врубель   24.02.2024 14:58     Заявить о нарушении
Спасибо огромное, Владимир) Просто, как говорила одна ведьмочка с Севера, -- кужаны щёрнитан, -- умеешь трындеть) Но это далеко не всегда так. Луна... И естественно, текст многократно шлифован) Рад, что не всегда разочароваваю всякими глупостями. Уж извините, -- дурак)

Вадим Вегнер   24.02.2024 13:43   Заявить о нарушении
Исправил опечатку в рецензии, Вадим: мне НЕ дано!

Владимир Врубель   24.02.2024 14:58   Заявить о нарушении
Мы просто в совершенно разных жанрах работаем. Вы летопись ведете, а там неуместен весь этот романтический треп. Вам дан иной талант. Историю не следует приукрашивать, перевирать, искажать, романтизировать, как это часто бывает. Но Вы ведь чувствуете и читаете мой бред. Следовательно Это присутствует и в Вашей благородной крови. Неужели хотите променять Ясность рассудка на мое сумасшествие?) Знаете, как я в последний раз даму свою напугал бредом подобным?) С уважением величайшим в усердию и трудолюбию Вашему, к дисциплине, к старанию, невзирая на годы. Вам подобное ни к чему) Но если прочтете хотя бы вы выборочно, буду признателен)

Вадим Вегнер   24.02.2024 15:52   Заявить о нарушении
К усердию, -- простите за невнимательность.

Вадим Вегнер   24.02.2024 15:53   Заявить о нарушении